Знаю я ваше племя бабское!
Гранька, долго обижаться не умевшая, подошла ближе.
— А ежели я, — начала она.
— Да дай ты пожрать мне, всю душу уже вытрясла из меня! — закричал вскочивший Прошка.
— Разок, и я боле не подойду, — заканючила кикимора.
— А ежели увидит кто? Нет! Даже не проси.
— Так мы отойдём, вон там за кустиками, — поняв, что почти уговорила, начала убеждать его Гранька.
— Один раз, и ты боле ко мне не лезешь? — уточнил домовой.
— Один разок, и ты спокойно ешь свой пирог. Я тебе даже простокваши принесу, — горячо заверила его та.
— Смотри мне, ежели соврала, я тебе в лоб тресну! — пообещал Прошка, решивший, что проще выполнить её просьбу, чем уговаривать ту отстать. Он поднялся, отряхнул крошки с бороды и важно зашагал в сторону указанных Гранькой кустов.
Вильфриде стало жутко интересно, что такое придумала кикимора, и она тихонько прокралась следом.
Домовой стоял, уперев руки в боки и зажмурив глаза.
— Один раз, смотри мне! Знаю я ваше племя бабское, никакой веры вам нет! — проворчал тот.
Кикимора огляделась, потерла ладошки и, ехидно хихикнув, подобралась ближе. Зажмурилась. И, вытянув губы трубочкой, вдруг быстро поцеловала Прошку. Едва её губы коснулись его рта, как тот оттолкнул её, сам от того качнулся, да кубарем на землю полетел. В рот тут же набилась трава вперемешку с землёй, он принялся утираться рукавом и плеваться.
— А слюнявить-то зачем?! Ты зачем меня в рот целовать полезла?! Уговор на поцелуй был, а не в рот мне своими губищами жабьими залазить прямо, — тихо ворчал он.
— Так это и был поцелуй, — заметила Гранька.
— А в щёку тебе что?! Не поцелуй? Оплеуха, что ли?! — продолжал разоряться тот. — За такую пакость простокваши мало будет, вина мне неси зелёного, аль эля. Тьфу ты, ночами ж теперь сниться то станет!
— Так понравилось? — ковыряя землю носком сапога, невинно спросила Граня.
— В снах кошмарных! — отрезал Прошка. Удумала ж, понравилось ему. «Фу, всего обмуслякала. Что за народ эти бабы? Дозволь чего, так они тебя живьём сожрут!».
