Серия «Рождественские мини-страшилки»

162

Ряженые

Я возвращался домой после работы. После праздников и так тяжело вернуться в нормальный ритм, а тут еще из-за морозов прорвало котел, и я с дежурным техником до ночи разбирался,  как быстрее исправить последствия аварии. В итоге едва успел на последний поезд, хорошо, хоть без пересадок ехать. В вагоне почти никого уже не было, только на лавке рядом со мной состязался в шахматы со смартфоном интеллигентного вида мужик, да по диагонали дремала молодая толстуха с синими волосами.

На очередной станции свет был совсем тусклым. В вагон ввалилась толпа молодых людей в маскарадных костюмах, сопровождаемая резкими трелями трещоток и свистулек. На ряженых были довольно-таки неприятные маски из папье-маше или чего-то типа этого: коза с стеклянно блестящими глазами, кудлатый медведелев в шубе, цыган со здоровым носом и белоснежной улыбкой, старик с белыми волосами из пряжи и небрежно зачерненным какой-то краской лицом и руками, так что остались разводы. Одна из девиц просто распустила волосы и надела капюшон, так что лица не было видно, у другой голова была замотана марлей, а куртка наизнанку. Двое изображали лошадь, спрятанные под дубленкой, голова лошади была из соломы и насажена на небольшие вилы. Толстушка проснулась и осоловело наблюдала за ряжеными. Мужчина справа поморщился:

- Вот им мало праздничных дней, до сих пор гуляет пьянь. И маски такие мерзкие, только в фильмах ужасов снимать.

Ряженным не сиделось спокойно, они начали толкаться и бороться, коза изображала, что наскакивает на медведя. Старик испачканными руками стал мазать стены и рекламные щиты, оставляя жирные черные следы, цыган резал чем-то острым сиденья. Остальные приплясывали вокруг в ритмичном хороводе, гудение свистулек и треск пробивались даже сквозь шум поезда. Сосед с тревогой посмотрел на меня, женщина по диагонали испугано вжалась в сиденье. Стоило бы, конечно, прикрикнуть на хулиганов, но их было многовато, и, судя по поведению, они были явно под чем-то.

В это время коза стянула с цыгана шапку и подошла к толстушке, протянув для подаяния. Девица в марле и лошадь прекратили пляску, и потрусили за ней. Женщина испуганно достала какую-то купюру из кошелька, кажется, даже не рассматривая номинал, и быстро сунула в шапку. Коза поклонилась, и вся процессия перешла к нам, еще двое, медведь и вторая девица также закончили пляску и присоединились к козе. Я мельком отметил странную манеру движения и волосатой девки, но не смог сразу понять, что с ней не так. Теперь они склонились к мужику со смартфоном, но тот сделал вид, что не замечает протянутого головного убора, поглощенный чтением. Они постояли немного, оставшиеся ряженые присоединились к ним, и теперь у наших мест столпилась вся группа.

А мое смутное ощущение тревоги неожиданно обрело совершенно понятные причины. Я вдруг сообразил, что перегон между станциями длится уже куда больше стандартных для этой линии двух с половиной минут, что между шубой медведельва и его кистями рук нету края рукава, и шерсть клочками врастает в кожу. В том числе и на лице, и его налитые кровью глаза не просто нарисованы на морде, потому что он только что перевел их на меня. А для распущенных волос копна у его спутницы слишком густая, и когда девица мотнула головой в мою сторону, на секунду стало видно, что в зоне шеи у нее не ключицы и яремная впадина, а позвонки. Да и руки у нее выглядят так, словно они вывернуты из плечей, и поставлены локтями вверх.  И вся эта жуткая компания, не дождавшись внимания от моего соседа, сделала несколько шагов, оказавшись прямо напротив меня.

По спине заструился холодный пот, а руки задрожали. Соломенная голова лошади, насаженная на палку, неожиданно обнажила желтые зубы. У старика глаз не было вовсе, просто ровная кожа над носом, и его крылья хищно расширялись, словно он принюхивался. Стеклянные глазки козы внимательно смотрели мне в душу, а в стежках между кусками шкур, из которых была сметана ее морда, запеклась кровь. На марле, закрывавшей лицо девицы, проступили красно-желтые пятна, и в воздухе разлилось невыносимое зловоние. Я лихорадочно рылся в сумке, стремясь отыскать деньги, но к моему ужасу, не находил ни гроша – давно отвык носить наличные. Отчаявшись, я бросил в шапку кредитку, но она провалилась насквозь, шмякнувшись на грязный пол, а цыган с ноздреватой кожей и бешеным оскалом погрозил мне пальцем. Треск в ушах и свист стал нарастать, и я из последних сил стянул с пальца обручальное кольцо и бросил в шапку. Коза медленно склонила голову.

Поезд выехал из тоннеля, а процессия, притоптывая в молчании, направилась к выходу. Двери за ними закрылись. Я сидел зажмурившись, пытаясь успокоиться, чтобы не закричать. Сердце колотилось с интенсивностью отбойного молотка, явно намереваясь в хлам расколотить мне грудину. А потом поезд тряхануло, и на меня свалился мой сосед. И я все-таки закричал, а мой вопль подхватила женщина напротив. Мужчина был мертв, его лицо свела гримаса невыразимого ужаса.

Судя по описаниям, маски ряженых были по-настоящему криповыми. В то время и обычные детские игрушки-то делались такими, что хоть сразу в фильм ужасов вставляй. А уж в этом случае, когда специально требовалось изобразить нечисть, чтобы отвести беду, фантазию уже ничего не ограничивало. Мне представлялось при написании этого текста что-то подобное: https://www.nationalgeographic.com/magazine/article/europe-wild-men  (там карусель из фоток),  хотя это и европейские чуваки. Ну, разумеется, те варианты костюмов, в которых не видно лиц, потому что обычные человеческие лица сразу разрушают атмосферы.

Интересно, что женщины редко рядились в маски, предпочитая просто занавешивать лица, видимо, избегая отыгрывать конкретные роли, и просто обезличиваясь. Помимо обезличивания, нечистую силу путали и переодеванием мужиков в женщин. Из масок обязательными героями были коза и медведь. Остальные разнились: солдаты, купцы, цыгане, волки, птицы, быки, лошади.

Но главная обрядовая роль ряженых – отвести беду, создать иллюзию, что все уже случилось, здесь нечисть уже побывала. Поэтому компании гуляющих часто помимо выпрашивания подношений занимались мелким хулиганством – разбросать сложенную поленницу, раскидать сено – что-то такое не слишком вредоносное, но заметное. А еще, думается мне, это было отличным легальным способом выпустить пар молодым парням.

Показать полностью
79

Колядки

Щедрик-Петрик,

Дай вареник!

Ложечку кашки,

Наверх колбаски.

Этого мало,

Дай кусок сала.

Выноси скорей,

не морозь детей!

Привязчивая песенка, исполняемая звонкими детскими голосами, повторилась в очередной раз. Рябая Ленка, гостья из соседней деревни, которая последние полчаса дремала у печки на низком продавленном кресле, оперев на предплечья свою засаленную голову, разлепила мутные глаза и с трудом посмотрела на собутыльников:

- Эй, это че, вы че, телек включили?

Михан пьяно расхохотался, показывая недостаток зубов с правой стороны, почесывая вылезающее из спортивок волосатое брюхо:

- Ты че, мать? Совсем долбанулась? У меня ж нет телека. Это на улице, говнюки мелкие орут. По-любому, личинки мажоров этих с одиннадцатой линии приехали. Нет, чтоб культурно отдохнуть, они вечно херней какой-то страдают.

Семеныч согласно кивнул своей плешивой головой, подтаскивая к себе поближе стакан и шпротики:

- То, мля, саночки у них, то вот теперь горло дерут… Сча встану, и насую вам колбаски, мля.

- Щедрик-Петрик! – снова затянули на улице, словно хрустальные капельки зазвенели.

- Да етишь твою! – Михан недовольно поднялся, в три шага прошел вдоль замурзанного дивана через грязную кухоньку к входной двери, косяк которой подернулся пушистой изморозью – все-таки на улице минус двадцать семь, а развалюха Михана напоминала скорее дом второго поросенка, а не полноценное жилье. Если бы не чугунная печечка, собутыльникам пришлось бы туго, но, несмотря на то, что они квасили уже два дня, все время кто-то один оставался в относительном соображении, чтобы не забывать подбрасывать топливо, и возле очага было жарко как в пекле. Когда хозяин вышел в сени, чтобы шугануть надоедливых малолеток, оставшуюся парочку алкашей обдало ледяным сквозняком, и жаркое алкогольное марево немного отступило от их размягченных мозгов.

На крыльце не было никого, а порядком утомившая колядка зазвучала как будто издалека, с другого конца улицы, ближе к полям.

- Эй, мелкие долбаки! – Михан не пошел на мороз, но последнее слово за собой должен был оставить. – пошли на хер!

Он хлопнул дверью, стремясь вернуться к возлияниям, и песенка снова издевательски зазвенела прямо под окном:

- Выноси скорей, не морозь детей!

- Дети!!!! – Ленка подскочила, заколыхалась телесами в обтягивающей комбинации, по рыбьи хлопая оплывшим ртом. – Милочка, Гошка! Я ж к вам, долбонавтам, только долг отдать зайти хотела! Они ж одни там совсем уже третий день! Без еды, без тепла!

Она кинулась к двери, даже не подумав одеться, в разношенных тапочках, и не чувствуя холода, побежала вдаль по улице, подскальзываясь на укатанном снегу.

- Долбанутая, - сплюнул Семеныч. – Замерзнет ведь нахер.

Но одеваться и бежать следом никто не стал, только, ежась от холода, проводили взглядом неуклюжую фигуру, спешащую к дороге через поля.

- Да мля, - неразборчиво из-за запиханной в рот колбасы промямлил хозяин дома. – К  херам этих опарышей, одни проблемы от них. Ваще похрену.

- Щедрик-Петрик, дай вареник! – оглушительно взвизгнуло возле печки, и тут же ледяной ветер снес хлипкую дверь и частично забитое фанерой окно. Печка мгновенно погасла, а еще через несколько секунд все в доме начало покрываться изморозью. Брызнули осколками обледеневшие бутыли, в камень смерзлись еще недавно влажные от жары покрывала на кровати, и стремительно синели лица застывших в ужасе мужиков. Кровь густела, медленнее двигаясь по венам, не оставляя шансов добежать до соседей. Михан скорчился на кресле, пытаясь в животном порыве сохранить хоть каплю тепла. Семеныч потерял сознание, повалившись лицом в газеты, застилавшие их праздничный стол вместо скатерти. А вокруг выло, хохотало и ревело:

- Выходи скорей, не морозь детей!

Чисто технически в рассказе это скорее не колядка, а щедровка. Потому что первое слово Щедрик, а не Коляда. И то, и то исполнялось в святочную неделю, только щедровки были более распространены в Белоруссии, Украине и на юге России, и приурочены к более конкретной дате – Щедрому вечеру, кануну старого Нового года (а в то время просто Нового года). Но некоторые исследователи и вовсе их приравнивают, да и по запросу «Колядки для детей» щедровки идут вперемешку с колядками.

Колядки и щедровки бывают и с просьбами подать угощение в сочетании с угрозами в противном случае нанести вред (аналогично trick or treat на английском Хэллоуине), что явно несет след языческих празднеств, и восхвалениями господа, аналогично западным рождественским песням. То есть опять же, славянское рождество куда более злой и мрачный праздник, больше похожий на Хэллоуин, чем на что-то светлое, хоть церковь и пыталась вывести его в позитивный формат, вместо плясок ряженых с иногда жестокими шутками предлагая более чинный формат хождения со звездой и прославления господа.

Показать полностью
125

Жених из зазеркалья

На конец новогодних праздников неожиданно отключили свет. Женщина одна, Мариной ее звали, как раз ванную собиралась принимать. Ну и решила не отказываться от этой идеи, ванную принимать – не стрелки рисовать, много света не нужно. Свечей поставила, теплой воды налила. А на стиральной машине под зеркалом маленькое зеркальце на ножке стояло, к нему развернутое. Получился зеркальный коридор, как в старинном гадании. Она туда посмотрела и в шутку говорит – ряженый-суженый, приходи ужинать.

Марина незамужняя была, хоть и в возрасте уже. Но так бывает – по молодости красоткой считалась, переборчивая. Все выбирала кого поуспешнее. А потом уже и перебирать особо некого стало. Она, правда, не сдавалась, окучивала каждого подходящего, и к себе в гости зазывала, и декольте специально носила с юбками покороче, но мужики ее побаиваться как будто стали. Вот она и сказала присловку – в шутку вроде, а и интересно немного тоже.

И смотрит – словно идет кто-то в конце коридора. Сначала даже вроде непонятно даже, может просто тень от свечей пляшет. Но нет, идет, все ближе и ближе, крупнее и крупнее, сначала силуэт темненький, потом вроде как приблизился – уже и рассмотреть можно. Очки поблескивают, огоньки свеч ловят, волосы седоватые, лицо доброе и печальное, немного вытянутое, как у лошадки игрушечной. Похож на одного мужика с ее работы. Тут бы ей и сказать: «Чур меня!» и накрыть зеркало чем-то, хоть полотенцем . Но она же не готовилась, слов нужных не знала. Стоит и смотрит, затаив дыхание. А человек все приближается, а потом как вынырнул в большое зеркало и прям напротив нее оказался. И стало ясно, что и не человек это вовсе. Лицо землистое, в дырках и пятнах, как блин непропеченый. Зубы как зубочистки желтые и узкие, но блеск металлический. За очками не глаза, а словно раны вскрытые, а в них черви белые копошатся, губы тоже объедены какой-то живностью. На руках когти обтрескавшиеся, неопрятные, но длинные, сантиметра по три. И тянет конечности свои эта тварь, уже за шею прихватил и в волосы руки запускает… Неизвестно, чем бы дело кончилось, да тут свет включили. Морок пропал, а бедолага в обморок грохнулась. Потом в себя пришла, в одном халате на лестницу выбежала, сестру вызвонила, и пока ждала, сидела в Пятерочке, которая на первом этаже в ее доме была. Домой одна так и не рискнула подняться. Сестра приехала – и узнать Марину не может. Вместо эффектной мадам пожилая женщина, постаревшая, испуганная. Голова наполовину седая, везде, где морок ее касался, седые пряди появились, а на коже лица ссадины, словно теркой провели. И заикается. Сестра забрала ее к себе, врача вызвала, диагноз поставили – острый психоз, а почему – непонятно. Но лечилась, вроде даже получше стало. Хотя и пришлось работу сменить – больше с людьми работать не могла, всех побаивалась.

И замуж вышла в итоге. За того самого коллегу. Когда вещи забирала, наткнулась на него и заорала в ужасе. Потом извинилась, а он стал за ней ухаживать. Провстречались они с пару месяцев, потом по-быстрому поженились, съехались. А потом вроде как продали Маринину квартиру, и уехали из города. Да только еще через месяц нашли ее на заброшенных дачах. Вместо глаз раны вскрытые, а в них черви белые копошатся. И губы тоже какой-то живностью объедены.

Вообще святочные гадания – это, конечно, особая тема. Раз связь с потусторонним миром открывается, предприимчивые люди, а особенно женщины, которые меньше имели возможности влиять на свою судьбу (мне кажется, именно с этим связана любовь дамочек к гаданиям и гороскопам), тут же завели кучу разных ритуалов, помогающие пролить свет на будущее. И способов этих было и раньше просто немерено, а сейчас, кажется, еще и вариаций насочиняли. Ну есть и классика, конечно.

Мое любимое гадание – когда девицы ночью набивались в баню и выставляли разные оголенные пикантные части туловища в оконце, а потом по степени волосатости руки старались прикинуть, насколько богатый будет муж (волосатый = богатый). А парни в это время набивались под оконце бани и старались, надеюсь, порадовать девушек прикосновениями рук высокой степени мохнатости и рассмотреть их потенциал в качестве невесты.

Ну  и конечно классика старорусской крипоты, когда девушка одна в бане заполночь должна была попытаться рассмотреть в зеркальном коридоре, образованном двумя противопоставленными зеркалами, в отблеске нецерковных свечей неясную тень, изображающую ее будущего мужа. При такой атмосфере там, конечно, чего только не привидится. Поэтому был целый комплекс мер, призванных защитить гадалку от потусторонних чудищ. Например, нельзя было брать с собой столовые приборы и другие колюще-режущие инструменты, нужно было иметь плотную ткань, чтобы накинуть на зеркало, как только там начнется дичь. Разве не прекрасная основа для крипи-стори? Есть сомнения, насколько у меня получилось удачно, но это все же всего лишь третья из двенадцати.

Показать полностью
128

Место для покойника

Один мужчина потерял мать. Он хоть и взрослый был уже, сам скоро дедом готовился стать, и болела она перед этим долго, а все равно – больно. Сначала вроде не особо ощутил, замотался с делами, да и вещи больше жена разбирала. В комнате бабушки ремонт начали, и фотографии в вычурных рамочках, где она еще молодая и муж ее, с комода по коробкам распихали, и тряпки старые выбросили. Был человек – и нет человека. А перед праздниками внезапно накрыло.

С балкона вытащили стул, на котором она всегда сидела, с подушечкой лоскутной. И сразу вспомнилось, как предыдущий новый год она с ними отмечала, вся такая маленькая, сгорбленная, замотанная в шаль. Ласково на внуков смотрела, улыбалась, благодарила, когда ей помягче да повкуснее угощение старались найти, кивала невпопад – она тогда уже и не слышала ничего почти. И отец семейства вдруг начал гонял всех, кто пытался сесть на ее стул, или поставить чего, томимый какой-то детской грустью. Словно это место до сих пор принадлежало ее по праву.

Отпраздновали новый год, наступило рождество, сидит вся семья за столом, а мужик тот в тамбур вышел, забрать что-то, что к  столу купили, да там и бросили в пакете. Подхватил пакет, повернулся к чуть приоткрытой двери, в щель заглянул, и застыл, глаз отвести не может. От входа виден стол, и там, на своем месте его мать сидит. Точь-в-точь, как была. Маленькая, сморщенная, сухарик в чае размачивает. Улыбается, смотрит ласково, кивает чему-то. У мужика мурашки по спине бегут, надо б ущипнуть себя или закричать там, ну, в общем, сделать что-то, а в то же время не хочется волшебство разрушать. Стоял он секунд тридцать, потом дверь открыл, и все – снова стул пустой и не видно ничего. Родные тоже не заметили ничего странного.

Так он и не понял, то ли привиделось что-то от тоски, то ли и правда не зря всех с ее места сгонял.

В России как будто не так много праздников, когда принято вспоминать умерших родственников. Есть, конечно, День Победы, который отчасти принял на себя такие сакральные функции, и есть Троица летом, когда обычно ездят ухаживать за могилами. Но раньше одним из основных праздников, обеспечивающих связь между миром живых и миром ушедших предков, была как раз святочная неделя, в лучших церковных традициях объединившая языческие торжества с более поздней религиозной традицией.

Отголоски того времени звучат в разных странных приметах, в том числе, например, считалось правильным не занимать одно место во время праздника, освобождая его для души или для ангела, оставлять еду для духов предков после застолья, не убирая со стола. Можно, наверное, даже и прокисшие салатики не прятать в холодильник, но лучше еще и специально изготовить, например, кутью, кашу сладкую, чаще всего из риса. Тут уместно вспомнить, что вообще-то кутья – это как раз блюдо, которое готовят на похороны, и до начала этой серии быличек мне, например, вообще было не известно, что ее еще и на праздники готовят.

Церковь такие вещи не одобряла, с точки зрения попов поминать родных надо было молитвами заупокой, а не криповатыми ритуалами. Но языческие корни предписывали совсем по-другому обращаться с духами предков, более свойски.

В каком-то смысле для славян со святками произошла история аналогичная тому, что произошло с Самайном и Днем всех святых для британцев и ирландцев. А впрочем, и у британцев была традиция рассказывать и в канун рождества истории про призраков. Так что привычка вспоминать умерших в эти дни имеют давние корни и достаточно широко распространена.

И есть жутковатое поверье, что если посмотреть из сеней в горницу в щель, можно увидеть тех близких, кто умер в этом году. На нем и основана быличка-крипипаста, вторая из двенадцати, получается.

Показать полностью
188

Былички

Вот вы много знаете святочных традиций? Или жутких старинных историй про это время, которые называются быличками? Я знаю очень много. А все потому, что наслушалась их в детстве. Лет с четырех и до семи мне не везло – я стабильно сваливалась после Нового года с температурой. Аккурат в сочельник. И болела все святки, до крещения. Как говорили в старину, от звезды до воды. И тогда сквозь бред и жар я слушала сказки бабушки Матрены, какой-то дальней маминой родственницы. Она рассказывала мне и всем вокруг меня страшные истории про упырей, ходячих покойников, шуликунов и огненного змея, покрикивала на мать и врачей, чтоб соблюдали кучу сложных примет. Как сейчас помню, голову ломит от страшной боли, тело горит в лихорадке, а в ушах звенит ее визгливый старческий голос:

- Ребятенку-то водички дай, вишь как ее тряхает. Да не стучи ложкой о край, нечисть вкус испортит, дурында. И не дуй на ложку, беса надуешь ей. И не поднимай, что упало, ух, лишенько!

В первую зиму я отлеживалась дома, и Матрена строила маму с папой и двух моих старших братьев.  Потом два года я попадала в больницу, но и там бабка приглядывала за мной, щедро расточая весь свой запас красноречия на окружающих, благодаря чему ко мне в палату каждый вечер набивались другие маленькие узники детского отделения, и мы все открыв рты слушали мудрость веков и покрывались мурашками от зловещих преданий. Мне кажется, я даже могу вновь представить ее запавшие глаза и сухонькие руки, больше похожие на птичьи лапки, но сильные головные боли и постоянный озноб не лучшим образом влиял тогда на мою память.

А вчера за семейным ужином я вдруг вспомнила свою пожилую няньку, и спросила у своей семьи, помнят ли и они Матрену, намереваясь узнать, где она сейчас, и почему с тех пор нас не навещала. И представьте же себе мой ужас, когда мама, переглянувшись с братьями, которых аж передернуло, нервно сказала:

- Да уж, мы вряд ли ее забудем. Ты всегда была такая  талантливая девочка, очень забавно и правдоподобно изображала вредную старушку, когда была маленькой, но я рада, что после того, как ты пошла в школу, больше не играла в эту жуткую игру.

Святки – это время, когда по крестьянским поверьям Бог выпускает из ада бесов гулять по земле, радуясь рождению своего сына. Поэтому в традициях разных славянских народов было очень много разных запретов, иногда очень странных, связанных с этим временем.

Так после праздничных трапез запрещалось убирать на ночь остатки еды. Готовя еду, нельзя было её пробовать, стучать ложкой о край горшка, мешать кочергой головешки в печи; сидя за столом, одно место следовало оставить свободным. Во время ужина не стоило дуть на ложку с горячей пищей, часто вставать и вновь садиться, пользоваться ножом, поднимать упавшую ложку, ставить локти на край стола, шуметь, голой рукой дотрагиваться до печи и т. п. В течение всего святочного периода нельзя было подметать и выносить мусор из дома, чтобы «не вынести свою удачу», дотрагиваться до посевного зерна, иначе оно «замрёт» и не даст урожая, выливать воду за порог, оставлять в доме прялку, веретено и ткацкий стан.  Строго соблюдались запреты шить, вязать, вить, мотать, крутить, прясть, ткать, стирать, рубить, резать, колоть шилом, иначе на свет появятся увечные новорожденные дети и приплод у скота. У южных славян считалось опасным выходить из дома после захода солнца, особенно беременным женщинам; женщины по вечерам старались не называть себя и друг друга по именам; не выгребали пепел и сгоревшие угли из очага. Супругам следовало избегать половой близости. Информация из википедии, но часть этих запретов, например, соблюдали уже даже в двадцатом веке мои деревенские родственники.

И, конечно, все запреты сопровождались непременными пугающими историями. А иногда их и просто так рассказывали, чтобы развлечь народ в долгие зимние вечера. Я вот тоже хочу попробовать написать 12 простеньких крипипаст, продолжая традицию быличек, и выкладывать их по одной каждый день, от звезды до воды. Это была первая.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!