Божья коровка⁠⁠

Старый горбатый «Запорожец» вызывал у меня смех, у отца — восторг. Когда он говорил о нём, взгляд становился бархатным, а глаза излучали особый неповторимый свет. От этого взгляда мой смех обрывался, сменяясь улыбкой, а глаза начинали светиться такой же нежностью.

Крохотный автомобильчик. Мне так и не придётся ни разу в нём проехать. Поначалу я просто стеснялась, а потом…

Сейчас я даже не помню, чтоб хоть раз видела отца за рулём.

— Он боится. Он не умеет, — говорила мама.

— А зачем тогда купили?

— Да, вот. Я не хотела. Уговорил.

Смешной разноцветный «Запорожец» я видела всего два раза. Первый раз — в гараже. В свои первые студенческие каникулы. Папа привёл меня туда, чтобы показать свою «божью коровку». Несмотря на отличную сухую погоду, автомобиль был заляпан грязью.

— А чего она грязная такая?

— Так это Виталька ездил.

— Виталька? На твоей машине? Как это? — удивилась я.

— Я ему разрешаю. Он же мой племянник. Пусть катается.

Папа набрал ведро воды и стал отмывать засохшие комки земли.

Вечером я обо всём рассказала маме. Мне было обидно за отца, который полчаса драил свою заляпанную Виталиком машину, в то время, как тот дрых у себя в комнате.

— Я знаю. — Мама вздохнула. — У меня зла не хватает. Сколько я с ним уже ругалась по этому поводу, ты не представляешь. Но всё заканчивается, знаешь чем?

— Чем?

— Сердечным приступом. Моим. Вот опять.

Мама хватается за сердце, и я уже жалею, что начала этот разговор, но мама продолжает. Она не может остановиться, и я понимаю — ей надо выговориться.

— Ты не представляешь, сколько я с ним ругалась из-за этой машины. Знаешь, что он мне заявил?

— Что?

— Что подарит «Запорожец» Витальке. Ты, говорит, мне сына не родила, вот я Виталику её и подарю.

— Нормально, — подобное заявление меня очень даже задевает.

— Вот что мне делать? Я ему говорю: у тебя две дочери, зять есть, им подари.

Мама морщится от боли, я бегу на кухню за валерьянкой.

Второй и последний раз я увидела «божью коровку» через два года. В последний день перед отъездом в Новгород, куда я попала по распределению после учёбы. Сумки и чемодан, набитые до отказа вещами, представляли собой для хрупкой девушки неподъёмную ношу, но уезжала я надолго, и потому собирала меня мама основательно.

- Я не дотащу это всё.

— А тебе и не придётся. Сейчас Виталик приедет, в машину загрузим и на вокзал. — Отец говорит это так, как будто хочет доказать мне и матери: вот, видите, пригодилась машина.

— Где он есть — твой Виталик? Осталось двадцать минут до поезда? — бросает беспокойный взгляд на каминные часы на полке.

— Сейчас приедет. Чего ты волнуешься? От нас до вокзала десять минут езды.

— Всё равно, папа. Пора бы уже.

Мы с мамой начинаем волноваться. Отец выходит на балкон.

— Я лучше такси вызову.

— Поздно уже, пока такси приедет…

Папа возвращается в прихожую довольный.

— Не надо никого вызывать, он там стоит на перекрёстке, я с балкона машину увидел. Пошли.

— Что значит — стоит? Что значит — пошли? Он что, подъехать не может?

В это время раздаётся звонок в дверь.

— Вот и он, — отец бросается к двери, открывает… и правда, на пороге стоит Виталик. Смущённо топчется на месте.

— Ты чего так долго? — Мама хватает чемодан и суёт долговязому Виталику в руку. — Давай, бери… и вот ещё, — подхватывает сумку, протягивает.

Виталик молча берёт поклажу и идёт к лифту. Мы навьюченные остальным идём вслед за ним.

— Пятнадцать минут осталось, — волнуется мама в лифте.

Мы выходим из подъезда, шарим глазами по двору в поисках «Запорожца».

— А где машина? — Мама опускает сумку с провизией на землю.

— Она там, — Виталик указывает рукой на угол дома, — на перекрёстке.

— Так что ж ты сюда не подъехал? — чувствуя неладное, закипает мама.

— Машина сломалась, — спокойно заявляет Виталик.

— Что значит — сломалась? — мама хватается за сердце.

Виталик пожимает плечами.

То, что полдня «божья коровка» носилась по городу, теребя и путая ветром волосы местным девахам, гремела на всю округу портативным магнитофоном, сливаясь децибелами с восторженным гиканьем разгулявшейся компании, и наконец, измученная и выпотрошенная, чихнув последней каплей бензина за двести метров до нашего дома, встала, как вкопанная на перекрёстке, выяснится уже потом. После того, как обрывая руки, мы пробежим полпути пешком, и проезжающий мимо таксист подберёт нас, довезёт и поможет загрузиться в почти отходящий поезд.