zelenenkie

Странные наклонности. Жесть

Расскажите мне, где я был не прав и как мне нужно это менять, пожалуйста.

Окопы.

Примерно в пол-пятого на востоке застрочил пулемет. Офицеры тут-же рванулись из расположения и побежали в штаб. Солдаты, поспешившие за ними, застыли на пороге землянки. Что-то осветило их лица, из-за их спин мне удалось разглядеть лишь отблески от осветительных ракет, запущенных с той стороны.

-Пошла жара, гопаки, -тихо сказал Плешец, старый поляк, который стоял впереди всех на самом пороге.

Первый снаряд разорвался метрах в пятидесяти от землянки. Землю заметно тряхнуло, осколки ударили по насыпи над потолком. От штаба послышался свист комиссаров. Застрекотали остальные пулеметы, завелись танки. застучали траки по деревянным подложкам огневых позиций.

-Рвем, парни,- сказал Плешец и выскочил на улицу.

Переглянувшись, стоявшие на пороге солдаты бросились за ним. Я выбежал чуть ли не последним и бросился к окопам. Спустя пару секунд землянку, в которой мы были, разнесло на мелкие кусочки немецким снарядом. Волной меня отнесло ближе к окопу. Встряхнув головой, я бросился вперед и кубарем покатился вниз по настилу. Поднялся на ноги, посмотрел по сторонам, пытаясь понять, что происходит вокруг. Засвистели пули. Я опустил голову и стал думать, что делать дальше. А дальше просто — вперед к фронтовому окопу, взять оружие и стрелять в сторону противника. Ну что же, принятие плана — это уже результат.

Пригнувшись, побежал вперед по окопу. Метрах в тридцати слева от меня разорвался снаряд, меня откинуло на стенку окопа, благо на ногах я устоял и побежал дальше, только одним глазом успел заметить, как через воронку проехал наш танк.

Впереди был поворот направо, в окопе, над которым стояла наша «тридцатьчетверка». Уже подбегая к нему я услышал свист снаряда в воздухе, и буквально за долю секунды до взрыва бросился на землю. Большие детали танка пролетели в считанных сантиметрах над моей головой, гулко ударились в стенки окопа. Я подскочил и побежал дальше, пригнулся под горящей башней, лежащей на окопе. Мы будем мстить за вас, парни.

Снова послышался свист комиссара, на этот раз после него сотня глоток заорал «ура!», застрекотали автоматы, по ушам ударил резкий «гав» винтовок.

Повернув и пробежав с десяток метров по окопу, я споткнулся обо что-то мягкое, и лишь успел заметить, что от «этого» тянулся десятиметровый ярко красный шлейф в сторону, по стенке окопа, дальше в поле и заканчивался там, где стоял раскуроченный пулемет Дегтярева.

Впереди уже виднелась землянка, в которой держали оружие. Вернее, то, что осталось от этой землянки. Ничего не могу сказать, но наводчики у немцев работают толково.

Пробежав мимо раскуроченной оружейки, выбежал на передовой дот, все еще согревая в душе надежду найти хоть какое-нибудь оружие.

-Ребята, - крикнул я, залетая в дот,- есть что-нибудь, там оружейку разорвало! Заряжающий резко кивнул на стоящие у стенок винтовки и повернулся «в сторону противника». Я схватил винтовку и выбежал из дота. Передернул затвор, убедившись, что патроны заряжены. Похлопал по своим карманам, проверяя, взял ли свои. Взял, на каждого по немцу.

Впереди уже слышался гвалт пулеметов, автоматов и винтовок. Не смотря на то, что все бой шел на улице, звук был резким, сильным и крайне неприятным, будто барабанными палочками бьют не в барабаны, а в барабанные перепонки, звук будто рождался где-то в глубине головы, выходил наружу через все дыры в голове, через все поры моего тела. Стало жутко представлять, что я сейчас тоже добавлю свой барабан к этой симфонии.

На этот раз снаряд разорвался уже совсем близко, меня бросило на пол окопа.

-Ух, елки-палки,- тихо вырвалось у меня из горла и растворилось в звуке стрельбы. Падая, я сильно ударился об створ ружья, похоже, рассек бровь, потому что кровь застилала левый глаз, и ничего не было видно. В ушах звенело, в глазах картинка двоилась, но я встал и, шатаясь, пошел дальше, к переднему окопу.

-Янек!- крикнул я, увидев Плешеца, стреляющего из своей винтовки в сторону атакующего противника. Он не услышал, лишь остервенело передергивал затвор винтовки, да вставлял все новые капсулы с патронами, -рад, что ты жив...

Приободренный, я приблизился к стенке окопа. Пули свистели вокруг моей головы, словно осы вокруг улья. Что-то больно ужалило меня в левое плечо. Достала, оса. Я упал на пол окопа, спиной к стенке. Пули выбивали грязь на противоположной стенке, фонтанчики земли вылетали вперед и вверх, ссыпались мне на ноги. Я посмотрел на плечо. Попробовал пошевелить рукой, пальцами. Боль прошибла до пота, отдалась во всем теле. Вставать очень не хотелось. В глазах прыгали зайчики, от боли рука не хотела двигаться. Но я двигал ей, привыкал к боли. Внутренний голос все время твердил - «вставай, убей врага, победи врага, не за себя, за братьев своих, за сестер, за конницу, за Родину, за Сталина!», и я двигал рукой, привыкая к боли. Пальцы до белизны, до скрежета в суставах сжали цевье винтовки.

-Ух, погоди!-крикнул я в сторону противника, вставая к стенке, у которой сидел и приставляя винтовку к плечу,- ух, покажу я тебе сейчас!

Мой первый выстрел оказался громче, чем я ожидал. Он отдался в голове ударом молота по пустому ведру, меня чуть не откинуло в сторону от отдачи винтовки и неожиданно громкого звука.

В прицеле запрыгали серые шинели. Одна отскочила от подбитого танка с крестом и бросилась в сторону. Взяв упреждение, спустил курок, шинель дернулась, ноги серого заплелись одна за другую, шинель упала. Правая рука отточено передернула затвор. В прицел попала вторая фигура.

Землю передо мной вспахала очередь из немецкого автомата. Ее ни с чем не спутаешь, будто молоточком постучали. Я кинулся на пол окопа, переполз чуть подальше в сторону, обошел бойца, встал справа от него. Вскинул винтовку. Немец не поменял позиции, спешно перезаряжал свой «шмайсер». Я выстрелил, еще один удар молота по ведру. Серый упал лицом в землю.

Правая рука вновь передернула затвор.

Сверху окопа застучал танковый пулемет, траки тяжело опустились на окоп — танки стали прорываться вперед, пытаться отбить фронт, не пойти в контратаку, так хоть перенести позицию обороны.

Я внимательно глядел в сторону нападающих. Кого-то косили пулеметы, кого-то — пули стрелков с правого фланга. С обоих сторон от меня слышались рыки винтовок, стрекотание автоматов.

Я вскинул винтовку, впереди показалась серая шинель с трубой. Сразу понял — бронебойщики. Прицелился, выстрелил, серая шинель упала на землю, труба отлетела в сторону. Я даже удивился своей точности.

Показался еще один немец, быстро бежал к телу товарища с явным намерением забрать «панцерфауст». Еще один выстрел, и оказалось, что я рано радовался — пуля выбила землю из-под ног немца, тот споткнулся, но продолжил бежать. Судорожно передернул затвор, спустил курок. Винтовка сухо щелкнула, и этот звук оказался громче всей канонады, что происходила вокруг. Судорожно раскрыл затвор, вставил новую клипсу с патронами.

Серый тем временем добрался до «трубы» и уже вскинул ее на плечо. Старательно прицелился, мысленно умоляя винтовку послать патрон точно в цель. Выстрел. Серый упал, пустив заряд прямо под себя. Тело разорвало на две части, туловище полетело в нашу сторону, ноги — в сторону немцев. Меня дернуло, я перезарядил винтовку.

Сверху проехал еще один танк, пришлось пригнуть голову. На этот раз тяжелый, КВ. Пушка с громом отпускала снаряды по противнику. Большие фонтаны земли взрывались на позициях немцев. Где-то сзади ударили самоходки. Солдат, что стоял возле меня, хлопнул по раненому плечу, улыбнулся и побежал на другой фланг. Я криво улыбнулся в ответ — он разбередил рану, о которой я уже успел забыть в горячке боя.

Танк проехал вперед, уже был далеко за позициями, по которым я вел огонь. Над окопом позади танка показалась голова в серой каске, я снова выстрелил, каска с красными брызгами отлетела в сторону.

С правой стороны послышались звуки моторов, выстрелы крупных калибров танковых орудий. Солдаты стояли напряжены, еще слышны были со всех сторон выстрелы винтовок. Пулеметы прекратили строчить, остужали стволы, перезаряжали магазины и ленты. Подъехала самоходка, из люка высунулся командир экипажа:

-Держать позицию, мы прикроем!-крикнул он и скрылся внутри танка.

Воцарилось долгое и тяжкое, выжидательное молчание, когда любой звук кажется выстрелом, любой шорох означает движение противника, даже трепетание листьев на кусте кажется затаившимся врагом, целящимся в тебя.

Вскоре прибежал гонец из центрального окопа, сообщил, что враг отступил и пока что можно расслабиться. Солдаты опустились на дно окопа. Кто-то стал чистить и перезаряжать оружие, кто-то просто лег и, свернувшись калачиком, начал тихо молиться. Только бы комиссар не увидел.

Я тоже перезарядил винтовку, докинул в магазин патрон. Закинув винтовку на плечо, побежал к Янеку, надеясь увидеть его живым.

Тот сидел на полу окопа, прислонившись спиной к стенке и вытянув ноги. Лицо его было залито кровью, волосы смешались в грязные пряди. Я кинулся к нем, упал на колени. Он тяжело дышал, его глаза были расширены, зрачки бегали из-стороны в сторону. Кое-как сфокусировал внимание на моем лице. Дыхание выровнялось, взгляд обрел ясность.

-Максимка!- воскликнул Янек, окончательно придя в себя, - живой! Вот хорошо! Я уж бояться начал. А у меня патроны кончились, представляешь? Такие дела...- его взгляд упал на мое плечо, поляк недовольно цокнул языком — это ты, братец, погорячился. Зачем подставлялся? А ну, когда кончится все, чтоб к Машке заглянул, понял?

-Да, Янек, понял тебя конечно, -улыбнувшись, ответил я,- ты бы тоже к ней заглянул, а то у тебя вся голова в крови.

-За меня не волнуйся, Максимка, я еще столько же повалю немцев, сколько сейчас повалил, и еще с меня станется серым гадам по шапке навалять. Ты лучше себя побереги, ты нам еще победу добывать будешь!

Я улыбнулся ему в ответ.

На этом атака немцев на наши позиции захлебнулась. В штабе были очень удивлены, что сегодня была всего одна волна атаки. Ну а нам, простым солдатам, от этого легче — ни умирать, не убивать.