Слово "зонтик", которое мы мыслим как сочетание корня "зонт" и уменьшительного суффикса "ик" - это переосмысление голландского слова "зондек" ("zonnedeck", то есть "солнечная крыша"). Исконно мы должны были бы считать всё слово целиком корнем, либо делить его на два корня - "зон" и "дек" ("тик").

Иногда морфемы скачут даже не внутри одного слова, а между словами, например, древнерусское "сън имъ" превратилось в современное "с ним". Такого же типа изменение произошло в английском, где неопределённый артикль "an" в сочетании со словом "ekename" ("прозвище, дополнительное имя") отдал второй звук в пользу бедных (то есть в пользу не читающего и не пишущего большинства, для которых "an ekename" стало звучать как "a nickname", и так и осталось до сих пор, и мы говорим "никнейм" или даже "ник").

Вот эта-то штука и происходила, судя по всему, в праиндоевропейском. Так получилось, что звук *s в те времена находился на конце многих словообразовательных суффиксов. И из-за того, что не читало и не писало тогда не то что большинство, а вообще никто - намного чаще могла происходить ситуация, где в каком-то частотном сочетании этот *s из суффикса предыдущего слова в умах прилеплялся к началу корня следующего. Или наоборот, начальный *s какого-нибудь корня начинал казаться концом суффикса предыдущего слова.

Например, в праиндоевропейском словосочетании *wĺ̥kʷoms spéḱyont ("волков увидели") народ мог слышать *wĺ̥kʷoms péḱyont, и тогда начальный звук *s второго слова мог исчезнуть - в одном диалекте или во всех. В данном случае этого не произошло, поэтому переходим к тем, где, видимо, всё-таки произошло.

Вот, например, слово "короткий". Славянам достался вариант без *(s). Римлянам тоже - "сurtus". А у германцев - ты гляди-ка - точно такой же во всём остальном корень (и по фонетике, и по смыслу) - но в начале стоит *s:

• англ. "short" ("короткий, недостаточный")

• норв. "skort" ("недостаток")

• нем. "Schürze" ("передник")

...и в итоге в прагерманском безапелляционно восстанавливается форма *skurtaz.

То есть из праславянского и латыни мы можем восстановить праиндоевропейский вариант *kr̥tós. А прагерманский заставляет пересмотреть его на *skr̥tós. Чтобы их примирить, приходится писать *(s)kr̥tós. А если копать дальше до голого корня, то мы придём к такому же компромиссному *(s)ker- с семантикой "резать, урезать, отрезать".

Было бы соблазнительно сказать, что это прагерманцы что-то там придумали, а у всех нормальных людей начального *(s) отродясь не было. Но нет.

От того же *(s)ker- в нашем родном русском образованы как минимум два слова: "кора" и "шкура". Семантика у обоих - "то, что можно срезать", а их одновременное наличие и доказанная исконность говорят о том, что они параллельно развивались из праиндоевропейского, а значит уже в праиндоевропейском были оба варианта - и с *(s), и без.

Вернёмся к тому, с чего мы начали наш разговор - к слову *(s)táwros. Из него получились: наш "тур", латинский "taurus", английский "steer", албанский "taroç".

Может показаться, что германцы тяготеют к *(s) больше других, но это не так. Вот, например, корень *(s)teg- ("накрывать") сохранил её именно у нас ("стог") и у греков (στέγω [stégō] - "накрываю"). Латинское "tegō" ("накрываю"), откуда "тога", и уже упомянутое голландское "deck" ("крыша") её не сохранили.

[Список праиндоевропейских корней с s-подвижным]

Скажем, в какой-то момент некоторым русским людям стало нравиться на месте безударного звука "о" произносить нечто более близкое к "а", и получилось, что "кот" - это "кот", а два "кота" - это уже "два ката". Такое произношение стало модным и престижным, и скоро распространилось на весь ареал распространения стандартного русского языка. И не было ни одного слова, которого бы это изменение не коснулось.

Но в вологодских говорах "о" осталось "о", и не было ни одного слова, где в тот момент просочилось бы "а". Позже, конечно, пришло влияние общерусской тенденции даже в Вологде, а в заимствованных словах рядом с "а" безударный "о" у всех русских пытается остаться до сих пор ("боа", "какао"), но и это тоже стало дополнительной подсистемой внутри системы.

Видимо, человеческий мозг имеет какие-то отделы, отвечающие за упорядоченность в языке. Мы не осознаем этого, но это работает (поэтому лингвистика - чуть-чуть естественная наука). Возможно, на фонетические изменения влияет не только мозг, но и речевой аппарат (опять естественнонаучная штука), потому что было замечено, что в самых разных языках могут происходить похожие процессы.

Собственно, звуки "к" и "г" частенько стремились измениться в "с", "ч", "ц" или "ж" перед гласными переднего ряда. Дело в том, что звуки "к" и "г" произносятся задней частью рта, практически в горле. А гласные переднего ряда, что следует из их названия, в противоположной части (это "е" и "и").

Произнесите слово "гитара". Да, нетрудно, мы привыкли. Если бы это было прямо трудно-трудно, мы бы так не говорили. Но попробуйте сказать "цитра", это его когнат, в котором типичное изменение прошло, - и почувствуйте разницу. Таким же образом сравните Кесаря и Цезаря. На граммулечку, но с "ц" будет легче. Потому что звуки "ц" и "и\е" во рту образуются рядышком, а "г" и "и\е" - далеко.

Магия в том, что по какой-то причине в один период все носители языка дружно меняют сочетания "ке" и "ки" на что-то более удобное, а в другой - уже нет.

В рамках русского языка, например, нет ни одного исконного слова на "ке" (во всяком случае, я не нашла). Все праиндоевропейские "ке" у нас на разных этапах изменились ("серна" - в рамках сатемизации из *ḱr̥h₂-néh₂, "целый" в рамках палатализации из *kéh₂ilos, "чело" - от *kelh₃os).

А потом действие магии кончилось, и слова "кегля", "кефир", "кедр", пришедшие из других языков, ей не подверглись. То есть они уже не могут быть исконными.

Вот это всё, и намного больше, учитывают лингвисты, когда рассуждают о происхождении и родстве слов. А не "созвучно".

🌙 Çarşamba (среда)

Опять персидское - چهارشنبه [čahâršanbe] состоит из چهار [čahâr] ("четыре") и شنبه [šanbe] ("суббота"). То есть четвертый день после субботы (таки суббота тут более важная точка отсчёта, чем воскресенье).

Кстати, аналогичный принцип вы можете наблюдать в названии столицы Таджикистана - Душанбе переводится как "понедельник" ("два после субботы").

🌙 Perşembe ("четверг")

Тут то же самое, только день - пятый (от персидского پنج [panj]).

🌙 Cuma (пятница)

А это опять от арабского, где так называли пятницу, от глагола جَمَعَ [jamaʕa] ("собираться вместе"). Дело в том, что у мусульман есть обязательная пятничная совместная молитва - Джума-намаз, прописанная в Коране.

🌙 Cumartesi ("суббота")

Теперь уже, думаю, вы и сами расшифруете перевод - "после пятницы".

Любопытно, что турецкие дни недели оказываются этаким арабско-персидским сплавом, и из-за этого некоторые дни опираются на субботу (среда и четверг), которой в этом ряду на самом деле не существует, потому что суббота не носит персидское имя "шембе", а является вторичной по отношению к арабской пятнице.

Для меня как лингвиста здесь особенно любопытен сплав трёх разных языковых семей: индоевропейской (персы), семитской (арабы) и алтайской (турки). Понятно, что Анатолия, где сейчас живут турки, всегда была проходным двором, но это в очередной раз демонстрирует зыбкость языковых границ.

Синтетические языки тяготеют к нагромождению грамматических показателей в самом слове, за счет этого слова в таких языках получаются иногда длиннее. Например, русский, где "я говорю" в настоящем времени одной приставкой может превратиться в "я поговорю" в будущем.

При этом, нет языков исключительно синтетических или исключительно аналитических. В том же русском будущее время можно выразить аналитически ("я буду говорить"), а в английском есть синтетическое прошедшее время ("I spoke").

Так вот, если язык не просто синтетический, а в_крайней_степени синтетический, просто неприлично синтетический, то для него придуман отдельный термин - полисинтетический.

Такой язык способен заворачивать в одно-единственное слово не только несколько грамматических значений, но и целые фразы. Опять же, нельзя сказать, что другие языки совсем уж не умеют в полисинтетизм. У нас тоже встречаются зачатки инкорпорации, например, это составные слова, такие как наше "зубоскалить" или английское "brainwash" ("промывка мозгов"). Чуть более активен в этом плане немецкий с его длиннющими словами типа "Damenschuhabsatz" ("каблук женских ботинок").

Но всё же это такая инкорпорация слабенькая, единожды случайно произошедшая и от страха замершая. Мы не создаем такие слова спонтанно в потоке речи.

А вот для носителей полисинтетических языков - это очень даже живой метод. Например, фраза "Я знаю, что мать шьёт одежду" на чукотском будет означать скорее нечто вроде "мне известно матери-одеждо-шитие". А "Я забыл, что сползла покрышка яранги" передастся как "я забыл яранго-покрышко-сползание".

Вот это и есть инкорпорация.

Мне кажется, если этим проникнуться, можно иногда привносить инкорпорацию и в русский, во всяком случае при тех людях, которые поймут и простят. Например, "кажется, случилось кото-дивано-драние, а значит скоро произойдёт тапко-толсто-шерстяно-попо-битие".