Игрывыгры, продолжение⁠⁠

Путь через город прошел без происшествий, ехал Михаил аккуратно, с соблюдением всех правил, но и не ползком, чтобы не вызвать ненужных подозрений.

Мир вокруг окончательно просыпался. Из-за города в центр летели на дневную смену полчища ворон, картинка напоминала двадцать второе июня из кинохроники. Не хотелось оказаться в секторе бомбометания, белый цвет красит только невесту, но никак не взрослого мужика на хорошем автомобиле. Да и невесту, такое, честно говоря… если только в качестве жениха, но истина о женихе, которого слепили из того, что было, узнается счастливыми фатовладелицами намного позднее. Короче, не любил Михаил ни ворон, ни прочую небесную братию, как бы она не называлась. По его мнению, любому созданию, если оно гадит на голову, в цензурном наименовании должно быть отказано на законодательном уровне.

По земле из области ползли электрички, полные никогда не спящих (так казалось со стороны) иногородних рабочих, пахло свежестью. На помытых улицах редкие машины надолго застревали в ожидании своего зеленого на пустых перекрестках. Лучшее время суток: везде чисто и красиво, встающие на работу люди еще не успели поработать над изменением знака картинки на противоположный. Утренний час пик вновь превратит похожее на кареты в тыквы, кучеров в крыс, а принцев в прожженных искателей удовольствий. И только Золушки никем не станут, они всегда остаются Золушками.

Со сказочного и глобального мысли перекинулись на домашнее. Жена спит. Дети на отдыхе. С одной стороны, хотелось как можно скорее сообщить любимой о возвращении в царство живых, может, даже немного отметить с ней это дело. Совсем чуть-чуть, для проформы. Повод – всем поводам повод, грех не воспользоваться. А затем честно не пить, как уже дал себе зарок. Последний. Поскольку понятно – дальше некуда.

До дома оставался квартал, когда из припаркованной Лады вылез, поправляя головной убор, сонный гаишник. Жезл (кто бы сомневался?) требовательно взлетел перед капотом машины Михаила.

Ёжкин кот. Кирдык. Капут. Приехали. И еще много всего глубоко иносказательного. Попытаться уболтать и отмазаться? Как?! Чужая дорогущая машина без документов, кровь на рубашке, а неподалеку в лесу – не закопанный труп, который, возможно, уже нашли прибывшие на грохот выстрелов любознательные соотечественники.

А Жанна останется в стороне. Вот так. Дескать, причем здесь она? Кто ее видел? Где свидетели?

Отпечатки? Она сама призналась, что в этом плане алиби у нее нерушимое.

Труп повесят на него, однозначно. Был у девчонки в гостях (его пальчиков в ее квартире выше крыши), не поделил сексапильную красотку свободного поведения с некстати явившимся бойфрендом и отправился в лес выяснять отношения.

Сколько лет дают за убийство с отягчающими?

Делая вид, что прижимается к обочине, в последний момент Михаил до отказа вдавил педаль газа, представителя закона только вонючим чадом окатило. Автомобиль послушно и радостно выстрелил вперед, словно долго ждал и, наконец, дождался. Скорость – это была его стихия, он для нее создавался. От тигриного рыка вибрировал желудок и сладко тянуло в паху. Затем рык перешел в довольное урчание, отдавшееся в организме животным возбуждением. По коже покатились волны мурашек. Это не армейская «Шишига», считаемая им когда-то лучшей машиной в мире. Лучшей, потому что никто не пройдет там, где ездит «Шестьдесят шестой», только зверь и пешеход. Сейчас Михаилу открылась другая стихия. Скорость порабощала, заставляла вожделеть, как любимую женщину, по венам побежал бензин. Раньше он не понимал детей, в компьютерных играх гонявших до синевы под глазами и отключения сознания. Теперь понял. Человек умеет летать только вниз, а скорость – это полет по горизонтали. Скажем проще: скорость – это полет.

Полицейский прыгнул в свою машину, но пока та заводилась и разворачивалась, у Михаила появилась фора. Свой район он знал как пять пальцев. Впереди широкий проспект и оживленное движение, упирается все это в стационарный пост полиции. Пост давно закрыт, но под бесхозным навесом бессменно дежурил патруль, с упорством, достойным лучшего применения, словно Хатико ожидая воскресения былого всемогущества в новой реинкарнации. Иногда патруль выезжал куда-то – на вызов или перекусить, но возвращался на место, как Сизиф к подножию.

Туда нельзя. Куда же?

Дрифт по пустой улице едва не выронил сердце наружу. Три поворота – вправо, влево и еще раз резко вправо – вывели на бетонку, к звуку мотора прибавились шуршание и стук на стыках.

Погоня. Оказывается, это здорово. Это будоражит. От вкусных басов пела душа. Визг сгораемой в пробуксовках и на поворотах резины приводил сознание в состояние затянувшегося оргазма.

Прямо по курсу – гаражный кооператив, единственное место, где возможен хоть намек на безопасность. Промчавшись сквозь въездные столбики и дважды судорожно вывернув, Михаил погнал сквозь ряды гаражей. С другой стороны кооператива имеется второй выезд, но: там опять улица. Если по рации гаишник объявил перехват, а он обязан объявить, там уже ждет со всеми почестями встречный экипаж.

Теперь без разницы, другого пути нет. Точнее, пути есть, и много, но нет шансов.

Счет шел на секунды. Все зависело от везения и от наличия второго экипажа в такую рань в этом районе. Слева голодной пастью зевнул открытый гараж. Внутри пусто. Вскрыли и угнали машину? Скорее всего. Причем недавно, еще никто не хватился, ни хозяева, ни соседи по кооперативу.

Это подарок судьбы. Сбавив скорость и стараясь теперь не пылить на прибитой росой гравийке, Михаил въехал в распахнутые ворота. Едва машина закончила движение, как он уже затворял изнутри металлические створки.

Преследующая Лада с грохотом пронеслась мимо.

Раскроют ли уловку? В любом случае машину придется бросить. Пробравшись между гаражами в соседний ряд, Михаил скинул в кучу мусора не нужные больше перчатки, собрался с силами и перепрыгнул через ближайший заборчик.

Его свалил сильный удар в грудь.

P. S.

Донесение №3:

События едва не привели к непоправимым последствиям, но остались в русле главного направления. Сегодня или завтра произойдет нечто чрезвычайное, об этом говорят приготовления. Преждевременное вмешательство по-прежнему не только не требуется, но и категорически неприемлемо, поскольку приведет к краху операции в ее основной цели. Тихоня.

Часть четвертая

***

– Доверь объекту выбирать лучший вариант из возможных, и хлопот не оберешься с теми, кто не ищет легких путей. Приходится предусматривать все. Намного эффективнее оставлять событиям единственный путь развития.

– Это в идеале, а он недостижим по определению. Все равно остается место случайностям.

– Когда случайностей много – план никуда не годится. Ситуация должна выглядеть сложной и запутанной, но только выглядеть. Изнутри она обязана сиять божественной простотой. Чем проще, тем лучше. Совсем просто – совсем замечательно.

– Считаешь, что наверченное здесь – просто?

– А ты?

– Я первый спросил.

– Думаю, что да.

– Екарная кочерыжка, что же у вас в конторе в другое время творится, если ЭТО – просто?..

– Попрошу заметить, что не «у вас», а «у нас», привыкай. А насчет того, что творится… Оно только со стороны кажется сложным и неподъемным. Пооботрешься, поучаствуешь почаще и побольше, посмотришь на события изнутри, сам планы посоставляешь – узнаешь.

– Я свихнусь!

– Тоже вариант, но если не свихнешься – удержишься. И зарабатывать будешь на порядок больше, чем на прошлой работе. Кстати, где работал-то?

– Недавно с передовой.

– Н-да? А где у нас сегодня передовая? Или – кто?

– Не смейся. Моя, ну ее в зад, в Африке. Миротворцем был.

– Местных царьков умиротворял? От голода спасал – свежим белым мясом? И как? Денежно?

– В теории – да.

– На практике, как догадываюсь – хвост моржовый?

– Нет. Половина хвоста. В лучшем случае. Потому как: чтобы получить – поделись, чтоб уехать – поделись, чтобы дожить – …

– Ясно. Как везде.

– Но здесь, надеюсь…

– Именно. Опасно как в твоей передовой Африке, но с оплатой проблем нет.

– Потому и прибился. Мне в кайф, когда жизнь можно хоть в бараний рог гнуть, а тебе за это – ничего.

– Кроме неприятной дырки в животе и тазика с бетоном на ногах в окружении русалок.

– Не надо о грустном. Я не о худшем из возможного.

– Но ведь возможного? Не надо забывать, что все под Богом ходим.

– Замнем для ясности. Мне по душе другое. То, что мы мир под себя лепим. Что нагибаем как хочется и используем по назначению. Нигде такого ощущения не получишь. Чувствую себя Всевышним.

– Но-но, не заговаривайся. Спускайся на землю, к нам, грешным.

– Кстати, насчет грешных. Помнишь, варианты накидывали, зачем мы задействованы, и вообще к чему это все? Последнее, что тогда пришло в голову, было о создании поводов кому-то без проблем навещать госпожу «вдову» для своего удовольствия.

– Была такая версия.

– Уже не просто версия.

– Что-то раскопал?

– Да. Имеется кандидатура на роль этого «кого-то».

– Не тяни. Кто?

– Ты его знаешь.

– А дамочка-то не промах, оказывается. Только что видел ее. Учительница. Типичная. На несколько лет младше мужа. Сдобная шатенка с ягодицами, на которых хочется попрыгать. На вид вся такая правильная, непробиваемая, на хромой козе не подкатишь. Я считал, что она свою жизнь уже коту под хвост со скипидаром… в смысле – на поднятие детей и недотепистого муженька положила, а страсти на хозбыт растранжирила. А мадам, получается, и о своем интересе не забывает. Сугубо, так сказать, плотском. Тридцать, сорок, сорок пять – баба ягодка опять…

– Ягодка, ягода, ягодница, ягодица… Насчет последнего ей зачет.

– Не отвлекайся на чужие караваи. Пошутили, и будет. Выкладывай версию.

–Значит, так. Первая камера постоянную запись ведет, посмотри на номера машин, которые последнее время у подъезда паркуются.

– Тебе что, сказать сложно?

– Один автомобиль как облупленный знаешь.

– Говори уже, что ли.

– Стоп, сообщение пришло. Опять план корректируется.

– Звони шефу!

1

– Дебил, ты что наделал?! – раздалось над головой. – Ты же его убил!

Приходящий в себя Михаил спинным мозгом почувствовал, что глаз лучше не открывать. Раньше роль мертвеца не нравилась, но сейчас...

Он остался лежать в прежней позе.

– Не мог я, – выдал другой голос, гулкий и басовитый. – Приложился не сильней, чем всегда.

Послышалась непонятная возня.

– А если все-таки грохнул? У него даже на бутылку не нашлось, пустой, как мой гроб до поры до времени. И рубаха в крови.

– Зато какие штаны фирмОвые, как раз мой размерчик. Уймись, все равно подфартило. С паршивой овцы хоть штанишки…

С Михаила принялись стаскивать трофейные джинсы.

– А под штанами-то пусто, – отметил первый голос.

– Я не брезгливый. Может, он тоже с кого-то снял. Главное, вещь хорошая. Ты не понимаешь, а я в свое время видывал и знаю: тебе на такую тряпку полгода за станком стоять.

Михаил по-прежнему прикидывался трупом. Почти профессионально, не пропадать же бесценному опыту последних дней.

Чье-то ухо прислонилось к груди.

– Скорее жив, чем мертв.

– Хорошо, не люблю мокрухи. Чешем отсюда.

Шаги стали удаляться, и веки Михаила с великой осторожностью приоткрылись: две коренастые тени скрылись за углом.

Боль в груди заставила сгорбиться, подняться удалось с трудом. Пошатываясь, он двинулся в сторону дома. Без штанов, но – наплевать, для него все потеряло значение. Хватит. Домой.

Едва он показался из-за гаражей, с улицы послышалось:

– Это что у нас тут такое?

Михаила будто прострелило, но он, вроде бы не замечая, продолжил идти в другую сторону.

– Эй, бесштанная команда. Крру-у…гом! К нашему шалашу строевым шагом – ать-два! И быстрее. Только не падать, нам еще не хватало грязного в машину грузить.

Метрах в пятидесяти у тротуара притулился полицейский «луноход», и две глядевшие из него улыбающиеся ряхи видели оборванца, бредущего в никуда и при этом избегающего встречаться взглядом.

– К тебе обращаются. Стоять!

Силы не равны. Удрать не получится. Двое молодых и здоровых с оружием на машине против одного усталого и побитого – счет много-ноль не в его пользу. Михаил повернул к «воронку».

– Пьян? – раздалось оттуда.

Он безмолвно опустил голову. Пусть лучше считают, что пьян.

– Бомж?

Снова тишина.

– К тебе обращаются! Как зовут?

– Михаил.

– Фамилия? Отчество? Не тяни кота за нежные места. Адрес?

Если сказать правду – чем это обернется? Но если скрыть… все равно докопаются. До всего. В том числе – и до ходячего безбрючного «трупа», сбежавшего из морга.

Он представился по полной программе. Полицейские повеселели.

– Почему без штанов?

– Ограбили.

Недоверчивый смешок был ответом.

– А рубаха почему в крови? – Один из поймавших его представителей закона презрительно-брезгливо оглядел оставшееся приличное покрытие Михаила. – Скажешь, пальчик порезал? А ощущение складывается, что тебя или ножом пырнули, причем неоднократно, хе-хе… или расстреляли. Тоже неоднократно. Кровь-то – твоя? Может, «Скорая» нужна?

– Это не моя рубашка, здесь подобрал.

Полицейские снова хмыкнули.

– Ясно. Полезай, будем разбираться. Если ни в чем не замешан, не бомж и не сильно пьян – посидишь недолго. Пока родственники не заберут.

– А если не заберут?

Водитель «лунохода» удивился:

– Есть и такой вариант? Тогда дело плохо.

Михаила затолкали в зарешеченную заднюю часть, где в полутьме уже теснились трое: парень, девушка и старик. Лица двух первых одинаково выражали крайнюю степень убитости, но на влюбленную парочку парень с девушкой не походили. Пусть по похожести настроя их зачислили бы в близнецы, однако девушка на голову превосходила соседа по всем параметрам, все было при ней, от форм до одежды. Парнишка не тянул даже на разового спутника такой дивы – ничего тяжелее мышки не поднимал, с подобными особами общался исключительно под чужой аватаркой, а в реальной жизни они его игнорировали. Сейчас оба тупо глядели в пол. Неопрятно заросший старик кашлял, от засаленной грязной одежды подванивало, зато глаза горели энтузиазмом. Видно, что ничего непоправимого в случившемся он не усматривал, и заговори с ним кто, он привел бы кучу доказательств, что все прекрасно, и волноваться не о чем. Увы, к разговорам соседи расположены не были.

Троица нервно глянула на окровавлено-голого новичка, но безропотно подвинулась, и «воронок» унес компанию к началу нового пути в жизнь. К его черному входу.

2

Внутри машины последовал окрик «Не разговаривать!»

Прикрывавшийся ладонями Михаил старался держаться как можно тише. Старик, беззубо шамкая, бурчал что-то под нос, парень наблюдал за дорогой, девушка то отводила взгляд от жилистых ног Михаила, то заставляла краснеть, нахально разглядывая их. В такой почти полной тишине (если забыть про орущую прокурено-хриплым скрежетом древнюю рацию полицейских) разношерстная компания прибыла в участок.

Выгруженную четверку препроводили в небольшую клетку с мощной стальной решеткой, где уже находились, лежа вповалку, восемь человек. Теперь к ним добавились еще трое.

Трое – потому что девушку поместили в соседнюю женскую клетку. Там народу было меньше, но место тоже не пустовало: посреди помещения вольготно спала цыганка, а у стеночки сидели две бабки, не разговаривавшие ни с кем, а друг с другом особенно.

Михаил очутился здесь впервые, глаза с любопытством оглядывали странную жизнь, ведущуюся вокруг по своим законам. Половину небольшого пространства занимала сколоченная из досок «эстрада». Собственно, она была единственным, что здесь было, являясь одновременно и кроватью, и столом, и стулом для всех временных обитателей.

– С прибытием, господа. – Один из мужчин поднял голову. – Съестное имеется?

Остальные продолжали спать, несмотря на прибытие пополнения.

Трое новоприбывших одновременно развели руками (Михаил – рукой, вторая осуществляла прикрытие). Голова привставшего мужчины разочарованно убралась обратно, словно у черепахи в панцирь.

Старик быстро осмотрел щели между исписанных и изрисованных досок, но если там что-то когда-то было, то нынешние обитатели уже прикарманили, а нового не добавили.

– Жаль, – скрипуче произнес он, – раньше перепадало. Не чинарик, так хотя бы спичка.

– При шмоне все вытрясли, малявы искали, – ответил тот, что интересовался съестным.

Парень опустился на свободное место, руки горестно обхватили голову. Михаил примостился сбоку. Лежавшие рядом приоткрыли глаза и одновременно покосились на него с подозрением. Он прикрывался, как мог, старался никого не трогать, даже ненароком не касаться. И нашлась добрая душа – опять старик, что по прибытии первым делом обследовал доступные места настила. Давно не стиранные расползающиеся брюки с кряхтением были стянуты, под ними оказались столь же древние трико. Штаны упали рядом с Михаилом:

– Держи.

– Спасибо.

Михаил принял предложенное, но одевать не торопился. Внутри все выворачивало, душа ощущала к чужой грязной вещи не меньшее отвращение, чем к позорной наготе.

– Голозадый, лови, – явилась к нему судьба в образе сержанта.

Короткие шорты спланировали в руки Михаила. Что потрепанная вещица делала в участке – неизвестно, но стечению обстоятельств, которые привели ее сюда, – бесконечная и невыразимая благодарность.

– Спасибо, дед, я лучше в этом. – Брюки вернулись к старику, а подарок сержанта прикрыл лишнее.

Нервирующий дискомфорт начал рассасываться, вернулось желание жить.

– Как хочешь. – Дед вновь натянул штаны поверх трико, затем представился: – Я Христофорыч. Еще Колумбом зовут, вот эти окрестили, – неровная борода дернулась в сторону дежурной комнаты. – А тебя как звать? Если не хочешь, не отвечай, твое право.

– Да чего уж. Миша.

– Держись меня, Миша, и не пропадешь. Христофорыча здесь все знают. – При слове «здесь» водянистые глаза соседа обвели не столько клетку, сколько здание целиком. – Как погляжу, ты в заведении впервые? Не робей, жить везде можно, а здесь долго не задержат. Если ничего не натворил, скоро дома будешь. Если, конечно, дом есть. Вот у меня дома нет.

Снаружи раздались шум и громкие, перекрывающие друг друга голоса, в том числе детские. Только что спавшая цыганка встрепенулась и начала собираться.

Цыганка не ошиблась – через минуту ее увели. Еще через полчаса полицейские заставили растолкать спящих.

– В следственный изолятор переводят, – пояснил Христофорыч, за это время успевший поведать нелегкую судьбу и поинтересоваться у Михаила, не собираются ли родичи прийти в ближайшее время – угостили бы чем-нибудь.

С кормежкой, как выяснилось, здесь было туго. В том смысле, что ее совсем не было, поесть удавалось, только если кому-то принесут передачу. Или, по просьбе временных невольных постояльцев, из денег задержанных полицейские покупали и приносили еду – не забывая, наверное, и о своем интересе.

– Вот в КПЗ – там кормят, – сообщал Христофорыч. – Чай горячий, хлеб, баланда. Каша. В общем – еда. В КПЗ везут, если хотя бы на пятнашку тянешь. Или если сразу туда привезли. А в изоляторе вообще красота в этом плане. Правда, туда берут лишь по конкретному делу… но на зиму я постараюсь.

Снаружи раздалось:

– Красотка, на выход.

Загремели стальные замки, девушку увели. Радость на ее лице отсутствовала.

– Куда ее? Отпускают?

Прежде, чем ответить, Христофорыч долго жевал старческими губами.

– Раньше, когда их контора милицией звалась, было просто и понятно. Если человека однозначно по статье загребли, – последовало указание на парня, что прибыл с ними в одной машине, – составят по всей форме документ, и отправляешься дальше по этапу – следственный изолятор, суд и, затем, в сторону мест заключения.

– По статье? Он? – Михаил посмотрел на свернувшегося калачиком паренька. Лет восемнадцать-девятнадцать. Хилый, тщедушный, явно не бандит и даже не хулиган, кишка тонка. – По какой?

– Оружие. У него с собой боевой патрон оказался. На несколько лет сядет. Статья на этот счет крутая.

– За патрон?!

– За патрон. Нельзя на улицы с оружием. Закон. Одному знакомому острая железяка в хозяйстве понадобилась, так он на работе арматурину заточил, в газету завернул и домой понес. Дали пять лет. Впрочем, это давненько было, сейчас, говорят, холодное оружие переносить можно. Но я бы и сейчас не стал. – Христофорыч повозился на месте и сделал глубокий вдох. – А насчет девушки… Я же говорю, что раньше все было понятно, не то, что теперь. Если статья – то статья, если симпатичная девчонка без документов, а заступиться или вызволить некому – отработает, и гуляй до следующего раза.

– Как отработает?

– Подумай, коли есть, чем. Они здесь тоже люди, тоже маленьких радостей не чужды. Вот и отпускали. Эх, милиция… У них все отрабатывали. Кто-то судьбой для очередной галочки (мол, раскрыли они тут с риском для жизни еще одно серьезное преступление, как с этим парнем), кто-то телом, кто-то трудом. Первая часть устройства того строя – «от каждого по способностям» – тут выдерживалась на высоте. Только непонятно, куда она теперь клонится. Раньше каждый свою роль знал назубок и не томился в неизвестности. Раньше – это когда они милицией звались и ничего не боялись. Но вывеска сменилась, и все пошло кувырком. Вот и держат в неведении, что и как с кем будет. Мол, новые времена, новые инструкции. Но люди-то – те же.

Христофорыч тяжко вздохнул.

Обратно за решетку девушка не вернулась, зато через некоторое время появилась довольная физиономия сержанта, пребывающего в самом благостном настроении:

– Эй, человек без штанов и документов, – окликнул он Михаила. – Что ж прикрылся-то чужим именем? Прокололся. Твой псевдоним недавно отправился на небеса и вкушает прелестей райских гурий, а тебе придется вспомнить настоящие имя, фамилию и адрес.

Привет от морга. И что теперь?

– А вы привезите сюда жену, – взмолился Михаил, – она меня опознает!

– Слышь, ты, бомжара без роду-племени, кончай чушь пороть, игры закончились. Будешь сидеть, пока не вспомнишь. Или, если выяснится, что натворил чего, отправишься куда следует. Итак?

Михаил пожал плечами:

– Другого имени у меня нет.

– А фамилия есть? – ухмыльнулся молодой полицейский.

– Другая? Могу назвать девичью матери…

– Хватит пургу нести. Сами выясним. Выходи.

С него сняли отпечатки пальцев, после чего препроводили в туалет, где он напился из-под крана с непередаваемым удовольствием, затем облегчился и потом долго оттирал с пальцев черную краску, которую не брали ни вода, ни мыло.

Когда его вели обратно, из-за решетки как раз выходил Христофорыч. Их поставили вдвоем у стены.

– Теперь, граждане без определенного места жительства, – обратился к ним сержант, – пожалуйте на субботник. Не будете же вы в таком сраче существовать? Жить нужно по-человечески. Поэтому вот ведра, тряпки, метлы… Вперед и с песней. Все отдраить, вычистить, вылизать. Задача ясна?

– Курнуть дашь? – поинтересовался старик.

– После, – как видно, привычно согласился сержант. – И покурить, и пожрать. Значит, так. Сначала сортир, потом обезьянник, коридор и дежурку, и в заключение весь участок внутри и тот, что прилегает снаружи. Понятно? Исполнять.

И они принялись исполнять.

Дома уборкой обычно занималась Наташа. Выяснилось, что отдраить огромные территории не такое простое дело, как кажется. Последний раз наводить чистоту в схожих масштабах приходилось в армии, но там все отлынивали как могли, нещадно халтурили, и вместо чистоты получалось подобие. Этого хватало, начальству нужна была красивая картинка, солдаты ее обеспечивали. Все оставались довольны. Здесь показуха тоже в чести, главное, понять, где можно схимичить, а где лучше не пытаться во избежание неприятностей.

– Меня пару раз в месяц обязательно забирают, – не столько жаловался, сколько с некой гордостью сообщал Михаилу старик, копошась рядом в выполнении поставленных сержантом задач. – Уберусь – и свободен. И не бьют никогда, обходительно разговаривают. Кормят. Сигаретами угощают. Мне такое нравится.

Михаил промолчал.

С внутренними помещениями они довольно скоро покончили. Старый специалист знал местные реалии как пожилая крыса устройство мышеловки. Знал, где нужно проявить усердие, а на чем бдительный взор проверяющего не остановится. Где наличие пыли пальцем проверят, а куда даже не сунутся. В таких делах Михаил полностью полагался на старого пройдоху, дело спорилось.

Затем их вывели на улицу.

– Вот отсюда – и…

Едва увидев, что оказался на желанной свободе, а ставящий задачу сержант на миг отвернулся, Михаил рванул с места. Окружающие места он знал не хуже работавших здесь полицейских, а может и лучше. Он вырос в этом районе, мальчишкой все окрестности облазил. Пусть за прошедшие годы многое поменялось, но не все. Этими же подворотнями он три десятка лет назад от шпаны соседского района вот так же улепетывал…

– Стой! А ну, стой! – злобно гаркнуло позади.

Михаил был уже далеко. В нем открылось одновременно столько неведомых науке дыханий, что не догнал бы и олимпийский чемпион. Только пуля.

Никто вслед не выстрелил, даже гнаться не стали. Так, сделали десяток шагов для вида. Дескать, утек и утек. И ладно. Другого найдем. Не столь прыткого. Мало ли их, бомжей. Если за всеми бегать…

А он не мог остановиться. Ноги несли, словно бегуна-марафонца, на одном адреналине, с рвущимся сердцем и легкими, но – вперед. Туда, где сквозь плавающие подпрыгивающие пятна окружающего светило солнце надежды. Свет его дома. И он, в своих не по возрасту легкомысленных шортиках и отвратительной рубахе, вскоре достиг желанного двора и, только оказавшись рядом, рухнул в знакомые по нетрезвым возвращениям приподъездные кусты, где, наплевав на вопросительные взгляды прохожих, отлежался, пока дыхание не восстановилось, а пульс не вернулся в приемлемые границы.

Вот и все. Теперь можно возвращаться домой.

Возвращаться к жизни. Во всех смыслах.

(продолжение следует)