Голодная Тьма. Часть первая.⁠⁠

Небольшая (относительно, естественно) новелла, которую я разбил на три части.

Тьма обволакивала его со всех сторон. Плотная, впивающаяся в каждую частицу исхудавшего тела астронавта она была его привычным спутником. Режим энергосбережения, экстренно введённый на "Нинье" два года назад, приучил его к полумраку. Редкие лампы аварийного освещения скорее не разгоняли мрак, они лишь усиливали его, контрастируя со тьмой своим тусклым светом. Коммуникатор моргнул, отозвавшись на касание и осветил обросшее лицо. Потрескавшиеся губы начали нерешительно двигаться. Он почти разучился говорить. Вот уже полтора месяца он был единственным членом экипажа космического корабля класса "Разведчик". А нормально не разговаривал он и вовсе больше полугода. Их ситуация не располагала к задушевным беседам. Мартин -его единственный друг на этом корабле, говорил сам с собой, когда все это произошло, а дальше была лишь тишина и Тьма. И вот теперь он сидел у входа в часть корабля, принадлежащую этой твари, не решаясь войти.

- Меня зовут Рим Коллинз, и я - последний выживший член экипажа корабля "Нинья". Я хочу рассказать историю нашего путешествия. Хочу рассказать о том, как мы заглянули в глаза Голодной Тьме, о том, как я встретил монстра.

***

Гибернационная капсула больше всего походила на гроб, и каждый раз ложась в нее я думал: а не проберется ли эта жуткая аналогия из моего разума в реальный мир? Проснусь ли я в этот раз? Перенесет ли мое тело гиперпрыжок и сопутствующую заморозку?

Два предыдущие перехода прошли успешно: от Земли на на одинадцать с лишним световых лет до системы Росс 128 и почти на такое же расстояние до Глисе 667 С. Тройная система вот-вот должна была остаться позади. Здесь мы оставляли подготовленную для прибытия колонистов планету и гипермаяк, который отправится в сторону Земли через считанные минуты после входа нашего корабля в подпространство. Маяк унёсет в сторону задыхающейся родины йотабайты данных и сухой доклад командира экспедиции, начинающийся одной простой фразой: "Операция прошла успешно."

Постороннему не суждено узнать, сколько цинизма в этих слова. Никто не поймет, что стоит за полетом нашего корабля, никто не узнает, что эти три слова вмещают в себя жизнь целой цивилизации.

Мы - лишь наблюдатели. Мы следуем за первой волной экспансии и расселения и подтверждаем, что зерна человеческой расы найдут в этих мирах благодатную почву. Почву, не засоренную дремучими лесами других цивилизаций. Человечество вывело подсечно-огневое земледелие на космический уровень. Маяки-пилигримы, разлетевшиеся от Земли в направлении ближайших экзопланет, проторили нам путь. За ними ушла первая волна кораблей, унесшая огонь нашего мира во тьму космоса. Они подготовили для заселения уже две планеты.

Следом за нами придут ковчеги. Они принесут в эти миры новых хозеэяев. Хозяев, которые никогда не узнают настоящую судьбу своих предшественников. Слишком много было бы криков о гуманизме. Слишком много проблем. Никаких референдумов и прочей ереси - экспансия требует жертв. Так было на Земле, так будет и за ее пределами.

Я закрываю глаза и стараюсь не думать о всякой ерунде вроде совести. В прошлый раз сон накрыл меня мгновенно, и я даже не земетил четырех лет, что провел в криокамере.

Пытаюсь сосчитать до десяти, но крышка капсулы, отьеахвшая в сторону, прерывает мой счёт на пяти. До ушей долетает чей-то приглушенный крик; голова идет кругом; ноги почти не слушаются - неужели погружение в криосон прошло неудачно? Мое тело пронзает боль. Что-то впивается в шею, и от этого места по организму разливается волна тепла. Волна поглощает грудную клетку, и я начинаю чувствовать, как диафрагма гоняет воздух в моих лёгких. Тепло доходит до глаз, и я понимаю, что на меня смотри корабельный врач Мартин Абель. Следом за глазами приходят в норму и уши. Я слышу крик Абеля:

- Коллинз, да вставай ты, вставай. Авария...

Теперь я могу различить не только его голос. Мою голову наполняет какофония звуков: крики Мартина переплетаются со скрежетом металла, баззером сирены оповещения и чьим-то причитанием.

- Мендоза, да уймись ты. Не откроется она так.

Бородатое лицо Абеля исчезает из поля зрения, и я инстинктивно пытаюсь найти его. Тело неохотно подчиняется, и я поднимаюсь. Моя криокамера стоит в ряду точно таких же установок. В этом ровном строю гробов и мечется Мартин, пытаясь подобраться к Мендозе - нашему связисту. Мы будто в ритуальной канторе, которая выставила на показ свои лучшие образцы. Некоторые экспонаты этой выставки представлены в открытом варианте, но большая часть - в закрытом. Из двадцати криокапсул расконсервировано лишь семь. Рядом с одной из них и стоит Алекса. Мое заторможенное сознание никак не может взять в толк, зачем она стучит по капсуле, что-то бормоча и всхлипывая.

- Мендоза, прекрати! Автоматика должна была сама сработать. Это тебе не консервная банка, вручную ее открывать.

Медленно скидываю левую ногу за край капсулы. Пол совсем близко - максимум в шестидесяти сантиметрах. Сантиметрах? Я действительно так подумал? Видимо, за время полета метрическая система мер, принятая на корабле, окончательно вытеснила из моего сознания родную американскую.

Вторая нога падает на пол, разбрызгивая сгустки криогеля. Эта вонючая дрянь необходима для переноса гибернации. Я не знаю, зачем именно она нужна, но, как по мне, она только и делает, что озлобляет всех вокруг. Очнувшегося готовы палками гнать  лишь бы он побыстрее смыл с себя эту прозрачно-зеленую мерзость.

Осторожно иду к Мартину, пытаясь подчинить организм. Легкий, пропитавшийся гелем комбинезон липнет к телу.

- Мартин, что случилось?

Вместо нормальных слов из моего рта доносится еле слышный шепот. Напрягаю голос, и шепот перерождается в невнятное бурчание:

- Что случилось?

Абель колдует над капсулой, у которой стоит Мендоза. Он снова и снова вводит код доступа, пытаясь открыть гроб, и каждый раз панель управления отвечает отказом. Только сейчас я замечаю небольшое табло, на котором выведено имя "замороженного".

"Даг Броуз"

Кэп не хочет просыпаться. Неудивительно, что Алекса так нервничает, учитывая богатую историю их с капитаном отношений.

- Мартин...

Абель не выдерживает и гаркает на меня:

- Иди во вспомогательную рубку, там Корнилов, О'Ши и близнецы...

Он отворачивается, возвращаясь к манипуляциям с капсулой. Мендоза что-то кричит, но я их уже не слышу.

Мой взгляд прикован к центральному иллюминатору. Огромное мультиграфеновое стекло (если, конечно, эту конструкцию в полной мере можно так назвать) впивается в меня чернильным оком пустоты. Она накидывает на мою душу удавку, затрудняя дыхание. Слезинки звёзд горят где-то в невообразимой дали, даже не пытаясь разогнать мрак. Мрак, поглотивший наше судно. С напряжением жду пока "Нинья" сделает один оборот вокруг своей оси, чтобы убедиться в обоснованности своих страхов. Они уже скребутся внутри меня, выуживая из закоулков сознания самые темные мысли. Звёзды сменяют друг друга по мере вращения корабля, и, наконец, я замечаю, что созвездия начинают повторяться. "Нинья" сделала круг, продемонстрировав мне полноту окружающей картины: ни планеты, ни привычного ориентира в виде звёзды поблизости нет. Что-то пошло не так, и мы не добрались до конечной точки маршрута. Корабль выбросило из гиперпрыжка где-то в межзвездном пространстве...

***

- Итак, что мы имеем? - Корнилов обвел нас холодным взглядом, будто это мы виноваты во всем случившемся.

Нервозность первого дня немного спала, и мы наконец-то собрались вместе, чтобы обсудить план действий.

Ситуация была, мягко говоря, нештатной. Конечно, неполадки с гипердвигателями случались и раньше, но вот такого, чтобы корабль выкинуло из подпространства прямо вовремя прыжка, ещё не бывало. Кому вообще пришло в голову так назвать гиперпереход? Полет длинной в несколько лет сложно соотносить с таким понятием как прыжок - слишком уж затяжным он получался. Корабль скорее нырял в гиперпространство, сокращая путь. Люди заигрывали с бесконечным "ничто", окунаясь в него на столь длительный срок.

- Что мы имеем? Полную жопу мы имеем. И это не в смысле потрахушек, знаете ли, - О'Ши первым решился ответить на вопрос старшего помощника капитана, который в отсутствии Броуза становился главным человеком на корабле, - половина этой железяки заблокировано; большая часть экипажа подохла; совершить прыжок мы не можем; сидеть нам здесь неизвестно сколько, если нас вообще спасут. Ваши рожи мне уже надоели, а что же будет через пол года?

Рыжий, бритый почти под ноль не то ирландец, не то валлиец стукнул по столу и смачно выругался. Любит он давать волю своим эмоциям. Для меня вообще было загадкой, как этого человека могли отправить в такую экспедицию. О'Ши являл собой прямо-таки образец разнузданности и недисциплинированности. Видимо, даже среди военных, не каждый горел желанием принимать участие в событиях столь сомнительного характера. Хотя, кто об этом вспомнит спустя каких-нибудь сто лет? Конкистадорам положено быть по локоть в крови, даже если она имеет немного другой - совсем не земной - оттенок.

Корнилов кашлянул, размышляя над тем, как реагировать на всплеск энергетика, а потом примирительно улыбнулся:

- Гаррет в чем-то прав... Естественно, я говорю не о его отношении к нашим лицам, которые он так любезно именовал рожами. Положение наше и вправду незавидное.

Старпом отдал несколько команд через свой коммуникатор, выведя схему корабля на ценртальный экран, расположенный над столом. Четыре вьющиеся трубы, похожие на две сплетённые вместе молекулы днк, в центре сливались воедино, чтобы стать одним общим отсеком. Отсеком, в который после аварии доступ оказался закрыт. На что и указывал красный цвет, которым был окрашен этот участок на карте.

Ещё один "узел" располагался ближе к хвосту корабля. Там был расположен дублирующий центр управления, в котором мы и находились. Корнилов продолжил:

- Авария, причины возникновения которой для нас пока что остаются загадкой, поставила нашу экспедицию под угрозу. Да что там...

Энергетик никак не унимался, перебив старшего помощника:

- Какая, мать твою, экспедиция? Ты сейчас прикалываешься? Живыми бы остаться...

Корнилов поднялся из-за стола и рявкнул на О'Ши:

- Рядовой, прошу вас обращаться ко мне по форме, если вы не можете вести себя дисциплинированно, к вам будут применены санкции! Уж место под карцер я всегда найду, не беспокойтесь.

О, Ши скрестил руки на груди, но спорить с невысоким, но очень крепко сбитым командиром не стал. Он лишь бросил себе под нос:

- Вам бы, красным, только сажать...

С этим товарищем ещё будут проблемы, вот нутром чую. Я отпил немного кофе, пробежавшись взглядом по всем окружающим. А с кем здесь, собственно, не могло быть проблем? С психованной после смерти кэпа Мендозой? С близнецами Кэмпбэлами, третий брат которых вчера не проснулся? С вечно хмурым русским? Или со мной? Пока из моих "недугов" наружу вылезла лишь мизантропия, но что будет дальше?

Команда уродцев. У меня сложилось стойкое ощущение, что авария выкосила лучших из экипажа "Ниньи", оставив лишь отребье. Или это все невроз?

Старпом сел на свое место, ещё раз обвел всю команду взглядом и продолжил:

- О продолжении экспедиции не может быть и речи. Шестьдесят процентов личного состава, в том числе и капитан Броуз, не очнулись от криосна. Гипердвигатель поврежден и не может нормально функционировать. Носовая часть корабля оказалась заблокирована... Но, как и у каждой ситуации, в нашей есть и положительные моменты. Цикл регенерации воды в норме, и мы автономны на 99%. Мы сможем обходиться без поставок извне около трёх лет. Внутрисистемный двигатель работает в штатном режиме, а это значит, что мы сможем совершать маневры в случае опасного сближения с какими бы то ни было объектами...

О'Ши заерзал на месте, явно намереваясь о чем-то спросить, но Корнилов, словно прочитав его мысли, продолжил:

- Это не значит, что мы сможем куда-то улететь. Подробнее этот момент осветит мистер Кэмпбелл, - старпом на секунду замолчал, но потом уточнил, - естественно, я имею ввиду нашего навигатора - доктора Джеймса Кэмпбэла.

Один из темнокожих близнецов, отличить которого от брата можно было лишь по нашивке на рукаве комбинезона, поднял руку, поприветствовав свою "аудиторию", провел по седоватой бороде рукой и начал:

- Значит так, судя по получаемым данным, нас выбросило в реальный космос почти на середине маршрута. Данные приборов не зафиксировали каких-либо аномалий и эксцессов до самого момента аварии. Мы, значит, находимся в межзвездном пространстве, или, если уж быть совсем точным, мы находимся в облаке Оорта звезды Маанена. И до конечной точки маршрута, и до Глисе нам с внутрисистемным двигателем придется добираться примерно, - навигатор на секунду остановился, посмотрев на часы, - примерно, десять тысяч лет. Это, значит, как понимаете, - не вариант. Лететь к звёзд Маанена чуть ближе: путь займет всего две тысячи лет, но от этого нам не легче - делать рядом с ней нам категорически нечего. Зато у нас в распоряжении имеется один гипермаяк, предназначенный для отправки на Землю.

Это и есть наша единственная надежда. Осталось, значит, только решить, как этот самый маяк использовать: отправить его к первой волне в систему HD 85512 или же направить в обратную сторону к Глисе 667 С. В обоих случаях маяк будет в пути приблизительно полтора года.

О'Ши и я почти одновременно присвистнули. Кэмпбэл сел, предоставляя слово старпому:

- Главной нашей проблемой становится ограниченность ресурсов, а в частности - продовольствия. Корабль не рассчитан на столь длительную автономность, при условии бодрствования экипажа, и нуждается в регулярных пополнениях провианта. Капсулы гибернации пришли в негодность, и лечь обратно в криосон до момента прибытия помощи нам не удастся.

О,Ши буркнул:

- После всего этого дерьма не особо и хотелось.

Корнилов не обратил на это внимание и продолжил говорить:

- Рацион будет заблаговременно сокращён до полутора тысяч килокалорий, - я невольно покосился на гору еды, которой был завален стол. Никому и не пришло в голову экономить в такой день. Наши тела, изнеможденные сном и стрессом, требовали пищи. - Так что, наслаждайтесь трапезой, пока можете. В ближайшее время подобного не предвидится.

Старший помощник на секунду замолчал, почесал свой бритый затылок и добавил:

- Вахты мы распределим потом. Сейчас у нас есть другая насущная проблема: нужно достойно проводить наших товарищей.

Я невольно вспомнил криоотсек, в котором лежало тринадцать черных мешков. Мешков, в один из которых мне по счастливой случайности не довелось попасть.

***

Траурная процессия не всегда состоит лишь из скорби, слез и теплых слов об усопших, когда мертвых становится слишком много, прощание из какого-то сакрального действа превращается в обычную изнуряющую рутину: зайти в криоотсек, преодолев третий коридор хвоста "Ниньи"; подхватить вместе с напарником лежащее в черном мешке тело; пройти коридор ещё раз; подняться во второе ответвление "спирали ДНК" и уложить труп в шлюзовой отсек - звучит довольно просто, если ты никогда не носил безвольно обмякшее тело. А ведь нужно ещё и проявить уважение. Мы носили тела, стараясь их не раскачивать, будто трупу не наплевать, будто он может обидеться или пожаловаться на сервис нашей новообразованной ритуальной компании. Три пары носильщиков на тринадцать трупов. Мендозу в рассчет не берём. Гибель кэпа парализовала ее. Она сидит у его мешка и что-то бубнит себе под нос. Вроде бы это молитва. Очень смешно Алекса, очень. Что ты там говоришь? Просишь его помиловать? Рассказываешь, каким хорошим человеком он был? Все это - хрень собачья. Нам уж точно не стоит рассчитывать на снисхождение. После того, что мы сделали с чужими, лучше бы нам вообще помалкивать и не раскрывать богу координаты "Ниньи". Глядишь, нашу смерть и не заметят и не пришлют за нами пару особо злобных чертей. А в том, что нам в аду заготовлен особо теплый прием, я даже не сомневаюсь. Геноциды, я слышал, - дело не особо богоугодное.

Трупы наконец-то перенесены. Мы сели на пол, чтобы немного отпыхнуть, но через несколько секунд Корнилов встал, призывая нас подняться.

Шлюз уже закрыт. Мендозу оторвали от тела капитана Броуза, и она нервно всхлипывала на плече у Мартина. Близнецы о чем-то тихо трепались. О'Ши и не думал вставать. Я слышал, он прошел Малоазиатский кризис, для таких ребят смерть - вполне обыденное явление. Не до сантиментов. Корнилов подобрался и обвел нас привычным строгим взглядом:

- Кто-нибудь хочет что-то сказать?

В коридоре повисло неловкое молчание. Мы как двоечники боимся, что учитель заставит нас отвечать.

- Слава всем кому можно и нельзя, что подохли они, а не мы, - О'Ши мерзко оскалился, но я его даже понимаю. В каждом из нас сидит злобный паразит, который впивается в нашу душу клыками страха и шепчет на ухо:

- Тебе не выбраться отсюда, ты здесь сдохнешь. И поделом, поделом, поделом...

Нам для себя бы сострадания наскрести, не то что для других.

Корнилов одарил О'Ши суровым взглядом, но ничего не сказал. Он принялся колдовать над панелью управления шлюзовым отсеком, заставив табло оповещения загореться красным. Шлюз готов к экстренному открытию.

- Мир вашим душам.

Старпом отдал команду через панель управления, заставив внешнюю створку шлюза открыться. Через крошечный иллюминатор, расположенный в самом центре внутренней двери шлюза, мы увидели, как тела, словно канфетти из хлопушки, выбросило наружу. Из отсека не был откачан воздух, и разница давления исполнила роль могильщика. Тринадцать черных мешков отправились в свой последний путь. Мы не сильно от них отличаемся: и нам и им предстоит очень долгая дорога во тьме. И тьма, поглощающая нас, живых, гораздо хуже. Она сидит внутри, и самим нам ее не разогнать.

Абель покачал головой глядя в иллюминатор:

- Зря.

Мендоза всё ещё от него не отлипла. Она вжалась в плечо врача, тихо всхлипывая. Ее плач - единственное проявление сострадания на этих похоронах. Корнилов похлопал Мартина по плечу:

- Да, за зря столько народу полегло...

Мартин грустно улыбнулся и вздохнул:

- Я немного не это имел ввиду...