jorsuman

На Пикабу
121 рейтинг 3 подписчика 1 подписка 5 постов 0 в горячем
6

Философ в консервной банке (часть 4)

Философ в консервной банке (часть 4)

Предыдущие части:

Философ в консервной банке (часть 1)

Философ в консервной банке (часть 2)

Философ в консервной банке (часть 3)

***


Шлюз открылся, и Арманьяк перебрался из кабины челнока в длинный герметичный переход.


Переход, настолько узкий, что в нём с трудом могли разойтись два кроманьонца, тянулся от одного конца корабля к другому. Стенки перехода были обиты мягким и приятным на ощупь толстым слоем полимера. По бокам (если так можно выразиться) тянулись поручни — незаменимое приспособление для передвижения по кораблю в условиях невесомости.


Космонавт направился к кабине управления, чтобы начать приготовления к предстоящему перелёту. Хотя большая часть корабля автоматизирована и не нуждается в ручном управлении, автоматика не может нормально функционировать без обслуживания. Пилотам будущего не придётся забивать себе голову особенностями работы двигателей и энергетических установок, но в их жизни появится другая неприятность — постоянная работа с криво работающими, выдающими глупые ошибки бортовыми программами, написанными за криптовалюту глючной нейросетью.


Тем временем, гермозатвор, отделявший переход от кабины управления, открылся, и перед глазами вновь предстал знакомый интерьер. Запах жжёного пластика и приторно-сладкий запах дезинфицирующего агента ударили по мозгам. В глаза сразу бросилась стерильная чистота кабины — верный признак того, что это место ни одна живая душа не посещала, а системы корабля были предоставлены сами себе. «Странно… — подумал Арманьяк, смущённый непривычным для него запахом. — Я разве не карболку использую?» Неужели память, и так уже не раз его подводившая, подкинула ему ещё одно ложное воспоминание?


Кабина управления по объёму была больше, чем кабина челнока, и в ней без труда могли бы поместиться два-три кроманьонца. В стенах, обитых мягким полимером, закреплены небольшие поручни; миниатюрные мониторы и клавиатуры, с помощью которых ведётся управление всеми системами космического аппарата. Благодаря миллионам лет технического прогресса отпала необходимость в монструозных панелях управления, усеянных рычажками, кнопками, переключателями. На смену им пришли аккуратные электронные интерфейсы, более удобные в использовании. Каждый кубический сантиметр пространства используется с умом, а в интерьере прослеживается какая-то строгая геометрическая гармония.


Арманьяк схватился за поручни, как обезьяна, и ловко метнул себя в кресло, расположенное около терминала бортового компьютера. Монитор поприветствовал хозяина корабля экраном блокировки, на котором был изображён живописный горный хребет какой-то планеты, из динамиков раздался «довольный» звоночек. Длинные пальцы застучали по клавиатуре и набрали пароль, защищающий компьютер от вторжения чужаков, затем нажали нехитрую комбинацию клавиш и вызвали эмулятор командной строки, и начался бурный процесс подготовки, заключавшийся в наборе однотипных команд. Терминал ругался то на неправильно набранную команду, то на неверный тип входных данных, то вовсе «зависал» в ожидании, пока не выполнится набранная команда. Общая заторможенность бортового компьютера бесила космонавта, привыкшего к обширным вычислительным мощностям наземных баз.

Пока Арманьяк проверял состояние всех систем, мысленный вакуум стал заполняться переосмыслением последних событий. В голове вновь стал мелькать образ невзрачной студии, где ещё недавно происходили ожесточённые дебаты, и Арманьяк представил себя одним из гостей программы.


«Всё бы ничего, я уважаю вашу точку зрения, сколь бы я с ней был не согласен, но ответьте мне на один вопрос: на что вы надеетесь?— начал рассуждать он, воображая, будто встрял в тот ожесточённый спор третьей стороной. Воинственный азарт просыпался в нём, и Арманьяк уже предвкушал победу над безумными мыслителями. — В любой науке, даже в философии, нужно руководствоваться одним простым правилом: ваши мысли должны быть непременно связаны с реальностью. В частности, философия должна заниматься решением насущных вопросов. Но больше всего меня смущает следующее: ставите ли вы себя на место других, на место тех, за кого собираетесь принимать решения? Способны ли вы поставить себя на место противников своих же умопомрачительных теорий?»


Азарт постепенно стал сменяться напирающей злобой, желчью, что вот-вот едким потоком нахлынет на искушённых мужей новой философской мысли. Два противоречивых чувства разыгрались внутри космонавта: какое-то неудержимое желание мести и желание получить ответы на все не дававшие ему покоя вопросы.


«Вы рассматриваете всё с перспективы власть имущих и исключительно в теории, — продолжал он, — не пытаясь осмыслить каждым нейроном своего межушного нервного узла вопросы практического осуществления своих планов. Думают ли индивидуалисты о том, что когда-нибудь они окажутся на обочине дороги жизни, и когда их постигнет возмездие, повторят им их же слова: «Да спасёт утопающий себя сам»? А думают ли коллективисты, вернее те, кто смеют называть себя так, о том, что не каждый пожелает совершить объединение в одну разумную сущность? Думают ли они о том, чего на самом деле желает простой народ?!»


Арманьяк вошёл в кураж и полностью потерял связь с реальным миром. Желчь, хлынувшая бурным потоком из его рта, полностью затуманила разум, и речь превратилась в набор страшных ругательств и оскорблений. Космонавт, всё ещё убеждённый, что он — гость телепередачи, ждал, пока участники программы дадут ему внятный ответ. Но они, порождение его воображения, продолжали стоять, словно каменные статуи.


Желчь превратилась в едкую кислоту, способную растворить любой металл, любую породу. Орущий что есть сил Арманьяк стал кривиться, ломота чувствовалась в суставах его рук и ног, всё больше и больше выворачивающихся; и стал он похож на обезумевшего, кривляющегося старика, плюющегося в сторону проходящих мимо людей.


У любого нормального кроманьонца подобные изъявления вызвали бы либо смех, либо раздражение, но статуи продолжали смотреть на Арманьяка безразличным, лишённого жизни взглядом. Они, невосприимчивые к желчи и кислоте, всё стояли и стояли, никак не реагируя на кривляния Арманьяка. Ничто не читалось в их пустых стеклянных глазах: ни искра буйного разума, ни тупой гнев фанатика, оскорблённого внезапным нападением на им охраняемую религию. «Отвечайте, в конце-то концов!» — закричал Арманьяк и занёс свой кулак высоко над трибуной, чтобы ударить посильнее, а может быть, даже набить морду этим глухим окаменевшим олухам.


В этот момент космонавт вернулся в реальность. Быстрое движение своей руки остановить не удалось, и удар пришёлся прямо по клавиатуре. Раздался громкий хруст. Клавиатура, сделанная из прочного материала, не разлетелась вдребезги, однако невыносимая боль в правой руке сковала Арманьяка, от чего тот издал басистый звук.


Терминал опять обругал космонавта за неправильно набранную команду. «Глупая машина! — подумал Арманьяк. — И без тебя пойму, что неправильно!» Космонавт, сжавшийся от боли, на время отстранился от практической части своего занятия и перешёл к теоретической, пытаясь наметить план дальнейших действий.


Долго он сидел за панелью управления, погружённый в раздумья, и больше всего времени никак не мог определиться по какой навигационной схеме строить маршрут: по Этриолу или по Барасту. Объяснение принципов работы этих двух навигационных систем могло бы занять сотни страниц, а для полного понимания их работы читателю пришлось бы обратиться к учебникам, чтобы освежить свои знания физики и стереометрии, поэтому вкратце поясним их основные положения. Система Этриола, прозванная космической народностью этриолом, основана на анализе свойств радиоволн, система Бараста — на анализе лучевой и касательной компонентов скорости небесных тел. Арманьяк решил в этот раз положиться на этриол, благо в 177 световых годах весьма кстати находился пульсар — мощный источник радиоизлучения.


Вновь пальцы космонавта застучали по клавиатуре, хоть и не так энергично, аккуратнее выводя названия команд. На экране терминала воцарился настоящий хаос — то и дело выскакивали сообщения об ошибках, на которые Арманьяк отвечал благим матом, из динамиков трещали звуки уведомлений, изо всех щелей лезли диалоговые окна, расчётные таблицы, монструозные графики. То и дело открывалась и закрывалась поисковая строка в браузере, через которую искалось всё, что нужно; хотя на орбите не было интернета, петабайты руководств, инструкций и прочей полезной информации хранились на твердотельных накопителях на борту корабля.

Пальцы прекрасно выполняли свою работу — эмулятор ругался уже не так часто, но Арманьяка стало клонить в сон, веки глаз предательски слипались, и только сила воли позволяла ему держаться в состоянии бодрствования.


Как только бортовой компьютер завершил расчёты траектории корабля, космонавт с облегчением вздохнул, захотел расстегнуть ремни, да только уже было поздно: глаза окончательно слиплись, и Арманьяк погрузился в царство сна. Мозг, следовавший мудрому жизненному правилу «Отдых — это просто смена деятельности», создавал такие картины, которые нашему герою показались совсем уж странными.


Летняя ночь. Жарко. Арманьяк идёт куда-то в компании незнакомого ему кроманьонца не самой приятной наружности: полностью покрытый щетиной, как дикий зверь, носящий не одежду, а какие-то грязные лохмотья, пахнущий, как помойка и несущий в левой руке пузырь с этикеткой «Жъсён Глыф №43». Ни что такое Жъсён, ни что такое Глыф, ни что обозначает число 43 Арманьяк не понимал, зато его попутчик то и дело отмечал вкусовые свойства этого напитка.

В кромешной тьме видны только очертания. Вот, вроде бы, перекрёсток. Невысокие дома, скрытые за могучими деревьями, колышущимися от лёгкого дуновения прохладного ветра. Где-то метрах в ста горел тусклый огонь. «Во! Нам туды, э!» — завопил компаньон Арманьяка и побежал к источнику света сломя голову.


Над входом в искомое заведение, расположенном на первых этажах обветшавшего панельного дома, висела неоновая вывеска: «Жававочная». На выцветших плакатах в витринах была изображена какая-то странная плюшевая игрушка, похожая не то на медведя, не то на собаку, а внизу красовалась надпись: «Купил вкусняшку — получи зверяшку, получил зверяшку — покорми ...» Последних слов Арманьяк разобрать не мог — они было просто размазано по грубой плакатной бумаге.


Перед дверью стояла огромная очередь, бурно обсуждавшая что-то. В ней Арманьяк обнаружил помимо своего щетинистого приятеля ещё множество лиц, будто бы ему знакомых, и даже ведущего того злополучного ток-шоу.


Входные двери в «Жававочную» открылись, из узкого проёма пролезла какая-то толстая фигура, низким голосом возвестившая: «Открыто!» Толпа мигом ринулась внутрь, и Арманьяк, увлекаемый потоком существ странной наружности, тоже попал туда.


Внутри началась настоящая суматоха: существа громко гаркали друг на друга, шли к каким-то прилавкам. Многие доставали из карманов своих потрёпанных штанов пачки сигарет и начинали приставать друг к другу с просьбой прикурить; через минуту всё помещение заволокло густыми клубами синеватого сигаретного дыма. Стало душно, а ещё через несколько минут запахло дешёвым разливным пивом и сивухой.


Арманьяк всё пытался понять, что здесь происходит, всматриваясь в прилавки, но так ничего и не смог разглядеть. Вдруг в спину его кто-то толкнул. Это был его спутник, с которым он сюда пришёл. Арманьяк наконец-то смог разглядеть его черты: плоское лицо, яйцевидная лысая голова, грубая щетина с заметными проплешинами, большие крупные глаза. «Тьфу ты, обманули! — этот тип показал чек, скомканную бумажку, на которой не разобрать ни слова, внизу была нарисована та самая собака-медведь с плакатов на витрине. — Я то думал, вот подарят, а эти драные черти…» Спутник обругал продавцов, и ругань эта даже нашла поддержку среди местного контингента. Всех возмутил столь гнусный обман.


Космонавт, воспользовавшись случаем, вышел из «Жававочной», лёгкие вновь наполнились свежим воздухом. Светало, теперь можно было разглядеть местность. Панельный дом стоял посреди гнилых пятиэтажных деревянных домов, в окнах горел свет — значит, здесь живут. Двухполосная улица была запаркована так, что в некоторых местах оставалась только одна полоса для движения. Небо голубое, чуть зеленоватое, в лучах восходящего солнца пестрело цветами бензиновой лужи.


Арманьяк побрёл куда глаза глядят — он никогда не видел этого места, даже отдалённо на него похожего, да и обращаться к местным за помощью побоялся. Асфальтовый тротуар разбитый, как после бомбёжки, уже который год требует ремонта; в трещинах прорастала зелёная травка. Дорожное полотно усеяно заплатками — где-то виднелись чёрные островки свежего асфальта, проглядывала колея, образовавшаяся под тяжестью проезжающих машин. На улице ни души, где-то вдалеке щебечут незнакомые птицы.


Космонавт остановился на перекрёстке. Высится девятиэтажная изба — гнилой исполин. На углах перекрёстка стоят дома поменьше — четырёх-, пятиэтажные, в окнах горит тусклый свет, кто-то из местных специально решил выглянуть на улицу, чтобы посмотреть на невесть откуда взявшегося чужака. Из приямков, прикрытых ржавыми прутьями, несло гнилью.


Сон резко оборвался, и Арманьяк вновь обнаружил себя в кресле кабины управления. «Ну и дурь. Приснится же…», — сказал он. В кабине послышался резкий запах спирта…

Показать полностью
1

Философ в консервной банке (часть 3)

Философ в консервной банке (часть 3)

Часть 1: Философ в консервной банке (часть 1)

Часть 2: Философ в консервной банке (часть 2)


— Что?! — вскрикнул Арманьяк, когда шоу закончилось. — Тьфу!

Космонавт испытывал чувство, которое сам называл «дурным мозговым послевкусием» — мозг только начал свою активную работу, и тут же поток пищи, подогревавший бурную деятельность нейронов иссяк. Тут же Арманьяк внезапно испытал невероятное духовное пресыщение и с мыслью, что на сегодня достаточно телепередач и этой противной возни, выключил запись. Яркая картинка на экранчике вновь сменилась безмятежным танцем цифр, визг из динамиков прекратился; ни одного звука, кроме мерного жужжания вентиляторов системы жизнеобеспечения, не было слышно.

Ожидание сближения с материнским кораблём проходило в томительной тишине. Виды в иллюминаторах не впечатляли. По одну сторону кабины всё ещё продолжала мелькать ржавая пустошь, по другую — полная звёзд бездна, которая время от времени заливалась ослепительно ярким белым светом. Хотя стекло иллюминаторов защищало от ультрафиолетового излучения, губительного для глаз, свет немного подогревал бок. Чувство сладкой истомы медленно растекалось по телу, как расплавленный воск, и Арманьяк через какое-то время заснул. Космонавт полностью доверил управление кораблём бортовому компьютеру, который сможет осуществить стыковку в автоматическом режиме. Он знал, что совершенные машинные алгоритмы не подведут его и в этот раз, и будут надёжно охранять его сон от любых посягательств извне.

А тем временем, перед глазами Арманьяка предстала уже следующая картина…


Слово перед сном.

Где-то, в сотнях миллионах световых лет от Млечного Пути, находится Она — родная галактика кроманьонцев. Если астроном-любитель взглянет на ночное небо своим невооружённым глазом, то, сколько бы он ни пытался, не нашёл бы той галактики. Если бы он попытался найти о ней хоть какую-нибудь информацию, то узнал бы только тот факт, что она занесена в «Новый общий каталог» под номером 7153. На этом знания людей об этом небесном объекте заканчиваются.

Читатель спросит меня: а кто же такие кроманьонцы? И связаны ли они с древними людьми, жившими в пещере Кро-Маньон в глубокой древности?

Что я могу ответить? «Кроманьонцы» удивительно похожи на людей — настолько, что если поместить одного из них в наше общество, то никто из его нового окружения долгое время не заметит никакого подвоха. В самом же деле: неужели на нашей планете не сыскать полноватого и очень высокого (180-210 см) человека? Всё же, несмотря на внешнее сходство, «кроманьонцы» отличаются от наших кроманьонцев и от современных людей в биохимическом плане, но о различиях в нашей биохимии и биохимии кроманьонцев мы поговорим позднее.

Впрочем, стоит сделать очень важное замечание, которое нужно для осознания всей ситуации.

Что значит слово «кроманьонцы» для той внеземной расы? Давайте обратимся к их Основному Литературному Стандарту (далее — ОЛС) — единому языку межпланетного и межзвёздного общения (впрочем, на практике используемом только в официальных документах, в разговорной речи используются мириады планетных диалектов, которые, в свою очередь, тоже поделены на тысячи местных диалектов). «Кроманьонец» восходит от древнего словосочетания — «кро манахи». «Кро» — на русский язык переводится как «после», «манахи́» — древнее самоназвание кроманьонской расы, употреблявшееся во времена начала осовения космического пространства. Примечание: в ОЛС абсолютно во всех словах ударение падает на последний слог. Единственный аналог в русском языке, подходящий по смыслу — «постчеловек».

А кто такие манахи?

Сотни миллионов лет назад эта древняя человекоподобная раса появилась на планете Манах. «Манах» с древних манахианских языков переводится как «дом, убежище».

Третья планета в двойной системе, состоящей из красных карликов (которые вращаются вокруг общего центра масс с периодом в 10 978 лет), была когда-то единственным пристанищем для этой цивилизации. Именно на этой планете, масса которой в 2,67 раз меньше земной, на которой сутки длятся 48 земных дней, которая вращается вокруг своей звезды на расстоянии в 8,5 раз меньшем, чем расстояние Земли от Солнца — именно здесь появилась манахианская цивилизация, которая дала начало звёздной кроманьонской цивилизации. (Авторское примечание — собственный период вращения планеты — 15 дней 23 часа 15 минут 36 секунд, период вращения по орбите — 23 дня 22 часа 30 минут 10 секунд. 48 дней — продолжительность солнечных суток). Да, на этой планете с жёсткими природными условиями смогла появиться и развиться разумная жизнь.

С тех пор, когда манахианцы запустили свою первую ракету в космос, прошло очень много времени. Кроманьонцы мало похожи на манахианцев не только внешне — их система ценностей и мировоззрение кардинально отличаются. Более того, кроманьонцы в ходе расселения в космосе давным-давно раздробились на множество мелких подрас, также значительно отличающихся друг от друга, и единственное, что их теперь объединяет — наличие общего предка.

Но межзвёздное, и уж тем более межгалактическое пространство очень трудно (даже так — практически невозможно) сравнивать с пространством земным. Мы не можем сказать, что кроманьонцы расселились по космосу подобно древним людям, которые когда-то расселились по всему земному шару. Нет, так вообще нельзя говорить! Различия между отдельно возникшими расами существенны, поскольку каждая из них приспособлена под конкретную среду обитания, и даже те, кто остались жить на Манахе, уже давно перестали быть похожими на своих прародителей. Кроманьонцы взяли под уздцы эволюционный процесс и научились приспосабливать себя под абсолютно любые природные условия.

Высокая автономность каждой из колоний, заключающаяся в способности на месте получать все необходимые ресурсы, строить необходимые машины, ставит под сомнение необходимость существования не только межзвёздного, но и межпланетного правительства. С другой стороны, во многих случаях это привело к изоляции — некоторые колонии вообще не интересовались тем, что происходит за пределами их планетных систем. Дальние Рубежи — всё пространство за пределами родной галактики кроманьонцев (и вообще все остальные освоенные кроманьонцами галактики) — имели представление об этой планете только из легенд, оставленных первыми колонистами.

Общество кроманьонцев крайне конфликтно. Но всё же, эта масса, неоднородная по своему составу, не имеющая чёткой структуры, продолжает существовать. Единственный стержень, присутствующий у каждого кроманьонца, в независимости от его убеждений — твёрдая, непоколебимая мысль о том, что когда-нибудь разум победит. Только единого понятия о том, что будет после победы разума, не существует, и лишь только безумцы выдвигают мысль о том, что вся материя во Вселенной рано или поздно станет единым разумным сверхорганизмом, и это всё ради того, чтобы в ней навсегда утвердилось Разумное Начало, и лишь тогда будет положен конец всем разногласиям, и лишь тогда силы разума — ноосферы — восторжествуют над природой, чтобы менять под собственные нужды её законы.

Вековая борьба между материалистами и идеалистами, автономистами и централистами, сторонниками объединения в единый разум и индивидуалистами, сторонниками сохранения радости мимолётной суеты и построения общества вечного счастья, похоже, никогда не закончится.

Существующее кроманьонское общество безусловно противно людям, и я не ставлю своей целью обругать или восхвалить такое общество, а лишь показать, как оно будет выглядеть и предположить, какие процессы будут в нём происходить. В этом плане мы действительно можем подобрать аналогию, связанную с Землёй: человеку из каменного века наш современный мир, где с каждым днём зависимость человека от природы становится всё меньше и меньше, будет абсолютно чужд ровно так же, как нам — мир кроманьонский. Это сравнение верно потому, что хорошо отражает саму причину, по которой мир победившей техносферы нам противен — и древних, и современных людей объединяет боязнь быть раздавленными мощными шестернями совершенного механизма — техносферы. Страх перед новыми технологиями чрезвычайно велик, и его невозможно победить привычными сторонними средствами — этот страх существует исключительно в нашем подсознании, да и собственно страх — естественное чувство, заложенная в нас мудрой эволюцией биологическая программа.

Однако, мы погрузились в особенности кроманьонской цивилизации слишком глубоко. Её дальнейшие детали мы будем выяснять по мере развития сюжета, а теперь вернёмся к нашему герою — Арманьяку.

Арманьяк, имевший непоколебимое желание когда-нибудь попасть на Манах — колыбель цивилизации, имел своё представление об этой планете, пропущенное через призму его жизненного опыта.


Сон Арманьяка.

Арманьяку снилось, будто бы он оказался в кресле кабины управления, на материнском корабле.

Непонятно откуда светивший яркий белый свет слепил глаза; настолько ярко, что можно было различить только очертания приборной панели и панели управления. Через единственный боковой иллюминатор также ничего не было видно — лишь жгущий глаза белый свет. В кабине стоял невыносимый едкий запах, букет, состоявший из запахов гнилой рыбы, несвежего термобелья и карболки. Было очень жарко и душно. Герметичный шлюз, отделявший кабину от герметичного перехода между жилыми модулями корабля, был закрыт.

Космонавт решил попробовать открыть шлюз, но тут же решил, что этого делать не стоит ни в коем случае. «До тех пор, пока я ничего не вижу, — рассуждал он, — открывать шлюз крайне опасно. Что, если кабина каким-то образом отделилась от корабля?» Арманьяк рассуждал следующим образом: герметичный переход располагается ровно по центральной оси корабля, по бокам от него размещаются кабина управления, жилые модули, топливные баки и ферменные конструкции; в случае необходимости кабина пилота может отделиться и какое-то время выступать в качестве самостоятельного космического аппарата, способного совершать мелкие корректировочные манёвры с помощью специальной реактивной системы ориентации.

Однако, гипотеза об отделении кабины от корабля никак не укладывалась в его голове. Модули корабля могут отделяться в автоматическом режиме только в случае чрезвычайной ситуации, но почему тогда он не услышал режущего слух звука системы оповещения? В штатной ситуации отделение любых модулей корабля требует подтверждения выполнения команды путём нажатия специальной комбинации на панели управления, так что случайное нажатие кнопки отделения во сне также невозможно.

Арманьяк понимал, что он спит, но не чувствовал грани между сновиденьем и явью, и поэтому всё казалось реальным и в то же время сюрреалистичным. Разъедавший потрескавшуюся кожу кислый пот вызывал сильные болевые ощущения, капельки пота скатывались по лицу и попадали в глаза. Термокомбинезон прилип к коже. Космонавт сдерживал свою панику (в этом ему, несомненно, помогал жизненный опыт) и пытался приложить все свои усилия, чтобы проснуться.

Через некоторое время он почувствовал, что какая-то сила стала всё больше и больше прижимать его к спинке сидения. Капсула стала то ли ускоряться, то ли замедляться. Арманьяк проверил на всякий случай, зафиксировано ли кресло, но ему было очень тяжело шевелить рукой. Всё тело прижималось с такой силой, будто он находился под медленно работающим гидравлическим прессом, который ещё вот-вот и раздавит его совсем. Все его органы прилипли к спине, грудная клетка отказывалась расширяться, в глазах стало мутнеть.

Именно в этот момент прозвучал неприятный визг, который и разбудил Арманьяка.

Он протёр своими кулаками глаза и осмотрелся по сторонам — он всё это время находился в кабине челнока. Убедившись, что с телом всё в порядке, посмотрел в иллюминаторы — ни ржавой планеты, ни белого света уже не было. По бокам теперь были видны только массивные топливные баки и ферменные конструкции самого корабля, где-то на разных концах виднелись гигантские сопла двигательных установок. Челнок в автоматическом режиме успешно пристыковался к кораблю, и теперь бортовой компьютер проверял, находится ли в сознании пилот.

Арманьяк тяжело вздохнул, мысленно поблагодарил спасительный визг и стал готовиться к открытию шлюзов.

Храброго космонавта не беспокоила мысль о том, как на самом деле будет выглядеть колыбель цивилизации. Стоит ли сейчас на Манахе технонекрополь, кладбище бетонных идолов? Или же манахианцы много веков назад вымерли, и на планете не осталось никакого следа разумной жизни, древней цивилизации, которая когда-то выросла из этого мира? Построили ли на Манахе власть машин, где работа всего подчинена строгим алгоритмам, или же природа вернулась к своему привычному ходу, попутно заметая следы преступлений технофашизма? А может быть, развитие цивилизации на Манахе пошло особенным путём?

Арманьяка больше всего беспокоила мысль о том, благополучно ли он доберётся до своей цели. Не произойдёт ли с ним наяву то, что с ним только что произошло во сне?

Когда цель ясна и есть желание её достигнуть, мечтатель ищет способы осуществить её как можно скорее и единственное, о чём он беспокоится — дойдёт ли он до своей мечты живым?

Показать полностью
7

Философ в консервной банке (часть 2)

Философ в консервной банке (часть 2)

— Следует понимать разницу между планетной, межпланетной и межзвёздной экономиками, — трещал голос из динамика. — Планетная экономика включает в себя всё хозяйство, расположенное на планете, межпланетная экономика включает в себя все хозяйственные связи между планетами, межзвёздная экономика — все связи между планетными системами. С ростом масштабов системы сложность контроля над ней начинает расти нелинейно — всё больше и больше ведомств требуется для создания эффективной бюрократической машины. Однако, это были проблемы прошлых веков, когда наша цивилизация не обладала значительными вычислительными мощностями. В наше время выбор между плановой и рыночной моделями очевиден.

— Позвольте возразить, — сказал один из гостей студии. — Вы рассуждаете с позиции, что на межпланетном и межзвёздном уровнях существование государственных органов регулирования оправдано, но даже не пытаетесь доказать это утверждение. Плановая экономика предполагает существование некого централизованного органа, который осуществляет перераспределение ресурсов. В связи с этим, у меня к вам есть два вопроса: первый — в чью пользу мы вообще собираемся перераспределять ресурсы, второй — что за система будет осуществлять перераспределение ресурсов?

— Если бы вы внимательно меня слушали, — с недовольством в голосе продолжил свою речь господин Норамир, — то вы бы заметили, что я предлагаю создать систему автоматического управления экономикой, и таких глупых вопросов у вас бы не возникало. Очевидно, что эта система будет децентрализованной — легче настроить работу компьютеров на планетном уровне, чем долго морочить себе голову, придумывая способы организации централизованного управления.

— Однако, в таком случае контроль над экономикой не будет полным, поскольку рыночные механизмы продолжат своё существование на межпланетном и межзвёздном уровнях, — вмешался в спор ведущий телепередачи.

— Если мы создадим децентрализованную систему управления, то необходимость в существовании рыночных процессов отпадёт. Полный контроль над планетным хозяйством приведёт к тому, что не останется места для непредсказуемой невидимой руки рынка, и тогда предприниматели наконец исчезнут как класс. Что же касается того, в чью пользу будут перераспределяться ресурсы, — продолжил господин Норамир, выдержав небольшую паузу, — я могу сказать точно: станет возможным осуществление многих амбициозных проектов, которые с точки зрения рыночной экономики абсолютно невыгодны.

— Например? — поинтересовался ведущий.

— Например… Астроинженерные сооружения, — задумался господин Норамир. — Вспомнить хотя бы сферы Эжен-Рэма (прим. автора — так в этом обществе называются сферы Дайсона), с помощью которых мы сможем получать колоссальное количество энергии.

— Другими словами, вы не можете объяснить необходимость перехода к плановой системе, — резюмировал один из гостей передачи. — Ваши проекты оторваны от реальности, в то время, когда процессы в рыночной экономике отражают реальные потребности населения.

— Во-первых, — перешёл к контратаке господин Норамир, — рыночная экономика не отражает реальные потребности населения. Эта порочная система отражает потребности высших слоёв общества — нарциссического меньшинства, не прислушиваясь к потребностям большинства. Вместо того, чтобы заниматься преобразованием миров и созданием комфортных условий для существования нашей расы в космосе, мы поклоняемся мнимому божеству под названием Потребление. И что даёт нам это поклонение? Несправедливость? Доколе мы будем терпеть тот факт, что производство ракет меньше производства модулей электрохимической стимуляции головного мозга — новой бесполезной игрушки, невероятно вредной для общества? Переход к плановой системе позволит устранить это нелепейшее недоразумение, и когда это произойдёт — это уже вопрос времени и готовности нашего народа к переменам.

— Вы забываете упомянуть, что ни один переход никогда не происходит гладко, и происходит со значительными энергетическими и ресурсными издержками.

— Плавность перехода не является показателем. Главная ценность любых преобразований заключается в том, что при краткосрочных вложениях они дают долгосрочный эффект. Если придётся пожертвовать счастьем кого-то одного ради счастья всего общества, то такая жертва оправдана.

— Ваши мысли людоедские! — перешёл на крик один из критиков позиции господина Норамира. — Нельзя пренебрегать счастьем отдельно взятой личности, даже если это позволит осчастливить всё общество!

— Ну-ну, — ехидно усмехнулся господин Норамир. — То есть, вы прямо здесь, в этой студии, перед лицом всей планеты заявляете, что интересы отдельно взятой личности выше интересов целого общества, и интересами общества можно пренебречь ради счастья этой самой личности?! И у кого здесь тогда людоедские мысли?

— Теперь позвольте мне высказать своё мнение, — вступил в дискуссию третий гость. — Господин Норамир высказывает идеи не людоедские, но очень глупые. Хотелось бы отметить, что переливание из пустого в порожнее, что представляет собой переход к плановой экономике, даже при наличии огромных ресурсов и возможностей для реализации — дело бесполезное. Да, мы можем совершить переход к командно-административной системе, но с какой целью? Оправдают ли сделанные вложения себя в будущем? Да, вы правы, любые реформы требуют вложений, но не каждая реформа может принести пользу.

— Господин Жосэр, я ещё раз повторюсь: переход к новой системе необходим, потому что это повысит эффективность производства, а именно, процессы связанные с согласованием… — начал было господин Норамир, но его тут же перебили.

— Если переход к административно-командной системе позволил увеличить эффективность производства не некоторых планетах, то это ещё не означает, что эта система способна к масштабированию, т. е. к её реализации на межпланетном, а затем на межзвёздном уровне. Я вам напомню, что в нашей галактике находятся около трёхсот миллиардов звёзд, вокруг которых в среднем обращаются 6-7 планет. Вы понимаете, насколько это большое число? Для наглядности проведите мысленный эксперимент — представьте себе гору песчинок высотой 10 метров, и сравните эту гору с двадцатью песчинками — чувствуете разницу?

— Ваша речь про огромные числа — чушь, и я не призывал к созданию централизованной системы управления. Если на то пошло, то все планеты можно разделить по общему критерию на пять классов, например, по массе или по химическому составу. Сравните планеты в каждой получившейся группе, и вы удивитесь тому, что на каждой из них природные условия в целом одинаковы. Более того, вы увидите, что Вселенная в целом однообразна.

— В какой-то степени вы правы: мы действительно можем создать классификацию планет. Но когда вы говорите о том, что природные условия на каждой планете из определённой группы одинаковые, вы врёте. Вы никогда не найдёте двух планет с одинаковыми природными условиями. Двигатель внутреннего сгорания, приспособленный к работе на планете, концентрация кислорода в атмосфере которой достигает 17%, будет по-другому работать на планете, где концентрация кислорода в атмосфере составляет 11% или 23%. На каждой планете — свои, уникальные, специфичные только для этой планеты условия. Для каждого мира необходим индивидуальный подход. Командная экономика этого предложить не в силах — она возможна только в условиях строгой стандартизации, которая уже более невозможна на текущем этапе общественного развития.

— И снова вы говорите чушь. Стандартизация как раз упрощает освоение космоса, потому что предлагает уже готовые и эффективные рецепты. Ваш индивидуальный подход никогда в жизни не позволит развернуть, к слову, систему планетарной обороны за 7 световых дней, или же построить крупный автономный жилищно-промышленный комплекс за 1 световой месяц…

— Итак, — перебил двух господ ведущий телепередачи, — я вижу, господин Норамир и господин Жосэр вступили в фазу активной словесной баталии. Но я поспешу вам напомнить, что время нашей передачи начинает подходить к концу, а мы так и не приступили к обсуждению второй темы нашей передачи: нужны ли в нашем обществе деньги?

— Наше общество миллионы веков назад смогло избавиться от такого вредного явления, как деньги, — начал господин Норамир, при этом с явным недовольством смотря на телеведущего, прервавшего его прямо в середине речи, — и более не нуждается в этом глупом суррогате. Как только реализация программы по созданию децентрализованной системы управления завершится, надобность в любой мере стоимости отпадёт, поскольку перераспределение ресурсов будет происходит наиболее эффективно и что самое главное — справедливо.

— Да, мы давно избавились от денег, — начал госопдин Жосэр, — но мы теперь пользуемся другим измерительным инструментом. Вы говорите, что деньги — глупый суррогат. Что же, пусть это будет так. Но на основании чего будет происходит перераспределение ресурсов компьютерами? Вы говорите так, будто ДСУ — это такой механизм, магическим образом определяющий, что есть справедливость и как эту справедливость нужно использовать в перераспределении ресурсов. Выходит, что без мерила обойтись нельзя, только если вы не подразумеваете под избавлением от денег переход к бартерному обмену. Однако, главный минус денег заключается в том, что это — безразмерная мера, не привязанная к какому-либо точному физическому явлению или процессу. Без разницы, привязываете ли вы стоимость денег к золоту, серебру, какому-либо другому веществу или вообще к авторитету какой-либо организации — стоимость денег всё равно будет держаться на нашей вере в то, что деньги чего-то стоят. Если мы научимся получать золото буквально из земли, или же организация, от чьего авторитета зависела стоимость денег, будет уничтожена, деньги — эти разноцветные бумажки — в миг превратятся в пустышку. Но хорошо, что мы перешли к более совершенной и точной мере, способной действительно справедливо оценивать стоимость любого продукта — количеству затраченной энергии на преобразование материи, козаэн. Энергия — это величина, которую можно точно измерить, а значит, она лучше всего подходит для использования в хозяйстве.

— Я поражаюсь вашему умению игнорировать факты, которые опровергают вашу позицию, — начал наступление господин Норамир. — Для того, чтобы справедливо распределять ресурсы, не обязательно прибегать к созданию мерила всего и вся. Достаточно всего лишь обработать информацию о существующих потребностях и создать план производства, который эти потребности удовлетворить. Зачем вы пытаетесь ввести этот козаэн — пережиток прошлого, попытку выдать эти противные бумажки за что-то новое? Зачем держать себя в плену кадавров из прошлого, когда можно прямо сейчас сделать шаг к свободе?

— И снова вы завираетесь! Предлагаемая вами система как раз противоречит свободе. Административно-командная система, не допускающая никакого инакомыслия, требующая единоначалия во всём, просто погубит наше общество, главный постулат которого — свобода! И...

— К сожалению, время нашей передачи подошло к концу, и мы вынуждены попрощаться с нашими зрителями... — сказал с уставшим лицом ведущий передачи, хотя он всё это время молча наблюдал за войной умов, не принимая в ней никакого участия. — Я не буду соглашаться с кем-либо из гостей студии, но оставлю это право зрителям моей передачи…

Что? Почему передача закончилась на самом интересном месте? Или, быть может, спор уже действительно прошёл точку своей кульминации, и дальше уже последовала пустая болтовня ни о чём?

Но от этих споров, суеты планетной жизни, зависела судьба целой цивилизации. Именно в этих тесных помещениях и в просторных залах, в кулуарах, вдалеке от внимания неискушённой публики, и прямо перед самой публикой решались практически все вопросы философии. Нет, это не противостояние добра и зла, здесь нет ни правильных, ни неправильных мыслей. Каждая общественная модель открывала уникальные перспективы для развития, но имела и только характерные для этой системы недостатки.

Но эта борьба уже давно вышла за рамки политики — искусства управления государством. Борьба между свободным рынком и плановой экономикой, тоталитаризмом и либерализмом, государственными и негосударственными моделями общественного устройства перешла на новый уровень.

Когда-то, миллионы лет назад, каждый элемент общества рассматривался во всех экономических моделях только в качестве небольшого винтика, от которого зависела слаженность работы всего механизма. Новый век, век преобразования миров, требовал качественно нового подхода к пониманию роли человека в экономике.

Новая экономическая мысль пыталась познать потребности личности, чтобы в экономической модели она была не винтиком, а его дополняющей частью. И единственный способ познать потребности личности — вторгнуться в душу…

Показать полностью
5

Философ в консервной банке (часть 1)

Арманьяк сидел в кресле кабины своего орбитального челнока, который только что завершил выход на орбиту. Десятиминутное восхождение завершено — он снова оказался на небе.

Спокойствие. Тихо гудят вентиляторы системы жизнеобеспечения; цифры, знаки и символы на экранах бортовой панели слились в своём безмятежном танце. Где-то там, внизу, ржавые равнины, долины и горные хребты быстро сменяли друг друга.

«Четыре витка на орбите до стыковки…», — думал космонавт в ожидании сближения. Исследование очередной планетной системы завершено, настало время выбрать новую цель для посещения.

Арманьяк — покоритель космоса со стажем, посетивший за свою жизнь 23 планетные системы. За его плечами — 966 преодолённых световых лет, тысячи нештатных ситуаций и десятки происшествий, чуть было не отправивших нашего героя на тот свет.

23 планетные системы — это очень много. Сотни миров, исследование каждого из которых может занять десятилетия!.. Но наш герой не занимался доскональным изучением планет, которые посещал, останавливаясь на их поверхности всего лишь на 1-2 земных года.

Какая же сила двигала им? Космические путешествия — это всегда лишения. Отсутствие удобств, постоянной связи с цивилизацией, тесные жилые и бытовые отсеки, в которых едва ли хватает места для комфортного сна, непрекращающийся страх (а не случится ли завтра поломка какой-либо жизненно необходимой системы?)… Все эти лишения — необходимая жертва во имя эффективности работы всех систем как основного корабля, так и спускаемых аппаратов и развёртываемых на поверхности планет баз.

Арманьяк, как истинный безумец, продолжал заниматься своим любимым делом — покорением неисследованных рубежей космоса. Что же на самом деле двигало им? Его занятие не приносило ему огромных доходов, да и общественного признания он не искал. Что же ему на самом деле было нужно в этой холодной бездне, вдали от всех, кого он когда-либо видел и знал?

Арманьяк включил записанный им когда-то выпуск ток-шоу. Вообще, он очень любил пересматривать телепередачи столетней давности, хотя никогда не считал себя ценителем массового искусства. В первую очередь, он получал удовольствие от ярких зрительных образов, всё остальное для него — вторично.

Вальс символов на экранах прервался, и на смену ему появилась чёткая картинка. Небольшая студия с непримечательной обстановкой, четыре гостя в деловых костюмах. Из динамиков бойко затрещал голос:

— ...итак, сегодня мы собрались, чтобы обсудить роль межпланетных и межзвёздных рыночно-кооперативных объединений в космической экономике. Давайте, в первую очередь, спросим старого гостя нашей телепередачи, который по вполне понятным причинам, не буду называть каким, вы сами знаете, отсутствовал в нашей студии длительный период времени. Господин Норамир, как считаете, нуждается ли экономика в регулировании вообще? Или в межзвёздной экономике лучше всего проявит себя политика невмешательства?

— …Я думаю, вы и так уже знаете моё мнение. Однако, давайте я сделаю небольшую вводную, чтобы вы поняли, какую мысль я пытаюсь до вас донести…

Почему Арманьяк любил смотреть политические ток-шоу? Чем же его, бесстрашного покорителя космоса, жителя небес, привлекала эта земная ругань, нередко переходящая в мордобой?

Арманьяк не понимал и половины тех слов, которые произносили гости программы, потому что жители разных планет разговаривали на совершенно разных языках. Но он и не пытался понять, о чём идёт речь, ему просто было интересно наблюдать за суетой жизни обитателей других миров, подобно тому, как мы наблюдаем за жизнью муравьёв в муравейнике. Эти баталии, претендующие на серьёзный философский диспут, Арманьяк воспринимал как несерьёзную детскую игру.

Да и сам Арманьяк был в какой-то степени ребёнком. Перелёты между звёздами — его детская мечта, уже давно сбылась и не вызывала дикого восторга. Среди звёзд он искал ответы на вопросы, которые задавал себе на протяжении всей своей жизни.

Кто он? Зачем он живёт в этом бренном мире, где так много несчастий? Какая планета является колыбелью цивилизации и его настоящей родиной?

Но звёзды и безжизненные миры молчали, как будто сами ждали, когда Арманьяк найдёт ответы на свои вопросы, чтобы потом расцвести во Вселенской весне.

В космосе, в этой бескрайней пучине, Арманьяк искал самого себя.

Философ в консервной банке (часть 1)
Показать полностью 1
11

Творец и кузница желаний

Оглянись перед собой. Что ты видишь?

Перед тобой - бесконечный простор, но здесь нет ничего, за что бы мог уцепиться твой глаз. Здесь есть только бездонное синее небо и простор для всех твоих желаний. Ты - творец. Ты сам наполняешь этот мир тем, что тебе нужно. Здесь нет того, чего бы ты не желал видеть. Более того, сам мир пытается подстроиться под тебя. Разве это не замечательно?

Это - кузница твоих желаний, здесь материализуются все твои самые сокровенные мечты. Что ты сегодня желаешь сделать? Исправить ошибку молодости? Запросто. Прожить ещё одну счастливую жизнь? Не вопрос. Но как только тебе надоест мирная жизнь, ты можешь переродиться и стать великим завоевателем, строителем огромной империи.

Здесь тебе доступны развлечения на любой вкус, ты можешь быть кем угодно, жить в любое угодное тебе время и в любой угодной тебе точке пространства. Здесь никто тебя ни в чём не ограничивает. Твой мир - твои правила.

Ты живёшь в то время, когда есть возможно менять мир на своё усмотрение. Но думал ли ты вообще о том, что в этом мире что-то не так? Это же твой идеальный, твой неповторимый, твой любимый мир, тебе здесь хорошо, почему ты вообще мог подумать, что он неидеален? Или, может быть, тебе захотелось немного взгрустнуть?

Брось! Что же может тебе здесь испортить настроение?

Ты сам не замечаешь, как летит время, пока к тебе не приходит осознание чего-то ужасного...

Что теперь ты видишь перед собой? Всё то же небо, но в нём что-то изменилось. Раньше ты ощущал тепло каждый раз, когда твой взгляд устремлялся вверх, ты чувствовал, что небо - неразрывная часть тебя, без которой твоё существование вообще теряет смысл. Это небо было тебе родным.

Всё поменялось. Под твоими ногами нет земли, ты растворился в этой бесконечной синеве. Но почему стало так холодно? Почему эта жуткая синева вызывает у тебя страх? В лицо тебе светит яркое солнце, но в нём тоже чего-то нет. Чего-то, что ты не можешь описать словами.

Твоё родное солнце, твоё родное небо, твою родную землю подменили суррогатом, внешне неотличимым от оригинала, и различия между ними ты можешь почувствовать только фибрами твоей души.

Светило, раньше ласкавшее твои глаза, теперь выжигает их; стало белым и безжизненным. В панике ты начинаешь летать в пространстве, но в какую бы сторону ты ни летел, обстановка не меняется.

Ты закрываешь глаза, в надежде на то, что так ты положишь конец этому кошмару...

Космос. Ты замечаешь, как стал приближаться к одной из звёзд и с ужасом осознаёшь, что потерял контроль над собственным телом. Какая-то планета. Высоко над твоей головой повис огромный прозрачный купол.

Что приковывает твоё внимание? Высящиеся, стремящиеся в небо небоскрёбы, стоящие, как древние истуканы. Ты восхищаешься монолитностью бетонных идолов, но... Это место пусто. Его уже очень давно не посещало живое существо.

Восхищение сменяется животным ужасом. Эти небоскрёбы, кажется, стоят здесь целую вечность и отделяют обычный мир от места, где обитает первородное зло. Это - памятники победившей техносфере, миру технократии, одолевшей многие тысячелетия назад природу. Ты бежишь по городу, но не видишь ничего, кроме посеревшего от старости бетона.

Покой города хранят машины, древние механизмы, действующие строго по программе, написанной когда-то для обслуживания всех потребностей хозяев стальной армии.

Но почему ты так боишься этого города? Это - неразрывная часть твоего мира, в котором тебе приходится жить, без которой всё твоё существование не будет иметь смысла.

Город пропадает, и ты вновь остаёшься наедине с синей мерзостью.

К тебе наконец приходит осознание.

Всё то, что ты только что сейчас видел, является плодом твоего воображения. Ни это ужасное синее небо, ни этот ужасный бетонный некрополь не были реальными. Значит, ты зря волновался?.. Но теперь тебе не даёт покоя ещё одна мысль.

Ты одинок. Ты в этом мире один.

Мало того, что этот мир - не настоящий. Он, неотъемлемая часть твоего сознания, прогоняет тебя. "Тебе здесь не место", - смело тебе в лицо говорит часть тебя.

Твой собственный мир превратился в ад. Он будто бы опустел в считанные секунды, и ты остался его единственным его обитателем. Вместо удивительных райских планет, где ты приятно проводил время, сидя на берегу у лазурного моря, теперь тебе из раза в раз попадались ледяные пустыни. Всё, что теперь ты видел - равнины и холмы, покрытые толстым слоем метанового снега. Тебя никто не держал здесь, но и идти тебе было некуда.

И из раза в раз преследовала тебя эта синяя бездна...

Но наконец-то! Ты встретил планету, которая не вызывала у тебя отвращения. Что это за удивительный мир? Неужели это - единственная оставшаяся во Вселенной тихая гавань, оплот спокойствия и надежды?

Небо не было тебе так противно, но оно не вызывало у тебя потаённого чувства "родства", тепла, которого ты так долго не ощущал, будто эти чувства исчезли как таковые.

Вдруг за спиной раздался нежный голос, кажущийся тебе родным. О, да! Впервые за долгое время вернулось к тебе это тёплое чувство! Ты бы был готов тогда расплакаться. Упасть на безжизненную землю и громко зареветь, будто бы воссоединился с давно умершим, любимым родственником. "Привет! Как же мы давно не виделись! Ты помнишь меня?" Ты находишь в себе силы подняться с мёртвой, пыльной, безжизненной земли и обернуться назад...

Как же ты ошибался, когда ждал, что увидишь родное тебе существо.

Перед тобой стояла мерзкая, ужасная тварь. Это бесформенное существо; прозрачная, каждую секунду меняющая свою форму масса, от которой отходили длинные выросты, похожие на ложноножки амёбы, стало быстро приближаться к тебе, оставляя на земле шлейф из слизи.

"Милый! Дай я тебя обниму!", - вырвался булькающий звук. "Как же давно мы не виделись, родненький!"

Ты орёшь как бешеный, мигом вспоминаешь все бранные слова, которые знаешь, и убегаешь. Ты бежишь очень быстро, на пределе собственных возможностей, не оборачиваясь назад, не чувствуя усталости. Но с какой скоростью на тебя надвигается этот слизень? Ты думаешь, что смог от него оторваться, но мощный удар в спину повалил тебя на землю.

В панике ты озираешься по сторонам, но нигде не видишь этого мерзкого существа. Куда оно делось? Но ты чувствуешь, что к твоей спине прилипла какая-то холодная, студенистая масса, вызывающая у тебя неприятные ощущения - единственное напоминание о встрече с этим организмом...

Встреча с инопланетным студнем - самое страшное видение за всё это время. Даже леденящая душу синева по сравнению с этим кажется не такой уж и страшной.

И в этот момент к тебе приходит ещё одно осознание.

Ты не был свободным всё это время.

Ты осознал, что попал в самое страшное рабство. Ни цепкие когти самых злых, жестоких корпораций, ни ежовые рукавицы тоталитарных государств, ни жёсткий хлыст другой разумной твари не сравнятся с хваткой эмоций. Твои чувства крепко взяли тебя за горло и похоже, что они не собираются тебя отпускать.

Ты стал раб самого себя, и ты никогда от себя не убежишь. Твоё воображение стало терроризировать тебя, помещая тебя в безвыходные ситуации, создавая причудливые формы жизни, невозможные планеты.

Вот очередная планета. Ты сразу понимаешь, что такие планеты не существуют! Откуда взялось это ровное плато, будто бы отдельно взятый участок поверхности не прогрузился? А кратеры?! Не бывает в жизни таких кратеров! Где вы видели такие глубокие воронки, будто бы их нанесли... вручную?Ты потерял контроль над собственным миром. Им управляло теперь нечто ужасное, то, что ты не мог себе представить. Твоё воображение позволило твоим подсознательным страхам стать реальностью.

А действительно ли это было твоё воображение? Может быть, некое злое лицо решило пошутить над тобой, вмешавшись в программный код? А может быть, это сам мир приобрёл разум? Но как? В твоей голове продолжали рождаться гипотезы, которые могли бы объяснить логику происходящего.

Что такое программа? В любом случае - это набор инструкций для процессора. Значит, кто-то намеренно написал некий код, позволяющий вытворять такие ужасы. Кому вообще пришла в голову идея сделать возможность программе пугать её пользователей?!

Или, может быть, программа дала сбой? Возможно, в процессе анализа мыслей, произошла критическая ошибка...

А с чего ты вообще решил, что это программа?!

Нет, ты понимаешь, что в реальном мире такое не может случиться.

Происходившие события не поддавались никакому логическому объяснению. Почему вдруг ожил мир?

Ясно было только одно: теперь ты не был творцом. Ты стал послушным рабом, покорно принимавшим эти игры разума. Ты более не оказывал сопротивления, и лишь молча наблюдал за метаморфозами мира, в котором тебе приходилось существовать.

Со временем ты перестал обращать внимание на все эти кошмары, привык к ним. Они для тебя перестали быть ужасными - ты нашёл в них гармонию, понятную только этому миру.

Странные видения резко прекратились.

Что ты перед собой видишь? Город. Но ты оказался не в царстве бетона, не в тиранической деспотии стальных зверей и не во власти неведомой тебе сущности.

Приятный тёплый ветер дует тебе в лицо, голубое небо не внушает тебе ужас. Ты слышишь приятный, сладковатый запах древних, неизвестных тебе растений, прекрасный щебет птиц, чьи-то голоса вдалеке. Ты не понимаешь, на каком языке они говорят, но в глубине души ты чувствуешь, что разговор идёт на твоём, родном языке. Это место всем своим существом тебе говорит: вот я, твоя родина!

Ты хочешь исследовать эту местность получше, но стоишь, будто превратился в каменную статую. Твои ноги и руки не слушаются тебя.

Ты хочешь подойти к старым, покосившимся кирпичным стенам и горячо расцеловать их, упасть и прижаться к потрескавшемуся от жары асфальту. По твоим щекам покатились слёзы.

Ты нашёл свой настоящий дом.

Твоя родина - не те убогие бетонные замки, не те бездушные небеса. Твой дом - эта древняя планета!

Ты ощущаешь небывалый подъём жизненных сил и чувствуешь, будто бы с тебя сняли тяжёлые цепи, сковывавшие твои движения и ход мыслей. Ты падаешь на землю и плачешь навзрыд. От счастья.

Ты, творец! Ты обрёл свободу на своей родной земле! Ты нашёл самого себя.

Ты ничего не понимаешь, где оказался, всё происходящее перед твоими глазами кажется тебе естественным и неестественным одновременно. Ты попал в настоящий мир, или же всё ещё находишься в виртуальном? Ты никогда не знал этой тонкой грани между реальностью и вымыслом, но видение было настолько прекрасным, что ты себе внушил, что это видение - то, что ждёт тебя после пробуждения. Реальный мир казался тебе лучше любой сказки, любой истории с счастливым концом.

Только здесь ты найдёшь настоящие чувства. Только в реальном мире ты - творец. Только там ты по-настоящему свободен.

Ты внушил себе: нет, то, что было раньше - это не жизнь. Это - иллюзия, бутафория, всё что угодно, но не жизнь.

Ты кричишь: "Мне всё это надоело! Я хочу проснуться! Я хочу вкусить настоящую жизнь!"

И всё пропадает.

Всё вдруг стало серым, перед глазами появился текст. Я, не раздумывая, отвечал "да", не вникая в суть вопросов, которые мне задавали...

...

Где я?

Открыв глаза, я обнаружил, что лежу в контейнере, наполовину заполненном вязкой, маслянистой, прозрачной субстанцией с неприятным запахом. К моему телу были подключены электроды, контакты которых покрылись толстым слоем окислов.

Я не понимал, что происходит, но моя интуиция подсказывала мне, что всё то, что я вижу - реально.

Я резко выпрыгнул из контейнера и куда-то побежал; электроды вырвались из моего тела с мясом. Мне было очень больно, но я терпел.

Меня переполняли различные чувства. Я недоумевал: почему я оказался в каком-то тёмном подвале? При каких обстоятельствах я сюда попал?

Я попытался восстановить ход предшествовавших моему пробуждению событий... Безуспешно. Сколько бы я ни прикладывал усилий, чтобы вспомнить хоть мельчайшую подробность моего существования до этого момента - всё без толку. Будто все мои воспоминания были стёрты...

Что я должен делать дальше?
Показать полностью 6
Отличная работа, все прочитано!