Vigdis

Герр Ма́ннелиг» (швед. Herr Mannelig) — средневековая скандинавская народная баллада. Оригинальный текст написан на старонорвежском, однако, учитывая, что в то время этот язык был распространён по всему скандинавскому полуострову (лишь впоследствии расколовшись на норвежский и шведский), установить конкретную страновую принадлежность баллады сложно.

Баллада рассказывает о женщине-тролле, которая была влюблена в рыцаря Маннелига и желала стать человеком. По распространённой в Скандинавии легенде, тролль мог стать человеком, если другой человек полюбит его. Однако, несмотря на все обещанные троллихой волшебные дары, герр Маннелиг отверг её любовь, особенно подчёркивая, что троллиха не является христианкой.

Балладу в разное время исполняли и переделывали следующие исполнители: In Extremo, MystTerra, Чур, Тол Мириам, Litvintroll, Стары Ольса, Garmarna и др. Гугл в помощь, если захотите прослушать! А вот и сам перевод текста!


Герр Маннелиг
Лишь солнце озарило поутру цветущий луг,
Из норы глубокой и мрачной
Принцесса горных троллей грузно выбралась на свет,
Ее голос глух был и вкрадчив:
- Сэр Маннелиг, сэр Маннелиг,
Не женишься ль на мне,
На принцессе горных троллей?
Скажи всего лишь слово: только "да" или "нет",
Скажи "да" мне или "нет".
Род мой благороден, это род королей,
Не стыдись со мной породниться.
Все мои сокровища отдам я тебе,
Если согласишься жениться.
Прими в подарок шахты сорок восемь числом,
Где алмазов больше, чем угля!
Серебряную жилу глубоко под землей,
Где светло от серебра.
Прими ручей подземный с зачарованной водой:
Она лечит раны любые!
Табун коней нестриженных, некормленных с руки,
Седока не знавших доныне!
Меж Тилло и Терно девять мельниц стоят,
Жернова отлиты из меди.
Колеса их тяжелые и день, и ночь скрипят,
Их вращают юркие черти.
Но лучший из подарков - это древний мой меч,
Что ковали горные гномы.
Он из руды, что плавится лишь в сердце земли,
Одного тебя он достоин!
- Дары твои прекрасны, я охотно бы их взял,
будь ты христианскою девой;
Но лик твой безобразен и помыслы черны,
Порожденье Сатаны!
Чудовище завыло и бежало с воплем прочь,
Только скалы эхом стонали:
- Увы, мне не вернуться больше на цветущий луг
Не избавиться от мук...
Сэр Маннелиг, сэр Маннелиг,
Не женишься ль на мне,
На принцессе горных троллей?
Я жду всего лишь слова: только "да" или "нет",
Скажи "да" мне или "нет",
Скажи "да" мне или "нет"...
Мне вовеки не спастись...

В далекую старину, жили на самом краю одного маленького городка старик со старухой. Торговали они сладкими тянучками амэ. Однажды в темный зимний вечер постучалась в дверь их лавочки какая-то молодая женщина. Стоя за порогом, она робко протянула монету в три гроша.
— Вот, дайте мне, пожалуйста, немного ваших амэ...
— Что же вы стоите на холодном ветру, госпожа? Заходите, обогрейтесь, пока мы завернем вам покупку.
— Нет уж, я тут постою.
Взяла молодая женщина сверток с лакомством и пропала во мраке.
— Кто она такая и почему приходит в такую позднюю пору? Неужели у нее другого времени нет?
На вторую и на третью ночь женщина пришла снова. А на четвертую старики спохватились: не монетку она им оставила, а сухой листок.
— Ах, обманщица! — заголосила старуха.— Пойди, старик, за нею вслед, она еще не ушла далеко. Кабы у меня глаза были получше, она бы мне не подсунула листок вместо монеты..
—Смотри, у порога комья красной глины...— удивлялся старик, зажигая фонарь.— И откуда только пришла эта женщина? По соседству у нас один белый песок.
Побрел он в ту сторону, куда скрылась незнакомка. Смотрит: отпечатков ног на снегу не видно, только комки красной глины след показывают.
“Да ведь здесь и домов-то нет,— думает старик.— Неужто она на кладбище пошла? Кругом одни могильные памятники”.
Вдруг услышал он плач младенца...
“Верно, почудилось мне. Вот и стихло... Это ветер в ветвях свистит”.
Нет, опять послышался детский плач, жалобный и глухой, словно из-под земли. Подошел старик поближе. И верно, кто-то плачет под свежей насыпью могилы...
“Дивное дело! — думает старик. - Пойду-ка я разбужу настоятеля соседнего храма. Надо узнать, в чем тут тайна. Ужели в могиле живой похоронен?”
Разбудил он настоятеля. Пошли они к могиле с заступом.
— Вот эта, что ли? Здесь беременную женщину похоронили тому уж несколько дней,— воскликнул настоятель.— Умерла от какой-то болезни, не дождавшись родов. Да уж не почудилось ли тебе, старик?
Вдруг снова глухо-глухо послышался у них под ногами детский плач.
Стали они поспешно копать заступом. Вот показалась крышка нового гроба. Отвалили они крышку. Видят: лежит в гробу молодая женщина, будто спит, а на груди у мертвой матери живой младенец. И во рту у него сладкое амэ.
— Так вот чем она его кормила! Теперь я все понял! — воскликнул старик.— Велико чудо материнской любви! Нет на свете ее сильнее! Бедняжка сперва давала мне те монеты, что ей, по обычаю, в гроб положили, а как кончились они, принесла сухой листок... Ах, несчастная, она и за гробом берегла своего младенца.
Тут пролили оба старика слезы над открытой могилой. Разжали они руки мертвой женщины, вынули из ее объятий младенца и отнесли его в храм. Там он и вырос, там и остался, чтобы всю жизнь заботиться о могиле своей матери, которая так сильно его любила…

В прежние времена холм Хоккэдзака возле города Кумамото был тихим и пустынным местом.
Как-то раз прошел слух, что там появляется ведьма-оборотень.
На самой вершине холма и у его подножия стоя¬ли два чайных домика, очень похожих друг на друга.
Каждый путник, раньше чем попасть в Кумамото, непременно заходил в чайный домик на вершине холма. Попивая горячий чай, радостный и веселый, он поглядывал вниз на город. А покидая Кумамото, путник непременно заходил в домик у подножия холма и за чашкой чая мысленно прощался с городом.
Как-то раз один человек дал обет посетить тысячу храмов. После долгих скитаний шел он в Кумамото.
На вершине холма паломник остановился и вздохнул с облегчением, увидев внизу крыши города. «Дай немного отдохну»,— подумал он и зашел в чайный домик.
Видит паломник: стоит спиной к нему в глубине
дома какая-то женщина и трудится над чем-то. Попросил путник у нее, поправляя завязки на своих дорожных сандалиях:
— Хозяйка, дай мне чего-нибудь горячего.
— Сейчас, сейчас,— отозвалась женщина, не оборачиваясь.
Захотелось паломнику с ней разговориться. Тут при¬шел ему на память один слышанный им в дороге - рассказ.
— Послушай, хозяйка, это ведь холм Хоккэд-зака?
— Да, как же, как же, он самый и есть.
— Слышал я, что в прежнее время здесь ведьма-оборотень водилась. Ну, а теперь появляется она здесь?
— Появляется, частенько ее видят!
— Хо! Скажите! Ну, а какова она видом? — спрашивает любопытный паломник, поглядывая на хозяйку.
— Ведьма-то? Какова она видом? А вот такая! И с этими словами круто повернулась к гостю.
Взглянул он на нее и, завопив от ужаса, бросился вон из чайного домика, позабыв о своем дорожном мешке.
У женщины вместо лица был, что называется, ноппэрапон — гладкий шар без единой отметины. Не было на нем ни глаз, ни бровей, ни рта, ни носа,
Мчится паломник вниз по холму. Добежал до подножия и влетел почти без памяти в другой чайный домик. Задыхаясь, ухватился он за столб посреди домика, опомнился немного и кое-как добрел до скамейки. Смотрит: в чайном домике тоже стоит спиной к входу какая-то женщина и трудится над чем-то.
Стал он ей рассказывать дрожащим голосом про то, что с ним случилось:
— Ах, и набрался же я страху! Первый раз в жизни видел ведьму. А ты. хозяюшка, неужели не боишься жить в таком страшном месте?
— Я-то? Вот уж нисколько,— отвечает женщина, не оборачиваясь.
— Неужели! А я так чуть не умер от страха. Стоит вспомнить, так сразу холод пробирает.
Вдруг женщина в глубине дома спросила:
— А ведьма эта, поди, на меня похожа? — и повернулась к путнику. Взглянул он на хозяйку, а у нее тоже вместо лица — ноппэрапон — ни глаз, ни рта, ни носа, словно рыбий пузырь на шее качается.
У путника от ужаса встали волосы дыбом. Трясясь всем телом, стуча зубами, выскочил он опрометью из чайного домика и помчался к городу, прочь от страшного холма.
А вот что еще рассказывают в городе Кумамо-то. Возле храма Хоммёдзи есть пустынная поляна. Как-то раз поздно ночью шел по ней один человек с фонарем в руках. И попался навстречу ему, паломник.
— Постой минутку, посвети мне фонарем,— про¬сит паломник.
— Зачем тебе?
— Да у меня ноговицы спустились, надо их хорошенько подтянуть.
— Что ж, посвечу, дело не трудное.

Поднес прохожий фонарь к самым ногам паломника, а у того на голых икрах множество страшных глаз так и сверкают. Уставились они все, не мигая, на него. Кинулся прохожий бежать. Бежал, бежал, вдруг увидел одинокий домик. То была харчевня, где по ночам лапшой торгуют. Бросился прохожий к хозяину харчевни, от страха так в него и вцепился.
— Что с тобой стряслось? — спрашивает хозяин.
— Ах, ужас такой, опомниться не могу! Встретил я сейчас паломника. Попросил он посветить ему фонарем. Дескать, ноговицы у него спустились. Посветил я ему, а у него на голых икрах всюду глаза, глаза, глаза... И все сразу на меня вытаращились! И не помню, как сюда добежал! — задыхаясь, рассказывает прохожий.
— Вытаращились, говоришь? Вот так или еще сильнее?
Тут хозяин обнажил свои ноги и показал их прохожему.
Взглянул прохожий, а у хозяина на икрах тоже сверкают множество глаз — еще страшнее, чем у паломника.
Тут, говорят, подкосились у прохожего ноги. Упал он и только к утру опомнился. Вот что в старину бывало.