Где баобабы вышли на склон⁠⁠

Зверя привязали канатами за лапы и поперёк туловища и били. А он кричал: Мишка! Мишка!

Его били, чтобы он сразу, с младенчества, знал, кто тут хозяин. А он трубил хоботом: Мишка! Мишка!

Я рвался к нему сквозь космос, тянул руки, загребая рукавами горячие звёзды, а повар кричал:
— Мишка! Мишка! Черви твои книжные опять блюют, иди сам им готовь!
Я вскочил, стукнувшись головой о переборку.
— Весь аквариум заблевали! Иди быстрей!

Я поплёлся к аквариуму, где мы держали червей и сверчков-сказителей. Сверчкам и правда пришлось туго: весь аквариум заляпало массой, похожей на обслюнявленную бумагу, а книжные черви возлежали сверху, отрыгивая буквы.
— Я ж тебе говорил, надо до мякоти вермишель варить. И только «Алфавит».
— Не осталось «Алфавита», — проворчал повар Яржик. — Скажи спасибо, что хоть что-то есть.

Если бы мы летели, как намечено, «Алфавита» бы хватило. Но мы задерживались на неделю, а зверей на «Тантре» сидело почти вдвое больше расчётного.
— Придётся вам потерпеть, братики, — засмеялся я, засовывая ладонь в аквариум и щекоча червей. — Дома будет нормальная еда.

— Я аквариум чистить не буду, — категорично заявил Яржик.
— Я почищу, — кивнул я и пошёл за переносками и тряпкой. Ничего в этом нет такого — червячник чистить.

— Рядовой Мишель! Что за сопли развели?
Я резко развернулся и сжал губку. В дверях стоял капитан.
— Чищу аквариум, товарищ капитан.
— Дело хорошее. Только почему ты этим занимаешься вместо собрания?

Я примчался в кают-компанию, не сняв перчаток. Вся команда шепталась, что я у капитана любимчик, — и вот оно, доказательство. Опоздал бы кто-то ещё — отстранили бы от голосований до конца полёта. А я опоздал — и ничего. Болтали, что капитан готовит меня себе на смену, но это байки; после практики в патруле я собирался в лабораторию при реабилитационном центре.

— Что, скоро домой? — потирая шелушащиеся, обожжённые руки, улыбнулся капитан. Ребята загомонили. Я подумал о доме — и даже не поверилось, не увиделось, почти забылось, как это — дома. Когда никуда не летишь. Когда помощь зверью оказывают ветеринары в клиниках, а не на обеденном столе подручной аптечкой обрабатываешь грифону воспаление…

— Вечером по правому борту будет Земля. Животных со специфическими свойствами там нет, на посадку не заходим. Бывал кто? Никто? Зато я бывал. Красивая планета. Далее по курсу — пустой космос, сутки в метеоритном поясе, а там, считай, уже дома.
— Карантин на Нептунии будет? — спросил кто-то.
— Будет, — кивнул капитан. — Две недели сверх нормы.
— Это ещё почему?
— Поблагодарите Мишеля. Он притащил на борт грвеца с планеты, где уровень развития — дремучее Средневековье. Кто знает, что мы могли подцепить от этой зверушки.

***

Закончив с аквариумом, учёбой и обязанностями ветмедика, я залип у иллюминатора. Капитан редко хвалил планеты — да и не так много их осталось, тех, что живые и светятся. Хотелось посмотреть. Я достал планшет и начал читать про Землю. Название-то какое — Зем-ля. Звенящее. Мягкое.

Когда вдалеке наметилась зелёная искорка, планшет поймал сигнал земной сети. Полетели новости, видео, курсы валют. Я проскролил наугад и вышел на текст в «Инстаграме» — что-то вроде местного новостного агрегатора.

И увидел то животное из своего сна.

Сердце затрещало, как на учениях; потяжелел затылок, и внутри расползлась тягучая пустота. Статья называлась «Единственный зверь». На картинке серое тело привязали канатами за ноги и поперёк туловища, кто-то стоял, замахиваясь, и зверь поднимал хобот.

Я пролистал фото. Увидел, как укротитель показывает жезл, под бахромой которого прячется электрошокер. Увидел снимок звериного сердца с рубцами микроинфарктов. Увидел, как серый зверь ходит по улицам, мотая головой, а на его спине смеются дети.

Я схватил планшет и рванул к капитану.
— Мы должны высадиться. Там вот этот зверь. Я не нашёл упоминаний о магических способностях, но…
— Значит, и говорить не о чём, — не отвлекаясь от бортового журнала, отрезал капитан. — Ты уже сколько зверей затащил на борт вне задания и лицензии?
— Не считал.
— А я считал. Тринадцать. Ещё одного слона не потянем.
— Слона? Вы знаете это животное?
— Слышал.

И вдруг я вспомнил, что тоже слышал. Давно, в детстве. Мама пела колыбельную: где баобабы вышли на склон, жил на поляне розовый слон. Я вспомнил, как плакал на этой песне каждый раз.

— Товарищ капитан, но мы должны туда сесть, понимаете? Должны его вытащить! На нём катают людей. Срезают бивни, чтобы делать шахматы и пряжки. А чтобы он выполнял команды, его избивали много дней. Понимаете?
— Понимаю. А ещё понимаю, что на двух палубах перегруз, на складе пусто, и даже команду приходится урезать в крупе из-за твоего прожорливого грвеца.
— Я не буду есть, — с готовностью пообещал я. — Слона поместим в трюм. Я всё оборудую.
— Ты про массу подумал? Слон весит шесть тысяч кило. Как ты затащишь его на «Тантру»?
— Цепные тросы выдержат. Те, на которых грузили пищеблок.

Капитан посмотрел на меня долгим взглядом. Один глаз у него не открывался — попали стрелой на охоте, когда он вызволял пегаса с Поэтии.

— Мишель, нет.
— Но вы посмотрите! Посмотрите просто!

Я сунул ему планшет с фото. Капитан вгляделся в слона. Облизал губы. Жёстко велел:

— Посмотри на хобот. Обрубленный. Скорее всего, слон попал в ловушку, и отсекло хобот. Кожа вокруг розовая, хотя должна быть серая. Это значит, что в ране воспаление. Он умрёт через три-четыре месяца.

У меня ухнуло внутри, в ушах всё вертелась песенка про баобабы. Лицо у капитана было спокойное и белое, только рубец около глаза покраснел.

— Мы должны приземлиться…
— Миша. Нет.

Я пролежал в каюте до ночи. Земля росла на горизонте, наливаясь изумрудной зеленью, сияя, как драгоценный камень. Яржик позвал в полночь:
— Твоё дежурство.
Вздохнул.
— Хочешь, заменю?

Я уже почти кивнул, когда «Тантру» подкинуло и толкнуло. Яржик полетел на меня, меня вдавило в иллюминатор — и я снова увидел впереди гигантскую Землю, понёсся на неё со скоростью метеорита, загребая рукавами горячие звёзды. Затрубила система стабилизации: мы вошли в дальнее гравитационное поле планеты, сработали амортизаторы.
— Не надо, — прохрипел я, выбираясь из-под Яржика. — Я сам.

Ночью на «Тантре» светились только мелкие огоньки, но добраться до каюты управления не составило труда; капитан не зря готовил меня сменщиком. Я аккуратно запутал систему и выключил автоматическую корректировку.

***

— Ремонтировать в космосе бессмысленно, — произнёс капитан, буравя меня взглядом. — Будем садиться.

Мы сели на пустыре. Накинули маскировку, продезинфицировали воздух, и весь следующий день команда возилась вокруг схем и внутренних стояков, выправляя коммуникации, пересчитывая кубики топлива и перестраивая курс — с учётом незапланированной посадки и нового взлёта.

Дождавшись момента, я приподнял край потрескивающей маскировочной ткани и нырнул наружу. «Тантра» пропала: вокруг, насколько хватало глаз, расстелилась трава. Я вытащил планшет, сверился с картой и, подключив к кедам модули-скороходы, помчался к Сиаму.

…Город оглушил — запахами терпкого перца, пряностей и отбросов, звоном подвесок, криками и песнями. Я вертел головой, то и дело оттягивая воротник. Пот струился градом, заныли колени, разболелись старые переломы и рубцы. Сквозь тонкие подошвы, призванные носиться по прохладному гладкому покрытию, стопы кололи острые камни. Трещали барабаны, звенели струны, а карта оказалась бесполезна в хаосе переулков. Ко мне то и дело подбегали загорелые мальчишки, совали ломти мяса, ракушки и полированные камни. Старуха предложила мешочек пахучих трав; я отшатнулся, поскользнулся, отполз, мир надвинулся тучами, упал ливнем, заливаясь в рот и в нос. Я вжался в покрытую глянцевыми листьями стену, закрыл глаза и постарался выровнять дыхание.

— Где слон? — с трудом читая транскрипцию незнакомого языка, спросил я первого встречного. Из быстрого, журчащего ответа с ужасом понял, что слонов — несколько. Может быть, больше сотни.
— Цирк. Зверинец. Уличный театр, — перечислял паренёк. Он говорил что-то ещё, но планшет не успевал переводить, и я растерянно смотрел, как движутся губы, как размахивают руки, указывая куда-то вдаль.

Я не знал, куда броситься в первую очередь. Я взял с собой успокоительное; взял парализатор, хотя после того, как на Гевесте я едва не убил браконьера, охотившегося на огненных крабов, пользоваться парализатором мне было строго запрещено. Я взял рацию, чтобы экстренно связаться с капитаном — если понадобится. Всего этого хватило бы, чтобы вытащить одного слона. Но — не всех. Не сотню.

Я метался за кулисами цирка: выколачивал из ампул миорелаксанты, разламывал электрошокеры, — когда рация заговорила.
— Возвращайся, — спокойно приказал капитан. — Мы заканчиваем с ремонтом. У тебя час.
— Буду, — откликнулся я, пробегая глазами брошюру, которая неведомо как оказалась под ногами.

«Каждые пятнадцать минут от рук браконьеров только в Африке ради бивней погибает один слон. Такими темпами уже к 2025 году в африканских саваннах может не остаться слонов».

— Буду, — коротко повторил я деревянным голосом. — Не один.

Но здесь их были сотни. Кого, которого из слонов я мог спасти?

Ответ явился спустя секунду; я юркнул за бак с кормом, а в клетку завели огромного, как гора, слона с хоботом, который казался куда короче, чем надо. Розоватая кожа, бледные ногти, обнажённые дёсны и подрезанные бивни. Слон рухнул на передние ноги, зазвенела цепь, он мотнул головой, и я разглядел сухие чешуйки, слезшую от оков кожу и чёрный глаз, который, как бусина, перекатился вбок и уставился прямо на меня.

Кусая костяшки, я дождался, пока люди, приведшие слона, выйдут. Протянул руку и тронул бледную, шершавую кожу хобота. Слон не пошевелился, только опустилось, закрывая бусину глаза, веко.
— Я сейчас, — прошептал я. — Потерпи, дружок…

Стараясь не звенеть цепями, я расковал слона, бегая между хвостом и ногами. Мне никогда не приходилось иметь дела с таким крупным животным, я боялся, что слон может встать; хорошо бы вколоть успокоительного, но как тогда я доведу его до «Тантры»? Да и некогда, каждая секунда приближает возвращение дрессировщиков… Голоса за стеной, стук и скрип, детский ликующий смех и крики птиц — всё это сливалось в ушах с грохотом собственной крови.

Я налёг на рычаг, поднимая широкую гофрированную дверь. В клетку брызнуло солнце и влажный дух тропиков.
— Пойдём, дружок. Вставай!
Слон не тронулся с места.
— Пожалуйста, — твёрдо попросил я. — Вставай! Я тебя уведу в спокойное место. Никто тебя не тронет. Давай, дружок!
Слон тяжело пошевелил ушами и протяжно вздохнул. Где-то загремели замки.
— Если мы не уйдём сейчас — потом не сможем!
Слон поджал ноги, опустил голову и закрыл глаза.

Успокоительное бесполезно, сообразил я. Нужен адреналин. Но адреналин остался в аптечке на «Тантре».

Может быть, капитан придумал бы другой способ. Но я был всего-навсего ветеринар с годовым опытом в звёздном патруле.

Я схватил нарядный жезл дрессировщика.
— Прости, слоник.
Ткнул его под брюхо — в самое нежное место. Слон заревел и поднялся на ноги. Грохнула дверь. Я изо всей силы хлопнул слона по боку и закричал:
— Вперёд!

И он помчался. Если бы не модули-скороходы — я бы нипочём не поспел.

***

На нас навалилась толпа, я бежал, схватившись за свесившуюся кисточку попоны, слон ревел, и в нас летели палки, фрукты и брань. Планшет судорожно переводил, выхватывая из мешанины:
— Браконьер!
— Вор!
— Стрелять! Стрелять в него!

Мы проскочили город в минуту; я боялся, что слон остановится, выдохнется, но он летел, как ядро, и «Тантра» уже сияла на горизонте серебряным монолитом.

— Я тут! Мы бежим уже! — заорал я в рацию, но из-за гонки дыхание сбивалось, и я слышал только:
— Рядовой Мишель! Опускаем подъёмную площадку! Приём!

Когда в нас полетели резиновые пули, я выхватил парализатор, дал предупредительный залп — а потом яростно пошёл по толпе укладывающими импульсами. «Тантра» уже нависала над нами в сгущавшихся сумерках, когда я, леденея, понял: я вижу её, потому что маскировка снята — чтобы я мог найти корабль.

Но ведь его видят и те, кто гонится за нами.

— Давай, давай, слоник, — задыхаясь, умолял я. — Ещё немножко! Ещё немножко, и полетим домой…

Нам оставалось каких-то несколько секунд бега до освещённой подъёмной площадки, когда «Тантра» дрогнула и накренилась. Толпа с воплем отхлынула. Корабль, качнувшись, выпрямился, но в заметавшихся пятнах прожекторов я заметил вмятину на борту.

Когда по «Тантре» выстрелили ещё раз, подъёмная площадка, как лепесток цветка, поехала внутрь.

— Капитан! — крикнул я, чувствуя, как тяжело вздымаются и опадают слоновьи бока. — Мы здесь! Опустите!
— Мишель, в корабль! Живо!

Надо мной закачались щупальца. Я подумал, что это гарпун, брошенный из толпы, но это были тросы, опущенные с «Тантры», — тросы, способные поднять человека, но не слона.

Я вскарабкался на ревевшего зверя, размахивая рукой, в которой всё ещё держал укротительский жезл:
— Остановитесь!
— Рядовой Мишель, в корабль! Это приказ!

Щупальца сомкнулись, обхватывая меня. Я нагнулся, цепляясь за рубцы грубой слоновьей кожи, но меня неумолимо влекло вверх, и я только шоркнул ладонью по морщинистой серой спине.

— Нет! Нет! Дружок!

Несколько секунд спустя я лежал на площадке у иллюминатора. Люк задраили, отрезав чужой воздух, чужую жестокость и низкий слоновий вой.

— Застрелить животное, — разнеслось по тихой и светлой палубе.

Я упал на колени и подполз к стеклу. Бахрома жезла оставила на полу влажный след.

Грохнул выстрел.

Мы смотрели, как внизу, удаляясь, дёргается в конвульсиях туша слона. Прожектор «Тантры» выхватывал то отрубленный капканом хобот, то спину, то бледные розовые ногти, каждый размером с человеческую ладонь.

— Они бы вернули его в клетку и продолжили мучить, — тихо произнёс капитан, опускаясь рядом. — Миша…
— Всё бессмысленно, — всхлипнув, яростно произнёс я. — Всё бессмысленно, если мы улетаем вот так! Оставляя их там. Десятки. Сотни. Да, пускай у них нет магических свойств. Но на этой планете их ждёт гибель. А есть ведь ещё другие животные… Всё бессмысленно, если мы улетаем вот так!
— Дай.

Я, не сопротивляясь, разжал пальцы. Капитан поднял тяжёлый жезл, обнажив острый крюк. Велел:
— Смотри.
На крюке болтался шмат серой кожи. Взглянув на него, я зажмурился и привалился лбом к стеклу.
— В реабилитационном центре из этого могут синтезировать слона.
— Нет, — глухо ответил я. — Нельзя синтезировать животных из шерстинки или чешуйки. Если бы это было реально, мы бы не перевозили полные трюмы и палубы, а брали бы по волосинке от каждой твари, и…
— И я тебе уже сто раз говорил, что в погоне за практикой ты упускаешь теорию. Это невозможно только для животных с магическими свойствами. Синтезировать обычных животных лаборатория намаштачилась вполне.

Я поднял глаза. Чувствуя, как дрожит всё внутри, как больно говорить — словно после ларингита или сильного крика, — спросил:
— Да. Но дело ведь не в нём одном. Как же остальные животные, которых угнетают? На этой планете. И на других.
— Ты никогда не сможешь объять всё, — глядя на удаляющуюся зелёную звезду, ответил капитан. — Но лучше что-то, чем ничего. Кроме того, я уверен: следующий Мишель уже летит на Землю.