Серия «Забавная мифология. Троллиада и Идиссея»

Ну, вот оно, господа. Ахилл подкрался незаметно, так что начинаю я все-таки выкладывать наваянное о Трое и прочих сопутствующих долгоплавающих царях Итаки. В общем, горе тебе, Илион: начали!

Туда не женись, сюда женись!

Историю с многолетним вояжем героев под Трою аэды начинают кто с чего. Некоторые с яйца (не которое в утке-зайце-ларце, а из которого предположительно вылупилась прекрасная Елена), некоторые с “жил-был троянский царь Приам, и было у него много детей, но ему все было мало”, а кто-то так вообще порет модернизм в духе “Гнев, богиня, воспой, Ахиллеса, Пелеева сына” – а потом все вокруг дружно разбираются, кто там чей сын, почему сердится и вообще, что под этой Троей все эти люди делают.

На самом деле история началась с Прометея – ага-ага, того самого, который обладатель мощного покерфейса, не менее мощной мантры “всех спасу, не увернетесь” и попутно вор огня и источник ценной диетической пищи для орла Зевса. Прометей, как мы помним, за лютое человеколюбие был прикован к скале, где вскоре и выдал пророчество: он, мол, знает, кто сможет свергнуть Зевса. На предложение сказать, ху из зыс, Прометей ответил легендарным покерфейсом. После чего история пошла своим путем: орел летал, Зевс царствовал, Прометей в лучшем партизанском духе висел на скале, время от время вскрикивая: «Зевсен капут! Муахахахаха!» Зевс потел и слал гонцов, Прометей ржал и делал покерфейс, орел летал на работу, печально размышляя, что вот, крольчатинки бы, что ль.

В общем, когда к Зевсу северным пушным зверем начала красться паранойя, пришел Геракл и все испортил: снял Прометея со скалы, избавил орла от мук однообразной пищи, внушительно сказал: «Миру – мир!» - и пошел себе дальше. Помиренный с Зевсом Прометей еще пару десятилетий выслушивал байки о том, что Громовержец наворотил за прошедшие века, и косился на Зевса (который уже давно заткнул бы за пояс Ивана Грозного, но не мог убить ни одного сына, ибо все олимпийцы были бессмертны). После чего пророку панически стукануло: а если тот, кто свергнет Зевса, будет ХУЖЕ? После чего пророк начал неудержимо вещать, что вот, грядет тот, кто сможет победить Темного Лорда, и тот отметит его как равного себе… короче говоря, Зевс, не женись ты на титаниде Фетиде, не женись ты уже на ней, а то есть у нас тут нехорошая традиция, когда дети папаш свергают. Да, и просто обнимашки нельзя. А то знаем мы ваши обнимашки. И превращаться нельзя. И дождем нельзя. И вообще – сказано тебе, что нельзя! Нет, Гера ко мне не приходила, мы чужие предсказания не озвучиваем. Ты лучше отдай Фетиду в жены Пелею – и ему радость, и герой великий родится. Что значит «я бы сам», тебе ж сказано – нельзя!!!

Тут надо бы познакомить общественность с Пелеем. Пелей был сыном благочестивого Эака (того, который один из трех судей в Аиде) и ярким примером утверждения «на детях гения природа отдыхает». Для начала Пелей с братом Теламоном убили другого сводного брата – ну, позавидовали, чего не бывает – и как-то внезапно стали изгнанниками. «Печалька», - сказал Пелей и ушел в Фтии, где царь Эвритион сходу задарил ему дочку и треть земель. Тут Пелей пошел на Калидонскую охоту и прибил своего тестя – совершенно нечаянно, чего не бывает… «Печалька», - сказал Пелей и ушел в Иолк, где в него тут же влюбилась жена местного царя Акаста, Пелей отбился, и честь осталась при нем, зато мстительная жена оклеветала его перед мужем. «Печалька», - сказал Акаст и решил погубить Пелея, для чего как-то раз спрятал его волшебный меч-голова-с-плеч (и засел в кусты ждать, пока набегут дикие кентавры и сделают свое грязное дело). Но мимо проходил мудрый Хирон, который успел растолкать героя и объяснить, что, мол, элементарно, Пелей, ваш меч спрятан, дабы вы были жестоко выпилены моими собратьями, однако я сейчас включу дедукцию, то есть, мудрость, и отыщем мы ваш клинок, только вы подождите, пока я подальше уйду, а то Геракл меня как-то с собратьями уже спутал…

Меч был отыскан, кентавры получили во щи, Пелей сказал: «Печалька!» - ушел скитаться и вскоре взял Иолк и выпилил Акаста вместе с женой, после чего опять сел грустить.

То есть, да, вот ЭТОМУ чуду боги решили отдать в жены титаниду. С условием, что он одолеет ее сам. Фетида, на которую нежданно свалилось большое женское счастье, пиналась, брыкалась, превращалась в воду, львицу и змею, но после каждого нового «Печалька!» поняла, что пофигизм у героя прокачался уже до той степени, чтобы жениться не только на Фетиде, но если надо – и на Посейдоне.

В общем, Фетида сказала: «Печалька!» - признала себя побежденной, а Зевс так торопился воскликнуть: «Честным пирком да за свадебку!» - что пригласил не всех.

И тут закипело…

__________________________

Записки из подземки. Аид.

Приходил Гермес. Передавал приглашение не являться на какую-то свадьбу. Им, мол, хватило меня на свадьбе у Геракла. А что?! Ну, передал пару приветов от Таната и Лина, ну, пригласил молодых в гости… опять же, заверил, что за Деянирой присмотрю…

Приходила Эрида. Ревела, что ее не пригласили. Успокоил, подарил золотое яблочко из запасов Персефоны. По-моему, Эрида творчески вдохновилась.

Приходил Эак. Говорил, что женится его сын – то ли Нелей, то ли Налей, то ли Долей. Мутная личность, помрет – разберемся.

И все-таки о яйцах

Согласитесь, что легче все-таки разобрать по косточкам действующих лиц, чем вываливать весь сюжет, давая попутную справку (характер нордический, неженат). И вот здесь мы все-таки зрим в корень проблемы, сиречь, возвращаемся к яйцам. В смысле, к Зевсу.

Вообще-то, Зевс был по-своему методичен и даже немножко традиционен (нимфа, богиня, симпатичная смертная, еще нимфы, еще смертная, упс, Гера пришла), но время от времени начинал креативить не по-детски. То змеем полз к родственницам (привет, Деметра!), то орлом летал за другими яркими впечатлениями (хайре, Ганнимед). В общем, когда Зевс начал подбивать клинья к богине возмездия Немезиде – это как-то никого и не удивило.

Ну, может, кроме самой Немезиды (да что ж у вас там, смертные с нимфами кончились?!), которая быстро обернулась гусыней и нырнула в ближайший водоем… Через пару секунд в тот же водоем с воплем «Сейчас вылетит птичка!» плюхнулся Зевс, на время ставший лебедем. В общем, анекдот «Дэти, что мы имеем с гус?» внезапно получил оригинальную античную трактовку, а Немезида снесла яйцо. И тут выяснилось, что какие-то гены кукушки в гусиной форме богини все-таки присутствовали, потому что яйцо было оперативно подкинуто Леде, жене спартанского царя Тиндарея.

Надо думать, Леда мал-мало удивилась, когда ее попытались использовать в качестве курицы-наседки. Но все же стойко оберегала яйко от всяких «утром яичница, в обед яичница… а ночью омлет» и «мышка бежала, хвостиком махнула». За что и была Леде награда, поскольку из яйца, по счастью, вылупилась не самка ксеноморфа, а вполне себе золотоволосая Елена Прекрасная (хотя, если посмотреть на дальнейшее…).

Елена была прекрасна. Елена была очень прекрасна. Елена была настолько прекрасна, что ее даже как-то украл Тесей со своим другом-деревом (то есть, лапифом, но все равно деревом). Правда, братья быстро вернули двенадцатилетнюю Елену обратно, но она все равно была прекрасна, а потому – неконтролируемое слюноизвержение мужской части Эллады в студию! Женихи ходили вокруг Спарты густыми табунами не год и не два (простой подсчет: в Троянской войне участвовали взрослые, ставшие основательными героями сыновья аргонавтов), а ажно лет тридцать. Но, как говорится, сорок пять – не возраст, пятьдесят – это тридцать второй раз восемнадцать, так что относительная юность Елены никого как-то уже и не волновала (ну и что, что пенсионерка, она красивая!). Кроме Тиндарея, который старел и кашлял и как-то опасался за кого-нибудь отдавать Елену, справедливо опасаясь, что оставшиеся без Елены женихи предъявят ему очень много билетов до Аида.

В конце концов явился светлый план, по которому Елена должна была выбрать себе мужа сама, а остальные женихи – поклясться претензий не предъявлять и вообще всяко-разно помогать счастливцу. Елена выбрала Менелая, Менелай был прекрасен, герой и вообще, так что сказочка вообще могла бы быть счастливой…

Но где-то далеко в горах дозревал Парис.

____________________________

Записки из подземки. Персефона.

Приходила Афина, рассказывала новости. Гера бьет яйца (пока только в кладовых). Гефест на всякий случай кует щитки. На Олимпе весело.

Афина пыталась составить формулу любовных увлечений Зевса. Мол, взять его энергию и скорость смены увлечений, помножить на количество смазливых мордашек вокруг, разделить на верность Гере…

Пришла Геката, сказала, что на ноль делить нельзя.

Не виноват он! Это наследственное!

Честно говоря, вот с Парисом-то как раз все прозрачно и понятно: как водится, глубокая наследственность на фоне асоциального детства. Начать с того, что папа Париса, Приам, был когда-то выкуплен у Геракла, прозван за это Подарком – и точно, оказался тем еще подарочком. Особенно для своих жен и наложниц, коих у него было весьма себе ого-го. То ли под впечатлением от яркой и незабываемой встречи с Гераклом, то ли желая взять пример с Зевса, царь выбрал себе дело всей жизни – делать детей. И таки путем многолетнего ударного труда довел счет то ли до полусотни, то ли вообще до сотни (во всяком случае, после пятого десятка уморились считать и завидовать). Десяток с лишним из них приходился на любимую жену Гекубу. Которой, кстати, как-то и привиделось, что рожает она то ли факел, из которого выползают змеи, то ли неведомую мстительную сторукую кракозябру – в общем, после такого качественного сновидения немедленно требовался визит психиат… э-э, предсказателя. Оный пришел и осчастливил: мол, так и так, милочка, у вас тут родится сын, так он погубит Трою, шоб он был здоровенький. А потому, когда Парис родился, Приам поручил своему слуге отнести младенца в лес – а ну, как проблема сама и решится. Проблема решилась несколько не в том ключе: сначала Париса вскормила молоком медведица. Так что была, была у него возможность заделаться настоящим греческим Маугли, но через год все тот же слуга подобрал подросшего Париса (ну, а вдруг это другой ребенок, их в лесу на каждой кочке) и воспитал как сына. Парис пас овес, кутил с симпатичной нимфой, защищал всех, кому было надо и кому не надо, и даже был прозван за это Александром («Поражающим мужей»).

Приам же тем временем занимался любимым делом, достигая круглой цифры, а попутно создавая себе армию наследников-защитников-прорицателей (из вторых был крут Гектор, из последних - Деифоб). Средь крупной стаи потомков троянского царя одинокой белой вороной торчала Кассандра. Кассандра была примечательна своим даром и тем, что о нем пели аэды. Так, по одной версии Кассандра и Деифоб как-то детьми заснули в храме Аполлона, а тут вдруг – опа и змеи, не особо голодные, зато с явственным комплексом Мойдодыра. «Да они вообще их моют?!» - на парселтанге вопросили змеи и принялись за дело, собственно, с самого страшного: с ушей. Но немного перестарались с гигиеной, и дети вылизанными ушами начали слышать всякое прорицательское (отсюда вывод: все эллины могли быть прорицателями, но просто не мыли уши).

Еще веселее получается у Кассандры с историей Аполлона, который к ней воспылал. Поскольку у Аполлона как-то не особо вязалось с теми, к кому он пылал (то голову пробьет, то лавр вырастит) – Кассандра сказала было, что ей олимпийских блондинов не надь. Мольбы в духе «Я покрашусь!» не тронули жестокую, и Аполлон затаил злобу. Долго ломал и таки уломал неприступную, как стену Трои, на один поцелуй. То ли поцелуй предполагался каким-то особым, то ли Кассандра была не в курсе, как оно там происходит, но она раскрыла рот, что называется, на полметра в квадрате. «Муахаха!» - злобно возопил Аполлон, с разбегу плюнул Кассандре в рот, попал и удалился, отмщенный. А униженная таким манером Кассандра понесла с тех пор такое, что все разбегались и не хотели слушать, потому что «Да ей же в рот плевали, ну вы серьезно, что ли?» Хотя, как показывает практика, плевок был полезным и целительным, и говорила Кассандра сущую правду.

То есть, у Париса было все, что надо для создания образа разрушителя мира. Чокнутая семейка, мутное происхождение, странное детство. Не хватало только вмешательства богов.

________________________________________

Записки из подземки. Аид.

Со вчерашнего дня – толпами то Тиресий, то остальные прорицатели. С вопросами: когда и куда им плевал Аполлон?!

Нет, я, конечно, знал, что парень меткий… но думал, что он в основном как-то стрелами обходится.

Да и вообще, с гранатом оно надежнее как-то.

Судью на мыло!

На Пелионе, у пещеры Харона, на свадьбе титаниды Фетиды и слегка озадаченного своим счастьем Пелея гуляли все, да не все. То есть, олимпийцы с олимпийками там гуляли довольно прочно, а вот богиню раздора Эриду позвать забыли. То ли просто что-то напутали с рассылкой приглашений, то ли по вселенскому принципу «А давайте не будем звать бабу Нюру из второго подъезда, а то она частушки матерные орать начинает, а после пятой рюмки — еще и мировую политику обсуждать». То ли просто прикинули, каким метанием посуды может закончиться присутствие богини раздора в кругу подгулявших олимпийцев.

С досады Эрида, у которой была творческая и нежная душа, решила сотворить что-нибудь творческое. Но, опять же, то ли выжигание по дереву показалось недостаточно творческим, то ли глина тоже чем-то не угодила — богиня решила заняться вырезанием по яблоку. Золотому. Скреативив надпись «Прекраснейшей» — Эрида как-то стихийно вспомнила о своей творческой и нежной душе и произвела сеанс коварного яблокометания. Фрукт приземлился между Герой, Афиной и Афродитой (тоже уже таки погулявшими на пиру).

Дальше уже все было закономерно: «О, яблоко», — «Ха, у нас они не в дефиците», — «Оно золотое», — «Золотые тоже не в дефиците» ,— «Хм, а что это тут за надпись — "Прекраснейшей"»… — «МОЯ ПРЕЛЕССССТЬ!!!» (в три голоса).

Страсти за фрукт разгорались такие, что пресловутый Голлум рядом не валялся, а Саурон бы тихо суициднул от зависти. Сразу же остро встал вопрос судьи, который определит, кто, так сказать, самая-самая и имеет право на фрукт. Само собой, первым, кому не повезло, был Громовержец. Тоже подгулявший и потому благодушный Громовержец. К которому пришли жена, дочь и богиня любви (могущая сделать так, что все потенциальные матери будущих героев при виде Зевса будут превращаться в деревья — вспомним Аполлона и Дафну). И просят рассудить, кто из них красивее.

Протрезвевший Зевс высказался в том духе, что он лучше повидает Тартар изнутри, и в панике бежал в горы. Дальше, видимо, остальные олимпийцы медленно начали прозревать, что сейчас они станут жертвами грязных домогательств со стороны трех кандидаток на «Мисс Античность». Отважные олимпийцы оценили состав и решительность кандидаток, дружно возопили: «Ховайсь, хлопцы!» — и эвакуация прошла по всем законам военного мастерства: в кустах опасливо шифровались, в пещере Хирона кто-то хоронился по углам, кто-то пускал пузыри из речки, Дионис заявил, что он уже в принципе в таком состоянии, что может и Аресу яблочко отдать… Где-то под столом мудрый Громовержец тыкал жезлом в Гермеса с наставлением «Сейчас быстро полетел и нашел того, кого не жалко!»

Гермес полетел и нашел Париса.

А теперь можете себе представить состояние обычного пастуха, перед которым сначала появляется вестник богов, скороговоркой выдает что-то вроде: «Ну, ты не бойся, рассуди нам богинь, за казенный счет похороним…» А потом…

Аэды упорно держатся той версии, что богини явились перед Парисом в полном неглиже.

То есть, судите себе степень удара по неподготовленной психике. Надо думать, Парис завис, как переевшая вирусов операционная система (а челюсть отъехала, как неисправный дисковод). При этом объект намертво прикрепил взгляд… ну, в общем, он вряд ли реагировал на разнокалиберные вопли: «Э! Мое лицо выше!» Объект явственно не мог сообщить не только, кто там самый красивый, но и кто у на Олимпе главный, и где Олимп, и что это такое. Поскольку весь мозг заняло бесконечное «Сиськи».

Для растормаживания судьи было решено прибегнуть к низменному — сиречь, к подкупу. Сперва Гера начала обещать богатство и успех, потом Афина — славу и победы в войнах (эти сведения не поместились в файл). Разумнее всех внезапно поступила Афродита, пообещавшая судье самую красивую из женщин. Она же Елена, она же жена Менелая, но это поправимо, в принципе.

Вот это обещание и запустило долгожданный процесс: «Мне обещают Елену» — «Елена — прекрасная женщина» — «У нее тоже есть…» После чего яблоко было вручено Афродите. Довольная Афродита сделала ручкой и стала покровительницей Париса и заодно уж до кучи Трои.

Недовольные Гера и Афина переглянулись и начали разработку плана «Судью на мыло».

Где-то возле пещеры Хирона Зевс вылез из-под стола и прошептал: «Кажись, пронесло…»

_________________________________

Записки из подземки. Аид.

Приходил Хирон. Спрашивал, почему свадьбу гуляли у его пещеры. Вроде бы, не вешал над входом табличек с надписью "Сошел в Аид, хата свободна"...

Приходила Эрида. Спрашивал, что за история с яблоком. Клянется, что она не за себя, ей за державу обидно. Мол, подземных на свадьбу не позвали, а у них у всех такая тонкая и нежная душа.

В разгар описания тонкой душевности подземных пришел Танат. С воплем: «Какая падла…?!» и новостью о том, что у смертных опять назревает война. Из-за какого-то яблока.

Эрида срочно решила выжигать по дереву.

Любовь, рога, копыта

Здесь сюжету полагалось бы провиснуть: вроде как, Пелей и Фетида поженились, богини рассудились, Парис испортил себе карму до конца жизни… Но тут в дело вступил мощный сюжетообразующий античный фактор (не путать с героеобразующим фактором, он же Зевс). Да, да. Говядина.

На фоне бурных событий вовне, в Трое как-то заскучали. А заскучав, решили развеяться и устроить какие-нибудь соревнования. А к соревнованиям полагаются призы, много и разных. И вот чуть ли не главным призом внезапно стал лучший бык из стада Приама. Парис, как утверждают аэды, очень любил этого быка…

И вот тут стоп, задвинуть челюсти, унять фантазию и подождать пояснений! Пояснения таковы: аэды не утверждают, как именно любил быка Парис. Во избежание толкований в духе «Пасифая там чего-то тоже на целого Минотавра налюбила» - понадеемся, что там были чистые, духовные, платонические отношения. Высокие чувства. Эстетическая привязанность (с яблочком ты был бы еще прекраснее!). Нежная дружба. Мужская солидарность (производитель, ути-пути). Ну, в общем, там было много чего возвышенного, из-за чего Парис ударился в грусть, а потом в несознанку, а потом в решение любой ценой не допустить, дабы любимый бык стал чьим-то там призовым шашлыком.

Пастух таки ушел в Трою на состязания. Причем, гнев по причине «у меня забрали любимого бычка» оказался почище настойки берсеркера: на состязаниях Парис заборол всех, даже Гектора.

После чего был узнан Кассандрой и спасен от теплого сестринского приветствия (лови топорик в лоб, милый брат!) родителями, в которых как-то внезапно проснулись отцовско-материнские чувства («Ой, а помнишь, я еще про него сон жуткий видела!» - «Точно, а я-то еще его убить приказал, как мило!»).

В общем, Парис был возвращен, так сказать, в лоно. И какое-то время даже вполне спокойно жил себе как царевич, но тут появилась уже Афродита с сообщением, что хватит, хватит уже любить быков и нимф, давай уже, строй корабль, пора любить Елену.

Корабль был построен, и для начала смерть Парису предсказал брат Гелен. Когда Парис не послушал и уплыл, вслед ему смерть уже всей Трое предсказала Кассандра (эту не послушали уже троянцы).

А Парис вполне спокойно явился в Спарту к Менелаю как гость. И Менелай, конечно, повел себя самым многомудрым образом: «Да, мне тут нужно ехать на Крит по делам, оставайся в моем доме с моей очень прекрасной женой, очаровательный и незнакомый мне мужик!» Польщенный таким доверием, Парис не только очаровал и увел Елену, но и прихватил с собой сокровищницу Менелая – сказали, мол, не стесняйся, я и не стесняюсь…

Елена, у которой природная флегматичность наложилась на чары Афродиты и Париса и приправилась пенсионным возрастом, в принципе не возражала. И когда на пути в Трою бог Нерей произвел контрольный и таки предсказал смерть Трое и Парису огулом – даже отговорила Париса тревожиться. Мол, ничего, это бывает, это так, разовое пророчество…

В общем, маховик сюжета был запущен. Парис стал любить Елену, Кассандре стало, что предсказывать (часто и много). А Менелай, когда возвратился из Крита и постучался в гинекей к жене, получил неоценимый совет: «Рогами, уважаемый!»

_______________________________

Записки из подземки. Танат

Приходил Аид. Рассказывал: в Трое что-то не так с пониманием прорицаний. То ли не слышат, то ли не верят. Ага, знаю я их: «О-о-о-о-о, горе, горе великой Трое и всем нам! О-о-о-о-о, вижу я: объят пламенем священный Илион, покрытые кровью, лежат поверженные в прах его сыны!» Пафос, сопли.

Предлагал слетать самому, пояснить конкретно: «Скоро буду». Аид обещал подумать.

Призыв неизбежен

Я сошла с ума, я сошла с ума…

Предположительно, Одиссей

На самом деле, Менелай мог здорово запоздать со стуком рогами. Потому что, как положено порядочному мужу, был в длительной командировке на Крите (и в святом спокойствии за честь жены). Но тут уже боги, запасшиеся на Олимпе античным эквивалентом попкорна, возмутились: а где экшн? Где движуха? Где громкие крики в небеса о внезапном предательстве? С возмущения боги послали на Крит Ириду, которая и отстучала: мол, первый, первый, у вас наметился семейно-финансовый кризис.

Менелай, вернувшийся на родину со скоростью рыбы-пилы, оправдал все божественные ожидания. Накал страстей стоял такой, что Шекспир бы плакал и завидовал («Обидели сиротиночку, отняли копеечку!!»). Финалом драмы стала поездка к брату Агамемнону с долгим плачем в братский гиматий и терзаниями вопросом: а как бы это отмстить Парису?

Агамемнон, прямой как прапор, изыскал простое решение: «А чего там, при сватовстве куча народа клялась тебе помогать. Объявляем призыв, выдвигаемся с войсками, воюем с Троей».

Призыв был объявлен, набор выполнен в кратчайшие сроки. Само собой, ради такой-то причины вперед выдвинулась элита Эллады, все прекрасные-могучие-мудрые, сплошной Голливуд в его лучшие дни. В общем, Нестор был опытным и старым, Агамемнон – властным, Менелай – обиженным, Аякс Большой – могучим, Аякс Малый – могучим, но просто меньше Аякса Большого, Паламед – мудрым (что легко оспорить), Диомед – неистовым, а остальные были как-то всего понемножку. К этой компании прилагалась масса безымянных солдат, которые вообще никого не интересовали. А вот чего не хватало у компании – так это хитрости, без которой на войне, как известно, никак, если ты не Геракл.

За хитростью, то есть, за Одиссеем, пришлось ехать на Итаку, где тот и царствовал. Но Одиссей же таки был хитрым. Правильно структурированной пятой точкой он быстро учуял, что его едут звать на войну, посмотрел на молодую жену Пенелопу и маленького сына и задался вопросом: «А вскую ли?!» Решение откосить пришло спонтанно и вдохновенно. Вопрос был за способом.

В те отдаленные времена сколиоз и плохое зрение как отмазки от великого подвига не катили. Неправильная ориентация как понятие у эллинов вообще отсутствовала (они могли еще и обрадоваться – мол, здорово, запишем тебе новую должность на полставки). Поэтому Одиссей остановился на неизбежном, вздохнул, сказал «Прощайте, тормоза и крыша» и начал чудесить.

Аэды стыдливо похоронили в веках, на чем там Одиссей отрывался, пока на Итаку не прибыла призывная комиссия в составе Агамемнона, Менелая и Нестора (усиленная Паламедом). Зато когда перечисленные прибыли, перед их глазами развернулась картина «Сеятель» (Ранний сюрреализм. Возможно, Дали.). Насвистывая что-то подозрительно похожее на «Наплевать, наплевать, надоело воевать…», Одиссей вспахивал поле упряжкой из вола и осла, обильно просаливая вспаханное.

- А нам оно надо? – логично усомнилась призывная комиссия, сходу отказавшись от попыток установить симптомы (напрашивалось только падение на голову царю Итаки мешка с чем-то очень тяжелым. С большой высоты).

И только мудрый Паламед мудро почувствовал, что симптом-то скорее всего – тяжелое отравление хитростью. Для доказательства злостного симулянства призывника мудрый Паламед положил в борозду перед плугом маленького сына симулянта. Расчет был на то, что здоровый и умный остановится, а сумасшедшие – они тотально своих сыновей от борозды не отличают. Одиссей, малость обалдев от такой логики, остановил плуг и тут же был призван годным для призыва.

В общем, царь Итаки согласился ехать на войну и обеспечивать поддержку хитростью. Паламед почувствовал на себе его, мягко говоря, многообещающий взгляд. И почувствовал, что мудрость, оно, конечно, хорошо, а скромность лучше.

Но было поздно.

_________________________

Античный форум

Афина: Какое-то непропорциональное решение о возмездии. Разве нельзя было… как-то более симметрично?

Аполлон: Отбить у Париса любимую нимфу, похитить любимого быка?

Дионис: Вообще, можно и наоборот.

Гермес: Ну, кто ж так в безумие играет? Начал бы выкрикивать что-нибудь вроде «Зевс верен одной только Гере!»

Афина: Или мог бы с Ареса взять пример. Этому и притворяться не надо)

Арес: Я не понял, зачем вообще на этой войне Одиссей?

Зевс: Крайне необходим. Если он так пытался уклониться – представляешь, что он из войны-то сделает?!

Чем бы дитя не тешилось...

А теперь нам придется удариться о страшное. О греческую хронологию.

Эта самая хронология откалывает жутковатые шутки во многих мифах (оно и понятно, Крона упихали в Тартар еще в самом начале, следить за временем некому). Но история об Ахилле – это абзац, большой и смачный.

То есть, начинается все вроде бы закономерно. Войско Менелая отправляется воевать в Трою, в Трое Парис с Еленой, по предсказанию компания у Менелая не полна, потому что в ней нет Ахилла, сына Пелея и Фетиды. Могучего героя, без которого Трою ну никак не взять.

А теперь экстренно проводим сеанс воспоминания. Ахилл – сын Пелея и Фетиды. Тех самых, у которых на свадьбе произошел конфликт из-за золотого фрукта. А конфликт был разрешен Парисом. А вскоре после конфликта – который на той самой свадьбе – Парис еще немного пожил в Трое и пошел себе за Еленой. А потом Менелай пошел воевать с Парисом. И в войско Менелаю понадобился Ахилл. Который сын тех самых… ну, дальше понятно.

Поскольку на этом моменте мозг уже начинает как-то нехорошо посвистывать паром из ушей, выдвинем побольше версий.

1. Афродита вспомнила о Парисе не сразу после суда, а лет через семнадцать-восемнадцать, за которые Пелей и Фетида успели родить и воспитать Ахилла. То есть, к умудренной годами Елене приплыл вполне себе умудренный годами Парис, и справили они славную свадебку пенсионеров.

2. Тормозили решительно все. То есть, сначала Афродита несколько лет вспоминала о Парисе, потом Парис долго собирался за Еленой, потом Менелай сколько-то лет бегал за уклонявшимися призывниками и пытающимся откосить Одиссеем. Что результата, в общем, не меняет.

3. Пелей и Фетида успели где-то здорово побродить до собственной свадьбы. Лет этак десять или пятнадцать. Или кто там знает, может, на Олимпе затянули со сборами, и предсказуемое «Я нарумянюсь, еще пять минуточек» Геры вылилось в какой-то подозрительный срок. После которого никого не насторожил похожий на Пелея подросток за пиршественным столом.

4. У Пушкина князь Гвидон, на секундочку, тоже как-то слишком быстро развивался, а тут у нас – божественные гены, особое питание и некоторые процедуры, о который скажем малость ниже. Результат – можно сказать, герой-бройлер. Готов к употреблению в краткие сроки. Покореженная с детства психика – обязательный для героя атрибут – прилагается сверху.

Нужно сказать, мало кому из героев по этой самой психике доставалось так, как Ахиллу.

Впечатленная пророчеством о том, что, мол, сын – в перспективе великий герой и великий же мертвец в троянском походе, Фетида решила довести сынулю до бессмертия. Первая ступень включала классическую закалку, с поправкой на божественное понимание. То есть, с долгим маканием младенца в ледяные воды Стикс, под немое удивление теней и аккомпанементное бульканье младенца («Мама, мама, ты там не забыла, что жабр у меня таки нет?»). При макании младенца держали за пятку, потому что за другие рычаги держать побоялись (что таки сыграло потом свою зловещую роль).

Стадия вторая – контрастная – заключалась в натирании младенца амброзией и засовывании в печку по ночам. Неизвестно, что по этому поводу думал сам Ахилл («Мама, а можно лучше Стикс, я буду честным Ихтиандром!») – но этот этап долго не продлился. Как-то ночью проснулся Пелей и со словами: «А чем это тут таким аппетитным пахн…» заявился на кухню, где жена, как заправская Баба Яга, запекала Ахилла в корочке из амброзии.

Последующий насыщенный монолог показал, что Пелей к таким рецептам относится очень неодобрительно (мол, нет, некоторые у нас в роду сыновей варили, но чтобы запекать целиком, в кляре?!). Фетида, вспомнившая во время монолога, что Пелей одолел ее в единоборстве, представила крепость мужних плюх и (такая-сякая) сбежала из дворца в море.

А Пелей взял да и как-то нечаянно запустил третью стадию геройского воспитания. Отдав маленького Ахилла кентавру Хирону. Хирон ради такого дела не пожалел ничего, кормил Ахилла мозгами медведей и печенью львов (и настоятельно игнорировал просьбы «дать пожрать чего нормального»). Само собой, от античных стероидов Ахилл озверел вконец, на диких зверей кидался с голыми руками и воплями «Пасть порву!», а Фетида плавала поблизости и изумлялась: мол, вот его и на кифаре учат петь, что ж сынок такой нервный-то?

Тут как раз Менелай кинул клич добрым элладским молодцам, Фетида испугалась пуще прежнего, а потому забросила Ахилла на Скирос, к царю Ликомеду. Где он и скрывался среди дочерей царя. В женском платье (то есть, мало всего остального – еще и девочкой одели). Вот тут характер и сложился.

А спустя какое-то время Одиссею с Диомедом как раз поручили добыть Ахиллеса (а то без него войны не выйдет, да и вообще, что за мода на уклонизм). Диомед поначалу озадачился: вроде как и спросить напрямую нельзя, мало ли, скажет Ликомед, что у него вон просто дочка широкоплечая-могучая, в него пошла. Но Одиссей – спец по «откосить от войны» - быстро прикинул степень деструктивных инстинктов в данной геройской особи. После чего переоделся в купца и разложил среди товаров оружие. Само собой, пока настоящие дочки Ликомеда смотрели на ткани-украшения, пятилетний герой смотрел на то, чем можно крушить. Тут как раз воины Диомеда пошли в психологическую атаку, и ожидания оправдались еще раз и с избытком. «О! – обрадовался Ахилл. – Я могу поработать над подавлением гнева!» - после чего схватил оружие и с воплем рванул в психологическую контратаку.

Здесь вступил Одиссей, который объяснил Диомеду, что или у Ликомеда какая-то странная дочка, или сомнений уже нет. После чего объяснил уже Ахиллу, что нет, крушить нужно не их, но тут под Троей имеется в избытке мишеней, и вообще, его одного ждут, без него не начинают.

Герой, мгновенно учуяв возможность реализовывать психику на всю катушку, чуть не рванул в Трою посуху.

А Фетида расстроилась, но препятствовать не смогла. Пять лет, как-никак, почти совершеннолетний.

__________________________________________________

Записки из подземки. Персефона

Приходила Стикс. Рассказывала о воспитании Ахилла. Заметила, что еще никто не додумался использовать ее воды как ванночку для младенца. Пришлось утешать.

Мать прислала Ириду. Рассказывала о воспитании Ахилла. Жаловалась, что она тоже пыталась как-то ребеночку дать бессмертие через огонь. И тоже не поняли. Пришлось утешать через Ириду.

Пришел муж. Рассказывала ему о воспитании Ахилла. Заметил, что это первый случай, когда герой мало того, что отмороженный, так еще и подгоревший. Ржали вместе.

Дубль один, дубль два...

Кого люблю, того и бью.

Предположительно, эллинские герои.

Надо сказать, вместе у героев воевать как-то не особенно получалось. Геракл в одиночку передушил половину греческой фауны. Персей радостно кромсал Горгон-чудовищ-собственных дедушек. Тесей, пока шел к папе, уконтрапупил греческую фауну, недобитую Гераклом. Зато как только задружился с Пейрифоем – что вышло? Правильно, эпичный поход за Персефоной, вошедший в анекдоты подземного мира. Аргонавты же и вовсе прославились тем, что в пятьдесят лиц за очень некороткий срок украли золотую шкурку (почти что сами) и большую супружескую головную боль для Ясона. Попутно породили новый стиль навигации под названием «Не знаем, куда, но плывем основательно».

К чему мы это? К тому, что в Авлиде собралось МНОГО героев, у них было МНОГО войска и МНОГО кораблей. Уже по логике мифологии все измерители неадеквата этого мероприятия должно было зашкалить еще до Трои, и таки зашкалило.

Сперва вожди решили приносить жертвы, а жертвы тогда сопровождались знамениями и обязательно истолковывались (дым пошел по земле – плохой признак, в небе парит орел – хороший признак, дым густой и черный – пожар, воды!). На этот раз под алтарем оказалось реликтовое пресмыкающееся, ужасное снаружи, голодное внутри. Учуяв запах жертвоприношения, пресмыкающееся отреагировало, как собака Павлова («Обед!»), всползло на ближайший платан и последовательно пережрало гнездо птенцов, на закуску употребив и саму птицу. После чего икнуло, выяснило, что с обедом вышел перебор, и окаменело.

В воздухе тихо плыл звук фэйспалма прорицателя Калхаса, которому предстояло все это истолковывать…

Однако Калхас был вещий и тертый, а потому отговорился в том смысле, что Трою-то вы возьмете… сколько там было съеденных птиц? Вот на девятый год и возьмете, а почему змей окаменел – не знаю ничего, ничего не знаю. А дальше герои как-то внезапно обрадовались (ура, всего-то девять лет воевать!). И загорелись жаждой действовать. И плаванье провели по чисто геройскому принципу: первую увиденную землю – считать Троей!

Перед плаваньем, как всегда, были многодневные пиры. Поэтому Троей получилось считать Мизию, где правил Телеф. Телефу (который был сыном Геракла) совсем не понравилось, что ночью на его берега высаживается непонятный геройский десант, разоряющий окрестности. Телеф вспомнил, как поступал папа, собрал войско и рванул крушить. Под мраком ночи потенциальные союзники изрядно отвалтузили друг друга, в результате чего:

- Ахилл поработал над гневом и ранил Телефа копьем.

- Друг Ахилла Патрокл получил ранение, но проявил чудеса героизма.

- Раненый Телеф понял, что он не папин сын, потому под утро заперся в городе.

- С утра эллины осознали, что самую чуточку промахнулись.

Дальше тоже было вполне по-геройски.

- Ну, а мы это, мы в Трою плыли, а вы тут… в общем, неловко как-то получилось. Ну что, мир?

Телеф заверял, что не только мир, а и дружба, и жвачка, и нет, рана от копья Ахилла уже почти не болит, и вообще, он всячески желает героям удачи с Троей и даже будет поддерживать их морально… Но сам на войну с Троей не поедет. Почему-то. И нет, конечно, он ничего не имел бы против такой компании, но у жены там родственники, и вообще.

Поэтому герои заключили: «Ну, хоть потренировались!» - и попытались отплыть под Трою во второй раз. Но то ли опять перепировали, то ли Посейдон слишком сильно подавился попкорном, глядя на первую попытку… В общем, флот попал в бурю, и корабли опять прибило к Авлиде. То есть, к тому самому месту сбора.

Троянскому войску улыбалось состариться в ожидании противника.

_____________________________________

Записки из подземки. Аид.

Приходил Посейдон. Предлагал делать ставки на то, сколько эллинов доберется до Трои. Мое мнение: с таким раскладом ‒ доберется один Одиссей. Посмотрит на Трою, пожмет плечами и поплывет обратно на Итаку.

Прилетал помятый Гермес. Рассказывал, что Геракл переживает за сына. С горя пьет и поет. Отказался брать Геракла к себе на передержку.

Приходил Танат, после боя эллинов в Мизии. Подумал, посидел, сказал: «Идиоты» - ушел.

Пациент скорее жив...

Локация «Войны нет, хотя и хочется» зависла в воздухе прочно. И вообще, внезапно выяснилось, что дорогу в Трою знает только Телеф, а он почему-то дорогу показывать не хотел, оговаривая, что «вот, поплывете прямо, прямо, потом сразу налево, и если вы уже в Аиде, то вы свернули не туда». По этой причине некоторые герои даже решили, что программа минимум выполнена (ну а что, кого-то же били), и отправились домой.

Тем временем Телеф обнаружил, что у греков какие-то неправильные копья («Наверное, они делают неправильные раны!»). Рана исцеляться не желала, советы приложить подорожник не действовали. Поэтому было испробовано второе античное средство: обратиться к оракулу.

«Подорожник не пробовали? - озадачился оракул. – Ну тогда я не знаю, пусть тебя исцелит тот, кто ранил. Новая методика, все такое».

Телеф озадачился гораздо больше оракула, но все же вырядился лохмотья, взял костыли и проявил чудеса ловкости, таки доскакав до дома Агамемнона (героически преодолев при этом расстояние от Мизии до Микен). Зачем нужны были костыли и лохмотья дружественному царю Мизии – аэдам неизвестно, но, наверное «чтобы песня была». Или чтобы эллины не узнали союзника, а то все же знают, как они с союзниками-то поступают.

Правда, как следует прикинуться одновременно бомжом и пиратом у Телефа не получилось: в Микене его узнала первая встречная. По совместительству – жена Агамемнона Клитемнестра.

Поняв, что подорожником делу не поможешь, Клитемнестра прониклась и предложила план. Мол, вон у меня там в люльке младенец валяется, Агамемнон сейчас войдет, а ты ка-а-ак выскочишь, ка-а-ак схватишь его сына, ка-а-ак скажешь, что ты разобьешь ему голову об алтарь, если тебя прямо вот сейчас не исцелят – хоп, и все счастливы. Э-э, Телеф? Почему у тебя так странно отвисла челюсть, гениальный же план?

Вошедший в комнату Агамемнон не сразу разобрался, почему нечто грязное, в лохмотьях и на костылях угрожает прибить его сына, при чем тут Троя и почему ему нужно тащить сюда аптечку. Когда до него с опозданием дошла ситуация, он… нет, не предложил подорожник, а выдал эпичное: «Так ведь тебя ранил НЕ Я!»

И все как-то поняли, что ошибочка вышла.

Телефу улыбалось скакать на костылях еще и до Авлиды, но Агамемнон в свою очередь проникся и вызвал Ахилла на место. Фраз типа «Но я не доктор» и «Могу только устроить ампутацию всего Телефа целиком», «А вот мама меня в Стикс макала, можно…?» никто не слушал. Робкое предложение подорожника было тоже отвергнуто. Потом вперед выступил Одиссей, сделал мудрое лицо и выдал, что всего-то делов – соскоблить железа с копья Ахилла и посыпать рану.

Железо соскоблили, рану присыпали, Телеф выздоровел. И на радостях даже дал обещание всех-всех-всех проводить до Трои.

В общем и целом, ему светил то ли подвиг Моисея, то ли Сусанина.

_______________________________________

Античный форум

Диомед: Нет, вот реально – КАК?!

Паламед: Он просто лицо мудрое сделал, что угодно прокатит.

Ахилл: Мама говорит, Танат просто постоял над Телефом, посмотрел на лечение, закрыл рукой лицо и удалился.

Одиссей: Дезинфекция железом плюс эффект плацебо… А, забейте. Я смешал железо с подорожником.

Ифигения с офигением

Ветел с моря дул, ветер с моря дул,

Навевал беду…

Предположительно, прорицатель Калхас

Пока Телефа лечили новейшим методом металлотерапии, эллины сидели в Авлиде, ждали попутного ветра и со скуки тренировались мочить троянцев на животных. Агамемнон, например, как-то почти что повторил подвиг Геракла и поохотился на лань. Вот только:

- лань не была Керинейской;

- лань было решено в плен не брать;

- на место живодерства явился буйный античный «Гринпис» (она же Артемида) с негодующим: «Пошто зверушку обижаешь?»;

- Агамемнону объяснили, что «ты не Геракл, ты самозванец, и вообще, нехорошо убивать бедных маленьких зверят»:

- дальше последовали грозные обещания пожаловаться дяде, нет, не тому дяде, который подземный дядя, а тому, который заведует этим вашим попутным ветром и который так может так дунуть, что вы… ну да, попадете таки к тому дяде, который подземный:

- потом выяснили, что дунуть – это все же про ветер, хотя…

- финита – Артемида потребовала себе в жертву дочку Агамемнона, справедливо полагая, что только массовые жертвы спасут оскорбленную фауну. То есть, зверят-то убивать нельзя, а вот ежели маленьких девочек – это не возбраняется.

Агамемнон поплакал, подумал, прикинул, что как минимум один ребенок в резерве остается, а идти до Трои на веслах – не геройское дело… И решил, что ладно, дочерью больше, дочерью меньше. После чего послал к жене гонца с просьбой быстрее доставить юную Ифигению, а то тут Ахилл ходит весь такой неженатый, что просто неприлично. Ну там, обручение, жертвы богам всякие. Никто ни на что не намекает, нет-нет.

Образцовая мать Клитемнестра схватила дочку в охапку и примчалась в лагерь, но решила свести знакомство с женихом на предмет «Кто сей еси?» Ахилла о многоходовочке не предупреждали, потому он честно ушел в отказ: мол, мы мальчики нецелованные, пятилетние вообще, мы о женитьбе еще не думаем, а еще у меня на Скиросе сын родился, столько алиментов я не потяну.

…аэды опускают шоковое состояние Клитемнестры и способы, которыми она добывала из мужа истину (на секундочку, мы говорим о даме, которая предложила незнакомому мужику своего сына в заложники!). Но очень скоро по стенаниям типа «Надо, Климя, надо!» и «Ну, там же Артемида и лань!» - истину опознали вообще все в лагере. И тут уже возмутился Ахилл: мол, то есть, как это, ему тут невесту обещали, и ладно уже с алиментами! В ответ возмутились остальные герои, перед которыми маячила перспектива таки грести до Трои. В общем, возмутились вообще все, причем по-эллински, то есть с копьями-стрелами-мечами-щитами вместо аргументов. С одной стороны голосили родители, с другой вопил «Не хочу я биться, хочу жениться» героический Ахилл, с третьей надрывались «Режь, жрец, прекрасную Ифигению» другие герои… С четвертой была сама Ифигения, находившаяся в состоянии, практически соответствующем ее имени (а в каком еще состоянии можно находиться, когда тебя тянут во все стороны, как множество тузиков – одну любимую грелку!). «Да зарежьте же меня уже кто-нибудь!» - наконец возопила Ифигения, радостно рванув к алтарю по принципу «кто как, а я в Аид, там тихо, спокойно и пока что нет вас».

Но тут уже веское «бгыгы» сказала Артемида: под ножом на алтаре оказалась лань, Ифигения оказалась там, где тихо, спокойно и вообще нет мужчин – жрицей при храме Артемиды… А ветер задул в нужную сторону, потому что сколько можно уже…

__________________________________

Античный форум

Аид: Ну вот, а мы-то уже мест в срочном порядке наготовили, Танат меч наточил…

Арес: А война? А хотя я уже сам не уверен – они до нее доберутся?

Гера: А одна я не поняла? Проблемы были из-за одной лани. На алтаре они зарезали уже вторую лань…

Афина: Ну, просто мы все же забываем, что Артемида – сестра-близнец Аполлона…

Аполлон: Намекаешь, что она тоже блондинка?

Аполлон: Почему все молчат? Что я не так сказал?

Афина: Говорить после такого просто кощунственно.

Ну, почти что Робинзон

Само собой, эллины не были бы эллинами, если бы просто тихо и спокойно доплыли до Трои. Нет, по пути нужно было обязательно заглянуть на тихий островок с алтарем и принести жертву (еще одну). Окаменевшие змеи и Ифигении с ланями пополам никого не научили проверять алтари. Под алтарем привычно прописалось ядовитое пресмыкающееся, которое в нужный момент возопило на своем змеином: «Ноги!!» И внесло свой веский кусь. В ногу героя Филоктета, друга Геракла, которому Геракл же подарил свой лук со стрелами.

Сделать соскоб со змеи, или хоть с копья, никто не догадался, подорожник с собой не захватили, и потому начались жуткие муки буквально всех.

Для начала, Филоктет стонал. Долго, жалобно и, видимо, местами совсем ужасно (ну, скажем, в такт русского шансона), потому как слушать его героям не было никакой возможности (нет, серьезно, плыть, когда кто-то стонет?!).

А еще рана воспалилась, и потому Филоктет – о ужас! – вонял. И, скорее всего, с той же интенсивностью, что и стонал. Поэтому воины, как один возмущались, что «он вонючий и громко стонет, нас о таком кошмаре вообще не предупреждали», отказывались плыть и собирались массово дезертировать в море.

Да, то есть, напомним: дело происходило в море. То есть, стоны Филоктета и его ароматы мешали чувствительным эллинам В МОРЕ, под ветром и при шуме волн. На этом моменте жест «крыло-клюв» наверняка уже сделали даже чайки.

В конце концов счастливый выход нашелся в изоляции: на ближайшем гористом островке заснувшего Филоктета сгрузили на берег, помахали ему ручкой, поумилялись, какой он тихий, зажали на прощание носы и отчалили в сторону войны, переговариваясь о том, что вот, теперь-то уж ни стонов, ни вони точно не будет.

Филоктета ждала девятилетняя робинзонада без Пятницы, зато с козами, луком Геракла, гноящейся раной и подбором лексикона.

А потом эллины приплыли назад и сказали, что без него Трою им не взять. Так что лексикон все равно пригодился.

______________________

Античный форум:

Арес: Но… это же… война… там же… постоянно… стоны… это же…

Афина: Гефест, подойди, когда освободишься. Брату надо склеить шаблон.

Аполлон: Ну, не знаю, может, они решили воевать новыми методами. Натрутся ароматами, выбегут друг к другу навстречу, запоют гимны…

Арес: И по морде, по морде…

Геракл: Пф! Ароматы им! Неженки! Да я, когда на подвиги шел – иногда неделями…

Танат покинул форум.

Афина: Незабываемые впечатления, как понимаю…

Блицкриг не вышел

Уже ясно, что до Трои эллины добирались эпично. С перерывами на «принести жертву» и «оставить на острове внезапно укушенного во время жертвоприношения антисанитарно пахнущего товарища». Периодически вопрошая: «Куда ты ведешь нас, о Телеф-герой?». В общем, добирались настолько обстоятельно и неторопливо, что на подступах к Трое были встречены нехилым войском троянцев и воплями: «Родненькие, наконец-то!» «Сколько можно, мы уже состарились тут ждать!» От такого энтузиазма греки малость растерялись, стали бегать по кораблям и раздумывать, что нет-нет, на берег-то и не хочется… а подвигов-то и надо… и вода за берегом некурортной температуры, и знамения плохие… и вон вообще, было предсказание, что первый, кто ступит на землю Трои помрет лютою смертью.

Кандидатов в первопроходцы все не находилось и не находилось, потому Одиссей с досады пнул свое хитроумие, выхватил щит и с воплем: «Серфинг, муахаха!» пошел на троянцев в психологическую атаку (сперва на берег высадился щит, потом уже на него – Одиссей, в стиле Леголаса из известной-преизвестной трилогии). Непонятно при этом, что больше сохранило Одиссею жизнь: щит или четкое ощущение троянцев «этого не трогать, вдруг заразно».

Герой Протесилай мудрости не рассмотрел, возопил: «Первый пошел, уже можно!» - и десантировался следом. Последним, что он увидел, был царь Итаки с хитрой мордой и в двусмысленной восточной позиции цапли на собственном щите. После этого Протесилай убыл в Аид от вражьего копья, а Одиссей так и не узнал про себя много нового и нехорошего.

Здесь эллины вздохнули с облегчением («счет размочен!») и воспламенились отвагой. Одиссей наконец слез со щита, и закипело обычное месилово, после которого троянцы как-то внезапно оказались в Трое, открывать отказались, начали глумиться, кричать «Занято» и утверждать, что «валы крепки, и стрелы наши быстры».

В ответ эллины окопались на берегу и двинули в Трою посольство из самого обиженного (Менелай) и самого хитрого (Одиссей). Двое эллинов, аллеголически воплощающие рога и мозг, отпировали у знатного троянца, после чего двинули речь. Менелай потребовал «вернуть всё взад». Согласно аэдам, – «в сильных и кратких выражениях». Пока троянцы отходили от силы и краткости, Одиссей тактично подвинул товарища, набрал воздуха, возгласил: «А если цензурно, то вот что…» - и приступил к черной риторике и нейролингвистическому программированию. Так что уже скоро не только сама Елена, но и Приам, и вообще почти все троянцы готовы были вернуться к Менелаю и честно исполнять супружеский долг до конца дней своих. По понятным причинам возмутились только Парис и другие сыновья Приама. «Троянцы! – воззвали они. – Но нам придется отдать деньги!» Слабых доводов Менелая типа «так это же мои деньги» после этого никто не слушал, подняли крик специально подкупленные личности, мнения глобально разделились от «Нельзя убивать гостей, это прогневает Громовержца» до «Отдайте им уже, а то Одиссей опять заговорит!»

В конце концов встал Гелен (сын Приама, который предсказал Парису гибель Трои) и высказался в том духе, что было ему видение троянцев в виде античного Тузика, а эллинов в виде античной грелки. И что вообще эта война сулит Трое сплошное счастье, мир, процветание, а прошлые предсказания – это так, глюк в системе.

Троянцы поверили, выставили послов из города и заперлись крепче прежнего.

Блицкриг в стиле Эллады провалился. Война вышла на новую стадию: эллины регулярно ходили стучаться в Трою в стиле «Сова, открывай, медведь пришел!»

И за девять лет им даже Гектор не открыл.

______________________________

Античный форум

Афина: Аполлон, твой прорицатель врет. Нет, в самом деле, какое процветание?

Аполлон: Ну, я не знаю, может, мои змеи ему как-то не так вылизали уши.

Афина: Будем надеяться, хоть Кассандре ты в рот правильно наплевал.

Аполлон: Гарантия меткости, это ж я)

Гермес: И еще он неделю на нектаре Геры тренировался. С длинных дистанций.

Гера: ?!

Аполлон покинул форум.

Аид: А насчет процветания Гелен прав. У меня сейчас как раз асфодели пораспускались…

Девять лет, полёт нормальный

Первые девять лет осады Трои рисуются в мрачно-курортном антураже: лагерь-солнце-море, в лагере где-то эллины после стопятнадцатой героической битвы меланхолично лузгают семечки, кто-то гекзаметром распевает «Не жди меня, мама, хорошего сына…»; в отдалении под стенами Трои канючит Менелай: «А Елена выйдет? А скиньте Париса!»

Но мы-то знаем, что на самом деле все было гораздо эпичнее, пафоснее… и да, семечки лузгались под длинные песни аэдов о доблести греков. Между семечками и эпизодическим битьем отдельных рискнувших погулять из Трои морд эллины:

- разоряли окрестности;

- брали города союзников Трои и разоряли окрестности;

- охотились и разоряли окрестности;

- устраивали спортивные соревнования и… ну, вы поняли.

Время от времени в окрестностях заканчивалось то, что можно разорить, и тогда эллины скучали и втихую выпиливали друг друга.

Одиссей скучал больше всех, поэтому как-то ненавязчиво ликвидировал Паламеда. Аэды полагают, что из злостной зависти, ибо Паламед был хороший советчик, врач и человек, строил маяки и даже уговаривал всех плыть домой (да побузили и будет, чего уж там). Логика (с которой не дружат аэды) утверждает, что Паламеду меньше нужно было класть младенцев в борозды перед плугом. И тащить на девятилетнюю войну пытающихся откосить царей Итаки («Год, два, три, все, месть созрела, умри скотина!») Мы же вообще считаем, что речь шла о чистом искусстве, ибо скучно уже, хитроумие размять негде, только начнешь вещать – все почему-то с воплем бегут брать Трою и разорять окрестности.

План, разработанный Одиссеем, включал подлоги, поддельные письма, наушничество, промывание мозгов населению и мог заставить возрыдать от зависти ЦРУ и ФСБ в объятиях друг друга. В основе плана лежал тот факт, что якобы продался Паламед-Плохиш троянским буржуинам за бочку варенья и корзину печенья. И теперь срывает нам победоносную войну, гнусно пересказывая врагу важные военные тайны: какого цвета у нас палатки, кто сколько просадил в игре на щелбаны и какого сорта у нас семечки.

Надругательства над личным возмущенная общественность не снесла, вожди рванули в шатер к Паламеду и там нашли нежданчик от Одиссея: мешок с золотом и корявой надписью «От троянцев лучшему тайному шпиону на доброе здоровье».

В общем, Паламеда решили побить камнями. Автора фразы «Кто без греха – первый брось камень» тогда еще не было, так что Паламеда таки побили. Перед смертью он сгенерировал глубокомысленное: «О, истина, мне жаль тебя, ты умерла раньше меня».

И все как-то даже согласились, что да, вполне возможно, умерла, особенно если с Одиссеем встречалась. А то он у нас какой-то весь творческий…

____________________________________________________

Античный форум

Гера: А с Одиссеем вообще можно что-нибудь сделать? Ради сохранения войска эллинов? А то он как-то… страшен в скуке.

Арес: Вытащить из Одиссея шило, лол?

Гермес: Он мой правнук вообще-то. Так что у него там НЕ ПРОСТО шило.

Арес: Пф! А что он сделает – один возьмет Трою?

Гермес: Ты не понял, он мой правнук. Если его не остановить, он НЕ ПРОСТО возьмет Трою…

Агамемнон: Одиссей который год ломится с какими-то идеями насчет деревянных лошадей. Гигантских деревянных лошадей. От него вообще что-нибудь помогает?!

Повесть о том, как поссорился Агамемнон Атреевич с Ахиллом Пелеевичем

Кажется, уже всем известно, что греки таки разоряли окрестности Трои. Вследствие разорения окрестностей греки пополняли запас лузгаемых семечек и брали прекрасных пленниц (чтобы досуг не составляли только Троя и только семечки). Так, например, Ахилл обзавёлся наложницей Брисеидой, а Агамемнон – Хрисеидой. Заложницы рифмовались отчествами, но родственницами ни разу не были, а Хрисеида еще к тому же была дочерью жреца Аполлона, то есть, смело могла заявить, что «да вы знаете, кто мой папа?!» То есть, с этого всё и началось.

Потому что, когда в стан эллинов прибыл жрец Хрис с богатыми дарами – Агамемнон насупил бровь. Хрис хотел дочку обратно и утверждал, что даст за это денег, а Агамемнон лелеял неясные перспективы – мол, Клитемнестра у меня, как осетрина у Булгакова – второй свежести, а жреческая дочка вся такая ничего, так что почему бы и нет? Проникшись к Хрисеиде глубокими и неподдельными чувствами, ванакт* эллинов выписал возможному тестю пенделей и насмешек, посоветовал – куда пристроить принесенные с собой дары (где-то за палаткой Одиссей торопливо записал адрес) – и заявил, что решение принято, обжалованию не подлежит.

Обиженный жрец пошел и наябедничал Аполлону. Аполлон, который всей душой болел за стены Трои (им же частично и построенные) и относился к эллинам как к большому количеству подвижных мишеней, схватился за лук. Очень скоро в Аиде прибавилось удивлённо стенающих теней, Гермес перешел на челночный бег по маршруту «Аид − лагерь эллинов», а Танат ушел в глухой режим «страда-сенокос» (цедя при этом нелестные словечки об ушибленных снайперах).

Само собою, вожди собрались и стали думать думу и вопрошать богов. Правда, прорицатель Калхас посмотрел на монобровь Агамемнона и ушел в глухую отмазку: ничего не знаю, ничего не скажу, жизнь дороже. После клятвенных воплей Ахилла защитить и не позволить прорицатель раскололся: мол, так и так, нечего обижать жрецов Аполлона, теперь нам нужна Хрисеида для Хриса и немного жертвенной говядины (а то Аполлон там уже уморился стрелять).

Насупленность Агамемнона перешла уже в стадию «хмур, как Зевс при виде Геры». Ванакт взял слово и стал требовать компенсации. То есть, Хрисеиду как бы и отдам, но утешьте же меня чем-то другим (все попятились), а то сам отберу из доли Ахилла (Ахилл тоже начал хмурить бровь), Аякса («А я причём?!») или Одиссея (глумливый ржач из толпы и «Ты мою долю еще найди!»).

Ну, а дальше уже пошло эпичное препирательство по поводу «мы делили апельсин». В общих чертах было сказано:

- Ах ты (эпитет) корыстолюбивое (эпитет), мы за тебя на эту войну (эпитет), я тут великие подвиги (эпитет), а ты мои трофеи (длинная развернутая метафора). Да я вообще сейчас домой поплыву!

- Да я! Да я!! Да я у тебя Брисеиду отберу (о, кстати, рифмуется)! Да плыви ты хоть к (длинное указание адреса, который на всякий случай опять записывает Одиссей). Я тут важный! Я тут самый! Да я вас всех…

Пока греки с некоторым изумлением внимали дальнейшему обороту, метафорически описывающему отношения в стане эллинов (некоторые – с воплями: «Не было такого!» и «А если было…», Одиссей – с конкретным «Тихо, я записываю!») – Ахилл, который в риторике не был силен, достал меч и собрался избавить всех от начальства. Тут Ахилла подергала за рукав объявившаяся поблизости Афина, которая объяснила, что нет, она тут не просто послушать, хотя и послушать тоже, а на риторику надо отвечать риторикой, так что жги напалмом как с трибуны, а меча не надо, не надо…

Что и неудивительно, поскольку ц.у. Геры Афине звучало так: «Да пусть там уже хоть кто-то останется, а то кто будет брать Трою?»

Ахилл послушался и сказал Агамемнону много нехорошего (назвав его то ли пожирателем народа, то ли пьяницей, то ли трусом, то ли собакой, а возможно – трусливой пьяной собакой, пожирающей народ). Потом кинул в него своим жезлом вождя и заявил, что, мол, воюйте без меня, а я посижу посмотрю, а сами же придете, а я все равно не пойду, вот!

Совершив этот взрослый и мужественный поступок, Ахилл вернулся к себе и начал скорбеть.

________________________________________

Записки из подземки. Аид.

Приходил Танат. Жаловался, что не нашёл Аполлона. Зачем Танату нужен был Аполлон – осталось тайной (за исключением странного мечтательного «Налысо! И лук ему в…»). На вопросы отвечал что-то уклончивое насчет олимпийских рекордов по скорости срезания прядей. Почему-то помянул стрижку овец. Интересовался – когда у этих смертных там война кончится?

Подвернувшийся Гермес выдал что-то вроде: «Да они вообще-то еще как следует и не начинали!»

…сижу, думаю, где теперь достать запасного Психопомпа…

Главное - знать, на что давить!

Несмотря на то, что Агамемнон был, в некоторых отношениях, трусливой пьяной собакой, слово он держать умел. Поэтому Хрисеиду вернули отцу (возвращавший Хрисеиду Одиссей еще успел отпировать за счёт отца), а мор прекратился. А к Ахиллу пришли за компенсацией.

- Друг Патрокл, выдай им там со склада Брисеиду, - сказал сидящий у шатра Ахилл, напомнил глашатаям, что скоро, скоро грянет буря, потом пошел на берег моря и разразился воплями в духе «Обидели сиротинушку, отняли копеечку!»

И выплыла к нему государыня рыб… мама. И в ответ на вопрос «Чего тебе надобно, сыне?» огребла столько стонов и рыданий, что теням на асфоделевых полях не снилось. Передадим кратко: «А-а-а, жизнь моя коротка и несчастна, а-а-а, Агамемнон меня обесчестил (тут мама удивленно булькнула), отняв законный трофей (облегченное бульканье). А-а-а, у меня забрали Брисеиду, и остался у меня только Патрокл (мама делает вид, что не слышала), которого я люблю высокой духовной любовью! А-а-а, меня обидели, а-а-а, оскорбили, а-а-а, мама, скажи уже Зевсу, пусть он убьет нафиг всех моих бывших товарищей, чтобы они увидели, что Агамемнон был неправ!»

Почему-то логика в духе «обидели сына – атата всем грекам» показалась Фетиде закономерной. Титанида возопила в том духе, что да я… да за сыночка… в общем, сынок, сиди, веди себя хорошо, не пируй, люби Патрокла высокодуховно, а я вот прямо отсюда к Зевсу на высокой скорости!

Зевса, правда, пришлось подождать, поскольку он двенадцать дней пировал у эфиопов. Все эти дни Ахилл сидел в шатре и жаждал воинской славы. Но в боях участия не принимал.

На двенадцатый день Фетида припала к ногам Зевса, стала трогать его за коленки и за бороду (возможно, ища точки воздействия). Попутно излагая ту мысль, что вот, не мог бы ты, о величайший, сделать так, чтобы эллины помирали, пока не позовут на помощь моего сына.

Сначала Зевс вообразил последствия в виде Геры, но потом двенадцатидневный пир и поглаживания бороды («О да-а, гладь ее всю, гладь скорее!») взяли свое, и Громовержец таки обещал. С одним условием: Фетида удалится с Олимпа по системе «стелс», быстро и незаметно.

- А чтобы ты поверила – вот тебе знамение! – сказал Громовержец напоследок, вздыбил на голове волосы (на секундочку, там была не стрижка «под бокс», а вполне себе длинная грива), свёл брови и сделал так, что Олимп содрогнулся. – Ну вот, веришь?

Фетида заверила, что после такого зрелища (хмурый Громовержец с панковским хаером) она готова уже в принципе уверовать во что угодно и, слегка оглушенная, но незаметная, удалилась-таки с Олимпа.

Само собой, что на следующем же пиру Гера начала вербальную атаку на мужа по теме: «А чего это у тебя такой вид, будто ты что-то задумал? А с кем это ты там советовался? А чего это ты мысли от меня прячешь? И вообще, что у тебя с волосами?»

Зевс держался молодцом, отвечал, что волосы – это новый способ экранировать мысли, так что не напрягай телепатию, жена, все равно ничего не узнаешь. На реплику в сторону («большой секрет – ты обещал Фемиде погубить эллинов!») среагировал чутко и вовремя: «А ты вообще молчи и знай своё место!»

Гера не знала об уязвимостях мужниной бороды, поэтому испугалась и притихла. Гефест предложил пировать дальше, ибо чего там ссориться из-за смертных, главней всего погода в доме. И все начали пировать. А то ну его, этого Громовержца, в самом деле, если он с такими последствиями брови сдвигает – страшно думать, как он глаза пучит или ушами шевелит.

____________________________________

Античный форум

Дионис: А что это у нас Олимп трясется?

Арес: А это Громовержец брови сдвинул.

Дионис: А-а, ну-ну.

Гера: Борода?! Вы серьезно? Она просто погладила его по бороде?!

Фетида: Я еще хватала за коленки.

Афина: Хм-м, никогда не слышала, чтобы борода была эрогенной зоной. Интересно, это наследственное или приобретенное?

Геката: Я за проведение эксперимента.

Посейдон покинул форум.

Аид: На всякий случай: ребята, я побрился. Я воистину зловреден, муахаха.

Афина: Да мы как-то и не собирались. Честное слово, идея дергать за бороду или хватать за коленки царя подземного мира…

Персефона: А мне как-то норм)

Дубина - друг мыслителя

Долгий пир предсказуемо закончился долгим и крепким сном. Зевс в оном участия не принимал, поскольку, натурально, пытался сесть в позу Мыслителя. Вариации «Сытый и подгулявший Мыслитель», «Мыслитель слегка кривится набок», «Мыслитель не понимает, кого ж там надо губить» плавно перетекали одна в одну, на подходе была финальная стадия «Мыслитель, распластавшийся в позе упавшего пингвина». Но тут Громовержец увидел Гипноса, который парил неподалеку и явно уже придумывал постфинальную стадию «Мыслитель в позе зародыша, умилительно сосущий палец во сне»). Идея сложилась.

Бог сна получил в меру четкие и почти что трезвые указания по части:

- лететь к предводителю греков Агамемнону;

- притвориться не собой. И не Громовержцем тоже;

- «Ну вот представь себе, что я – Гера, и я уговорила богов не помогать троянцам» (Зевса смерили опасливым взглядом);

- сообщить, что по этому случаю Трою ждет досрочная гибель, так что шнелль, шнелль, атаковать, эллины!

Нужно отдать должное богу сна – он явился Агамемнону не в виде своего брата-близнеца, а в виде старца Нестора. И выражался крайне красноречиво («Троя – гидра, вы – Геракл, Троя – Танат, вы – Геракл! Троя – грелка, вы… а, ладно, всё равно Геракл!).

Впечатлившийся красноречием Агамемнон прямо с утра рванул воодушевлять вождей. И таки воодушевил и склонил всех, даже Нестора, который справедливо интересовался, что ж он там делает во снах у царя царей. Оставалось воодушевить солдат, чем Агамемнон и решил заняться сам, потому что «я тут черной риторике учился, знаю очень хороший прием «от противного»».

Черная риторика сработала точно и гадко, как часовой механизм бомбы:

- Ну что, ребята, война как-то не очень идет? – надрывно вопросил Агамемнон.

- Гм, - подтвердило войско эллинов.

- Ахилла нет, опять же, все такое… - продолжил Агамемнон, готовясь жечь глаголом.

- Гм, - душевно поддержала аудитория.

- Ну так и поехали домой, а? – коварно вопросил Агамемнон и набрал воздуха в грудь, дабы воодушевлять.

- А что, так вообще можно было?! – резонно вопросила черствая аудитория и рванула на корабли на второй космической.

Через минуту над площадью осталась висеть густая пыль, ближе к кораблям слышались громкие призывы к пацифизму и «Начальник сказал – значит, можно!» Несбывшийся оратор бормотал, что вот, был же сон, и вообще, он же учился черной риторике, и прием такой хороший…

Вожди, которых только что мотивировали на атаку, безмолвно фигели. Похоже было на то, что корабли уйдут на Элладу без них.

И это еще в сравнение не шло с реакцией похмельных олимпийцев, которые были разбужены криками эллин и обнаружили, что любимый сериал закрывается в связи с спешным отплытием статистов домой.

Дальше запустилась сложная цепочка «Гера-Афина-Одиссей» (промежуточными звеньями цепочки служили выписанные мотивирующие пенделя). Ощутив на себе мощь божественного внушения, Одиссей понесся в толпу – и все вострепетали, почувствовав, что сейчас-то и начнется настоящее ораторское искусство.

Таки оно и началось.

- А ну-ка, Агамемнон, дай-ка мне жезл верховной власти.

- Ты будешь произносить с ним речи, о Хитромудрый?!

- Ну, вроде как почти, - сказал Одиссей, с размаху ушатав по голове жезлом кого-то из тех, кто собирался отплывать.

Пока вожди переваривали такое нецелевое использование жезла и приходили к выводу, что таки да, это во всех смыслах весомый аргумент, Одиссей привычно перешел в состояние «античный Кашпировский», и через какое-то время дубинка плюс красноречие творили чудеса:

- Неужели – хрясь! – вы оставите – бдыщ! – богатые трофеи – шмяк! – да троянцы – блямс! – над вами смеются – скирдыщ! – да герои вы или нет – бадабумс!

Под градом аргументов народные массы как-то растеряли пацифизм и вернулись на народное собрание с шишками и готовностью творить героическое, и вообще, все, убедил-убедил, успокойте же его кто-нибудь, пожалуйста…

Пока Одиссей остановился, чтобы отдышаться, из рядов не убежденных аргументами пацифистов выдвинулся некий Терсит. Который упорно продолжал обозначать, куда господа вожди могут пристроить свои трофеи и что сделать с Еленой (а в принципе, можно и наоборот).

Терсит дошел в своем «вам оно надо – вы и воюйте» до кульминации, когда обнаружил, что перед ним стоит отдохнувший Одиссей (и поигрывает основным аргументом).

Ответная речь царя Итаки была краткой, но эффективной.

- Да если ты, тварь дрожащая, еще вякнешь на нашего Агамемнона, то не будь я папа Телемаха, если я тебя не схвачу (Терсит бледнеет), не раздею донага (Терсит уже готов прямо сейчас брать Трою) не изобью (уже в принципе все готовы брать Трою) и не прогоню в таком виде до кораблей!

Вздох облегчения. Громкий «бздыщ!» по спине Терсита скипетром – просто так, для профилактики. Сдержанные рыдания Агамемнона, когда тот понял, что такой ораторский уровень попросту недостижим.

После чего Одиссей заявил, что «Ну вот, а теперь я скажу речь» и таки сказал, и даже рядом с ним якобы стояла помогавшая ему богиня Афина (надо думать, с опаской косившаяся на скипетр, а то кто их знает, этих ораторов).

В конце концов войска преисполнились воинственного пыла и рванули крушить троянцев, ибо «Да в принципе, они же все нормальные ребята… после Одиссея».

_____________________________________________________

Античный форум:

Зевс: А вообще, нормальный такой способ доносить свою мысль…

Арес: Народ, никто не знает, куда можно переехать с Олимпа?

Афина: На самом деле, каждый оратор сам подбирает то, что обеспечивает эффективность выступления. У меня, например – мудрость…

Афродита: Красота.

Гера: Громкость.

Гермес: Подкуп.

Аид: Выражение лица.

Дионис: Ик?

Гипнос: А у меня, например, брат. Так он сам по себе – аргумент…

Стенка на стенку

Пока Одиссей выключал античного Кашпировского, боги послали к троянцам Ириду. В противном случае, мог появиться фразеологизм «стоять и смотреть, как эллин на троянские ворота». Но, однако, Ирида предупредила всех, что «греки идут», троянцы дружно закричали: «Где?!» - и выбежали стройными рядами навстречу – смотреть.

Войска эпично сошлись и эпично посмотрели друг на друга. Что делать дальше – было как-то мутно (нет, ну не убивать же их, в самом деле). Тогда в порядке придания всем боевого духа Парис вышел из стройных рядов сородичей и высказался в том плане, что эй, эллины, идите сюда, я буду щелкать вас по клювам.

Эллины переглянулись, вспомнили, что среди них Менелай, и подумали про Париса: «Таки зря он это сказал». Менелай вспомнил, что это Парис украл у него жену, и обошелся без настройки мухоморов. Парис, услышав боевой рев обиженного мужа и увидев Менелая в состоянии «Я уже почти Геракл» сказал: «Ой-ей! Это какие-то неправильные греки! Я в домике!» - и быстренько схоронился за спинами воинов.

- Ты, это, - сказал ему на это воинственный Гектор. – Ты того. Ты шо, вообще?!

Парис внял красноречию брата и заявил, что нет, он не струсил, ему просто нужно было поправить леопардовую шкуру. И да, он таки будет драться с Менелаем. Только пусть кто-нибудь успокоит Менелая уже. И да, ладно, если Менелай победит – так и быть, отдам Елену.

Гектор пошел и изложил эллинам. Эллины, настроившиеся на «подраться» быстро перешли в режим «ну, хоть бой посмотрим». Менелай успокоился, но потребовал Приама (нет, не вместо Елены): «А то как-то надо кому-то подтвердить, что вы Елену в случае победы отдадите, а сыновьям Приама как-то доверия нет, они в нужный момент все где-то поправляют леопардовые шкуры».

Тем временем Елена взошла себе на башню, дабы посмотреть, кто победит по очкам, а кто по этим очкам получит. Попутно предалась воспоминаниям в духе «А вот у нас на родине деревья зеленее» и «А вон внизу мой бывший, хороший вроде как человек». Попутно ввела местных старцев в повышенное слюноотделение и философию в духе: «Ах, какая женщина, какая женщина, мне б таку… э-э, то есть, эллинов и троянцев можно понять, красота спасёт мир, но нас-то вообще за что?!» Попутно провела для Приама с башни экскурсию по эллинским героям: «Вон тот здоровый – это Аякс, а вон тот, от которого все стараются подальше держаться – это Одиссей… стоп, а кто это там сандаликом и ногой землю роет? А-а, это Менелай, не признала сразу же». Приам посмотрел, проникся, быстро пошел, принес клятву, похлопал по плечу сына и сказал, что, мол, ты повежливее там с Танатом, а то мало ли. После чего столь же быстро вернулся в Трою, а то как-то здоровья не хватает на жестокие зрелища, да и радикулит, и вообще, нужно поправить леопардовую шкуру.

А ситуация «в правом углу ринга в метафорических рогах Менелай – в левом углу ринга в леопардовой шкуре - Парис» дошла таки до своего пика. Эпическое противостояние уложилось в четыре удара и тонны пафоса для аэдов. Сначала Парис метнул копье в щит Менелаю, потом Менелай воскликнул о своей страшной мсте и тоже метнул копье, почти приготовив из Париса шашлык. Парис упал, и Менелай богатырски вдарил противнику мечом по шлему. Меч не вынес надругательств, шлем держался молодцом, но общие ощущения у Париса были такими, будто его сунули в колокол. Или заперли в темнице с Одиссеем. После чего Менелай воскликнул с демоническим хохотом: «Вчера парисов душили-душили…», схватил Париса за шлем и потащил в стан эллинов, намереваясь продолжить беседу в приватной обстановке.

Но тут на сцену привычным роялем из кустов скакнула Афродита и явила свою огромную божественную мощь. В том смысле, что разорвала ремень шлема, схватила Париса на руки и умчалась в закат (в смысле, в Трою). Менелай остался при шлеме противника, с которым он какое-то время бегал по рядам троянцев, как принц в поисках потерянной Золушки (правда, от принца не шарахались в разные стороны с категорическим: «Это не мой фасончик!»).

Агамемнон же, быстро сообразив, что противник в очередной раз убыл куда-то поправлять леопардовую шкуру, разразился воплями в духе: «Наши победили!» и «У нас теперь его шлем, отдавайте Елену, или шлему придётся плохо!»

Но Елену им почему-то не отдали.

__________________________________________

Записки из подземки. Танат

Мотался в Трою – опять. Три часа торчали с Керами в ожидании побоища (а у меня, кстати, еще куча вызовов!). Потом Менелай сломал меч о шлем Париса (скорее всего, проверял на прочность, не мог же он это в бою так…). Забрал шлем (ну вот, проверил) и начал бегать по рядам эллинов. Никого не убил. А мы стоим, ждем.

Смертная скотина.

Владыка предложил поставить там палатку. С учетом менталитета эллинов – можно даже летний дворец.

Пы. Сы. Господа! По многим причинам было принято волевое решение разделаться с выкладкой глав побыстрее, так что постараюсь кидать главы кучно, так сказать. В день хотя бы по парочке, чтобы быстренько финал, так сказать.