GarikTor

Часть восьмая. Лазарет

Бравый матрос Перетëркин

Армейские записки - часть первая

Армейские записки - часть вторая

Армейские записки - часть третья

Не баба - часть четвёртая

Пираты -  часть пятая

Цыган - часть шестая

- Можешь мне ногу сломать?

- Бля, ты чё, ебанутый? Иди нахуй!

- А руку можешь?

- …

- Перетёркин, отъебись от человека, а то мы тебе хуй сломаем!

Перетёркин ужасно не хотел служить. Как и все мы. Но он зашёл дальше всех. Вечно всклокоченный, дëрганый, будто под «спидами». Подобное я видел потом в дурке, но Перетёркин был сам по себе шебутной и шибанутый, без всяких препаратов. Он даже спал, как будто в любую секунду ждал голос с неба: «встань и беги».

В конце концов он всем надоел, мы решили сломать ему ногу.

- Сука, ровно клади! Нет, бля, не поворачивай костью на изгиб, а то спружинит и не сломается! На, закуси полотенце.

- Да какое полотенце? Я ж его порву, как Тузик грелку! Надо деревяшку! – Перетёркин вскочил с кровати (рундука) побежал на улицу. Мы наблюдали в окно, как он пытается сломать ветку, потом, заметив на ней ягоды, начал их жрать горстями, но, поскольку на одном месте находиться долго не мог, оторвал её и потащил. Ветка в человеческий рост, с листвой и «урожаем» серебристых ягод, мелких, душистых, в это время года почти несъедобных из-за терпкости. Мы называли дерево: паслён, маслина, иногда олива. Никакой оливой, конечно, оно не было: лох серебристый. Ветка застряла в двери. Дурак нёс её в зубах.

- Пацаны, из оливок можно чётки сделать! А из палки вырежу трость!

- Ебанько, ногу ломать будем или что? Вынеси нахуй метлу и иди сюда, а то мы сейчас тебе уши отломаем!

В итоге он снова укладывается, вытягивает ногу.

План был таков: рундуки, то бишь кровати, в палате двухъярусные, Перетëркин ложится внизу, кладёт ногу на соседний рундук, с верхнего яруса прыгает Славкó. Хрясь. Пополам.

Славон весит за сотню кг, на второму году его будет решительно не узнать, он вытянется и похудеет, станет рослым красавцем, кровь с молоком, спокойным и уверенным в себе. Он откуда-то с Волыни, говорит со странным для нас акцентом, на каком-то неясном диалекте. Сейчас он пока стеснительный, прыщавый, толстый, отзывается на Кабана и на Борова, а на Дабона категорически обижается. Вроде как, в их местности это значит: "кастрированный хряк". Прицепившиеся к нему Кабан и Боров его не обижали, для него эти слова ничего не означали. Поначалу он едва понимал нас, как и мы его, но молодость, взаимное любопытство и доброжелательность Славкá помогла быстро наладить контакт.

Славон прыгает, Перетëркин отдëргивает ногу, Славко с грохотом валится оземь, с размаху заезжает кому-то из любопытствующих локтем в глаз, отдавливает мне ногу, головой бьет в пах кого-то стоящего в проходе, ещё кто-то отшатываясь, теряет равновесие, хватается за металлическую стойку кровати, она с грохотом падает сверху на всю эту кучу-малу́. Перетëркин, поджав ноги, как будто ни при чём, сидит, лупает невинными глазами на вызванный им хаос. Надавали по ушам.

<...>

- Перетëтеркин, тише будь, что ноешь?

Поскуливая, качая руку, неуëмный "больной" забежал в палату. Больше никто ему не помогал, но за цирком иронично наблюдали, всё равно делать нечего:

- Так ты руку не сломаешь, надо под другим углом!

- Надо её обернуть мокрым полотенцем, тогда на раз сломается.

- Не полотенцем, а газетой, и в бассейне, а газета на воде должна лежать. И не руку, а ногу.

- А мой батя раз, бухой, захлопывал дверь машины, сломал себе два пальца.

Казавшиеся надёжными способы - тут же испытывались. Беспокойный пациент наловчился ломать рукой кирпичи, до трёх штук. Погнул быльце железной кровати и металлическую раковину в гальюне. Безрезультатно.

Из-за последней попытки дверь в палату висела на одной петле, вторую вырвал с мясом Перетëркин, пытаясь захлопнуть дверь с зажатыми в косяке пальцами.

- Да пиздёж, не мог твой батя пальцы так сломать! Чуть припухли и всë. Меня же скоооро выпишууут!

Он аж подвывать начал в конце фразы.

- Перетëркин! Батя был бухой, а ты трезвый, это раз! Второе - захлопывать надо от души! И вообще, это херня всё, перелом - ну месяц, ну два, потом опять служить придётся!

- А что, если не давать срастись?

- Тебе же надо чтоб комиссовали, так? Тогда нужно, чтоб открылась язва.

- И как мне сделать язву?

- Слушай, достал! Я откуда знаю? Не жри пару недель.

Еда, пусть невкусная, порой и мерзкая, служила единственным развлечением и, можно сказать, отдушиной в лазарете, да и вообще, на службе. Перетëркин больше дня не выдержал, с его-то шилом в заднице. Отсутствием аппетита он никогда не страдал, калории его организм требовал явно в двойном размере.

- Гарик, а что можно сделать для язвы, только чтоб без голодовки?

- Може я його цвяхами нагодую? Бо заїбало, падло -- У Славкá предложение, накормить гвоздями дурня, но с его метаболизмом, есть ощущение, что не поможет.

- Стеклом ещё можно!

- Слышь, Перетëркин, только если ты у нас в кубрике окно разобьёшь - то не только стекло, заставим и деревянную раму сожрать!

- Чтоб стенки желудка разъело, можно химии схавать, типа моющего.

Я надеялся, что поиск моющего средства отвлечёт его хотя бы на несколько дней. Посуду на "камбузе" мыли хозяйственным мылом, думаю, даже отсталый Перетëркин не стал бы его жрать. Стиральный порошок разве что добудет, но это вряд ли, прачечная, если и была, то за территорией.

Ранним утром, со стороны гальюна (туалета) раздался женский вопль - орала баба Маша, уборщица.

Гальюн представлял собой типичную "дыру-в-пол". Каждое утро баба Маша щедро посыпала её окрестности хлоркой. Хлорка же хранилась где-то в подсобке, с тряпками и швабрами. Естественно, под замком.

Перетëркин стоял на карачках над гальюном, собирал рассыпаную на окаменелостях хлорку... Чайной ложечкой. Баба Маша, никого не ожидавшая увидеть в этот ранний час, да ещё и в столь пикантной позе, с перепугу огрела его по спине шваброй. Голова туалетного похитителя приземлилась аккурат в дырку. Оттуда доносилась красивая, густая, реверберирующая сирена: "Голова-оова-ова-ва-ва-ва застряла-ряла-яла-яла-яла!"

Пришёл начмед, флегматично, но громко предложил:

- Мужчины, не расходитесь! Баба Маша, голубушка, принесите банку с вазелином!

Ваня взвыл, задëргался с удвоенной энергией и обрывая уши, самостоятельно освободился из западни...

Дальнейшие жизнь и необычайные приключения матроса Ивана Перетëркина мне доподлинно неизвестны.

Доходили слухи, что он-де отслужил своих положенных два года, заработал на срочной службе лы́чки (погоны) главного старшины. И даже, якобы, остался "сверчком" (сверхсрочником-контрактником).

Во что я лично охотно поверю, из него бы отличный офицер вышел. Не более сказочная бестолочь, чем остальные...

Часть шестая

Армейские записки - часть первая

Армейские записки - часть вторая

Армейские записки - часть третья

Не баба - часть четвёртая

Цыган

Он был довольно странным типом, нудным и каким-то...не знаю, печальным. А ещё, почему-то после общения с ним хотелось украдкой вытереть руку, которую он пожимал. Понятия "личное пространство", о существовании которого тогда мы тогда только смутно догадывались, он не признавал, вторгаясь в него. Пытаясь как будто втереться к тебе в доверие, максимально приближаясь при разговоре, прям впритык. При этом от него не исходило чувства опасности, как от большинства вокруг. Да и плохим человеком, он, пожалуй, не был. Всегда готов был поделиться последним, даже с теми, кто явно его обижал и презирал. Мы с ним относились друг к другу хорошо, Цыган часто повторял, что я "друг". И я точно не боялся поворачиваться к нему спиной.

Самым неприятным в нём - были глаза. Он не просто косил, он косил обоими глазами! Один глаз всегда смотрел вправо-вверх, почти закатываясь, второй смотрел или влево-в сторону или влево-вниз.

Соответственно, он никогда на собеседника не смотрел. Наверное, не мог физически. Менее жутко от этого не становилось. Вообще, как будто со слепым общаешься, при этом "слепой" может упрекать тебя, что ты ему в глаза не смотришь, и такое бывало.

Он был из кочевого карпатского клана. С его слов - последний неоседлый клан в Карпатах.

Во время Первой мировой, в Австро-Венгрии, один из предков Цыгана забрался ночью на конюшню 42-го кавалерийской бригады, по своим каким-то делам, был пойман, нещадно бит плетьми, едва выжил. Его выхаживали при военном госпитале. Где-то рядом был фронт, конечно, много раненых. И вот, главное наблюдение, которое он вынес оттуда и передал потомкам: солдат кормят хорошо, бинтов и хлороформа не жалеют. Вроде как сам император велел: не жалеть бинтов для победы! В мозгу родственников Цыгана так и отпечаталось: служивых штопают за счёт государства, так было и будет впредь, во веки веков, аминь. Пройдёт почти сто лет, а бесполезное (для кочевых и не признающих службу цыган) знание предка, наконец, пригодится!

Откочевали заранее, похлопотали о документах.

Лучшая глазная клиника была тогда в Одессе. Офтальмологический военный госпиталь, Приморский район, улица Пригова - как заклятие повторял Цыган.

Медкомиссию парень прошёл без проблем. Никому и в голову не пришло, что с ним что-то не так.

Но мало оказаться в армии, в госпиталь тоже нужно как-то попасть.

Начнём, пожалуй, с того, что госпиталь в первую очередь для генералов и офицеров. Впрочем, солдатика, наверное, тоже подлечат. Больного.

Так начались многолетние мытарства Цыгана:

- Если у тебя ничего не болит, не отваливается, строевой подготовке не мешает, записей в личном деле о показаниях к операции нет - не еби мозги, служи, воин!

- Медкомиссия в военкомате тебя не завернула, значит здоров! Иди занимайся строевой подготовкой!

- Не вижу никаких показаний к дополнительному обследованию! У вас через неделю смотр по строевой подготовке, ты в курсе?

(Такое ощущение,что строевая подготовка - это самое главное, зачем нас всех призвали на эту грешную землю)

- Ничего не болит? Шагом марш, обратно в строй!

- Ещё раз придешь, я тебя переебу, понял?

Через два года, будучи в дисбате, я снова встретил Цыгана.

- А-а-а, Гарик! - надтреснутый голос - Помнишь? Смотри, мне всё-таки глаза исправили! Видишь? Так гораздо лучше!

Господи, ну и ужас! Один глаз как косил вправо-вверх, так и косит, а вот второй - теперь дергался и метался по всему глазному яблоку, как шарик в игре "арканоид" на максимальной сложности.

Я не стал его огорчать, как и не смог спросить, за что отъехал Цыган на "дизель". Он был жалок на вид, грязен, как-то пришиблен, но радовался знакомому лицу вполне искренне. Сам же я на "дизеле" задерживаться надолго не собирался...

•••

Но это будет в финале, а пока я ещё даже присягу не принял.

Очень скоро выяснится, что когда бьют кого-то из тех, кого Цыган зовёт друзьями, он молча и абсолютно безучастно будет стоять рядом, не вмешиваясь.

Вскорости и я окажусь в ситуации, где мне нужна будет помощь. Буквально в следующей главе мне сломают нос. Цыган так и не поможет.

Но пока мы ещё друзья и едим зелёные абрикосы на берегу Дуная.

Часть пятая

Армейские записки - часть первая

Армейские записки - часть вторая

Армейские записки - часть третья

Перекличка:

- Петров!

- Я!

- Головка от хуя́! Га-га-га

- Иванов!

- Чо!

- Хуй через плечо, отвечаешь не по уставу!

- Сидоров!

- Да!

- Пиздаманда, в жопе ерунда!

- Лавров!

- А!

- Хуйна!

Ну и так далее, старшине не надоедало.

Перекличка неумолимо приближалась к букве "м"...

- Малы́ш!

- ...

- МАЛЫ́Ш!!

- Товарищ старшина, я вам в сорок первый раз повторяю, я не малыш, я Мáлыш!

- Шаг из строя! Упал-отжался! Сорок один раз!

Старшинам не надоедал их тупой старшинский юмор. Малышу не надоедало с ними бодаться.

Мáлыш был из приазовских браконьеров. Мелкий, крепко сбитый, конопатый, упрямый, рыжий. На каждой перекличке он входил в клинч со старшинами, и это, неизбежным образом каждый раз заканчивалось: "упал-отжался". В конце концов он на очередного "малыша" просто молча делал шаг из строя, театрально падал на руки:

- Матрос Мáлыш упор лежа принял! - отжимался, выпрыгивал в стойку "смирно", кричал:

- Матрос Мáлыш, подход закончил!

Всем надоело до чëртиков, кроме старшин и мелкого упрямого засранца.

Вечером, в кубрике, перед отбоем к Малышу с колодой карт подвалил Фикса.

Фиксу взяли за, как он выразился, "показ фокусов" на чугуевском вокзале. Наперстки, карты, в общем - катала. И, то ли прокурор попался душевный, то ли Фикса вызвал, как обычно, симпатию своим неунывающим характером и залихватской улыбкой, но дали Фиксе выбор: срок или армия.

- Малы́ш, ты заебал. Заебал конкретно. Меня, старшин, весь личный состав. Заебываешь ты нас дважды в день, на утренней поверке и на вечерней. Мне не нравится, что ты отбираешь наше личное время на тëрки со старшиной. Утром я хочу кинуть на кишку́ кашку, а вечером я хочу посрать мамиными пирожками. А ты мне мешаешь. Сечëшь базар? Короче, так. Играем на желание.

За игрой в карты завязалась беседа, кто таков, чем на воле промышлял. Малыш рассказывал о браконьерском быте, о том, как в сезон, когда рыба прёт, рыбаки перестают брать даже ценные породы, берут только икру. Икры столько, что ею кормят собак. Белуга, кефаль, осётр, севрюга, калкан, катран, хамса и сволочные афалины. Как они с отцом ходили брать девятиметровую белугу, и как она протащила их баркас через Керченский пролив, уволокла в Чёрное море, и всё тянула да тянула, целый день и половину ночи, в сторону Турции, и они с отцом практически рыдали, когда пришлось бросить её, потому что впереди показались силуэты турецких сторожевых катеров. А турки шутить не любят, утопят и поминай как звали. И как на следующий год её взяли-таки (сбондили) другие рыбаки, в Бердянске, а весила белуга эта - тонну.

Половину, да что там, почти все названия рыб я слышал впервые. Рассказы об особенностях и способах ловли перемежались рассказами о тайных островах и коварных отмелях, не нанесенных на карты, о погонях в шхерах, прятках с рыбинспектором, о штормах, о миражах в открытом море, о блуждающих льдинах, об удаче, добыче и прикопаных в укромных местах снастях...

На следующее утро. Перекличка:

- Петров! Иванов! Сидоров!... Малы́ш!

- Товарищ старшина, разрешите обратиться! - это Фикса - Он не малы́ш, он Мáлыш!

- Фффи-иксса, давай! - это Мáлыш, показывает из-за спины кулак.

- Товарищ старшина, разрешите снова обратиться! Ку-ка-ре-ку!.. Упал-отжался, понял-понял!

Долгими зимними вечерами, когда рыба засолена, замаринована, засушена, завялена, закопчена или зажарена, а ветер завывает так, что кажется будто все черти ада пришли по их души - азовские браконьеры коротают вечера за игрой в нарды, карты, кости и немного в домино. Фокусы, уловки и шулерство наказуемы и караемы довольно сурово и неминуемо.

У Фиксы лиловел новый фингал, но улыбался он, как всегда, задорно и залихватски, прямо наглядная иллюстрация заповеди: "уныние - грех".

Ну продул так продул. Кукарекал в строю он ещё неделю. Карточный долг платежом красен. Пираты своё слово держат.

Часть четвертая

Зарисовки без чёткой хронологии. КМБ (курс молодого бойца). Перед присягой.

Армейские записки - часть первая

Армейские записки - часть вторая

Армейские записки - часть третья

- Товарищ мичман, разрешите вопрос! Когда нас в баню поведут?

Мичман К. был вечно под мухой, говорил мяукающим голосом, проглатывая половину слов и звуков:

- Мужик, он ведь чистое создание, в отличии от бабы. Вот смотрите, бабе каждый день то сиську, то письку надо помыть! А мужик? Ему даже раз в месяц много. Так что - мужики вы или бабы?!

- Му-жи-ки! - орёт душистый строй.

- Ну и нахуй вам тогда баня? Идите в баню с баней! Поняли, да? В баню с баней, говорю!

Казарма стоит на берегу Дуная. На той стороне Румыния, река - граница. По берегу время от времени ходят румынские погранцы. Дунай, даром, что воспет в вальсах и поэмах - грязный ручей, свалка половины Европы. Как уверяют местные: в Германии трупы скидывают, а прибиваются к нам. Прямо Ганг.

До того берега рукой подать. Я, в детстве регулярно переплывавший Днепр в том самом месте которое Гоголь воспел - смотрю на Дунай немного свысока. Так, пожалуй, смотрят армяне на любую гору: "Эээ, брат, извины! Ты нэ Арарат!"

Течение сильное, вода пахнет и в самом деле мусоркой, мутная, желто-зеленая. Вечером сбегáю купаться, не знаю чего бояться больше: что подстрелят румынские погранцы, что наступлю на труп, или что товарищ мичман с остальными немытыми поддакивающими остолопами решит, что я баба.

После Дуная иду для алиби к уличному рукомойнику. Мокрые "флотские" трусы высыхают на мне по дороге. Пока я умывался, подошёл кто-то из сослуживцев. Выдаю заранее приготовленное объяснение: "Грибок" - "И я! Тоже! И у меня" - он шел "на дело" явно неподготовленным, но сориентировался. Киваем друг другу.

Через неделю заметил ещё пару ребят, тайком бегавших к рукомойнику. Отчаянные люди, без страха и (почти) без запаха! Одним словом - как бабы.

Наутро после купания в Дунае у меня обнаружилась неизвестная болезнь: хозяйство покрылось синими пятнами. Перепугался! Мяукающий ответ мичмана К.: "Не отваливается? Строевой подготовке не мешает? И хуй с ним! Понял, да? И хуй с ним!"

Ну, думаю, не зря предупреждали, что в Дунае трупы, радиация и чуть ли не крокодилы-мутанты! Подхватил какую-нибудь гадость! Чёртов Дунай, хренов мичман, сраная армия. Привет, умытая Европа!...

Спустя пару дней синева стала проходить, да и не беспокоило ничего. Решил, что у меня уже развился иммунитет к европейской заразе, а гигиена требует самопожертвований - перед отбоем снова смотался на берег Дуная. Постирал нательное бельё, робу. Чтоб быстрее высохло - надел мокрым всë на себя, благо летний вечер.

Утром европейская зараза распостранилась по всему телу. Ничего не оставалось, как снова пойти к мичману.

- Ах ты ж, ёбамать, красота, бля, дядя пушкин! Что ж ты, сука, робу натихаря стирал? Бани не дождался?

- Никак нет, товарищ мичман! Потел! Усиленно! Во время строевой подготовки!

- А, ну молодец, матрос!

Хорошо, что я не баба!

До конца КМБ в баню так никто из личного состава и не попал. А роба продолжала линять с каждой стиркой, дойдя от густого фиолетового до цвета летнего пушистого облака, но и тогда продолжала извергать неведомо откуда и как - синий колер с каждой стиркой.

Часть третья

Армейские записки - часть первая

Армейские записки - часть вторая

Поезд в "учебку"

Скорее всего везут в Одессу или область. Отдельный вагон. Пока некоторые с удивлением обнаруживают, что призывников намного больше, чем мест в вагоне, входные двери захлопываются, снаружи закрываются на ключ и, кажется, опечатываются. Полдень.

Окна специально заклинены, ни малейшего притока воздуха, на полу собираются лужи, потеют, кажется, даже ногти. Забиты даже третьи полки, на нижних по трое-четверо, уснуть же невозможно. Жара, духота, гул в ушах. У кого-то сдают нервы, стучит и орёт в запертую дверь, всё как в тумане.

Под вечер нас выпускают в туалет по одному. Прохожу мимо купе проводника, там сопровождающие офицеры, на столе пистолет, водка.

Один из них, лейтенант Загорулько до этого "ходил в народ". Предупредил: впереди шмон, сначала всех обыщут офицеры на предмет бухла, потом, в части, будут "деды" (он говорил: "годки́"), которые заберут то, что осталось после шмона офицерья. Но можно оставить все ценные вещи на хранение лейтенанту Загорулько, а после принятия присяги, объясняет он, на нас будет распостраняться устав, и тогда спокойно можно носить часы, иметь деньги, цепочки, крестики и т.д. Пиджак, кстати или курточку, тоже можно оставить лейтенанту, потом в увольнительные ходить чтоб было в чём. Если куртка не кожаная, то нет, можешь не сдавать лейтенанту, такую точно не отберут.

Если у меня и были какие-то деньги, то буквально на пару пирожков, как не было и ценных вещей.

Прибытие в учебку сопровождалось зоопарковым шоу "Мяяяясо! Прибыло новое мясо!" Уроды всех мастей кривлялись и выхватывали по одному-двое из толпы, самых модно одетых и чистеньких, раздевая и грабя на ходу. Вторая и самая тотальная волна грабежа прошла на складе, где нужно было снять всё своё гражданское барахло на входе, скинуть в кучу, пробежать голяка дальше, и в следующей куче выхватить не слишком потрепанное "военное", а если повезло, то и почти нужного размера. Тем, кто задерживался или пытался забрать из карманов что-то своё, весьма доходчиво вменяли, что это не приветствуется.

Носки и трусы, впрочем, выдали новые, трусы семейные, глубокого фиолетового оттенка, "морские". Как и новые ботинки, ласково называемые: "гады". Хорошие ботинки, на них никто так и не покусился в дальнейшем, несмотря на массовое воровство и всеобъемлющий грабёж.

Все, кто не вверился в заботливые руки лейтенанта Загорулько заблаговременно, и кого не ограбили годки́ по пути от ворот до склада обмундирования, были окончательно освобождены от всего "мирскóго" на складе. А в мало-мальски приличных шмотках никто даже половины пути не прошёл до склада, не подвергшись процедуре заранее...

Скидывая свои треники, я умудрился незаметно зажать деньги в кулаке, в итоге, к выходу со склада я оказался самым обеспеченным среди одногодок. В это время у нас на глазах нещадно потрошились карманы и подкладки скинутых нами вещей.

"Передел имущества, экспроприация, гляди-ка! Как по учебнику" - подумал я.

Фикса

"Слава богу, я лейтехе отдал свой золотой крест и часы, а Фиксе, видел, ебало набили" - кто-то пробормотал рядом со мной.

Фиксой прозвали в поезде одного разбитного малого с пиратскими повадками и золотым зубом, который решил довериться флибустьерской удаче, а не слову офицера. Огроменный лиловый синячище набухал на лице Фиксы. Он стоял в рванье и совершенно по-разбойничьи криво лыбился, сверкая золотым зубом. Часы в драке разбились, но пока были у него. Как и золотая фикса, коронка на зубе - да так и оставалась с ним до конца службы.

Лейтенанта Загорулько в следующий раз я увидел через полтора года.

Часть вторая

часть первая здесь:

Армейские записки

Призывной пункт

Заметил Кузьму, я его в последний раз в садике видел, на соседних нарах чалились, как говорится.

Он смотрит на меня, тужится, пытаясь вспомнить. Ну, думаю, скотина, уж мою-то рожу сложно перепутать с чьей-то ещё! Да ещё и в нашей провинции, практически мононациональной, где наверное, по сей день при виде чернокожих из мединститута - мамки в парках крестятся и детишек прячут от греха.

Спросите любого в нашем районе в те годы: а нерусские есть у вас? А вон, в соседнем дворе Гарик.

Я-то Кузьму сразу опознал. В садике он ковырял в носу. Этим сегодня никого не удивишь, конечно, сходите хотя бы в любое общественное место в полдень. Но вот потом он их поедал. Это незабываемо.

Понял, что пожать руку ему я не смогу. По крайней мере невозмутимо. Перебрался на другую сторону асфальтированной площадки, которая, как я уже знал, называлась "платц". Впрочем, немецко-голландское "т" давно утеряно, а вообще, этимология могла быть и из англо-французского "place". Есть простор для размышлений неудавшемуся филолуху!

Я в драных трениках, такая же футболка, потерявшая товарный вид ещё при тоталитаризме. Остальные посмеиваются над моим видом, кто явно, кто тайно. Многие, я бы сказал, одеты торжественно, кто-то в совсем новом, красуются шмотками перед друг дружкой. Один вообще в костюме. Молодец.

Ошивались здесь и "старожилы", зависшие здесь на неделю-две, то ли забыли про них, то ли ещё чего. Вид бомжеватый, жадно стреляют сигареты. Всё это напрягает.

Наконец, что-то там решилось, нас вывели в город и погнали стадом на вокзал. Начало июня, стоит жара неимоверная. В общем-то, можно было спокойно затеряться по пути, на толпу человек в 250 малолетних придурков пара офицеров, в рядах разброд и шатание. Кто-то периодически бегает за водкой в привокзальные "комки", некоторые тут же распивают. До меня доходит: "Последний шанс!"

(начало)

Необязательная предыстория, о том, как герой провалил поступление в институт, здесь: Поэт с усами

Монолог товарища военкома

- Штука баксов(*) и ты плоскостоп. Считай, на всю оставшуюся жизнь. До 27 лет точно! За 700 - энурезник, ну да, ссыкун, а дешевле только дураком стать. Шестьсот за дурака. Что ты смотришь так? Ладно, 500. И будешь ты тихий шизофреник. Сможешь даже на работу устроиться. Да хоть бы и дворником! Буйный - 450. На работу не возьмут, зато на пенсию раньше. И успокоительные будут колоть бесплатно. Между прочим, некоторым нравится!

Что, думаешь у "иеговистов" справку взять? Поверь, там батюшка меньше, чем за полтора косаря́ (*) - даже не благословит! Ниже чем у меня - расценок не найдешь!.. Ну давай триста, придумаю что-нибудь. Больше не уступлю. За двести пятьдесят могу на курорт отправить или рядом с домом часть, хочешь? Можешь даже выбрать, куда окна в казарме. На север или на юг. На запад и восток совсем другие расценки. И вообще это для командиров. Молодые офицеры обычно окна на запад хотят, пенсионеры - на восток. Сам подумай, почему.

Ну и что, что единственный кормилец в семье? И что, что справка? У меня вас таких, "единственных" - на целую роту, ха-ха!

Да ты пойми, я тоже кормилец. И тоже, блин...единственный. И у меня тоже семья, прикинь? Товарищ генерал ещё, и выше... А у меня недобор! Кóсарей (*) же развелось! А я что должен делать?

Что значит, сроду столько денег в руках не держал? Ты ещё скажи, бакса не видел! Ну не видел и не видел, какая разница теперь? Я тоже таких упрямых призывников, как ты, не видел может!

Чую, меня обойти хочешь! На повороте... С батюшкой сторговался, да?

Ааа, к тебе на медкомиссии проктолог подходил!? Ты его не слушай, я тебя заранее предупреждаю! Если под голубого закосить он тебя совращает, то запомни, сынок, в УК статья за мужеложство есть! (**) И будет у тебя только такой выбор: 3 года на зоне или 1,5 (***) в армии оттрубить! Сколько я таких отправил под Черкассы, ты б знал...

Ну что ты мне свою справку тычешь, кормилец? Говорю же: вот прайс, вот недобор. По-другому никак. Давай так: с тебя сотка, мы быстренько оформляем тебя, в учебке покажешь свою справку, там тебя сразу домой отправляют, я предупрежу (****), и все довольны! У меня план, у тебя легкий испуг. Плюс экскурсия за государственный счёт. На дно школы жизни, так сказать, ха-ха!

Нет, ну достал! Займи! Да откуда я знаю? Где хочешь!

Ну, смотри, я предупредил.

Потом не обижайся. Да всё, всё, шучу! Знаю я тут одну хорошую часть... Всё, свободен, иди собирай вещи. А, малой! Стоять! Куришь? Последняя? Ладно, покурить хоть оставь.

(*) жаргонизмы тех лет, частично дошедшие до сегодняшнего дня. Для юных читателей:

Бакс - доллар

Штука, косáрь - тысяча

Для сравнения: трехкомнатную квартиру в центре, в "сталинке", в хорошем состоянии, с мебелью и любящей бабушкой впридачу, в нашей провинции в том же году можно было приобрести за полторы тысячи долларов.

Кóсарь - человек, отлынивающий от обязанностей, для этого обычно притворяющийся больным или немощным.

(**) товарищ военком, конечно, лгал. Можно допустить, что был не в курсе, (но это вряд ли). К моменту разговора эта статья была уже несколько лет как декриминализирована.

(***) военком и здесь солгал, на тот момент служба длилась 2 года, независимо от рода войск.

(****) в учебке, и в самом деле, кто-то заранее предупредил командный состав, что к ним едет некий "умник" с якобы поддельной справкой.

Чуть позже, комиссия из офицеров (на девятнадцатой примерно секунде после начала заседания) пришла к выводу, что раз военкомат "служить отправил", то говорить больше не о чем, дело закрыто, добро пожаловать в армию!