Глава 8: Тени Моргенхайма⁠⁠

Ссылка на предыдущую главу

Глава 7: Песнь горна

Осень наложила на королевство тяжёлый, давящий отпечаток. Свинцовое небо нависло над землёй, ветер гнал по дорогам опавшие листья, скрывая под ними грязь, следы человеческих ног и первые стылые лужи. Воздух был напитан сыростью и запахом тления — будто сама природа оплакивала то, что произошло в Моргенхайме.

У самых границ дремучих лесов, где туман висел над землёй даже в дневные часы, стояла деревня Моргенхайм. Некогда её поля колосились золотом пшеницы, а пастбища были полны упитанного скота, но теперь она была мертва. В эту ночь её имя исчезло с карт и осталось лишь в шёпоте тех, кто выжил… если выжил кто-то.

***

Огонь пожирал дома. Красные языки пламени плясали по соломенным крышам, с треском и гулом рушились деревянные перекрытия, искры взлетали в небо, разгоняя тьму. В свете пожара виднелись иные, более жуткие тени — люди.

Или те, кто когда-то были людьми.

Крестьяне метались по улицам, обезумевшие, их лица исказила гримаса ужаса и бешенства. Они набрасывались друг на друга, рвали плоть ногтями, разрывали зубами, корчась в агонии и хохоча одновременно. Их глаза — некогда полные жизни, надежд, усталости и забот — теперь были пустыми, чернильно-чёрными, бездонными.

Женщина в рваной рубахе, с окровавленными руками, царапала землю и что-то невнятно бормотала, пока на неё с хохотом бросался её же сын, сжимая в руке нож. Где-то дальше высокий мужчина, на чьём лице застыла улыбка, вытаскивал внутренности из ещё живого старика, напевая детскую песенку.

А над всем этим, словно плотная пелена, витал чужой, несвойственный людям хохот. Громкий, искажённый, с эхом, отдающимся в каждом переулке, в каждом доме, в каждом уголке опустевшего разума тех, кто ещё пытался сопротивляться.

Хаотики — бесформенные порождения Моргаса — вселились в тела смертных, как дети, нашедшие тряпичных кукол. Играли, рвали, ломали. Их не было видно, но они были повсюду, нашёптывали, вели за собой, толкали в бездну безумия.

К утру Моргенхайм замолчал.

Лишь дым поднимался к небу, а по улицам, среди искорёженных тел, блуждали тени.

Где-то вдалеке, там, где начинались леса, снова раздался тот самый смех.

***

Весть о резне достигла замка через три дня.

Король Всеволод стоял у окна своего кабинета, глядя на закат. Его серебристые волосы ниспадали на спину, а глаза цвета морской бездны казались затуманенными. В его душе царило беспокойство. Ночные ветра доносили зловещие вести — в землях на севере творилось нечто необъяснимое. Моргенхайм, некогда тихий город, оказался окутан смертью и страхом.

— Ваше Величество, — раздался голос советника Совикуса, прерывая раздумья монарха.

Всеволод обернулся. Совикус, как всегда, был спокоен, но его глаза выдавали напряжение.

— Что случилось? — спросил король.

— Пришёл гонец из Моргенхайма, — ответил Совикус, слегка наклонив голову. — Он принёс вести… странные и тревожные.

— Какие именно? — Всеволод сделал шаг вперёд, его голос стал твёрже.

— Говорят, в городе была резня. Ночью по улицам ходят тени, а те, кто отправляется туда, не возвращаются.

Король кивнул, ощущая, как внутри нарастает тревога.

— Нам нужны точные сведения, — твёрдо произнёс он. — Я отправлю туда отряд разведчиков, пусть посмотрят что там произошло.

Совикус чуть заметно улыбнулся и склонил голову.

— Тогда я подготовлю всё необходимое.

***

Перед троном стоял человек — худой, словно высушенный временем, сгорбленный, с глазами, утонувшими в тёмных впадинах. Грязь и запёкшаяся кровь покрывали его лицо и одежду, волосы свалялись в жёсткие пряди, а губы потрескались и кровоточили.

Гонец.

Тот, кто каким-то чудом выбрался из Моргенхайма.

Он дрожал. Не от холода — замковый зал был тёплым. Нет, что-то внутри него было сломлено, выжжено до тла. Его пальцы дёргались, словно он пытался удержать что-то невидимое. В глазах плескался страх, застывший там навсегда.

— Ваша милость… Моргенхайм… он… — его голос сорвался, превратившись в сдавленный хрип.

Король Всеволод поднялся. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глубине глаз тлела тревога.

— Что случилось? Говори!

— Голоса в голове… Они шептали…

Гонец с трудом сглотнул, сжал окровавленный кусок ткани, который всё ещё держал в руке, будто только сейчас осознал, что принёс с собой.

— Они… Они убили друг друга… я убивал

— прошептал он. — До последнего…

Его дыхание сбилось, плечи затряслись.

— Это… что-то страшное, ваша милость…

Он не поднял взгляда.

— Я не могу это контролировать… Меня вели в замок…

— вели к вам..

Его кожа начала шелушиться, обнажая синеватые прожилки, словно кровь в его жилах застыла, а зрачки светились, как два угля в темноте. Из его рта начала капать чёрная слизь, свисая нитями.

Он был не человеком. Его тело было лишь оболочкой, в которой скрывалась невообразимая тьма.

Глаза гонца дёрнулись, зрачки расширились до невозможности, а его губы сложились в безумную ухмылку — неестественную, словно натянутую чужими пальцами, он выхватил нож и, с диким криком, бросился на короля. Его лицо искажала злоба, а в глазах горел неуёмный, безумный огонь.

Охрана замерла на миг — короткий, но наполненный ужасом. Гонец прыгнул, и лишь тогда телохранитель короля Гримар рванулся вперёд, перехватывая его руку с ножом.

Молниеносным движением он схватил руку гонца, обнажившую нож, и с силой вырвал его из его пальцев. Валрик и Аден подскочили с двух сторон, схватив гонца за руки и ноги, удерживая его от дальнейших попыток атаки. Они действовали с удивительной слаженностью, не давая ему шанса вырваться.

Гонец пытался сопротивляться, но его тело уже не подчинялось ему. Он рвался, извивался, его лицо искажалось в муках. В этот момент священник Андрей, стоящий чуть поодаль, с хладнокровной точностью достал символ Люминора. Он держал его в дрожащих, но решительных пальцах, приложил к груди гонца.

Тварь, скрывавшаяся внутри тела гонца, внезапно завопила, как бес, вырываясь наружу. Гонец отшвырнул охрану и, покачиваясь, упал на пол. Он задергался в ужасных конвульсиях, его тело не слушалось его воли, как будто оно уже не принадлежало ему. Свет символа Люминора проникал в его душу, и вдруг из его тела вырвалась тёмная сущность — невообразимое существо, чёрное, как сама тьма.

Существо взметнулось в воздух, как вихрь, оставив за собой след дыма и тени. Священник Андрей сделал шаг назад, его лицо оставалось непроницаемым, а его рука не отпускала символ.

Гонец рухнул, его тело было обездвижено, и тьма исчезла, как будто её никогда не было.

Тишина после изгнания твари тянулась мучительно долго. Всеволод смотрел на распростёртое тело гонца. Что, если в Моргенхайме остались ещё такие же? Кто спасёт их? Ответ был очевиден.

Священник Андрей сжал символ Люминора в побелевших пальцах, беззвучно шепча молитву.

Король медленно обвёл взглядом зал.

— Я сам отправлюсь туда.

Стражники переглянулись.

— Ваше величество… Вы хотите идти туда сами?

Советник слегка прищурился.

— Вы уверены, Ваше Величество? Это может быть опасно.

— Тем более я должен быть там. Я возьму с собой людей, и мы разберёмся.

— Я должен увидеть это своими глазами, — твёрдо сказал Всеволод. — Мы отправимся небольшой группой.

— Я не стану сидеть в замке, пока кто то разоряет мои земли. — Голос Всеволода прозвучал, как удар меча. — Мы выступаем на рассвете.

Он взглянул на Андрея.

— Ты пойдёшь со мной.

Священник молча кивнул.

— Ваше величество, нам нужно зайти в храм Люминора и помолиться перед выездом.

***

Настоятель храма Люминора, высокий старец с седыми волосами, облачённый в белоснежные одежды, вышел вперёд. В его руках был посох с золотым сияющим камнем наверху — символ благословения света. Он посмотрел на Всеволода и его спутников, а затем поднял посох, произнося молитву.

— Великий Люминор, о Свет во тьме, храни путников, что отправляются в земли проклятые, — его голос звучал низко и проникновенно, словно эхом отдаваясь под сводами храма. — Пусть твой свет ведёт их, пусть меч их будет остёр, а сердце стойко перед лицом зла.

Монахи за его спиной тихо подхватили молитву, их голоса слились в единый торжественный хор. Словно само пространство вокруг наполнилось мягким золотым свечением, а пламя свечей, стоящих перед алтарём, затрепетало.

Настоятель приблизился к Всеволоду и Андрею, прикоснулся к их плечам, а затем возложил руку на голову короля.

— Да пребудет с тобой благословение света, дитя Эона, — его старческие пальцы сжались, словно передавая частицу силы.

Всеволод кивнул, принимая благословение. Затем настоятель повернулся к священнику Андрею, его взгляд стал более внимательным.

— Ты идёшь туда не только как защитник, но и как изгнатель скверны, и я всему тебя обучил что знал сам — сказал он. — Люминор вложил в тебя силу, но помни — тьма всегда ищет слабину. Не поддавайся шёпоту.

Андрей опустил голову, принимая слова как наставление.

— Я исполню долг, святой отец.

Настоятель всмотрелся в лица собравшихся, затем поднял посох выше и поставил точку в обряде:

— Вы идёте туда, откуда ушел свет. Будьте стойкими.

Тишина накрыла храм. Оставалось только идти.

Когда молитва подошла к концу, в двери вошла принцесса Диана.

— Отец, — её голос был мягким, но настойчивым. — Ты не можешь туда идти. Это ловушка.

— Я должен, — твёрдо сказал король.

Диана сжала кулаки.

— Тогда хотя бы возьми больше людей!

— Маленький отряд сможет пройти незамеченным.

Она отвернулась, пряча слёзы.

Принцесса отвернулась, пряча слёзы.

Но когда Всеволод обернулся к Совикусу и сказал:

— Совикус, ты остаёшься здесь и будешь управлять замком в моё отсутствие.

Диана резко повернулась к отцу, её лицо побледнело.

— Нет! — воскликнула она. — Отец, нельзя оставлять его за главного!

Всеволод нахмурился.

— Диана…

— Почему не Дмитрий? Или Олег? Или кто-то из рыцарей? — продолжала она. — Почему именно он?!

Советники переглянулись, но молчали. Совикус сохранял спокойствие, но в его глазах промелькнула тень недовольства.

— Я принял решение, — твёрдо сказал король. — Совикус мой советник много лети я ему доверяю. Он знает, как управлять государством.

— Но… — Диана сжала губы, её руки дрожали. Она понимала, что спорить бесполезно.

— Тебе не о чем беспокоиться, принцесса, — ровным голосом произнёс Совикус, склонив голову. — Королевство будет в безопасности.

Но в глазах Дианы светилось недоверие.

Король вздохнул и мягко положил руку ей на плечо.

— Всё будет хорошо. Я вернусь.

Принцесса ничего не ответила. Она лишь сжала кулаки и шагнула назад, позволяя отцу уйти.

Двери храма распахнулись.

На пороге лежал мёртвый ворон, его клюв сжат в подобии человеческой улыбки.

Совикус тихо кашлянул.

В его рукаве мелькнул красный отсвет — будто спрятанный рубин впитал свет священных свечей. Диана заметила это. Она открыла было рот, но король уже переступил через тушку, и тень от его плаща скрыла кровавое перо, прилипшее к сапогу...

Продолжение следует…