Генерал-майор Гапич Николай Иванович. Часть первая
3 августа 1941 года мой прадед Гапич Николай Иванович был арестован по обвинению в преступной халатности, текст обвинения звучал так: «являясь с августа 1940 г. по август 1941 г. начальником Управления связи Красной армии, преступно руководил работой в управлении, не снабдил армию нужным количеством средств связи, чем создал трудности в управлении войсками. Возглавляемое им Управление связи в первый же месяц войны с Германией не обеспечило нужд фронта и оказалось не способным наладить бесперебойную связь с фронтом».
До этого 23 июля 1941 года решением Государственного Комитета Обороны был освобожден от должности начальника Управления связи РККА, на которую назначен был 26 июля 1940 года. То есть после года в должности и месяца после начала войны.
Чем он занимался этот год? Писал докладные записки, ходатайства, намереваясь добиться большего внимания развитию и укреплению службы связи и ее материального оснащения. Сетовал на пренебрежительное отношение к войскам связи со стороны командующего состава.
Через 3 месяца после вступление в должность 27 октября 1940 года он пишет:
«Большой некомплект средств связи вынуждает иметь на вооружении армии в значительном количестве аппаратуру устаревших типов и образцов, в настоящее время промышленностью не изготавливаемых, в том числе устаревшую иностранную аппаратуру. На вооружении Красной Армии отсутствует аппаратура по уплотнению линий связи для многократного телефонирования телеграфирования, усилительная аппаратура для дальних телефонных связей и высококачественная разведывательная аппаратура, а также агрегаты для механизации работ по постройке постоянных телеграфно-телефонных линий. Все имущество связи, поступающее из промышленности, немедленно направляется на удовлетворение повседневных потребностей войск, и, прежде всего, новых формирований, которые сейчас создаются. Низкой остается моторизация и механизация, что снижает подвижность средств связи. Учитывая существующий некомплект, даже без учета мобзапасов, радиостанциями РАФ и II АК армия может быть обеспечена в 1944 году, радиостанциями 5 АК — в 1957, а телефонами УНА-Ф — в 1948»
В предвоенные годы в Красной Армии отдавалось предпочтение линейной (проводной) связи и на совещание высшего командного и политического состава РККА в конце 1940 года доклад прадеда о преимуществах радиосвязи посчитали неактуальным.
В феврале 1941 года он пишет докладную записку новому начальнику Генштаба Красной Армии генералу армии Г. К. Жукову: «Несмотря на наличие, более совершенных средств связи, последние не могут быть массово внедрены в армию из-за узости промышленной базы. Прошу Вашего ходатайства перед Комитетом Обороны о принуждении заводов-поставщиков средств связи принять и выполнить заказ Наркомата обороны на 1941 год, хотя бы в пределах предварительных наметок Комитета Обороны, и просить правительственных решений о расширении производственной базы по средствам связи».
Несмотря на эти обращения и ходатайства, положение с обеспечением Красной Армии средствами связи не улучшилось и утром 22 июня, вскрывая пакет с грифом «Совершенно секретно», в котором была директива и радиоданные, вводимые в радиосетях Генштаба с началом войны, прадед с горестным сожалением отметил: «История не забудет, что начальник связи Красной Армии получает указания по связи после начала войны»
Вот, что пишет о том дне полковник В.С. Хохлов: «Радиосвязь с армиями Белорусского и Киевского военных округов в этой директиве была спланирована отделом связи Оперативного управления Генштаба с помощью ретрансляций через Бровары (под Киевом) и Минск. Пагубность положения было не только в том, что некоторые ретрансляционные пункты, например в Минске, оказались в зоне боевых действий, но и потому что это планирование не было согласовано с УСКА, до этого никогда не отрабатывалось, а у лиц, работавших на таких радионаправлениях, не имелось опыта. Что касается злополучной директивы, то ее тут же отменили. В 9.00 были получены новые радиоданные военного времени. К сожалению, они были составлены без учета реальных возможностей корреспондентов. Более того, даже эти радиоданные у большинства из них отсутствовали. Назначенные для работы частоты оказались непригодными для связи, так как не соответствовали расстояниям. Поэтому пока разрабатывали и доставляли в штабы фронтов и армий новую директиву — почти десять дней радиосвязь Генштаба с Действующей Армией осуществлялась на радиоданных связи мирного времени с военными округами (так называемых «учебных данных»). При этом радиосвязь с каждым корреспондентом прорабатывалась в отдельности. Комментарии излишни»
А вот как описывает первый день войны Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский: «Вскоре дежурный доложил, что связь нарушена. Не отвечают ни Москва, ни Киев, ни Луцк... Лишь к 10 часам каким-то путем на несколько минут удалось получить Луцк. Один из работников штаба армии торопливо сказал, что связь все время рвется, положение на фронте ему не известно. Почти к этому же времени удалось получить сведения, что Киев бомбили немцы. И тут же связь опять нарушилась. С командованием округа связаться никак не могли. От него за весь день 22 июня - никаких распоряжений... Всю информацию пришлось добывать самим... Но далось это дорогой ценой: многие штабные офицеры погибли, выполняя задания».«...Для разрушения проводной связи он (противник) применял мелкие авиабомбы, имевшие приспособления в виде крестовины на стержне. Задевая провода, они мгновенно взрывались. «Бомбочки» пачками сбрасывались с самолетов. Кроме того, провода разрушались и диверсантами, подготовленными для этой цели, возможно, еще до начала войны».
В своих воспоминаниях («Поднятые по тревоге» М., 1961 г.) генерал И.И. Федюнинский пишет:
«Вражеской авиацией и диверсионными группами были выведены из строя узлы и линии связи. Радиостанций в штабах не хватало, да и пользоваться ими мы еще не привыкли... Приказы и распоряжения доходили до исполнителей с опозданием или не доходили вовсе... Связь с соседями нередко отсутствовала, причем зачастую никто и не стремился ее устанавливать. Противник, пользуясь этим, просачивался в тыл наших подразделений, нападал на штабы частей...».
Р.М. Попов: «Но не только отсутствие или повреждение проводных линий и радиостанций сказались на качестве связи. В сложной и чрезвычайно тяжелой обстановке первого этапа войны, многие командиры не всегда умели целесообразно использовать для управления войсками имеющиеся в их распоряжении радиостанции. В ряде частей и соединений появилась пресловутая «радиобоязнь», кое-кому казалось, что противник обстреливает и бомбит штабы только потому, что в местах их расположения работают радиостанции. В таких частях радиостанции или совсем не работали, или развертывались на чрезвычайно большом удалении от командных пунктов». «Дорого стоили армиям отсутствие или недооценка радиосвязи. Именно это послужило одной из причин поражения наших войск в первый период войны. Выведенные из строя в результате диверсий или бомбардировок воздушные линии связи, наличие в войсках радиостанций, которые работали только в стационарном режиме, отсутствие разработанных методов применения радиосвязи в условиях современной войны - все эти обстоятельства обусловили главный недостаток первых дней войны: ненадежность связи штабов с войсками».
И далее как пишет Н. С. Черушев: «Все недочеты в организации связи существенным образом сказывались на боевой готовности частей и соединений, их штабов. А подобных нареканий в первые недели войны поступало очень много. Виновника во всем этом нашли очень быстро - генерал-майора Н. И. Гапича».
Причем одновременно с отстранением прадеда был издан специальный приказ Народного комиссара обороны «Об улучшении работы связи в Красной Армии», в котором отмечалось, что «неудовлетворительное управление войсками в значительной мере является результатом плохой организации работы связи и в первую очередь результатом игнорирования радиосвязи как наиболее надежной формы связи». Приказ требовал «под личную ответственность командиров и комиссаров частей и соединений немедленно обеспечить полное использование радиосредств для управления войсками...». Мило, да?
А вот как этот приказ проектировался - отрывок очерка В. Быстрова "Маршал войск связи Иван Пересыпкин" из сборника "Полководцы и военочальники Великой отечественной":
«В эти сутки Пересыпкину так и не удалось поспать; накурившись, он отказался от обеда, а когда поздно вечером решил наконец перекусить, позвонили из приемной Сталина. Ему надлежало явиться к Верховному немедленно. В приемной Сталина находился начальник Управления связи Красной Армии генерал-майор войск связи Н. И. Гапич . Пересыпкин хорошо знал его, уважал как высокоэрудированного, опытного организатора армейской связи. Гапич выглядел грустным, подавленным.
— Что случилось? — спросил его Пересыпкин.
— Не знаю, — как-то вяло ответил он. — Наверное, мне сейчас попадет. По телефону это уже было.
Когда они оба оказались в кабинете Сталина, тот строго спросил Гапича:
— Почему у нас так плохо со связью?
Волнуясь, но все же приводя веские доводы, Гапич объяснил сложившуюся обстановку. Однако гневное выражение лица Сталина говорило, что доводы Гапича его не убеждают. Пересыпкину было искренне жаль заслуженного генерала. Дела со связью в войсках действительно обстояли плохо. Но это было следствием общей крайне неблагоприятной обстановки на фронтах, больших людских и материальных потерь, которые несли войска связи. Были и другие причины, не зависевшие от Гапича. Тем не менее Сталин рассудил сурово — отстранил Гапича от должности.
Когда Гапич вышел, Сталин, подойдя почти вплотную к Пересыпкину, объявил, что он назначается заместителем наркома обороны и начальником Управления связи Красной Армии с сохранением за ним поста наркома связи.
«Нет необходимости подробно останавливаться на том, как это меня ошеломило, — писал в своих мемуарах Иван Терентьевич. — Война намного прибавила работы и внесла немало дополнительных трудностей. Как может один человек исполнять две такие высокоответственные должности? Это невозможно было себе представить. Но мне ничего не оставалось, как сказать «слушаюсь» и приняться за порученную работу».
Сталин приказал этой же ночью подготовить приказ об улучшении связи в Красной Армии. Пересыпкин сразу направился в Наркомат обороны. Все руководящие работники Управления связи оказались на месте, но в бомбоубежище — была объявлена воздушная тревога. Среди них Пересыпкин увидел Гапича и подошел к нему.
— После отбоя сдам дела, — хмуро сказал тот.
— Не я вас снял, а мое отношение к вам, Николай Иванович , вы знаете, — мягко ответил Пересыпкин.
— Обидно же. Не хуже меня знаете, каково положение со связью в войсках.
— Дела сдадите позже. Я прошу вас помочь мне.
Пересыпкин рассказал о задании Сталина подготовить проект приказа об улучшении связи в Красной Армии. Глаза Гапича загорелись. Оказалось, что он многое продумал и в Управлении связи есть весьма полезные предложения.
После отбоя Гапич собрал в своем кабинете руководящих работников управления, представил им нового начальника. Затем Пересыпкин с Гапичем обсудили наиболее важное, что должно было войти в проект приказа».
Просматривая наш архив документов нашла несколько черновиков заявлений прадеда на имя Жукова, Хрущева, Сафонова, написанных в июле 1953, то есть сразу после освобождения. В них он описывает ситуацию, произошедшую за две недели до ареста и за неделю до отстранения от должности начальника Управления связи.
Он пишет:«В середине июля мне по телефону позвонил Зам. Наркома Гос. Безопасности гр. Серов и потребовал отправки немедленно двух радиостанций типа РАФ на один из аэродромов. В то время это была редкая, дорогая станция и потому использование их планировалось единицами и точными сроками поставки в крупные штабы только Управлением Вооружений Генерального Штаба, а не Управлением Связи. Я ответил гр. Серову, что эти станции распределяет только Генеральный Штаб и просил позвонить туда. На это гр. Серов возразил, что это его не интересует и что согласование его требования с Генеральным Штабом дело моё. Я немедленно явился к Начальнику Генерального Штаба Генерал-армии т.Жукову и доложил требование гр. Серова, на что получил указание выполнить план Управления Вооружений, утверждённый им, не допускать ни в коем случае отправку этих радиостанций в части не предусмотренные планом.
В этот же день гр. Серов вновь звонит по телефону и спрашивает выполнены ли мной его указания. Я точно передал ему свой доклад Начальнику Генерального Штаба и его решение.
На это гр. Серов мне сказал буквально: "Это меня не касается, но если вы не выполните моих указаний, с вами будут говорить в другом месте".
Прямая угроза арестом. Я был так взволнован, что не нашел никакого другого выхода из сложившегося положения как немедленно явиться вновь к Начальнику Генерального Штаба т. Жукову и доложить об этой угрозе. Там присутствовал и Начальник Управления генерал-лейтенант т. Злобин. Тов. Жуков еще раз подтвердил, чтобы я строго придерживался плана распределения радиостанций Управления Вооружений».
Через неделю прадед был отстранен, а еще через неделю - арестован. Если интересно, тут можно почитать что за фрукт был Иван Серов. http://www.katyn-books.ru/archive/serov/serov.html Хотя, достаточно сказать, что это имя непосредственно связано с Катынью.
После отстранения прадеда откомандировали в распоряжение Управления по командному и начальственному составу НКО и направили начальником связи фронта Резервных армий. Вот как это описывает генерал-полковник И. Т. Булычев:
«В начале августа прибыл к нам в Можайск генерал Гапич. Он был, конечно, весьма удручен, что так неблагоприятно сложилась его судьба. Он переживал, что его не оставили даже заместителем начальника связи РККА. Ему было неприятно также и то, что пришлось сменить именно меня, своего, как он всегда выражался, старшего товарища и старого друга. Ведь наши пути за последние пятнадцать лет много раз сходились. Мы в 1927 году одновременно поступили в академию им. М. В. Фрунзе и три года учились на одном факультете. В 1932 году, когда он был начальником связи Белорусского военного округа у Уборевича, а я начальником связи Уральского — у Якира, указанные военные округа соревновались, и мы с Николаем Ивановичем были соперниками. Хотя подчиненные мне 3 и 6 полки связи УВО завоевали бесспорное первенство над подчиненными ему 5 и 9 полками БВО, однако это не помешало нам поддерживать дружеские отношения не только по службе, но и по линии наших семей. Кстати сказать, его и моя семьи были эвакуированы в одно время и находились в одном месте.
В предвоенный период, когда он был преподавателем в Академии Генерального штаба, а я помощником начальника связи РККА, мы нередко встречались по делам службы. Николай Иванович нуждался в помощи, ибо он хотя и был всесторонне подготовленным и талантливым командиром, но систематически приобретенного практического опыта у него было недостаточно. Чувствовалось, что он, очень быстро продвигаясь по службе, не успел покомандовать ни полком, ни отдельным ба тальоном и не поработал начальником связи ни корпуса, ни армии.
Н. И. Гапич попросил меня остаться у него заместителем, при этом высказал мысль, с которой я был вполне согласен, что работать вместе нам долго не придется, так как И. Т. Пересыпкин в самое ближайшее время нас разлучит. Между прочим, в то время вообще никто о должностях не думал. Думали, прежде всего, о том, сумеем ли на этой должности принести максимальную пользу Родине, а кроме того — как бы задержаться на фронте, чтобы не отправили в тыл. Поэтому я без всяких колебаний дал согласие работать у него на должности заместителя и искренне заверил его, что в моем лице он найдет надежного помощника и верного друга.
Николай Иванович, мотивируя отсутствием опыта в работе по должности начальника связи фронта, попросил меня не торопить его с приемом дел. Мы условились, что жить будем в одной комнате, которая служила нам и рабочим кабинетом. Я буду пока работать, как и прежде, а он несколько дней будет присматриваться. Таким образом, он будет в курсе всех вопросов, решаемых начальником связи. По прибытии же нового командующего мы подадим рапорта о сдаче и приеме дел. К начальнику штаба будем ходить вдвоем, на что мы получили согласие первого. Но, как оказалось впоследствии, все наши наметки остались неосуществленными, и мне должность начальника связи сдавать не пришлось.
В конце июля к нам в штаб, который еще размещался в районе Можайска, прибыл генерал армии Г. К. Жуков. Не помню, по нашей ли инициативе или по приказанию свыше, но за несколько дней до его приезда мы начали готовить узел связи штаба в районе Гжатска, куда должен был перее хать штаб фронта. Я был срочно вызван к начальнику штаба, который, заслушав доклад о готовности узла связи на новом месте, сообщил, что генерал армии Жуков уже вступил в должность командующего войсками нашего фронта и что он был уже принят им сегодня несколько раз. Генерал Жуков довольно, мол, подробно интересовался руководящим составом штаба, его работоспособностью, вопросами управления и связи. Когда дошла очередь до моей кандидатуры, то командующий, заслушав отзыв генерала Богданова и Ляпина, сказал: «Что касается Булычева, то я поговорю с ним еще лично сам».
Во время этого разговора вдруг открывается дверь и входит генерал армии Жуков. Я представился, он, разрешив сесть, начал расспрашивать о состоянии связи. После моего доклада и ответов на его вопросы я упомянул, что генерал Гапич уже вошел в курс дела и мы, видимо, завтра, если будет на это разрешение, представим рапорта о сдаче и приеме дел.
Вот в этот момент генерал Жуков совершенно для меня неожиданно заявил, что он лично меня не собирался и не собирается заменять кем-либо. «Мне известна Ваша работа, да и Богданов и вот Ляпин (указал на начальника штаба) дают Вашей работе хорошую оценку. Прекратите всякие там приемы и сдачи дел, а займитесь обеспечением штаба связью в новом районе. Проверьте и еще раз доложите, сумеете ли Вы к исходу завтрашнего дня обеспечить переход штаба в Гжатск. И как-то недовольно при этом сказал, что надо срочно переехать туда, чтобы приблизить командование и штаб к войскам, и, обращаясь к начальнику штаба, добавил: «А то порядком оторвались от войск».
Я поблагодарил за доверие, но все же решил уточнить вопрос, касающийся дальнейшего использования генерала Гапича, при этом я заявил, что мы уже почти закончили прием и передачу дел. Ответ получил уже в тоне замечания, что дела я начал сдавать преждевременно, указаний у меня на этот счет от командующего не было. Что касается генерала Гапича, то используйте его по своему усмотрению как помощника. Например, пошлите его в 24 армию, пусть он поможет начальнику связи навести там порядок. По словам приехавшего оттуда Щаденко, начальник связи там стар и с работой не справляется. Со связью там, видимо, очень плохо. Если начальник связи действительно стар, надо немедленно его заменить. На этом моя встреча с новым командующим была закончена.
Возвратившись в свой кабинет, я был вынужден выполнить, как понятно всякому, весьма тяжелую миссию — сообщить Николаю Ивановичу для него неожиданную и неприятную новость: «Коля, мы поменялись ролями. Несколько дней назад ты просил меня остаться твоим заместителем, а сейчас генерал армии Жуков решил оставить меня начальником связи, а тебя — моим заместителем…».
Я считаю излишним излагать здесь выражение, каких чувств и переживаний я мог прочесть на лице Гапича. На следующий день командование и штаб переехали в район Гжатска, расположились, как и в Можайске, вблизи города в бывшем доме отдыха и в ближайшем лесу восточнее Гжатска.
После передислокации штаба в Гжатск генерал Гапич выехал в 24 армию. Пробыл там примерно около недели. Он доложил, что положение со связью удовлетворительное. Начальник связи с работой справляется. По его просьбе, я разрешил ему вернуться в штаб, но больше его увидеть мне не удалось».
Так много цитат, чтобы вы не подумали, что я фантазирую по поводу "невиновного родственника".
Следствие протекало в крайне тяжелых условиях. Как пишет прадед: «Применение крайних мер воздействия на меня следователем Лихачёвым исключало всякую истину.
Да это его нисколько не интересовало. В результате меня вынудили подписать нелепые, вздорные протоколы. Так длилось полгода, до февраля месяца 1942. Затем последовал перерыв в 10 лет и 9 месяцев, в течение которых, никакого, по существу, следствия не велось».
Что именно подразумевал прадед под "крайними мерами воздействия" или как в другом черновике "строжайше запрещенными советскими законами методами следствия" можно понять, прочитав цитату из беседы А.Н. Бучина с профессором истории Н.Н. Яковлевым:
«В сентябре 1948 года был арестован Герой Советского Союза генерал-лейтенант В. В. Крюков, в войну командир 2-го гвардейского кавкорпуса. Его заключили во внутреннюю тюрьму на Лубянке. В заявлении в ЦК КПСС 25 апреля 1953 года В. В. Крюков описал, как от него домогались ложных показаний против Жукова. Началось с того, что "на протяжении месяца я проводил бессонные ночи в кабинете следователя . Обычно вызывали на допрос в 10—12 дня и держали до 5—6 вечера, затем в 10—11 часов вечера до 5—6 часов утра, а подъем в тюрьме в 6 часов утра. Я понимал, что это тоже один из методов следствия, чтобы заставить меня говорить то, что нужно следователю , и причем так, как это ему нравится. Из бесед со следователем я понял, что меня обвиняют в участии в каком-то заговоре, во главе которого якобы стоит маршал Жуков".
Боевой генерал, много раз смотревший в лицо смерти во всех войнах, которые вела страна с 1914 года, не поддавался угрозам. Он требовал предъявить ему факты. В ответ В. В. Крюкова перевели в Лефортовскую тюрьму , где следователь заявил: "Я буду уличать тебя не фактами, а резиновой палкой. Восхвалял Жукова?" Заключенный не уступал, тогда двое следователей повалили его на пол, и "началось зверское избиение резиновой палкой, причем били по очереди, один отдыхает, другой бьет, при этом сыпались различные оскорбления и сплошной мат". На пятый день непрерывных избиений В. В. Крюкова притащили к зам. начальника следственной части полковнику Лихачеву . Тот заявил упорствовавшему Крюкову: "Ну, что же, начнем опять избивать. Почему ты боишься давать показания? Всем известно, что Жуков предатель, ты должен давать показания, и этим самым ты облегчишь свою участь, ведь ты только пешка во всей этой игре".
Крюков бросил в лицо заплечных дел мастерам: "Моя совесть чиста перед партией и Советским правительством... Ваши избиения я принимаю не от Советской власти... Я не знаю, кто из нас враг Советской власти — вы или я?" Новые истязания. Генералу было хорошо за пятьдесят, били его чекисты, годившиеся в сыновья — капитан и майор. "Избитый, голодный, приниженный... я не выдержал и подписал».
В июле 1952 года, в рамках дела о сионистском заговоре Абакумова, Лихачев был арестован и под пытками подписал показания против себя и подельников. И хотя после смерти Сталина дело развалилось, но в 1954 году Лихачева осудили в связи с фальсифицированным так называемым "Ленинградским делом" и приговорили к расстрелу.
Продолжение в следующем посте.