Lilylo

Перед началом чтения советую сначала прочитать первую часть, так как истории связаны и это продолжение предыдущей.
История про того, кто может менять личности

Глава 2

Теперь стало ясно: передо мной не просто две милые дамы, а существа, подобные мне. Но точно не удильщики – кто-то другой. Пока не знаю кто. И мальчик – он тоже не человек. Скорее всего, проекция их способности.
Если задуматься, то даже при детальном рассмотрении их не заподозришь. Они идеально сливались с реальностью. Все мои мысли крутились вокруг одного: в компании кого я нахожусь? Если так подумать, то и проводники, мелькавшие в коридоре, — тоже не люди. Вернее, не существующие люди. Хотя выглядели вполне правдоподобно — как эти дамы и спящий мальчик.
Оснований считать их людьми у меня не было. Ребёнок не мог потеряться в вагоне, где я находился. Мимо меня никто не проходил — ни с ребёнком, ни без. Кража исключена. Оставался лишь один вариант: мои попутчицы — чудовища. Как и я, впрочем.
Значит, моя роль завершена, и старая лампа просто погасла? Интересно, нахожусь, ли я сейчас в «тени»? Или, может, я вышел из нее ещё вчера?
Мозг начинал путаться. Когда слишком долго путешествуешь по зеркалам, ненароком забываешь, кто ты и где находишься. Границы между «тенью» и реальностью в таком случае стираются и уже не разобрать где ты находишься.
Я машинально поддерживал разговор, стараясь понять, где нахожусь. Их поведение ничем не выдавало нечеловеческую природу. Лишь одна нестыковка: мальчик не мог оказаться здесь, не пройдя мимо меня. Это было невозможно.
Именно поэтому я не спешил пить чай, а оживлённо болтал, выигрывая время.

— Ну и куда вы едете? — спросил я, изо всех сил стараясь не выказать отвращения.

— В Кентербери. А вы?

— О, а я — в Лондон. Секрет. А вам зачем в Кентербери?

Дамы усмехнулись:

— На экскурсию.

Кентербери… Довольно интересный городок. Полный старых соборов, подземелий и городских тайн. Вполне возможно, там водятся и другие монстры, куда опаснее моих попутчиц.
Подозрения росли. А вот мальчика я почти игнорировал, считая его безобидным. Даже если это не проекция их силы, а какое-то чудовище вроде меня — он явно слаб. Справиться с ним можно будет в два счёта.
***
Час бессмысленных догадок. Они – не люди. Я – не в «тени». Тогда почему не нападают?
Сжав пальцами хрупкую фарфоровую чашку – позолоченный край впился в кожу. Липкий, сладковатый запах поднимался от поверхности. Яд? Неважно. Пока они перешептывались, я опрокинул содержимое на бархатную обивку соседнего сиденья. Капля скатилась на пол, оставив тёмное пятно на полированном паркете.
Они не заметили.
Слишком много не состыковок. Эти женщины – в платьях, вышедших из моды лет двадцать назад, с лицами, густо замазанными дешёвой пудрой. Мальчик, появившийся ниоткуда, спал неподвижно – слишком неподвижно. Их голоса, теперь когда я прислушаться более детально, они звучали сладко, но в интонациях сквозило что-то... механическое.
Я провёл рукой по холодному стеклу окна. За ним мелькали огни городских окраин. Настоящие.
В соседнем купе лаяла собака. Одно из немногих отличий реальности от «тени» это наличие животных. В «тени» нет животных, а значит :

– Я в реальности! – сорвалось с губ прежде, чем успел подумать.

Глупо. Но факт был настолько очевиден, что заставил меня даже усмехнулся.

Дамы повернулись ко мне в унисон. Их глаза – слишком блестящие, будто покрытые масляной плёнкой.

– Ну конечно, милый, где же ещё? – одна из них растянула губы.

Их улыбки поползли в стороны, дальше, чем позволяла анатомия. Кожа на щеках треснула, как пересушенный пергамент, обнажая ряды мелких, острых зубов.
Сирены.
Отвратительные твари. Я чуть не скривился – не из страха, а из брезгливости. Их вид в истинном обличье всегда вызывал физиологическое неприятие: что-то в изгибах их тел напоминало разлагающихся медуз, выброшенных на берег.
Моя рука уже скользнула к небольшому ножу, спрятанному в рукаве. Но нет, пока рано. Прекрасно зная, что сейчас причин атаковать нет, я себя остановил.
Мне было хорошо известно, что без голоса сирены ничто. Но пока я повременил с этим на случай если ситуация обостриться.

– Что вам от меня нужно? – голос прозвучал ровно, хотя я почувствовал, как напряглись мышцы спины.

Они переглянулись.

– О, мы просто наслышаны о твоей... осведомлённости, – прошипела старшая если возраст вообще имел для них значение. Её пальцы с длинными жёлтыми ногтями постукивали по столу. – Ты ведь не откажешься поделиться?

Я медленно выдохнул.

– Откажусь.

Тишина.
Потом одна из них резко вдохнула – её грудная клетка раздулась, как у лягушки, – и запела.
Звук был противный, скрипучий, будто ржавые ножницы по стеклу.
Я рассмеялся.

– Серьёзно? – мне даже пришлось прикрыть глаза на секунду, настолько это было жалко. – Вы что, думали, ваш морок на меня подействует?

Их рты захлопнулись.
Я встал, поправил манжеты.

– Если бы вы хоть немного следили за тем, что происходит за пределами ваших болот, то знали бы две вещи. Первое: я не человек. Второе: даже если бы был – ваш век уже прошёл.

Они замерли, будто я не просто оскорбил их, а нарушил сценарий.
Мальчик на сиденье растаял, как дым.
Я повернулся к выходу, но на пороге остановился.

– И да... в следующий раз, если решите кого-то очаровывать, – бросил через плечо, – хотя бы не берите платья из дешёвого борделя. Это оскорбительно для профессионалов.

Дверь купе захлопнулась за мной с приятной чёткостью.
На следующей остановке я сошёл, даже не оглянувшись. В воздухе уже пахло дождём – настоящим, резким, очищающим.
Как же предсказуемы эти древние твари.

***
Эта история получилась довольно забавной. Ещё никогда в жизни я не разбирался с подобным так легко. Хотя поначалу даже испугался...
Но, к счастью, мои "неумелые похитители информации" после того, как я их отчитал, не проронили ни слова. Вскоре я покинул поезд, оставив их в растерянности.
Смешно, кто вообще их послал? Может, это были их внуки, не желавшие марать руки? Впрочем, ответа на этот вопрос я так и не узнаю.

***
Поездка в этот раз оказалась тихой – купе было пустым, и я остался наедине с собой. Что ж, к лучшему. Никаких нелепых шпионов, никаких ненужных разговоров – только стук колёс, мерное покачивание вагона и бескрайние пейзажи за окном.
Сумерки медленно поглощали день, окрашивая поля в сизые тона. В дымчатом свете угасающего солнца силуэты животных казались размытыми, почти миражными. "То ли собаки, то ли коровы..." – пробормотал я, всматриваясь вдаль. Впрочем, вскоре стало ясно – обычные коровы, мирно жующие траву. Но даже это простое зрелище действовало успокаивающе. Оно напоминало: мир всё ещё на месте, всё ещё реально.
Лондон был уже близко. Скоро я снова окажусь в водовороте дел, планов, заданий... Мысль о новых путешествиях слегка будоражила – куда отправиться в следующий раз? Ведь за долгую жизнь монстра я повидал немало, но ещё больше – осталось за горизонтом.
А та глупая история с "воровками информации"? Нет, думать о ней не хотелось. Голова и так раскалывалась, да и настроение было не из лучших. Пусть останется просто нелепым эпизодом, затерянным где-то между полями, коровами и наступающей ночью.

Глава 1


Старая лампа перестала гореть сегодня. Уже несколько дней она вела себя странно: постоянно мигала, а теперь наконец – то погасла. Теперь можно вернуться. Моя роль завершена - значит, я больше не нужен. Карандаш в моих пальцах дрогнул – дерево треснуло под давлением. Закрыв глаза и выцарапав из памяти собственное имя, словно ножем, меня пробрал холодный пот и тут же обжёг кожу.


- Фосс Кассиан


Собственное имя прозвучало в моих устах и казалось незнакомым. На мгновение, в груди что-то сжалось, боль была настоящей, непроизвольно, уже по привычке я поднял голову и посмотрел в зеркало чтобы увидеть свое лицо. Отражение в зеркале показало незнакомца. Светлые волосы, беспорядочно падающие на лоб. Карие глаза, изучающие собственные черты, будто в первый раз. Вот и все. Личность глупого часовщика – Теодора, умерла сегодня. Это две недели под глупой личностью прошли довольно тяжело. Думаю, в следующий раз я точно не выберу эту профессию снова. Вообще ремонтировать что-то не люблю. Почему вообще изначально мне думалось, что быть часовщиком легко? Бедные мои пальцы, за это время мне пришлось отремонтировать наверное около сотни часов. Чтож, моя задача закончилась успешно. Я выполнил то, что должен был и теперь меня здесь ничего не держит.

Осталось только найти экипаж и вернуться домой.

Хотя «дом», довольно странное понятие. Для меня «дом» это место где можно отдохнуть и поспать в своей тёплой и удобной кровати. Моя кровать конечно же самая лучшая.

Но думая об этом, мне вспомнилась моя знакомая. Для нее «дом», это глаза. Ведь это просто нелепо. Как глаза могут быть домом? Я там не смогу поспать, там не найду холодильника, да ведь там даже жить нельзя! Глупость какая-то называть глаза – домом.

Продолжая думать об этом дальше, я не спеша вышел из квартиры, в которой жил последние две недели. Вообще за квартирку было заплачено на месяц. Но раз задача была окончена быстрее срока, то в этой квартире я больше не нуждался. В любом случае, платил за нее не я. И мне было всё равно дальнейшая судьба этой квартирки.

Желая убраться с этого города как можно скорее я ускорил шаг. Нужно скорее найти экипаж, уехать отсюда, а потом мне удастся отдохнуть в своей любимой тёплой кровати.

Быть бедным - значит вечно таскаться пешком. А зачем, если можно просто сесть в экипаж и поехать? Быстрее, удобнее, и ноги не болят. Всё упирается в деньги - без них ты вечно плетёшься в хвосте, а с ними мир становится гораздо комфортнее.

***

Устроившись в вагоне поезда, я тут же взялся за письмо к боссу, уведомляя его об успешном завершении миссии и обещая явиться через три дня по прибытии в Лондон. На первой же остановке, едва поезд замедлил ход, я поспешил опустить конверт в почтовый ящик на перроне. Теперь, когда обязанности были исполнены, оставалось лишь коротать время в пути.

Я решил развлечь себя, разглядывая попутчиков, разделявших со мной это купе. Занятие, надо признать, оказалось не самым удачным. Рядом со мной восседала пожилая дама, которую при первом взгляде можно было бы назвать милой — если бы не одно 'но'. При ближайшем рассмотрении вся ее внешность вызывала непроизвольное отторжение: седые, неухоженные волосы торчали в разные стороны, словно испуганный ёжик, а лицо, густо замазанное косметикой, напоминало потрескавшуюся маску. Румяна лежали неровными пятнами, словно их наносили в полной темноте, а губы, выкрашенные в ядовито-розовый цвет, криво улыбались, будто насмехаясь над самой идеей эстетики. Её ногти, выкрашенные в пронзительно-синий цвет, выглядели столь же безвкусно, как и весь её облик. Я понимал, что подобные мысли могут показаться невежественными, но что поделать – истина часто бывает нелицеприятной. Особенно когда её подчёркивает оглушительный голос, которым моя попутчица общалась с такой же эксцентричной спутницей.

Их смех – резкий, пронзительный, лишённый всякой умеренности – буквально терзал мои барабанные перепонки. Я невольно размышлял: неужели старость неизбежно превращает человека в подобную карикатуру? В существо, не ведающее ни о вкусе, ни о такте, ни о простейших нормах приличия?

Если судьба когда-нибудь сведёт меня к подобному состоянию, я умоляю – пусть кто-нибудь избавит меня от такого существования. Лучше достойная смерть, чем жизнь в роли шумного, безвкусно разукрашенного пугала, вызывающего жалость и раздражение у окружающих.


***

До Лондона оставалось еще четыре часа пути – срок, достаточный, чтобы в полной мере насладиться обществом этих почтенных дам. Два часа, проведенные в их компании, оказались для меня исчерпывающими: они втянули меня в бесконечную беседу, заставили играть в «города», и я едва сумел вырваться из этого кошмара под благовидным предлогом необходимости справить нужду. Как вовремя я это сделал. Одна из моих попутчиц уже собиралась предложить мне какой-то свой «фирменный» чай – словно отравления мне не хватало…

Выбравшись из купе, я решил пройтись по вагонам – хоть какое-то спасение от навязчивого внимания пожилых леди. Пусть лучше я буду выглядеть странным, бродящим без цели пассажиром, чем снова окажусь в плену их неуемного простодушия и синего лака для ногтей.

***

Один… два… три…


Счёт — странная штука. Он успокаивает, когда нужно не сорваться, не ударить первым, не сделать что-то импульсивное. Считай до десяти, а потом бей, — говорили мне. Но не слишком медленно, а то станет скучно.


Четыре… пять… шесть…


Эти тёмные улицы — они словно ждут, когда ты начнёшь шептать цифры себе под нос. Попробуй, посчитай до десяти в глухом переулке. Говорят, тогда из теней выползают твари. Вы не пробовали? Очень зря. Это, наверное, самый эффективный способ покончить с жизнью.


Семь… восемь…


Шутка? Забавно, не правда ли? Хотя, если честно, вовсе не смешно. Я с вами согласен. Но что поделать — такой уж я не интересный человек.

А вообще, человек ли я?

Вот вопрос, который заставляет задуматься. Биология твердит, что мы произошли от обезьян. А мораль? Мораль шепчет: «Не все из нас — люди»


Девять…


Я знаю, кто я. Я — удильщик. Не человек. Если бы меня назвали монстром, я бы лишь кивнул. Да, я монстр. Удильщики — не люди. Разве можно считать кого-то человеком, если он каждый день совершает столько грехов?


Десять.


Завтра схожу в церковь. Помолиться. Когда я был там в последний раз?

Но даже молитва не смоет этого.

Никогда не смоет.

Если бы меня спросили, что я люблю – я бы растерялся. Не от скудости чувств, а от их избытка. Я – надевал слишком много масок, каждая из которых в какой-то момент становилась правдой. Где же настоящий я? Возможно, он остался там, где впервые примерил чужое лицо. Или растворился между ролями, как тень между вспышками света.


***

Бродя по вагонам, я предавался размышлениям, украдкой заглядывая в приоткрытые двери купе. Однотипные интерьеры спальных отделений различались лишь своими обитателями – здесь семья с шумными детьми, там одинокий путник… Детский смех, такой искренний и беззаботный, радостно наполнял пространство, но для моих уставших ушей становился настоящим испытанием. Голова постепенно начинала ныть, но я не смел осуждать – кто из нас совершенен? Каждый несёт свой крест, а дети – своё особенное, шумное счастье.

Достигнув хвоста состава, я развернулся и медленно пошел обратно. Мысль мелькнула внезапно: а почему бы не заглянуть в кабину машиниста? Нужно лишь принять облик кого-то из персонала – благо, даже переодеваться не придется. План заманчивый, почти невинный, особенно на фоне того, что приходилось делать во время задания.

Если бы не эта проклятая совесть, я бы давно превратил свою способность – если это можно так назвать – в инструмент для личной выгоды. Родители, видимо, слишком хорошо вбили в меня понятия чести. Использую свои возможности для себя – и тут же чувствую жгучий стыд. Но когда начальство приказывает творить настоящие мерзости… странное дело – ни капли раскаяния. Лишь холодная пустота, будто душа уже давно отбывает где-то в другом месте, пока тело выполняет приказы.

Но зато за эту работу хорошо платят – а значит, оно того стоит. Подняв с пола случайную бумажку (видимо, чей-то ненужный клочок), я окинул взглядом коридор – никто не смотрит. Вдохнул глубже, представил себе новый облик: черты лица, походку, даже мимику.

Знакомое жгучее чувство – будто по коже пробежались раскаленные иглы. Сжал зубы, зажмурился, резко выдохнул через нос – и боль отступила. В темном окне мелькнуло отражение: совсем другой человек смотрел на меня.

— Имя мое – Маркос, — пробормотал я вслух и тут же поморщился. Какое идиотское имя. Почему именно это имя пришло мне в голову? Но для пятиминутной роли сойдет.

Провел рукой по изменившимся волосам, ощутил под пальцами незнакомую фактуру – да, все реально. Теперь вперед, к кабине машиниста.

Я едва успел насладиться своей новой ролью. Кожа ещё пощипывала после перевоплощения, а в груди приятно щемило — как у ребёнка, получившего новую игрушку. Шаг был лёгким, почти пружинистым, когда…


- Ты! Эй, ты!


Жёсткая хватка на моём локте вырвала меня из приятных мыслей. Проводница — полная женщина с потными висками и выцветшей формой — дёрнула меня назад. Её пальцы въелись в рукав моего пиджака.


— Чего стоишь без дела, а? — она хрипло дышала, пахнуло дешёвым кофе и сигаретами. — В девятом вагоне беда! У женщины дитё пропало! Рыженький пацан, в синей курточке, лет восьми. Бегом проверяй другие вагоны!

Я открыл рот, но она уже развернулась и заковыляла прочь, крича через плечо:


— И смотри в оба! Может, его кто увёл!


Моя рука дёрнулась в странном спазме — будто сама собой. Я отряхнул рукав, потом ещё раз, сильнее. На ткани остались влажные пятна от её пальцев. Брр…


— Чёртовы нищеброды, — прошипел я сквозь зубы, — вечно лезут, вечно хватают…

Пальцы сами собой потянулись к карману за платком. Вытереть. Обязательно вытереть. Эти людишки… их прикосновения словно оставляют невидимую грязь. Как будто их бедность заразна.

Я резко зашагал вперёд, намеренно стуча каблуками. Пусть слышат, пусть убираются с дороги. Кого волнует какой-то сопляк? У меня свои дела.

Я замер у входа в вагон, наблюдая, как молодой проводник лихорадочно заглядывает в каждое купе. Его движения были резкими, нервными – видно, начальство уже надавило. Он ещё не заметил меня, но это вопрос секунд.

Глубокий вздох. Пальцы сжали в кармане тот самый клочок бумаги – мой «якорь». Разрыв. Острая, знакомая боль пронзила тело, будто тысячи игл впиваются под кожу. Я стиснул зубы, чувствуя, как черты «Маркоса» тают, словно воск. Через мгновение в отражении окна уже смотрел я – настоящий.


— Чёрт возьми… — прошептал я, потирая виски. Всё ради чего? Чтобы полчаса побегать в чужой шкуре?


Плечи обмякли. Словно ребёнок, у которого отняли игрушку. Оставалось только брести обратно – к своему купе, к этим невыносимым старухам. Хотя бы надежда теплилась: а вдруг они уже вышли? Или уснули? Или… Нет, слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Но когда я отодвинул дверь купе, меня ждал сюрприз:

Две пожилые дамы сидели, увлечённо играя в карты. Между ними, развалившись на сиденье, дремал… рыжий мальчик лет восьми. В синей куртке.

Одна из старух подняла на меня хитрые глазки:


- О, это наш сосед! Милок, не хочешь присоединиться? Мы тут мальчика нашли – совсем одинокий был. А ты что такой грустный?


Её подруга вдруг хихикнула, доставая из сумки термос:


— Или чайку боишься? Мы же не отравим!


Я застыл в дверях, чувствуя, как реальность мягко издевается надо мной. Вот же ирония – ребёнок, которого я отказался искать, нашёлся сам. И именно там, куда я так не хотел возвращаться…


- Чай… — я медленно закрыл за собой дверь. — Да, пожалуй, я попробую.