Перелёт через ночь. Понимаю, что снова не выспаться.
Местный кофе хорош, только горек и слишком бодрит.
Стюардессе к лицу униформа, и надо бы высказать
Комплимент. Но нет сил. Да и душу ужасно саднит.
Я лечу в те места, где плакучие ивы склоняются
Над гранитом украшенным берегом тихой реки.
Очень нехорошо. Под крылом всё быстрей удаляются
Покорившие сердце когда-то Москвы огоньки.
Подрастрачена жизнь. Всё некстати и очень невовремя,
Юность вновь не на радость, на горе протяжно зовёт.
Я не слышу турбин, я лечу в абсолютном безмолвии
К роковому «Назад» при стремлении только вперёд.
Заплатил по счетам. Только их почему-то прибавилось,
Беспокойство ушло как ненужное, как рудимент.
Раньше было одно: «Почему ты так рано состарилась»,
А теперь и совсем. Слишком горький и грустный момент.
Раньше было иначе. В дом горе несла телеграмма,
А теперь по звонку, задыхаясь, собрал чемодан.
Я стал старшим в семье. Раньше это была моя мама.
Очень трудно лететь, понимая, что ждёт меня там.
Горсти тёплой земли и портрет с чёрной рамкой. Не чокаясь
За помин и за здравие – «Не пропадать же добру»…
Горе-горе моё... Почему ж ты такое глубокое?
Как бы мне тебя вместе с вещами раздать по двору?..
Розовеет полоска востока, идём на снижение,
Через сорок минут приземлимся, а там и домой,
Где не ждёт меня больше мне жизнь подарившая женщина.
Как же грустно, мамуля, лететь на прощанье с тобой...