Автобус, идущий в бездну1
Директор Сергей – такой же человек, как и другие, но он об этом пока не догадывается. Поэтому когда я после отпуска раздавала коллегам конфеты с надписью «счастье», одна была припасена и для него. И он с подозрением спросил:
- Почему «счастье» - именно мне?
- На всех написано «счастье», - отчиталась я. Возможно, он решил, что я открыла ящик Пандоры и принесла гражданам все подряд – «горе», «стресс», «тревогу», «спокойствие», «радость», «оргазм», «удивление», «отчаяние» и прочий глад и мор. Он всегда преувеличивает мои способности.
- А я думал, это сарказм, и ты уже знаешь, - ответил он задумчиво.
Таким тоном никогда не предлагают руку и сердце или повышение зарплаты. Я не напряглась только потому, что из отпуска со мной не все нервы приехали. А зря. Выяснилось, что один, как обычно, страшно уважаемый человек дико любит свою маму и хочет сделать ей приятное. А без меня эта идея обречена. Мама не хочет мультиварку со встроенным голосом Стаса Михайлова. Не хочет позолоченные палки для скандинавской ходьбы. Санаторий с двадцатилетним загорелым барменом не хочет. Она хочет сборник стихов, ибо творит уже давно и плодотворно.
Теоретически тут ничего сложного: исправить ошибки (это не моя функция), красиво сдизайнить (тоже не моя) и потом не блевануть в свежий тираж (это уже моя функция). Но тут выяснилось, что уважаемый сын уважаемой мамы смутно догадывается, что мамино творчество требует некоторой доработки. Вот доработку я и должна сделать. Из трех букв составить слово «вечность».
Открываю первый текст, примерно двадцатилетней давности:
Автобус едет по земле,
Не ведая преград.
А я все думаю о тебе,
Пытаюсь забыть тебя.
Горят красиво фонари,
Уносится вдаль земля,
А я задыхаюсь без любви,
Раз ты не любишь меня…
и так далее.
Поплевав через левое плечо, сажусь слегка облагораживать. Понимаю, что от этого ничто из написанного стихами не станет, но хотя бы появятся формальные признаки стихосложения: размер, рифма, образы какие-то по мелочи... Кропаю:
Автобус едет по земле,
И я в него сажусь.
А мысли только о тебе,
Любовь моя и грусть.
Горят красиво фонари,
Струится лентой путь.
А я без той большой любви
С трудом могу вздохнуть.
Когда таким манером изменился первый десяток текстов, заказчик поделился опасением: мама у него очень обидчивая, вдруг она воспримет коррективы как указание на ее недостаточный талант? Конечно, он уверен, что мама страшно талантливая, просто немного не разбирается в рифмах, размере, построении образов и поэзии в целом, но хотелось бы, чтобы она не подумала, что мы ей сейчас плюем в душу. «Давайте тогда не будем ничего переделывать», - предложила я с облегчением. «Нет, получается-то хорошо, - не согласился заказчик. - Думаю, что смогу ее убедить». Ладно, работаем дальше.
Когда концентрация поэзии достигла критической массы, я подумала, что те зловещие птицы, которые клюют мой мозг, как-то плохо стараются, потому что я еще что-то соображаю. Но мне уже перестали казаться бредом фразы «Мы обнимаем мир своею всеобъемлющей поддержкой» или «Люблю своих детей – в них смысл моих идей». То есть кукушечка уже купила билет в автобус, идущий в бездну:
Автобус мчится прямо в ад,
Спасибо всем сердечно.
Пускай я села наугад,
Доеду до конечной.
Мигают красным фонари,
Как очи вурдалака.
Меня с собою забери,
Никто не будет плакать.
Когда книжка была подготовлена в печать, я настоятельно попросила заказчика сначала показать макет маме. Чтобы она потом не скончалась от внезапного счастья. У мамы случился припадок. Мама сказала, что только очень бездушный сын может так искалечить труд всей ее жизни. Заказчик распорядился вернуть как было. Мы вернули.
Мама посмотрела макет без правок и сказала, что только очень бездушный сын не может нанять редактора, чтобы слегка «почистил» текст, потому что она же недостаточно знаменитый поэт и нуждается в некотором руководстве. Тогда мы поставили рядом ее стих в первозданном виде и текст после правки, чтобы она сама выбирала, на какие правки соглашаться, на какие нет. Она согласилась примерно на треть правок. Через неделю уже была согласна на половину. А за полчаса до того, как макет должен был отправиться в печать, вдруг заявила, что согласна на все.
Наконец, маленький тираж отгрузили бездушному сыну и уважаемой маме. Мама открыла книжку – и вот что ты будешь делать, опять припадок! Она сообразила, что мы обманом и с явным злым умыслом вынудили ее согласиться на первый вариант рукописи, который она сразу категорически отвергла, потому что не увидела в нем своей души.
Заказчик прибежал ругаться. Сказал, что я должна была действовать аккуратнее, тоньше, а не (дословная цитата) «закатывать маму в асфальт своей образованностью». Сказал, что я должна была подготовить три варианта правок – лайт, медиум и стронг. А у меня был сразу стронг, ага. Потому что я не гондонами торгую, а делаю свою работу как умею. Как исправить размер стихотворения «на полшишечки» - вообще не представляю. Он либо соблюден, либо нет.
В общем, заказчик напихал мне в панамку рифм «непрофессионализм – некорректность» и ушел утешать маму. Мама, кстати, через пару дней успокоилась, потому что знакомые, которым она раздарила книжки, сказали, что не подозревали в ней такого таланта. Тут до нее дошло, что без ее исходников я не написала бы ни строчки. И она набросала мне электронное письмецо со сдержанной благодарностью за помощь. «Обращусь, когда будет готов новый сборник», - пообещала снисходительно.
А конфеты «счастье» мне, кстати, не хватило.
Автобус лезет сквозь кусты,
Прокладывая путь.
А мне от этой хуеты
Ни пернуть, ни вздохнуть.
А как помру я, научи,
Бессмертный злобный тать,
Горячей кочергой в ночи
Поэтов щекотать.