Душа⁠⁠

Скука, скука, скука.

Я отталкиваю тысячи протянутых ко мне рук – скрюченных, распростёртых, молящих, жаждущих, требующих. Жалкие, никчёмные, насквозь прогнившие душонки – я топчу их надежды в пыль.

«Я не буду покупать твою душу», – говорю я каждому. – «Ты себя в зеркало видел вообще? Ты и так мой, с головой и потрохами. Я даже знаю, на какой уровень ада ты попадёшь».

Парочку я всё-таки покупаю – так, за бесценок, для коллекции. Этот, что жаждет денег – еще не совсем погублен, просто устал от нищеты. Тот, что жаждет власти – в юности любил так, что небеса сотрясались. Победа на каких-то местечковых выборах – бросовая цена за редкий экспонат.

Я перелистываю блокнот, любовно поглаживая страницы. На каждой – своя история. Душа, которая имела все шансы вознестись в рай – но стала моим трофеем.

Некоторыми я горжусь так, что, будь человеком, угодил бы за это чувство в ад.

Вот, например, древний вождь. Сильный, мудрый вождь, лучший, наверное, за историю племени. К сожалению, он же и последний – солдаты убили всех, а вождя сделали рабом.

Как же металась, как страдала, как неистовствовала его душа! Всего лишь чуть больше силы за проданную душу, чтобы свершить месть – и это потрясающая буря становится моей. От вида того, что осталось от солдатов и командира, даже мне стало немного не по себе. Я иногда проверяю, как дела у него теперь – и мне кажется, что он до сих пор доволен сделкой.

Или вот – стрелок "Мессершмита". Да уж, кто-кто, а он не хотел умирать на войне. Подловить его в увольнении и предложить неизменную удачу в стрельбе было плёвым делом. Ох, как же он удивился, узнав, что ад существует!

А вот моя любимая: прекрасная дева, которой изменил возлюбленный. Как черна была её душа в гневе – еще чуть-чуть, и я не успел бы предложить свои услуги, она растерзала бы любовников сама. У меня же всё получилось более изысканно: сначала умерла разлучница. Муж, не выдержав позора, застрелился – и я не прикладывал к этому никаких усилий. И девица, увидев, что натворила, повесилась на собственных волосах. Как же интересны иногда люди!

Надеюсь, им весело сейчас втроём, в одном-то котле.

Меня отвлекает чувство отчаяния – отчаяния светлой души, настолько сильного, что меня будто выдёргивает с места.

Я невольно любуюсь открывшейся мне картиной. Малютка-сын, играющий с ним отец – открытые улыбки, ни единого дрогнувшего мускула, пасторальная картина. Если бы, конечно, не больничная палата вокруг и измождённое тело ребёнка – тот явно скоро отправится к ангелам.

Вот где красота души человеческой. Какое напряжение – знать, что дорогой тебе человек мучительно умирает – знать, и не подавать вида!

Я отлавливаю его в коридоре – в палате, куда уже почти сунулись пернатые, обстряпывать сделку неэтично.

– Да? Что у вас? – буднично откликается мужчина, и я понимаю, что он не просто навещал сына – он работает здесь.

Врач, ну надо же. Таких у меня немного.

– Думаю, вас заинтересует моё предложение, – расплываюсь в фирменной улыбке я. – Дело в том, что я могу вам помочь.

Лицо мужчины каменеет.

– Пошел вон.

Ох, вот это тон! Какая ненависть, какая властность!

– Мне охрану вызвать? Здесь этой дряни не будет. Чем ты там торгуешь? Биодобавки, активаторы, выметайся со своими чудо-порошками отсюда.

Я улыбаюсь еще шире:

– Видите ли, произошло недопонимание. Я не торгую, я – покупаю.

Пока врач не опомнился, беру его под локоть и переношу в более уединенное место. Даю ему время прийти в себя: какая бы душа не была, все удивляются совершенно одинаково, и ничего интересного в этом нет.

– Кто вы? – наконец спрашивает он.

Ветер – на этом утёсе всегда жуткий ветер – смешно развевает полы его халата. Ему неловко, он сбит с толку, обескуражен, и черное отчаяние в его душе никуда не делось, но я уже чувствую тонкий-тонкий лучик надежды.

– Поговорим лучше о том, что я могу для вас сделать. Хотите вылечить сына?

– Ладно, что-то вы умеете. Но какие гарантии, что вы меня не обманете?

– Сразу видно, деловой человек. Разумеется, будет составлен типовой договор, со всеми прописанными условиями, в случае нарушения мною обязательств сделка расторгается.

– Хорошо. И сколько же вы хотите?

– Не сколько, а что. Душу.

Люблю наблюдать за этим моментом – когда они осознают, что я не маг, не пришелец, не ангел, в конце-то концов. Такая растерянность и смирение.

– А-а-а, – кивает наконец мужчина. – Вот оно, всё-таки, как. Разыгрывать, думаю, вы меня вряд ли станете?

– Да, так. Ну что, подписывать будете?

– Значит, за спасение сына вечные муки и всё такое?

– Совершенно верно.

Мужчина молчит, и, когда наконец открывает рот, я едва не загораюсь от удивления.

– Нет.

– Что?! Я же вижу, насколько он вам дорог, почему?!

– Не за спасение сына. Я хочу способность мгновенно исцелять любого человека. Абсолютно любого от абсолютно любой болезни. Сына, разумеется, в том числе. На неограниченный срок и неограниченное число исцелений. Необратимо, то есть, никто из вас не имеет права причинить вред тем, кого я вылечу. По рукам?

Теперь колебаюсь я. Цена немаленькая.

– Ну же, по рукам – и моя душа передаётся в ваше вечное пользование, делайте с ней, что хотите.

Я еще раз любуюсь этим человеком. Пожалуй, одно из самых дорогих моих приобретений – но зато какое! Коллеги обзавидуются.

– По рукам.

Дня его смерти я жду, как подарка.

Но только праздник всё никак не наступает.

Измучавшись от неопределенности, я выпрашиваю у начальства Книгу Судеб, чтобы узнать дату смерти. Обвожу её в календаре красным кружочком – и... Ничего.

Я заглядываю еще раз. Дата сдвинулась на пару лет.

Бывает, ничего не попишешь – случайности иногда путают карты. Жду еще немного – и снова ничего.

Дата смерти опять сдвинулась.

Я теряю терпение и снова поднимаюсь на землю.

Врач выглядит куда счастливее, чем в прошлый раз. Душа разрослась и окрепла еще больше, буквально сочится уверенностью и осознанием своей силы.

Ему ведь уже под девяносто должно быть, почему он еще на работе?

Догадка пронзает меня, как ангельское копьё:

– Ах ты грешника кусок, ты что, себя лечил?

– Естественно, – кивает он. – Мы же об этом договаривались.

Я выметаюсь из больницы, от ярости оставляя след гари на асфальте.

Этого я так не оставлю. Схитрил он – схитрю и я. Не может умереть от старости – всегда остается несчастный случай!

У-у-у, дерьмо серафима! Ходи и оглядывайся!

Долго я не затягиваю – сразу после работы швыряю его маршрутку в столб. Вообще-то, массовые смерти не очень поощряются начальством... Но как же он меня вывел!

Отгибаю искорёженную дверь – будто банку консерв открываю. Ага, а внутри меня ждёт долгожданное лакомство. Где же ты, душа моя?

– А, так значит, это ты, – хрип человека едва слышен, лицо залито кровью, но даже в такой ситуации он остаётся спокойным и уверенным. Даже улыбается слегка краешком разбитой губы – ох, какой же всё-таки потрясающий трофей! Не выдерживая, я протягиваю руку – забрать своё, но душа пока еще не готова отделиться от тела.

Ничего, я подожду. Уж такую малость я подожду.

– А я тут... Вот... – кто-то из пассажиров судорожно вздыхает. Водитель дёргается и приходит в себя. Мать на переднем сиденье прижимает к себе плачущую дочку и испуганно оглядывается. – Успел...

И опускает голову.

Наконец-то! Бросаюсь вперёд – но меня отбрасывает назад, будто крылом по носу ударили.

Что за?! Я протягиваю руку, пытаясь схватить отлетающую на небеса душу – но путь мне преграждает юноша с овечьим взглядом.

– Ты-то тут откуда? – возмущаюсь я. – Дай пройти, пернатый, улетит же!

– По совокупности причин эта душа боле не принадлежит аду, – кротко отвечает ангел. При его росте ему приходится пригибаться, чтобы не упираться макушкой в потолок помятой маршрутки, и его нелепый вид раздражает меня еще больше.

– Какие еще совокупности причин? Вот договор, красным по белому написано...

– Причина первая: нарушение условий договора исполнителем. Причина вторая: самопожертвование в момент смерти. Причина третья: общая положительная картина души.

– Какое еще нарушение? – закипаю я. – Я никогда не указываю, что обязуюсь не причинять вреда клиенту. Тут всё чисто!

– А как же пункт насчет непричинения вреда тем, кого он вылечил?

Ангел кивает, и видя, что я больше не протестую, исчезает из вида.

Я тоскливо провожаю взглядом скрывшуюся в облаках душу.

Красивая, зараза.

Даже слишком.

Одну страницу в своём блокноте я специально оставляю пустой. Сколько там у него уйдёт на перерождение? Века три-четыре?

Ничего, подожду.

В следующий раз точно будет моим.