"Братишка" из 487 - го...
Часть 1.
Часть 2.
Вернувшись после одного из заданий, от встречавших вертолет техников узнал: в братском Егорлыкском полку потери, сбит транспортно-боевой вертолет, экипаж подполковника Лескова погиб. Летчики осуществляли перевозку продовольствия в заданный район и напоролись на умело подготовленную засаду. Боевики открыли массированный огонь по безоружному вертолету и подбили его. Экипаж выполнил вынужденную посадку на дорогу, окруженную лесом. Бандиты окружили вертолет и стали расстреливать его перекрестным огнем. Очереди рубанули по кабине вертолета, разбивая приборы и нанося смертельные раны членам экипажа. Командир экипажа, раненный в руку, все-таки смог выбраться из вертолета, занял оборону и отстреливался короткими очередями. Но через некоторое время кончились патроны (тогда всем летчикам выдавалось лишь два магазина с шестьюдесятью патронами - долго с таким боезапасом не продержишься). Боевики, осмелев, подошли к вертолету и стали избивать и топтать израненное тело офицера.
Потом они добили раненого капитана Шаплыгина и взяли в плен истекавшего кровью бортового техника старшего лейтенанта Девяткова. Мы все это увидели на одной из видеокассет, которую нам передали ребята из спецназа, захватившие ее у боевиков в ходе боев.
Весь летный состав жил в так называемом профилактории - двухэтажном доме постройки шестидесятых годов. Из-за большой скученности личного состава размещение было в два яруса. После потери экипажа Лескова их матрасы сняли, а вещи собрали для передачи семьям. В комнатах, где они жили, на стенах появились скорбные надписи, сообщавшие, кто, где, когда. Лишь спустя некоторое время мы узнали, что захваченный в плен бортовой техник был зверски убит.
Теперь все знали, что вертолетчиков «духи» живыми не оставляют. С тех пор я стал носить две гранаты Ф-1: одну для них, другую для себя.
А через несколько дней в районе населенного пункта Петропавловское была сбита «восьмерка» внутренних войск, ее экипаж и несколько бойцов, находившихся в вертолете, тоже погибли. Война становилась для нас, вертолетчиков, все более кровавой...
С утра погода не радовала. Облачность двести - триста метров, видимость два-три километра. В общем, все готовились к работе и ждали получения задач. Но тут объявили построение полка. Вскоре приехала группа генералов и торжественно зачитала указ президента о награждении особо отличившихся летчиков и техников. В числе награжденных был и наш командир эскадрильи, командир экипажа, в котором я летал.
Полковника Владимира Андреевича Чипизубова ждала заслуженная награда - орден Мужества за его бесстрашие, умение выходить из сложнейших ситуаций боевой обстановки и проявленное при этом мужество.
Вручал награды представитель Министра обороны. С торжественным видом он зачитал:
- Орденом Мужества награждается полковник Владимир Андреевич Чипизов, - и удовлетворенно поднял голову, ожидая выхода из строя награждаемого. Начальник авиации, стоявший рядом, наклонился к нему и проговорил:
- Полковник Чипизубов.
Но торжественный генерал, снова заглянув в документ, повторил, оглядываясь с недоумением:
- Полковник Чипизов. Я что, читать не умею?
Так наш командир остался без заслуженной награды. В сопроводительных документах и в указе о награждении все было правильно отражено, но при заполнении наградной книжки штабной писарь из-за своего ротозейства допустил ошибку, сократив фамилию, - им все можно, можно сослаться на невнимательность и допущенную оплошность, а вот то, что за этим орденом судьба человека, им без разницы. Орден и книжку отправили на переоформление, а награжденный остался без награды.
Война продолжалась, войска шли вперед, движимые приказами высоких штабных генералов, а значит, снова были потери. Чипизубова вызвали на КП, командир попытался приободрить его:
- Андреевич, не переживай, переоформят, может быть, орден скоро вернут (его все же вручили Чипизубову, но после увольнения из армии через много лет, и только благодаря запросу группы офицеров - его учеников - на имя нового Министра обороны. Орден все это время пылился в штабных сейфах, не переоформленный и значащийся как не врученный).
- Вот что, награда наградой, а теперь к делу, - продолжил он.
- Наши подразделения взяли Петропавловку и двинули в направлении на Ханкалу и Аргун. Но до них пока не дошли, закрепились у реки Аргун. «Чехи» огрызаются очень яростно, в открытые бои не вступают, а вот бить из-за угла, из засад, мины кидать они умеют. В общем, так, задача тебе: выйти в район площадки, ну и, как обычно, забрать раненых и убитых с двух точек. Между ними недалеко, километр-полтора. Там определишься. Да, еще, по телефону передали, из Аргуна противник на звук кидает мины, так что будь повнимательнее. Авианаводчик в районе есть, но он пехотный, учти. Все, вылет по готовности.
Мы запустили борт и вперед, к передовой, на площадку. Маршрут до Толстого-Юрта уже был известен. Летать могли, уже не смотря В карту, как говорится по «бычкам» - известным ориентирам. Полет обычный, на пятнадцати-тридцати метрах с «подскоком» над проводами и маневрами по курсу и скорости. Подошли к Толстому- Юрту, пройдя траверзом (ориентир, находящийся слева или справа под 90 градусов) населенный пункт, вышли на дорогу и «поехали» по ней на Петропавловку. Терский хребет был почти полностью закрыт нависшей над ним облачностью, превращающейся в туман, но в месте перевала дороги через него почти всегда оставалось маленькое «окно», вот через него вертушки и проскакивали, порой предупреждая других, что подходят, чтоб не встретиться лоб в лоб. Проскочив перевал Терского хребта, легли на курс по направлению к площадке эвакуации.
Я тут же сообщил:
- Площадка по курсу двадцать градусов правее, через шесть километров. Ветер сильный, по моим расчетам метров до десяти-двенадцати, с востока, восемьдесят-сто градусов, нужно взять правее для выполнения захода.
Чипизубов уменьшил скорость и стад строить заход для выполнения посадки, вызывая наводчика на связь. Под нами проносились окопы с бойцами, Б МП и танки, зарытые в землю по самые стволы, артиллерийские установки, орудия, ведущие обстрел Грозного. И наша задача была не попасть под их огонь, стараясь прорваться к «передку» - переднему краю - через всю эту стрельбу.
- Твою мать, не «чехи», так свои собьют в этой кутерьме! - выругался Андреевич, резко бросив вертолет влево, отворачивая с посадочного из-за выросшего непонятно откуда залпа наших установок «Град».
Я заворожено проводил взглядом хвостатые огненные кометы, которые быстро скрылись в чреве нависшей низкой облачности. Меня передернуло от осознания того, что, задержись залп секунд на двадцать, мы бы уже догорали в лесу. В это время командир, обойдя эту батарею, нарвался на другую. Самоходные артиллерийские установки, высоко задрав стволы, безостановочно посылали снаряды куда-то в только им ведомую цель. Мы снова отвернули и вынуждены были вернуться к перевалу, чтобы повторить маневр для захода на посадку. Андреевич, в сердцах выругавшись, вышел на наводчика и попросил, чтоб тот дал указание артиллерии «помолчать»:
- Повесь замочек артиллерии!
На что тот ответил:
- Я этого сделать не могу, так как связи с ними у меня нет. Попробуйте пройти ко мне, но левее дороги через Петропавловку, там вроде стволов нет, и стреляют поменьше.
- Прикольно! А как заходить, по ветру, что ли? – спросил я командира.
Андреевич промолчал, только развернул вертолет на указанный маршрут. Мы проскочили потрепанный войной населенный пункт и над верхушками деревьев прошли к выросшей перед нами поляне, ограниченной рекой Аргун. Авианаводчик радостно заголосил:
- Я вас наблюдаю, бросаю дым, довернитесь вправо на меня! Посадка возле дыма.
Мы обнаружили дым, который рваными клочьями стелился по земле, разгоняемый ветром. Ветер был попутный. Но Андреевич, выполнив какой-то немыслимый пируэт, в самый последний момент поравнявшись с дымом, так мастерски развернул машину, что через десяток секунд мы уже «присели» на землю. Он повернулся ко мне и, увидев мое лицо, подмигнул и рассмеялся:
- Ну что, испужался?
- Даже не успел. А что это было? Как это возможно? — я вытер вспотевший лоб, моему удивлению не было предела. В ту минуту я не представлял, что можно повторить подобный маневр, но через несколько лет я и сам выкидывал еще круче выкрутасы, за что не раз командиры гоняли меня в хвост и в гриву, но своего учителя, Андреевича, я не подвел.
- На войне, Серега, все возможно, главное - выполнить поставленную задачу и постараться, чтобы все остались живы, - посерьезнев, ответил он.
Ростислав, бортовой техник, пока мы разговаривали, уже успел открыть дверь и пропускал к нам авианаводчика. Тот втиснулся в кабину в бушлате, поверх которого был накинут броник, плюс автомат с радиостанцией, весь с ног до головы обляпанный грязью, с черным лицом от окопной, редко «мытой» жизни, радостно, искренне пожал всем нам руки и стал кричать на ухо Чипизубову, стараясь заглушить гул вертушки:
- Ну, молодцы! Круто вы приземлились! Сейчас срочно загрузите восемь «двухсотых», а потом перелетите вон туда, к позициям минометчиков, - указал он рукой направление, - там будут раненые.
- Кто грузить будет? - спросил Андреевич. - А то мы в прошлый раз сами напрягались.
- Там помогут, их на МТЛБ подвезут.