Другая история Гулливера⁠⁠

Представляю свой рассказ. Комментарии и конструктивная критика приветствуются

- Какие же они все все-таки уродливые, эти здоровяки!

Гулливер еще не знал, кому принадлежит этот писклявый голос, но его обладатель ему почему-то сразу не понравился. Сознание постепенно возвращалось, но состояние было, как после общего наркоза или жесткой попойки: голова казалась неподъемной, внутри нее, как будто навсегда поселилась тупая боль, в висках ощущался каждый толчок разгоняемой сердцем густой крови.

Гулливер попытался приоткрыть глаза, но далось это с огромным трудом – веки были словно отлиты из чугуна, а дневной свет больно резанул по роговице, так что пришлось смотреть на окружавший мир сквозь узкую щель между век.

- Смотрите, смотрите! Он, кажется, приходит в себя! – кто-то пронзительно и тоже пискляво завопил, и Гулливер почувствовал, как будто с его бедра спрыгнул кто-то почти невесомый.

А когда к нему на грудь взобрался кто-то чуть потяжелее и начал говорить, Гулливер узнал голос, принадлежавший тому, кто рассуждал об уродстве здоровяков.

Гулливеру наконец удалось открыть глаза, и он увидел, что на его груди взгромоздился человек! Вернее, человечек ростом не более десяти сантиметров, с поджарым загорелым телом, едва прикрытым в срамных местах юбкой из сухой травы, и неким подобием короны из ярких перьев на голове.

«Вождь, наверное, - подумал Гулливер, - но вождь какого племени»?

Тем временем «вождь» деловито прохаживался по грудной клетке Гулливера, всматривался в его лицо и снова неторопливо отходил подальше к самому животу. Казалось, он ведет про себя какие-то расчеты.

Гулливер не без любопытства разглядывал человечка, когда тот подходил поближе. Еще бы! Не каждый день встретишь настоящего представителя рода человеческого высотой со вставшую на задние лапки мышь, причем он такой здесь был явно не один.

И тут на мозг Гулливера резко обрушился вопрос: «Где я?!..». Вопрос простой и ужасный одновременно, потому что ответа на него у Гулливера не нашлось.

Он хотел было вскочить и оглядеться, но, к своему огромному удивлению, тело не послушалось, а голова разболелась еще сильней.

И вдруг, в один момент все чувства вытеснил страх... Первобытный, ни с чем не сравнимый страх за свою жизнь, тяжелым душным одеялом накрыл Гулливера, поглотил каждый нерв и, казалось, остановил время.

Гулливер тяжело задышал и снова сделал попытку пошевелиться, но смог лишь немного приподнять пальцы рук. Вождь, заметивший это движение, мгновенно отдал кому-то приказ – Ещё!

В ту же секунду два таких же маленьких, как и вождь, человечка подбежали к голове Гулливера и заткнули ему нос. Гулливер был беспомощен… Ему пришлось открыть рот, чтобы захватить порцию воздуха, а человечкам этого было достаточно, чтобы ловко влить ему в горло какую-то жижу.

Гулливер поперхнулся и закашлялся, а через несколько секунд почувствовал, как сознание снова помутилось. В это же самое время еще один маленький дикарь стал у его головы и поджег какую-то траву, дым от которой заставил Гулливера зажмуриться.

Запах дыма от этой жженой травы отдалённо напоминал запах марихуаны, которую Гулливер впервые попробовал в старших классах школы, при этом местная «травка» имела примесь аромата какой-то пряности. В других обстоятельствах Гулливеру бы даже, может, понравился эксперимент с местной дурманящей растительностью, но только не сейчас. Дым густо окутал Гулливера, и под его воздействием он окончательно впал в забытье.

Глубокий тяжелый сон, в который Гулливера погрузили противная жижа и пряный дым, выдергивал из его сознания обрывки воспоминаний.

…Яркий солнечный день на палубе огромного красавца-лайнера «Эркюль», молодые стройные девушки в откровенных купальниках, потягивающие коктейли, пока их холеные тела покрывались загаром, что-то неспешно обсуждающие между собой состоятельные мужчины, престарелая наследница знаменитого рода русских князей-эмигрантов, в одиночестве листающая журнал мод, компания бизнесменов из Азии – все эти люди и еще несколько сотен пассажиров, разместившихся на разных уровнях лайнера, наслаждались приятным круизом.

Стоя на капитанском мостике, Гулливер испытывал особые чувства, ведь это был его первый рейс в качестве первого помощника капитана. Жизнь казалась Гулливеру широкой ровной дорогой, по которой он намерен был пройти, получая удовольствие от каждого шага.

… - Как такое могло произойти?! Ты можешь что-нибудь с этим сделать?! – неистово кричал капитан молодому перепуганному парню, отвечающему за работу электронных систем корабля, нависая над ним, словно скала, над беззащитной деревушкой. Бедняга ничего не мог ответить, а только в панике старался хотя бы частично вернуть возможность управления лайнером, который течением несло на рифы, как бумажный кораблик…

…Гулливер изо всех сил старался держаться на плаву, крепко вцепившись руками в спасательный круг. Вокруг бесновались и ревели волны, то подбрасывая его на свои гребни, то обрушиваясь тяжелыми потоками сверху – океан хотел еще больше жертвоприношений в ту ночь, но Гулливер не сдавался. Он уже не чувствовал рук – просто видел, что они мертвой хваткой сжимают круг, и старался захватить побольше воздуха, перед тем, как на него низвергался очередной водопад.

А ещё, когда волна подбрасывала его выше, он видел накренившийся лайнер и множество спасательных шлюпок, заполненных людьми. Шлюпки гоняло по волнам, как яичную скорлупу, многие переворачивались, и их пассажиры оказывались в воде вместе с десятками таких же борющихся за жизнь несчастных, каким был и сам Гулливер.

В боку «Эркюля» зияла пробоина, которая не оставляла ему шансов на спасение – лайнер все сильнее заваливался на бок, а волны наносили ему смертельные удары один за одним…

Когда сознание вновь вернулось, Гулливер попытался открыть глаза, но тщетно – веки не двигались. Он понял, что и жижа, и дым как раз и были причиной его неподвижности и потери чувствительности. Видимо, в них содержались какие-то сильные природные вещества, имеющие наркотический и анестезирующий эффект.

Из чувств у него остались только слух и обоняние, и Гулливер старался использовать их максимально, чтобы хотя бы немного прояснить для себя происходящее вокруг.

Одно он уже понял точно – нельзя выдавать себя, нельзя позволить никому из этих мелких гадёнышей понять, что он пришел в себя, потому как добра ему здесь явно не желали.

Гулливер начал прислушиваться. Его слух уловил какие-то звуки – несколько человечков обсуждали, как лучше всего разделывать туши крупных животных и при этом тыкали чем-то острым Гулливеру в бедро.

- Тяни! – что есть мочи крикнул какой-то дикарь, и Гулливер почувствовал, как его тело было безвольно оторвано от земли и перевернуто на бок.

Пока Гулливер был без сознания, человечки успели соорудить вокруг него нечто наподобие первобытного, но вполне рабочего подъемного механизма.

Он не видел, как несколько десятков человечков ловко взобрались на конструкцию и были готовы привести механизм в действие.

- Тяни! – снова скомандовал дикарь, и Гулливера, как тряпичную куклу, швырнули на землю лицом вниз.

Человечки сопроводили падение здоровяка дружными криками радости и восторга и тотчас же принялись срезать с него остатки одежды.

Гулливер отчетливо слышал, как трещит рвущаяся ткань форменных брюк, как распарывают его рубашку и не мог не отметить скорость и слаженность действий дикарей – было очевидно, что инструмент у них наточен отменно и что всё это они проделывают не в первый раз.

После непродолжительной возни с брюками, рубашкой и бельем наступила пауза. Гулливер насторожился, он ловил каждый звук и вдруг ощутил, как по его бедрам и ягодицам с нажимом начали чертить длинные и короткие линии.

«Что происходит?» - задал себе вопрос Гулливер и тотчас же получил на него ужасный ответ:

- Ты отлично подправил тесаки, старик! Кромсают здоровяка, как по маслу! – с явным удовлетворением в голосе произнес дикарь, обращаясь к кому-то, - получишь хороший кусок свежатины за работу!

«Свежатины!.. Так это я, значит, и есть для них свежатина!» – эта догадка раскаленными щипцами сжала сознание Гулливера, и он протяжно застонал. Не от боли, он все еще ничего чувствовал, а от собственной беспомощности и абсолютной безысходности. Это был стон гордого раненого хищника, оказавшегося во власти стаи наглых пожирателей падали, которых совершенно не смущал тот факт, что их жертва была еще жива.

Стон Гулливера лишь на несколько секунд остановил человечков – они убедились, что к «здоровяку» ещё не вернулась способность двигаться, и затем продолжили кусок за куском срезать с него плоть.

Больше всего Гулливеру хотелось потерять сознание, а еще лучше успеть истечь кровью и умереть, так и не приходя в себя, чем осознавать весь ужас происходящего с ним.

Но голова его была ясна, как никогда, и более того, к нему постепенно возвращалась способность чувствовать, которая уже давала о себе знать постепенно нарастающей болью.

«Ну уж нет, суки мелкие! Просто так я вам не дамся!» - решил про себя Гулливер и медленно приоткрыл глаза. Все дикари были так заняты разделыванием и дележкой человечины, что не заметили, как их лежащий лицом в пыли «здоровяк» высматривал хотя бы что-то, что могло сойти за средство защиты или оружие.

Взгляд Гулливера то и дело натыкался на хижины человечков, возле которых на кострах готовили куски его же мяса, – от осознания этого Гулливера окутывала ярость, такая же сильная, как и боль от наносимых ему ран, и он едва сдерживался, чтобы не зашевелиться.

И вот метрах в десяти от места своих пыток он увидел деревянное весло – старое, но отлично сохранившееся. И самое главное – весло было массивным и тяжелым, один в один, как на рыбацкой лодке его деда.

Душа Гулливера ликовала в ожидании предстоящего возмездия. «Главное, чтобы хватило сил до него добраться – у меня всего один шанс, всего один рывок…», - Гулливер это понимал, поэтому должен был четко все рассчитать, насколько вообще было возможно что-либо рассчитать, когда боль затмевает все остальные чувства, а время до полной потери крови катастрофически сокращается.

«Один рывок…», - повторил про себя Гулливер. Он на несколько секунд прикрыл веки, и в его мыслях снова ясно вырисовался безоблачный день на борту белоснежного круизного лайнера. Немыслимая тоска по мечтам, которым не суждено сбыться, по устремлениям, которые навсегда потеряли свою значимость, тоска по жизни, которую ему так и не суждено прожить, снова подняла внутри Гулливера волну ярости. Он резко открыл глаза и поднялся на руках, стряхнув с себя нескольких дикарок, удобно разместившихся на его спине. Маленькие бабёнки неуклюже скатились со спины Гулливера, шлепнулись на пыльную землю и с визгом разбежались в разные стороны, посеяв своими криками панику среди остальных жителей деревни.

Гулливер увидел, что лежал в луже собственной крови, и чуть было не потерял сознание, но когда услышал испуганные вопли дикарей вокруг, то понял, что эффект от его движения был действительно велик. Это придало сил, и Гулливер злорадно усмехнулся. Он медленно, справляясь с волнами адской боли и тошноты, подтянул под себя колени, стал на четвереньки и насколько смог осмотрел свое истерзанное тело.

Проклятые недомерки успели изрядно истрепать обе его ягодицы и заднюю часть бёдер, вырезав из них крупные куски мышц… Кровь растеклась и застыла яркими лужицами вокруг Гулливера, отражая лучи такого же яркого солнца – точно также, как и морская гладь в полный штиль.

«Давай!» – приказал себе Гулливер и начал подниматься на ноги. Каждое движение заставляло его испытывать ни с чем не сравнимые муки. Боль, как удары молнии, пронзала всё его тело, заставляя изрыгать адские проклятия в сторону ненавистных маленьких людоедов.

Человечки, явно не ожидавшие такого от поверженной ими жертвы, бросились врассыпную, попрятались кто куда и, притаившись, наблюдали за полуголым окровавленным моряком, ловили взглядом каждое его движение на случай, если придется убегать.

Гулливер обеими руками держался за росшее рядом молодое дерево, и, опираясь на него, ему удалось выпрямиться почти в полный рост. Несколько секунд на передышку, и, оттолкнувшись от упругого ствола деревца, Гулливер, шатаясь и балансируя на искалеченных ногах, направился в сторону весла.

Стараясь передвигаться как можно быстрее, Гулливер не выпускал весло из поля зрения – сейчас оно было для него и путеводным маяком, и орудием мщения.

- Зря вы сразу не перерезали мне сухожилия, хоббиты недоделанные!.. Теперь получайте!.. – злобно бормотал про себя Гулливер, когда наконец добрался до весла и крепко вцепился в него трясущимися руками. Из его груди вырвался дьявольский хохот, и первый взмах веслом снес сразу несколько маленьких камышовых хижин, лишив жизни прятавшихся в них дикарей.

Гулливер ликовал – от звуков вопящих от страха и вида умирающих от его карающей руки человечков у него как будто открылось второе дыхание. Истерзанный молодой моряк наносил смертельные удары всем, кто попадался на его пути, крушил нехитрые жилища и безжалостно растаптывал маленькие тельца тех, кто совсем недавно так же безжалостно резал на части его тело.

Каждый шаг и удар веслом Гулливер сопровождал вырывающимся из груди хриплым рыком, его рука была крепка, и сам он был готов до последнего вздоха уничтожать мерзких туземцев, которые жаждали свежей человечины.

Со стороны Гулливер выглядел, как кровавый жнец, который, сам едва держась на ногах, одним взмахом весла лишал жизни сразу нескольких человечков и тут же обрушивал на новый удар на других пытавшихся скрыться бедолаг. Его орудие тоже уже было все в липких багровых пятнах со свисающими ошметками маленьких человеческих тел, а запах свежей крови, своей и дикарей, сводил Гулливера с ума.

Казалось, этому побоищу не будет конца – дикари орали, пытались убежать или хотя бы скрыться, но карающая рука Гулливера находила их и жестоко и безжалостно лишала жизни…

Гулливер мстил, но им постепенно начала овладевать усталость, боль стала невыносимой, ненависть и отчаяние захватили разум, и истекающий кровью моряк совершенно потерял способность мыслить и ориентироваться в пространстве – он просто шел вперед, оставляя после себя разрушения и маленькие трупики людоедов.

Вокруг царил полный хаос, были слышны вопли и стоны умирающих человечков, а Гулливер продолжал вершить свою ужасную месть. В этом хаосе он не заметил, как по приказу вождя несколько дикарей натянули между деревьями веревку, крепко привязали ее к стволам и, рискуя быть раздавленными великаном или убитыми взмахом его весла, бегали перед ним, заманивая в ловушку.

Почти обезумевший от боли и вершимого страшного возмездия, истекающий кровью Гулливер снёс ударом весла голову одному из смельчаков и сделал шаг, чтобы продолжить свой кровавый путь, но споткнулся о предательски натянутую веревку и тяжело грохнулся на землю, сразу же потеряв сознание.

Мелкий вождь выскочил из своего укрытия и с диким воплем подбежал к Гулливеру. Он ловко взобрался на живот уже почти мёртвого великана и победоносно колотил себя в грудь кулаком, продолжая при этом дико кричать. Человечки поняли, что опасность миновала, и здоровяк вот-вот испустит дух, хотя грудь его всё еще вздымалась, и был слышен стук сердца. Они осмелели и, подбодряемые вожаком, ринулись толпой к горе теплого мяса, которую из себя представлял Гулливер. Едва ни добегали к цели, то сходу рвали плоть острыми зубами и пожирали ее прямо на месте.

Очень скоро место, где лежал Гулливер, кишело голодными обозленными дикарями. Мужчины, женщины, дети – все старались урвать кусок побольше, пачкались в крови и глотали мясо, не жуя. Некоторых тошнило прямо на месте, но, освободив желудок, они снова набивали его человечиной.

Кровавое пиршество продолжалось всю ночь. Когда первый голод был утолен, человечки не спеша срезали с Гулливера остатки мышц, вынули из его тела пригодные в пищу внутренние органы и некоторые полезные в хозяйстве кости.

…Анна и Том были женаты уже несколько месяцев, но только сейчас Тому удалось взять отпуск и наконец взять Анну в обещанное романтическое путешествие на своей новой яхте. Погода выдалась замечательная, Анна загорала на палубе обнаженной, а Том, стоя у штурвала, не без удовольствия разглядывал стройное тело молодой жены.

- Вот этот остров, о котором я тебе говорил, он самый дальний в этом архипелаге, и почему-то не особо привлекает туристов, во всяком случае я толком не смог найти информацию о нём, - сказал Том и передал Анне бинокль.

- Так, может, там никто и не живет, ну или малочисленное население, - предположила Анна, поднося бинокль к глазам. – Слушай, а давай причалим к нему ненадолго, - девушка игриво прижалась всем телом к мужу - на диком острове у нас ещё не было, - тихонько промурлыкала она и соблазнительно улыбнулась.

Том привел яхту как можно ближе к острову, а на берег они с Анной добрались на надувной лодке. Девушка выпрыгнула на белый песок и потянулась, как после приятного дневного сна.

- Как здесь красиво, Том! Странно, что здесь не развит туризм. Чувствуешь запах? Что-то мне напоминает, - Анна один за одним сделала несколько глубоких вдохов. – Точно! На марихуану похоже! Только будто пряность какую-то подмешали, наверное, местная трава. О, да она уже и действовать начала: я вижу маленьких человечков! Вон они смотрят на нас из кустов!

Анна звонко расхохоталась и побежала в сторону зарослей. - Милый, догоняй!

- Ох уж эти женщины! Вечно бегай за вами!.. – с напускной иронией в голосе произнес Том и последовал за любимой женой в глубь острова.