cleanjohnny

У третьей двери была очередь из трех человек. М обошел их и подошел к четвертой двери, на табличке которой был изображен единорог. М секунду поколебался и решительно двинулся к двери. Внезапно, дверь с шумом отворилась и навстречу вышел огромный человек в маске зайца. Кроме маски на человеке из одежды были лишь наколенники и налокотники, покрытые белым мехом. Все тело было покрыто густым слоем волос, нижняя часть лица покрыта плотной бородой.

- Куда?! – строго спросил человек М. Вы что, фурри?

М секунду стоял в оцепенении, затем нерешительно отрицательно покачал головой.

Человек-заяц закрыл дверь, постучал ладонью по значку с единорогом: «Табличку для кого здесь повесили?!» – и показал М большой увесистый кулак, после чего развернулся и пошел к выходу.

М сглотнул и, прождав секунды две, пошел дальше. Отойдя на несколько дверей вперед, М оглянулся, чтобы удостовериться, что человека-зайца поблизости нет, и встал в первую попавшуюся очередь.

Стоявшее перед ним в очереди существо, на котором, как показалось М, было надето нечто вроде пенопластового шара красного цвета, так что торчали только руки и ноги, внезапно резко повернулось к М и открыло глаза. М оцепенел – перед ним было лицо человека, пол которого понять было сложно. На голове плавательная шапочка красного цвета, лицо в густом слое красной краски, зеленые глаза смотрят немигающим взглядом.

- А вы давно чувствуете себя огурцом, запертым в теле помидора? – грустным тоном спросило существо М и моргнуло.

- Эм…т…ттрр…трудно сказать… - запинаясь, начал М, которого прошиб от страха пот - вообще-то мне на самом деле, в другую дверь…простите…

М попятился и схватился за сердце – что здесь происходит, куда я попал? Ах, ты, черт – очередной позыв в паху вернул М к реальности и заставил двигаться дальше.

- Черт, что это? Дельфин? Какая это дверь уже по счету? Сорок восьмая, сорок девятая? Кто все эти странные люди вокруг? И люди ли?

Господи, а это что такое? Жук? А это что? Замок на холме?

Внезапно боль сдавила промежность особенно сильно и М закричал в отчаянии и чуть не плача – Черт побери, в этом месте есть туалет для мужчин?!! Черт бы вас всех побрал!

- А кто это? – спросил голос откуда-то справа.

- Это, наверное, такие волосатые и которые все время курят – предположил голос откуда-то слева.

- Ааа. Ну да – это в конце зала – ответил голос откуда-то сзади.

М из последних сил бросился вперед. «Сто пятьдесят шесть, сто пятьдесят семь…двести четыре» - проносится в голове М, считающего двери. Наконец, перед глазами М возникают знакомые таблички с привычными фигурами – человечек в платье, а за ним, в углу, человечек в костюме. Очереди перед дверями нет.

М хватает ручку дверцы с человечком в костюме, рвет ее на себя и … чувствует, как горячая жидкость предательски начинает литься по штанинам брюк.  

- Тьфу ты – выругался М, - ну что ты будешь делать! – и развел руками, разглядывая увеличивающееся под собой пятно жидкости.

…

- Вроде, все - М вздохнул, постоял - постоял около двери, стряхнул остатки из штанин и пошел обратно к выходу.

- Фу – что за вонь? – стали раздаваться возгласы то здесь, тот там, пока М шел к выходу.

- А, это тот, - сказал кто-то сбоку – видимо, не зря туалет для них в конце сделали. Представляю, какой запах там внутри.

- Чего пристали-то? – сказал кто-то с другой стороны, - может-быть, он чувствует себя человеком-мочой.

- Хм, ну, с другой стороны, да – ответил кто-то третий.

М открыл дверь на улицу и облегченно вдохнул ноздрями сырой осенний воздух.

- Столько краски зря перевел.

- Так, деньги все получили?

- А что они так мало в этот раз? Могли бы и по три накинуть. Мы там так орали громче всех.

- Марго, ты же знаешь, я этот вопрос не решаю, сколько дают, столько дают.

- Макс, ты куда?

- Да я знакомого увидел. Я вас догоню, - отвечает молодой человек лет двадцати, с пирсингом в ноздре.

- Ну давай, мы в кафе если, что.

- Где такси, уже хочу отсюда уехать побыстрее, ужас какой-то, меня эти жуткие коробки вокруг в депрессию вгоняют.

- Арсений, вызовешь такси?

- У Данилы же машина здесь.

- А мы влезем все?

…

У небольшого ларька с надписью «Напитки», стоит несколько круглых стоек без стульев, часть из них занята - трое мужчин разных возрастов медленно тянут светлое пиво из кружек.

- Артем, привет, ты что здесь делаешь? - к молодому мужчине за стойкой подходит отколовшийся от веселой компании человек.

- А, это ты, Максим, - лениво отвечает парень за стойкой, - Какими судьбами у нас?

- Да я только что с митинга, а ты почему не участвовал? Твой же завод.

Парень за стойкой медленно достает сигарету из пачки, меланхолично смотрит вдаль мимо собеседника, закуривает.

- Я сейчас, - говорит Максим и идет к окошку ларька, - У вас клюквенный сок есть? – из окошка непонимающе выглядывает хмурое лицо.

- А, ну да, о чем я вообще, - вполголоса, про себя, бубнит парень с пирсингом, мельком взглянув на лицо продавца. Обводит взглядом витрину ларька, - упаковку томатного сока мне дайте!

- Тридцать. Карта, нал?

- Нал, сейчас, - Максим вытаскивает из кармана куртки монеты, отсчитывает три и кладет перед продавцом. Продавец проваливается в темноту ларька и возвращается через несколько секунд, ставит перед покупателем на прилавок пакетик сока.

- Вот.

- Спасибо.

Максим возвращается к Артему, ставит сок на поверхность столика, отрывает соломку, протыкает упаковку и делает глоток, - тьфу, дрянь какая, - морщится парень с пирсингом.

Артем делает глоток пива из кружки и затягивается. Смотрит на Максима.

- А ты почему не пришел на встречу? – Максим делает очередной глоток и снова морщится.

- Какую?

- Как какую – у нас же юбилей, пять лет как школу закончили!

- Аа, смена, наверное, была, не помню, если честно.

- А на митинге почему не был?

- А что я там забыл?

- Как что?

- Ну а что там было? О чем митинг-то? Какая…повестка? Что мне, зарплату повысят после этого? Что там было-то, о чем, или против чего митинговали? – Артем тушит сигарету в пепельнице.

- Да ты что, а свобода? Свобода слова?! Ты что, не в курсе, что директор завода спонсирует эту партию и президента. Сколько можно, тридцать лет у власти уже! Ты посмотри вокруг, над нами все уже смеются.

- Да и пусть смеются, мне-то какое дело? Мне повысят зарплату? Жилье сделают дешевле? – что предлагает твой?

- Да ты что, с дуба рухнул? Мы же сейчас перессорились со всем миром. У нас свободы слова теперь нет.

- А раньше была что ли?

- Конечно, ты что?! И… зарплаты тоже нужно повышать, и… медицину нужно поднимать!

Артем шмыгает носом, смотря оценивающе на Максима, делает глоток из кружки, задумчиво катает жидкость во рту, как при чистке зубов, сглатывает, - Это все больше похоже на лозунги. Как он будет повышать зарплаты?

- Что значит, как?

- Ну вот я плачу налоги, ты, кстати, работаешь сейчас?

– Нет, мне еще курс в универе учиться.

- Ну не важно, вот я плачу налоги, и они (обводит взглядом столики вокруг) платят налоги, власть собирает из налогов бюджет. И платит из бюджета врачам, учителям, полиции, военным. Что предлагает твой? Перераспределить бюджет? Но если его не увеличить, и дать одним больше, значит другим будет меньше? Так?

- Что-то ты куда-то в дебри полез. Ты работаешь на заводе…кем ты там говорил? Слесарем? Куда ты лезешь? Ты что, в экономике что-то понимаешь, что ли?

- Ну деньги-то мне считать приходится, за съемную квартиру мне надо платить, кредиты – вот ты за себя ренту сам платишь?

- Какую ренту?

- Ну за квартиру, где живешь.

- Мне дядя свой дом оставил. Я не заморачиваюсь такими вещами. Что ты хочешь сказать? Не заговаривай мне зубы.

- Ну вот видишь, - разводит руками в стороны Артем, - а мне нужно все считать.

- Так а причем здесь бюджет? – раздраженно спрашивает Максим.

- Ну а как твой собирается повысить расходы на медицину? Надо налоги, видимо, увеличивать. За счет кого? Я не хочу больше налогов платить, мне и эти то камень на шее.

- Ну, слушай, я прям в такие нюансы не погружался. Ну, наверное, найдет, где взять. Не дурак же.

- Так а программа-то конкретная есть? Как жилье сделать доступнее – у меня вот зарплата в тысячах, а квартиры стоят миллионы. Как он это собирается решать?

- Да что ты заладил со своей квартирой, как попугай! Не в деньгах счастье, в конце концов. Надо духовно развиваться! Ипотеку возьми, в конце концов. Заладил, квартира-квартира.

- Так а зачем мне новый, если для меня ничего не изменится. Артем делает глоток и достает сигарету.

- Да ты посмотри на соседнюю страну – у них уже безвиз почти со всеми странами!

- Так а мне-то он зачем? – Артем закуривает и глубоко затягивается. Удовлетворенно выпускает клубок дыма вверх, возвращает взгляд на Максима, - У меня денег нет за рубеж ездить. Мне нужно денег сначала больше начать зарабатывать. Вот твой придет к власти, акций завода мне подкинет? Или, может быть, мне налоги уменьшит, а с торгашей налогов больше собирать будет. У тебя у родителей магазины продуктовые вроде? Вот если они будут больше платить налогов, например, то тогда мне можно будет налогов меньше платить. Как вариант. Вот тогда, может быть, у мен…

- Да щас, размечтался. Ты в своем кармане деньги считай! Если такой умный, то почему на заводе работаешь? Был бы умный, в университете бы учился, а не лопатой на заводе махал.

- А я лопатой и не машу, я – слесарь по механике. Да даже если бы лопатой махал. У соседней страны, кстати, половина заводов позакрывалась за последние десять лет. Где гарантия, что твой придет к власти и наш завод не развалит, и так его чуть в девяностых не распродали. Что твой про промышленность говорит, какие у него планы?

- Да что ты заладил со своим заводом, то квартиры ему, то заводы. Свобода должна быть, свобода выбора, один человек не должен сидеть во главе страны столько лет? Понимаешь? На это то ты хоть способен? Должна быть сменяемость!

- Да мне-то что? Я на заборе могу хоть сейчас слово из трех букв написать. Откуда я знаю, что твой придет и завод окончательно не продадут за бугор, распилят и все. А мне куда? Это у тебя у родителей лавки продуктовые – тебе хоть бы хрен. Хоть немцы завтра придут – жрать всем надо, не пропадете. А я? Что я буду делать?

- Да ты только о себе думаешь! Послушай себя! Я, я, я! Стоишь тут, в этой…вонизме! И жрешь это дерьмовое пиво! Завод ему, квартиры, бюджет. Это новая эра! Пойми, это можно по всему миру ездить будет!

- Я тебя прекрасно слышу. Все, что тебя волнует, это безвиз. На завод тебе плевать. Это понятно. К врачам ты платным ходишь, у родителей-то деньги есть. И детей потом в частную школу отда…

- Да, да, да. Мне нужен безвиз. Доволен! Поймал?! Да, мне нужен безвиз, мне нужно, чтобы на углу была бургерная и кофейня, и срать мне на твой завод и на тебя с твоими квартирами и прочим! Быдло сраное! - Максим комкает в ладони пакет из под сока и в сердцах бросает его мимо урны, - делает несколько шагов прочь и резко оборачивается, - Так и будешь до конца жизни работать в этом говне! – выкрикивает, гневно сверкая глазами на покрасневшем лице, демонстративно сплевывает, разворачивается и быстрым шагом уходит прочь.

- Сам ты быдло, - Артем залпом допивает остатки пива из кружки, делает затяжку, выпускает дым и смотрит на свинцовые тучи.

- Здравствуй, Давид. Я пришел с тобой поговорить.

– Неужели опять? Я устал уже это обсуждать.

– Почему, – спокойно говорит посетитель, снимая шляпу и аккуратно кладя ее на прилавок, - я просто хочу понять, почему.

- Аааай – мужчина на лестнице тяжело вздыхает, опуская голову. Медленно спускается со стремянки, разворачивается к посетителю, расставляет руки на прилавке и головой кивает гостю в направлении стула у двери.

- Садитесь, раз пришли.

Посетитель кивком благодарит и садится.

- Я уже сто раз это всем в округе объяснял. Я не буду следовать правилам, если мне это не выгодно. Макс быстрее и сообразительнее Леви. Почему я должен брать того, кто хуже?

– Но мы уже тысячелетия так живем. Это основа нашего существования. Существования как народа!

– Ну, может быть, как раз пришло время прекратить этот балаган.

– Да что ты такое говоришь? Как ты можешь?

- А что? Египтяне… римляне…Этот, как его… Вавилон. Ассимилировались. В чем проблема? Были одни люди, сейчас другие. Мы все люди, происходим от одной мартышки. Желтые, коричневые, красные – какая разница?

– Да что ты такое говоришь, какой еще мартышки?

– Рабби, мы клеймим нацизм, но сами фактически действуем как нацисты. Только те это открыто на свои флаги ставят, а мы исподтишка. Мы – пассивные нацисты. Мы считаем себя лучше других. Вся разница с нацистами активными, что мы другие нации не убиваем и не призываем убивать, но презрительно называем их гоями и считаем их ниже себя. Вот и все.

- Но так велел нам …

- (перебивая) Мы приходим на любую землю, на которой люди соревнуются друг с другом, мы пользуемся плодами этих соревнований, мы устраиваемся в их школы и университеты, но мы не соревнуемся между собой. А там, где диаспоры используют такую же тактику – армяне, парсы какие-нибудь, мы ничего сделать не можем.

- Что ты говоришь такое?! Сколько евреев открыло школ, библиотек, музеев? Сколько наших меценатов спонсирует высшее образование?!

- Рабби, ответьте мне на вопрос. Простой вопрос. Почему если где-то происходит погром, то обязательно убивают евреев. В древности выгоняли отовсюду, не принимали во многих странах, в средневековье сжигали при первых же признаках эпидемии, обвиняли в колдовстве? Почему именно евреев?

- Ну это ты неправ, по всей планете люди убивают друг друга по национальному признаку.

- Вот есть умный и дурак. Умному свойственна рефлексия – он всегда пытается, в первую очередь, понять, что именно он сам делает не так. Дурак всегда обвиняет всех вокруг в своих бедах. Почему мы в данном случае ведем себя как тот дурак? Это мы ведем себя так, что нас вокруг все не любят. Мягко говоря.

- Нам просто завидуют, Давид. Потому что мы умнее, талантливе…

- Да чушь все это, рабби. Чушь! Я вам такой пример приведу. У моего старшего в классе было два приятеля – Исаак Горовиц и Максим Глинка. Глинка отлично учился, был лучшим в классе по математике, школа посылала его на олимпиады, конкурсы, а Горовиц вообще в математике не разбирался. Когда пришло время оканчивать школу и выбирать, что делать дальше, мой сын и Горовиц поступили в Н…, а Глинка пошел на консервную фабрику упаковщиком, потому что денег на обучение в Н… у его семьи нет. Но я подумал, что это неправильно. Это несправедливо. И я занял его семье денег на обучение. Без процентов. Что в итоге - Глинка сейчас получает стипендию губернатора, за его обучение платит сам университет. Знающие люди говорят, что у него настоящий талант и ему легко дадут кафедру, как только он выпустится. Вот так.

- И что с того?

- Просто то, что мы ничем не лучше, просто играем нечестно и даем так называемым «нашим» реализовывать свой потенциал по максимуму. Искусственно создаем бесконкурентную среду там, где все остальные бьются друг с другом не на жизнь, а насмерть. Но делаем это только для тех, кого принято считать своими.

- Может быть. Может быть. Но посмотри, чего мы достигли – сколько из наших вышло ученых мирового уровня, какой процент финансов в мире принадлежит нашим, музыканты, артисты. Мы управляем миром! Разве этого мало?

- Горстка людей живет припеваючи, считает, что находится над системой. При этом в любой точке мира к любому еврею может в любой момент подойти человек, пырнуть ножом только потому, что тот еврей. Еврейские дома, магазины всегда под угрозой. Всегда на примете. Стоит только экономике пойти вниз – первым, кого подожгут, будет еврей. Первым, кого попытаются убить, будет еврей.

- Ты сгущаешь краски.

- Разве? Как бы там ни было, мне эта ущербная концепция сверхчеловека, в результате которой горстка людей получает все блага, а остальная, гораздо более значительная часть, живет в постоянной угрозе, не нравится. Следовать я ей не буду. Точка. Помогать нужно тем, кому нужна помощь. Достойным. А не по принципу свой-чужой.

- Да уж, хорошо, что твои родители не дожили до такого позора. До свидания, Давид.

- До свидания, Рабби.

…

- Купил?

- Ага.

- Сколько? Восемь?

- Семь тридцать, зашел в «Дом ремонта», там дешевле нашел.

- Молодец, Виктор, спасибо. Дааа…Вот тебе и Шнеерсон…свой…Пхы