Ботаник (2/3)⁠⁠

Начало - Ботаник (1/3)

Его жизнь - сплошная боль. Он был изгоем. Школа его личным адом. Его хобби - биология, в лаборатории он чувствовал себя богом Его мечта - чтобы все они пожалели.

Первый год пролетел незаметно. И в течении этого года издевательства со стороны одноклассников постепенно сходили на нет. Не знаю в чём было дело. Может быть в элементарном взрослении, когда мальчиками становятся интереснее обращать внимание на созревавших девочек, чем на затравленного сверстника. Или изменилось моё отношение к происходящему. Или им стало сложнее дотянуться до меня, поскольку всё свободное время я проводил в маленькой лаборатории номер два. Часто задерживался там допоздна, и Геннадий Артемьевич провожал меня до дома. Иногда я видел, что группа ребят поджидала меня возле школьных ворот, но они не осмеливались на какие-то действия, в присутствии взрослого. Видимо, были и какие-то внешние изменения во мне, потому что родители тоже не могли нарадоваться, глядя на сына, который больше не приходит домой в слезах в грязной одежде, с оторванной лямкой от рюкзака.

Говорят, всему хорошему приходит конец, пришёл конец и моей спокойной жизни, когда в школе появился он. Никита Харламов. Невероятно здоровый для своих лет, я был уверен, что несколько раз оставался на второй год. Оказалось, что это не так и он вполне себе умный. Учился Никита действительно неплохо, может быть даже лучше всех в классе. Он моментально стал любимчиком учителей, в особенности нашего классного руководителя, которая закрывала глаза на определенные особенности его поведения. Особенности, связанные со мной. Никита возненавидел меня с первого своего появления в классе. Я даже и не знаю, что вызывало в нем такую лютую ненависть. Он даже ни разу не попытался исковеркать моё имя. Он просто ненавидел меня за то, что я существую.

Благодаря острому уму Никиты его издевательства были куда изощерённее, чем просто обозвать меня педиком или спрятать мой рюкзак. Самое яркое воспоминание, от которого до сих пор у меня случаются рвотные позывы. Я совершил глупость – оставил рюкзак на перемене в классе. Следующий урок дублировался и переходить в другой кабинет необходимости не было. Я вспомнил, что не выполнил просьбу Геннадия Артемьевича и не полил цветы специальным раствором. Это был его самый затяжной эксперимент, результаты которого превосходили даже самые радужные ожидания. Сам он уехал на какую-то конференцию и в мои обязанности входило поливать этим самым раствором три раза в день. И пока я бегал до кабинета биологии, а это заняло практически всю длинную обеденную перемену, Никита успел привести свой план в действие.

Когда я вернулся в кабинет, то сразу понял, что что-то не так. Практически все одноклассники сидели за партами, словно в ожидании чего-то. Обычно такую картину можно было наблюдать только в одном случае – когда урок проводил директор или завуч. В любой другой ситуации, даже после звонка учителю требовалось не меньше десяти минут, чтобы успокоить учеников. А тут такая тишина. Я медленно, с каждым шагом ожидая подвоха проследовал к своей парте, ожидая неприятности в любой момент. Рюкзак стоял на стуле, там же где я его и оставил, и я прямо чувствовал, что подвох именно в нём. Я аккуратно переставил рюкзак на пол, проверил стул на наличие жвачки, краски, канцелярской кнопки. Всё было чисто. Я не должен был приклеиться, испачкаться или получить больнючий укол в задницу. Однако, всё оказалось гораздо хуже испачканных штанов или проколотой пятой точки. Класс вокруг меня так и молчал. Я начал сильно потеть, в руках появилась дрожь, которая грозилась перекинуться на всё тело. Я боролся как мог, стараясь успокоиться, досчитал до десяти, представил, как вечером окажусь в лаборатории номер два среди пробирок, горелок, центрифуг, стеклянных шкафов, заполненных разнообразными склянками, пакетиками, коробочками. Не помню, но в каком-то фильме про магию у главного героя была способность перемещаться в пространстве, при условии, что он может скрупулёзно представить место, куда хочет попасть. Так и я старался подальше оказаться от этого кабинета, от сверлящих мне спину взглядов одноклассников и от такой знакомой и мерзкой ухмылки Харламова. Я был на сто процентов уверен, что в тот момент он именно ухмылялся.

Ничего не происходило, пока я не почувствовал неприятный запах. Пахло точно не от меня, шлейф тянулся из-под парты. Я скосил на глаза на рюкзак, словно пытаясь рассмотреть не тянется ли от него зеленоватая дымка. Как это обычно рисуют в мультиках. Естественно ничего видно не было, но вот уверенность моя, что дело именно в рюкзаке росла с каждой секундой. Именно поэтому они, молча и сидят, и ждут, когда я наконец открою рюкзак. Они хотят увидеть мою реакцию. Я постараюсь их разочаровать. По своей наивности в то время я ещё верил, что если не реагировать на обидчиков, то они потеряют к тебе интерес и скорее всего изберут себе другую жертву. Так вот, это не работает. С максимально большой долей вероятности, экзекуторы только усилят давление, пока не добьются нужного им результата. Успокоить агрессора можно только силой, и никак иначе

Я наклонился к рюкзаку, и мне показалось, что за моей спиной стало ещё тише, словно они все затаили дыхание. Когда я расстегнул молнию на рюкзаке, мой желудок свело судорогой – в нос ударил запах, описать который не хватило бы фантазии самого извращённого графомана садиста. Это была какая-то термоядерная смесь самых противных ароматов, которые только можно представить. Такой запах реально осязаем, об него можно удариться, им можно порезаться. Он проникает внутрь, потом пытается вылезти наружу, прихватив вместе с собой все твои внутренности. Так получилось и со мной, спустя буквально несколько секунд, после того, как я открыл рюкзак, меня вывернуло наизнанку, всё содержимое завтрака (и, возможно ужина) выплеснулось из меня, колючей дурно пахнущей струёй, прямо на парту, превращая тетрадь и учебник в непотребное месиво.

Класс сзади меня взорвался. Я успел заметить, перед тем начал блевать, как отскочила подальше Лиза Кормухина, как схватилась за рот и выбежала из класса Аня Мыларщикова, а вместе с ней и пара ребят, кто именно, я не успел заметить, в глазах помутнело, и я без сил опустился на пол. Я слышал вокруг себя шум голосов, видел неясные размытые силуэты, но мне стало всё равно. Как выяснилось немного позже это была идея Никиты. Он смешал в этом, как он назвал его «бульоне» всё, что только смог найти дома. Там был суп, просроченная молочка, которую его мама собиралась выкидывать, моющее средство для пола, какое-то удобрение, которое он подрезал у бабушки в кладовке и много чего ещё. И потом уже, как он сам выразился, отполировал весь этот «бульон» мочой. Говорит специально долго терпел, чтобы концентрат получился, что надо. Концентрат действительно получился, что надо. И последствия получились, что надо. Для всех. Никита Харламов больше не учился в моей школе, какой бы умный он не был, а скрыть то, что именно был инициатором у него не получилось – мои одноклассники оказались не очень устойчивыми к вопросам, которые могли как-то отразиться на их будущем и спокойно слили Никиту. Правда, это им не особо помогло и несколько человек, причём именно тех, кто сдал Никиту поставили на учёт в детскую комнату милиции.

История с «бульоном» изменила не только меня, поменялся и весь класс, все издевательства сошли на нет, они как будто забыли пор меня. А я как мог старался избавиться от противного запаха, словно пропитавшего мне всё тело. И даже от только что постиранной одежды мне казалось, что пахло «бульоном». Со временем запаха становилось меньше, но он так и не выветрился окончательно. И сейчас, спустя много времени, он появляется время от времени, стоит мне начать волноваться и потеть. В такие моменты, если есть возможность, я стараюсь как можно быстрее оказаться в душе, потому что иначе живот начинает скручивать судорога, перед глазами всё мутнеет, и я вижу лицо Никиты Харламов, окруженного мутной дымкой, в которой угадываются силуэты других одноклассников.

--------------

Мне не нравится слово месть. Это звучит так не по-настоящему. Мне даже про себя трудно проговорить это – я хотел отомстить. Это похоже на слова затравленного очкарика, который миллионы раз прокручивает в голове планы возмездия один изощрённее другого, но так и никогда не приводит их в исполнение. Или на предельно пафосного героя индийского кино, у которого изнасиловали подругу, и он не прокручивает планы мести в голове, он сразу бросается в пекло и наказывает обидчиков. Мне не близки не первый не второй образы. Я не собирался мстить, наказывать или сводить счёты. Я просто захотел очистить этот мир от такой никчемной живности, как Никита Харламов. Он именно живность. И не только для меня. Просто по определению. Индивидуум, который уничтожает существо своего же вида не может больше принадлежать к этому виду. И единственный вариант для него – это быть уничтоженным, растертым в порошок, вырезанным как злокачественное новообразование, вырванным как сорняк, остаться не более чем назидательным воспоминание для тех, кто даже просто задумается пойти по подобному пути. А чем же тогда я буду отличаться от него, если буду уничтожать себе подобных. Так это же очевидно, я врач, палач, судья, и даже ассенизатор, если угодно. Эту нелёгкую ношу возложило на меня само провидение. И я должен нести её, я должен приложить все усилия к исполнению своей миссии. Только так я смогу навсегда избавиться от этого едкого запаха, который плотно засел в моих носовых пазухах. Только так я смогу вернуть на место маятник, который старательно расшатывает Никита Харламов и ему подобные.

Я преступил к изготовлению лекарства. К тому времени я уже был достаточно осведомлён о многих аспектах работы Геннадия Артемьевича и мне не составила труда создать свой «бульон». В нем было куда меньше компонентов, чем у Никиты, но эффект должен был быть гораздо сильнее. А самое главное это было лекарство, прививка от мерзкого вируса, который с лёгкостью поражает окружающих, превращая их в своё подобие. И теперь их всех ждало излечение. Эффект должен быть сглажен, результат должен быть мягким, пролонгированным. Ничто не должно указать на меня. Средство должно быть полностью незаметно, но при этом максимально эффективным. Такие были вводные.

И, надо признать, задача оказалась гораздо сложнее, чем мне казалось на первый взгляд. И это было абсолютно нормально для подростка, особенно для обиженного и разозленного подростка. Но именно обида и злость давали бесконечную целеустремленность. Ничто так не мотивирует как ненависть. Любая светлая и чистая мотивация даже рядом не стояла с ненавистью. Ненависть заставляла меня искать рецепт до поздней ночи, когда уже вся школа погружалась в темноту, когда Геннадий Артемьевич уходил домой и я оставался предоставленным самому себе. Обида не давала мне остановиться и прекратить работать. Злость заставляла меня каждый день, уделять время учёбе и экспериментам. Мне хватало ума заметать следы, чтобы учитель биологи не заметил, для чего я использую его наработки.

Но всё же процесс двигался медленно. Никита Харламов как я слышал целый год провёл в спецшколе для трудных подростков. Но и там успел натворить дел (каких именно мне узнать не удалось), и на этом след его терялся. Я правда и не прилагал усилий к его поиску, все в своё время. В конце концов он не является самой целью, особенно сейчас, когда моя прививка пока не готова. Всему и каждому своё время.

Я и не заметил, как пролетело два года. И вот в один прекрасный момент у меня всё получилось, та пропорция, которую так долго искал наконец была готова. Лечебная смесь из нескольких смертельно опасных токсинов, выделенный мной из растений, растущих в самых диких местах нашей планеты. Готов поспорить вы даже и не слышали таких названий. Спасибо Геннадию Артемьевичу и его связям, достать из мира ботаники я мог практически что угодно. Только однажды он спросил над чем я работаю. Но у меня был готов ответ, который его удовлетворит.Я сумел все свои наработки выставить как мощнейшее средство, способное значительно повысить адаптацию растений к разным условиям окружающей среды. Грубо говоря, я пытался сделать так чтобы растения из жаркого климата спокойно чувствовали себя в условиях низких температур и наоборот. Не думаю, что учитель поверил мне, но виду он не показал и я продолжил спокойно заниматься своими делами в лаборатории номер два, стараясь как можно реже пересекаться там с Геннадием Артемьевтчем.

В выпускном классе я был близок к завершению, но мне требовалось одна немаловажная деталь. Мне были нужны подопытные. И само собой, я не мог обратиться напрямую к своим обидчикам с просьбой поучаствовать в эксперименте по излечению мира от них.

Врачи же не обращаются к вирусу с просьбой о проведении над ним опытов, создатели косметики не спрашивают разрешения животных. Так и мне не нужно их разрешение. Признаться, я уже давно определился с шортлистом своих морских свинок. В первой партии их было двое – Олеся Егорова и Саша Тимофеев. Именно они чаще всего оказывались рядом с Никитой Харламовым, когда он в очередной раз творил хрень в отношении меня. Они буквально заглядывали ему в рот, когда он что-то говорил, особенно Олеся. Все в классе понимали, что она бегает за ним, и он немного отвечает ей взаимностью – ему нравится внимание, и он использует девочку, чтобы насытить чувство собственного восхищения, которое у него болезненно раздуто. Олеся, будучи уверена, что она действительно ему нужна, ведёт себя как преданная собачонка, готовая исполнять любые его команды. Было видно, как она расстроилась, когда Никита был вынужден покинуть школу, я даже слышал, что ставила ультиматумы родителям, что не будет больше ходить в эту школу и требовала перевести её вслед за Харламовым.

Она идеальный кандидат для первого эксперимента. Осталось только придумать, как моя прививка попадёт к ней в организм. Пути было два. Первый – укол шприцом, в этом случае я рискую отправиться в исправительное учреждение вслед за Никитой, сказать, что меня это не устраивало – не сказать ничего. Второй – дождаться удобного момента и подмешать препарат ей в еду, а точнее в питьё, это будет более долгий процесс срабатывания вакцины. Предложить ей напиток я не мог, это было бы подозрительно, и скорее всего она отказалась бы, а даже если бы и не отказалась, то в последствие подозрения могли пасть на меня. Значит надо ждать, когда выпадет шанс. С того дня, когда я выбрал Олесю, вакцина всегда была со мной в рюкзаке, в маленькой непрозрачной колбе с завинчивающейся крышкой.

Ждать пришлось около недели. На одной из перемен я остался в классе один. Что-то случилось в школьном дворе и весь класс прилип к окнам в коридоре откуда открывался вид на двор. С улицы доносился вой сирен, громкие крики, и естественно мои одноклассники не могли не сорваться, как только прозвенел звонок. Я посмотрел на парту, и по рукам побежали мурашки. На парте стояла полулитровая коробочка апельсинового сока. Таким моментом я не мог не воспользоваться. И хотя я понимал, что времени немного, я не сразу решился совершить задуманное. В самый последний момент маленькая колония червяков, прогрызающих мою гранитную уверенность, словно заморозила меня. Я понимал, что в любой момент кто-то может войти в кабинет и мне опять придётся ждать удобного случая неизвестно сколько. Может быть до самого окончания школы. Вспомнив запах из рюкзака, ухмылку Харламова, я решился. Думаю, всё заняло меньше минуты. Я даже успел хорошенько взболтать полупустую коробку сока. Лучше не придумаешь. В кабинет никто так и не зашёл, пока не прозвенел звонок на урок. Первая стадия испытаний официально запущена.

Финал тут - Ботаник (3/3)

Авторский канал - t.me/writer_path