Аннушка⁠⁠

Аннушка. Часть 1. Елошное до революции

Все события и персонажи вымышленные. Любое сходство с реальными событиями случайно.

Пролог.

Зима 1897 года выдалась суровой. Снега не было до конца ноября, а морозы жали к тридцати. Жители села Елошное с тревогой смотрели на глубокие трещины в земле, опасаясь, что плодовые деревья и кустарники вымерзнут, трава на следующий год не взойдет и тогда жди мор и голод в селе. 30 ноября, будто внемля молитвам людей с утра пошёл снег, к вечеру превратившийся в сильную метель, которая за пару часов укрыла исстрадавшуюся землю белым покрывалом. Метель выла, металась по селу, стучалась в окна и двери, а доме Шабалиных хозяйка дома в муках рожала седьмого ребёнка. Спешно вызванная на роды повитуха, которую жители села за глаза называли Повилика, отряхивая снег с одежды, ворчала на хозяина дома, сорокалетнего, кряжистого с черной бородой хозяина Егора Васильевича:

-Дал бы чуток отдохнуть бабе своей, ведь седьмого рожает, почитай все погодки, ни отдыху, ни продыху.

Тот, понуро опустив голову молчал, роды были тяжелыми, и любимая жена Любушка мучилась уже несколько часов.

-Вы уж помогите Мария Ильинична –слезно просил он гостью, провожая её в закуток, отделенный от остальных куском ткани и грозя кулаком своим детям, притаившимся на печи и полатях.

-Проводил бы ты дитёв к соседям, Егор Васильевич –сказала Повилика, бегло осматривая роженицу, -пусть там и переночуют-скомандовала она, доставая из холщовой сумки мешочки и пузырьки.

Мария Ильинична была необычной повитухой, не из тех, кто водит роженицу по комнате, мнёт ей живот, опрыскивает заговоренной водой и открывает настежь двери, сундуки и печную трубу. Она обладала иными знаниями, полученными в своё время от собственной матери, в родах, разбиралась в травах, заговорах и лечила наложением рук. В Елошном было несколько повитух, на каждой из шести улиц, и, хотя принимать роды у женщин, не живущих там, где и повитуха было непринято, те всё равно предпочитали Повилику, считая, что у неё легкая рука и нет ни одной смерти в родах.

Метель разошлась ещё пуще, вернувшийся хозяин дома был весь в снегу, но до него и до метели никому не было дела. Повилика споро и умело делала своё дело, прикрикивая на растрепанную, измученную Любу и заставляла хозяина дома приносить то горячую воду, то тряпки, то гнала прочь, не давая посмотреть на процесс родов. К утру роженица разрешилась девочкой. Повитуха, как положено, отрезала пуповину на веретене, спрятала детское место, чтобы после закопать, обмыла ребенка и внимательно рассмотрела.

-Красивая девка будет-сказала она, -только вот…-замолчала повитуха.

-Что там? –тихо спросила роженица, страшась её ответа.

-Хромоногой будет, одна нога короче другой-ответила та.

-Вытянуть нельзя? -спросил, заглянувший в закуток Егор Васильевич.

-Нет, -мрачно ответила ему повитуха, колченогая –её судьба. Последняя она у вас, больше рожать твоей жене нельзя, лоно не выносит, умрёт в следующих родах. А девка справная станет, видишь знак на спине? –она показала на необычное родимое пятно, -знатной травницей станет и людей лечить будет, хотя и нелегко ей в жизни придется, много испытаний на её долю выпадет.

-Ну что ж, на всё воля божья, а я всё равно её любить буду-сказала Люба, проваливаясь благодатный сон, зная, что Повилика ещё три дня будет находиться при ней и новорожденной.

Глава 1. Анна I.

Богатое, купеческое село Елошное находилось аккурат по Сибирскому тракту, который в России называли «великим кандальным путём». Славилось оно ярмарками, ремеслами и тем, что вокруг него располагалось целых шесть озёр: Елошное, Угловое, Лысаново, Конопленое, Конево и Снегирево. Старики поговаривали, что название своё оно получило от ели, единственной, среди берез, осин и кустарников, тех что увидели первые поселенцы на берегу озера.
Жили в селе купцы, владеющие каменными магазинами с подвалами, состоятельные люди, державшие двадцать ветряных мельниц, торговые лавки, шесть кузниц, маслобойные заведения и ямщики, которым хватало работы. Процветало в Елошном ремесло, поля засеивались, а скот лоснился блестящими боками. Не бедствующий люд на собственные средства выстроил сначала одну церковь, а в 1915 году другую, каменную, взамен сгоревшей.

12 сентября в селе был праздник-поднятие крестов на вновь построенный, каменный, величественный храм. День был приурочен к святому Симеону Верхотурскому и в Елошном в этот день открылась ярмарка, так что к девяти часов утра, к началу литургии, храм был полон народа, приехавших в село и из соседних приходов.

Восемнадцатилетняя Аннушка Шабалина, к литургии не поспела и тихонько пристроилась у входа, оглядывая лица прихожан. Статная, красивая, с черной косой через плечо, с улыбкой на полных губах она притягивала взгляды всех, одни смотрели на девушку с вожделением, другие с завистью, всем взяла, да вот только разные по длине ноги делали её неперспективной на брачном рынке.

Литургия закончилось и над головами присутствующих раздался колокольный звон, начался крестный ход вокруг храма. День был солнечным, но больно уж ветреным и Аннушка с тревогой наблюдала за тем, как освященный крест поднимают вверх, на колокольню, где сидя на лесах его ожидал её отец. Ему предстояла трудная работа, установить крест на шпиль колокольни, но он с присущим ему спокойствием подхватил груз и водрузил на место. Стоявшие внизу люди ахнули в едином порыве.

-Слава богу, Бог пособил» -перекрестилась девушка, боявшаяся, что сильный порыв ветра, сбросит отца с колокольни. Она не оглянулась на громкий свист парней, обычно всюду сопровождающий её, и хромая поспешила к лесам, всё ещё окружающих храм, потому что строительство было до конца не закончено, чтобы встретить отца.

-Что голуба моя, перепугалась? –спросил он её, прищуривая правый глаз.

-Думала сердце разорвется, тятя, до того, я испужалась.

-Бог миловал, а братья твои и сестры где? –спросил он.

-Так на ярмонку убежали, там медведя привезли, говорят от пляшет и на балалайке играет.

-Так уж и играет? –рассмеялся Егор Васильевич, -а ты чего ж не ушла?

-Тебя дождаться хотела, эвон как ты высоко забрался, прямо к небу самому, боязно мне стало.

-Ах, ты, ласточка моя, -скупой на ласку мужчина растрогался и сунул в руки дочери монетку, -иди, присмотри чего- нибудь себе на ярмарке, а я пока инструмент приберу, да с мужиками покалякаю, узнаю новости, что там в Москве творится, да каковы наши успехи в войне проклятой. Он с болью смотрел вслед хромающей дочери, переваливающейся с ноги на ногу, как утка и думал о том, что не видать ей семьи и деток. Участь калек на селе не завидна, вечная бобылка, приживалка в семье успешного брата или сестры. Он встряхнулся, чтобы выбросить дурные мысли из головы и поспешил к кучке односельчан, что-то громко обсуждающих невдалеке.

Ярмарки в Елошном были привычным явлением. На них съезжались люди со всей округи и приезжали купцы аж с самого Кургана, привозя на продажу разное. Не отставал и местный люд, предлагая на продажу молотилки, веялки, сортировки и пимы на разную ногу и конечно же масло с собственных маслобоен.

Аннушка спешила на площадь, когда её окликнула постаревшая Повилика, сидевшая на лавочке у каменного магазина.

-Что-то ты, душенька совсем про меня забыла и не заглядываешь боле? –сказала она, пристально глядя в глаза девушки.

-Работы много по дому,-оправдалась Анна с тоской поглядывая на торговые ряды.

Повилика проследила за её взглядом и сурово сказала:

-Не о том думаешь, девка! Пора тебе ремесло в руки брать! Жду завтра, с утра, да пораньше.

-А тятя как же? –запротестовала девушка.

-А с ним разговор будет, отдельный! -отрезала собеседница и добавила: -иди уже, вижу, как тебе не терпится!

-Скоро судьба твоя переменится, Аннушка, а в прочем и наша тоже -прошептала она вслед уходящей девушке и сжав ладонями батожок о чем-то крепко задумалась.

Анна и не собиралась ничего покупать на ярмарке, знала, как нелегко даются деньги её отцу, а вот поглазеть на приезжих, послушать разговоры, мило дело. Заглядевшись на яркие отрезы ткани, она споткнулась и упала, больно ударившись рукой, раскроив кожу так, что хлынула кровь.


-Бабка-Ёжка,

Костяная ножка,

С печки упала-

Ножку сломала! –заплясал, дразнясь возле неё соседский пацаненок, Гришка, размахивая руками. От боли Аннушка растерялась и слёзы хлынули сами собой.

-А ну пошёл отсюда, сиська овечья-раздался мужской голос, и сильная рука подняла девушку с земли. Разлепив мокрые от слёз ресницы, она увидела перед собой Якова, жившего на соседней улице. Двадцати двухлетний парень женой к своим годам не обзавелся и батрачил на Паршукова, местного зажиточного крестьянина, владеющего тридцатью десятинами земли, десятком коров, лошадей и овец без счета. Парень оторвал подол свой рубахи, получился внушительный лоскут и перемотал руку девушки.

-Смотри под ноги, так и зашибиться недолго, - улыбаясь сказал он, как, будто не замечая её уродства.

-Спасибо-тихо ответила Анна, прижимая к груди окровавленную руку. Привыкшая к тому, что ей в след обычно улюкают и кричат обидные слова, она не могла поверить, что эта добрая улыбка предназначалась ей.

-Вот ты где –дернула её за здоровую руку сестра Лукерья, со стороны увидевшая её падение, -мамка тебя обыскалась, там сваты к Евдокии пожаловать должны, а вы с тятей, как сквозь землю провалились! Не знаешь где он?

-У храма стоял только что, с мужиками разговаривал!

-Бежим его искать, а то всё пропустим!

Взглянув на Якова, Анна улыбнулась ему и поспешила за сестрой, чтобы помочь разыскать отца.

Спустя час девушка с трепетом наблюдала, как в их дом входят старшие Маркеловы с свательщиком. Оглядевшись гости уселись под матицу и начали торг:

-У вас есть цветочек, у нас есть садочек. Так ваш-то цветочек нельзя ль к нам в садочек перенести? - затараторил свательщик, а отец Анны, принимая правила игры степенно отвечал:

-Так молода ещё невеста, да и делать ничего не умеет. В это время в кути (угол возле печи) Евдокия, которую сватали, зажав рот ладошками алела щеками и волновалась, зряшно, конечно, ведь про меж родителей давно всё было согласовано.

-Дуня, выйди к людям, -скомандовал Егор Васильевич, отодвинув занавеску, невесту под руки вывели сестры.

-Согласна ли ты взамуж выйти? –спросил её отец, любуясь розовым румянцем на её щеках.

-Да, тятя-тихо ответила дочь и повинуясь движению его брови вновь ушла за занавеску. Егор Васильевич довольно крякнул и крестясь зажег свечу перед иконой в красном углу.

-Что ж, настало время сватьюшки расходы на свадьбу обговорить, да подарки для невесты вырядить. Мать, накрывай на стол, тащи самовар, да поживее! –весело гаркнул он, потирая руки. А чтобы новая семья была крепкой ударим –ка мы сватьюшки по рукам, как деды наши делали да прадеды –сказал он, подавая старшему Маркелову платок.

-Вот так, то лучше будет, а теперь дозвольте сказать, что Дунюшке нашей ботиночки положены, шаль да подшалок, платье, рубашка, кольцо и цветы на голову, чтоб краше всех она в этот день была!

-А с приданным что, Егор Васильевич? Всё ли готово? –уточнил сват, показывая глазами свательщику, чтобы тот разливал принесенное с собой вино.

-Обижаешь, Матвей Иванович, как на духу, перина пуховая, подушки из пера гусиного, да пара сундуков с отрезами, посудой, всё как положено. Сваты довольно улыбнулись друг другу, договорившись сыграть свадьбу сразу после Покрова.

Аннушка радовалась за сестру, уж не первый птенчик вылетел из гнезда Шабалиных, сыновья были женаты, дочери пристроены и вот последняя вот-вот вылетит из дома в замужнюю жизнь. Она прижалась к сестре, жалея, что скоро придётся расстаться.

-Что ты, Аннушка- обняла её Дуня, -я прибегать к вам буду-шепнула она на ухо сестре.

-У Маркеловых не забалуешь, говорят, что свекровка твоя –злыдня, старшую сноху поедом ест, нет у девки ни сна, ни отдыха-отвечала ей девушка, стараясь сдержать слёзы.
-На всё божья воля, милая, на-ко, -Дуня вытащила из своих волос ленту, -возьми крАсоту на счастье, авось и тебе оно улыбнется.

За занавеской слышны были громкие разговоры, сваты всё ещё спорили о приданном, а кути пахло березовым дымом, сдобным хлебным духом и мышами, которые почувствовав приближение холодов забрались в дом. Аннушка вдруг вспомнила как смотрел на неё сегодня Яков и сердце в её груди забилось, затрепыхалось словно птица в клетке. Пропуская подаренную ленту сквозь пальцы ей славно помечталось о нём и засыпая, она сжимала её в руках словно стараясь удержать своё призрачное счастье.

Рано утром мать подняла Аннушку и велев поскорее умыться, засуетилась у печи. Студеный пол холодил ноги, и она сунула их в маленькие полу- валеночки, которые подарил ей отец.

-Поспешай, дочка, сегодня ты к Повилике идёшь, помощницей, волосы прибери, да спрячь под платок, она старуха суровая, старой закваски, ежели что не понравится, пиши пропало!

-А если мне не хочется?

-А это ты тяте своему разлюбезному скажи, его распоряжение. Только дома его ты не найдешь, ещё затемно к храму подался, хочет до первого снега управиться, а ты пошевеливайся, Повилика ждать не любит. Вздохнув Аннушка подчинилась. Быстро сполоснула лицо под рукомойником, ухватила со стола варенную картоху и была такова.

Сентябрь выдался на удивление теплым, холодными были лишь ночи, да и то не все. Девушка спешила по главной улице, которую все называли Бараба, кивая головой встречающимся знакомым. Обычное, ничем не примечательное утро, пастух прогнал стадо коров за село, лаяли собаки, сосед возился с телегой, рядом крутились помощники, сыновья мал мала меньше, шмыгая и поджимая босые ноги на холодной траве.


-Аннушка,-окликнула девушку одна из её сестер, живущая на этой улице, выглядывая из-за забора, -куда это ты в такую рань собралась?

-Матушка к Повилике отправила –отвечала та, замедляя ход, чтобы остановиться и поболтать.

- Уж не рожать ли собралась она? –пошутила сестра, выкручивая и развешивая на веревки исподнее мужа.

-А хоть и родит, так что с того? –поддержала шутку девушка, возобновляя движение, -помнишь наша бабка в 47 родила, так что матушка ещё и понести может.

-Может-то может, -сказала ей вслед сестра, наблюдая, как она идет, -вот только надо ли?

Жила Повилика в доме на соседней улице, в самом её конце, где через поле, рукой подать, уже начинался лес. Хозяйства большого не держала, десяток курей, да задиристый петух с мясистым, малиновым гребнем, который тут же погнался за Аннушкой, загнав ту на скамейку у дома.

-Тётка Маша-отчаянно выкрикнула она, глядя на то, как птица загребает мощными лапами землю, намереваясь запрыгнуть на скамью.

-Ах ты ж, охальник! –выкрикнула хозяйка, понужая противную птицу полотенцем, с которым выскочила из дома, услышав крик.

-Завтра же в суп отправлю! -пригрозила она петуху, помогая гостье спуститься.

-Не бойся, милая, он только с виду грозен, а как палку в руках увидит, бежит прочь со двора. Проходи, не стесняйся, половики бы выхлопать, да всё недосуг-жаловалась хозяйка, провожая девушку в дом.

Продолжение следует...

Маякните в комментариях как вам? Для желающих прочитать роман до конца, ссылка на канал Дзен и другие социальные сети, где он размещён в профиле