Bellerophon23

В самом начале весны Александр пошёл к Согдийской Скале, куда, как ему сообщили, собралось много согдийцев. Говорили, что на эту Скалу бежали жена бактрийца Оксиарта и дочери Оксиарта: Оксиарт спрятал их в этом, как казалось, неприступном месте, потому что и он отпал от Александра. Если бы эта Скала была взята, то у согдиан, желавших восстать, отнято было бы последнее убежище.
Когда Александр подошёл к Скале, он увидел отвесные, недоступные для штурма стены; варвары навезли туда съестных припасов с расчетом на длительную осаду. Нападал глубокий снег; это затрудняло подступ македонцам и обеспечивало варварам обилие воды. Тем не менее Александр решил брать это место приступом. Высокомерные слова варваров разгневали Александра и подстрекнули его честолюбие. Он предложил им начать переговоры и обещал, что они вернутся домой здравыми и невредимыми, если сдадут это место. Те с хохотом, на варварский лад, посоветовали Александру поискать крылатых воинов, которые и возьмут ему эту гору: обыкновенным людям об этом и думать нечего. Тогда Александр велел объявить, что первый, кто взойдет на Скалу, получит в награду 12 талантов, второй получит вторую награду, третий — третью, и так подряд; взошедшему последним причитается и награда последняя: 300 дариков. Это заявление еще больше подстрекнуло македонцев, которые и так рвались в бой.
Собраны были солдаты, привыкшие во время осад карабкаться по скалам, числом около 300. Они заготовили небольшие железные костыли, которыми укрепляли в земле палатки; их они должны были вколачивать в снег по тем местам, где снег слежался и превратился в лёд, а там, где снега не было, прямо в землю. К ним привязали прочные веревки из льна и за ночь подобрались к самой отвесной и потому вовсе не охраняемой скале. Вбивая эти костыли или в землю, где она была видна, или в совершенно отвердевший снег, они подтянулись на скалу, кто в одном месте, кто в другом. Во время этого восхождения погибло около 30 человек, и даже тел их не нашли для погребения: они утонули в снегу. Остальные уже на рассвете заняли верхушку горы; взобравшись туда, они стали размахивать платками в сторону македонского лагеря: так им было приказано Александром. Он выслал глашатая и велел ему крикнуть варварской страже, чтобы они не тянули дальше, а сдавались, потому что крылатые люди нашлись и уже заняли вершину их горы. И глашатай тут же показал воинов на вершине.
Варвары, потрясённые неожиданным зрелищем, решили, что гора занята гораздо большим числом вполне вооружённых людей, и сдались: так перепугались они при виде этой кучки македонцев. В плен было взято много женщин и детей, в том числе жена Оксиарта и его дети. У Оксиарта была дочь, девушка на выданье, по имени Роксана. Воины Александра говорили, что после жены Дария они не видели в Азии женщины красивее. Александр увидел ее и влюбился. Он не захотел обидеть ее как пленницу и счёл ее достойной имени жены. Я не порицаю за это Александра, а скорее хвалю. Он или не захотел жены Дария, которая слыла первой красавицей Азии, или сумел обуздать себя, хотя был молод и находился на вершине счастья, когда люди позволяют себе все. Он же отнёсся к женщине с уважением и жалостью; проявил большое самообладание и вполне уместное желание доброй славы.

Рассказывают, между прочим, что вскоре после битвы при Иссе к Дарию убежал евнух, приставленный стражем к его жене. Увидя его, Дарий прежде всего спросил, живы ли его дочери, жена и мать. Узнав, что они живы, что их величают царицами и обращаются с ними так же, как обращались с ними у Дария, он затем спросил, верна ли ему его жена. Узнав, что верна, он опять осведомился, не совершил ли Александр оскорбительного насилия. Евнух клятвенно подтвердил: «Царь! жена твоя осталась такой, какой ты ее оставил; Александр самый благородный и воздержанный человек». Тогда Дарий воздел руки к небу и произнес такую молитву: «Зевс-владыка, ты ведаешь на земле судьбою царей! сохрани же мне теперь власть над персами и мидянами, которую ты же и дал мне. Если же тебе неугодно оставить меня царем Азии, то не передавай моего владычества никому, кроме Александра». Так уменье владеть собой и себя обуздать внушает уважение даже врагам.

Оксиарт, услышав, что его дети в плену, и услышав, что Александр увлечен Роксаной, ободрился и явился к Александру. Его приняли с почетом, как и естественно при такой встрече.

(Арриан, Анабасис Александра)

Александр вошел в Гордий и поднялся в кремль, где находился дворец Гордия и его сына Мидаса. Ему очень захотелось посмотреть тут повозку Гордия и узел на ярме этой повозки. Об этой повозке местные жители рассказывают знаменитую историю: в древности жил во Фригии бедняк Гордий; был у него клочок земли и пара волов: на одном он пахал, на другом занимался извозом. Однажды, когда он пахал, к нему на ярмо сел орел и сидел, пока он не распряг вола. Перепуганный Гордий пошел рассказать о божественном знамении телмесским прорицателям. Телмесцы умеют истолковывать божественные знамения, и дар прорицания наследуют у них в роду мужчины, женщины и дети. Подходя к какой-то деревне в телмесском округе, он встретил девушку, черпавшую воду, и рассказал ей про свой случай с орлом. Девушка эта была сама из рода прорицателей; она велела ему, вернувшись на то самое место, принести жертву Зевсу-Царю. Гордий же попросил ее пойти вместе с ним и объяснить, как приносить жертву. Он совершил ее так, как она ему указала: сочетался с девушкой браком, и у них родился сын Мидас. Когда этот Мидас был уже красивым храбрым мужем, во Фригии разразилась междоусобица, от которой страдали все. Получено было предсказание, что к ним на повозке приедет царь, который и прекратит междоусобицу. Пока они еще рассуждали об этом, в народном собрании появился и стал с повозкой Мидас вместе с отцом и матерью. Тут, соображаясь с предсказанием, признали в Мидасе того, о котором божество изрекло, что он приедет на повозке. Мидаса поставили царем. Мидас прекратил междоусобицу, а отцовскую повозку поставил в кремле, как благодарственное подношение Зевсу-Царю за ниспосланного орла. Об этой повозке рассказывают вот еще что; тому, кто развяжет узел на ее ярме, предсказано владеть Азией. Узел был завязан из лыка дикой вишни, и в нем не видно было ни конца ни начала. Александр не мог разгадать загадку узла, оставить же узел неразвязанным не хотел, чтобы это не вызвало волнения и толков в народе. Одни рассказывают, что он разрубил узел мечом и сказал, что вот узел и развязан. Аристобул же пишет, что он вынул из дышла загвоздку — это колышек, который проходит через дышло насквозь и на котором держится узел, и снял ярмо. Как в действительности обстояло у Александра дело с узлом, я утверждать не могу. Во всяком случае, он и его спутники ушли от повозки в убеждении, что пророчество относительно развязывания узла сбывается на нем. В ту же ночь это подтвердили небесные знамения: гроза с громом и молниями. Поэтому на следующий день Александр принес жертву богам, явившим знамения и указавшим ему, как развязать узел.

(Флавий Арриан, "Анабасис Александра", Книга 2)

Гедро́сия (др.-греч. Γεδρωσία) — древнее название сухого горного региона на юге современного Ирана и Пакистана. Этот регион был одной из сатрапий в империи Ахеменидов. Гедросия является одним из самых засушливых регионов мира.

Летом 325 года до н. э. возвращаясь из похода в Индию, македоняне прибыли в дельту реки Инд. Здесь они разделились на три части, которые должны были разными путями добраться до Вавилона: флот во главе с Неархом — морем, часть армии во главе с Кратером через Арахосию, а другая часть, которую возглавил сам Александр, — вдоль побережья, через Гедросию. 60-дневный путь через пустыни Гедросии оказался тяжелее сражений — от зноя и жажды погибла существенная часть армии. В декабре царь прибыл в столицу Гедросии Пуру, где дал отдых своим людям.
Насколько тяжким и губительным был переход пустыни довольно подробно описал древнегреческий историк Флавий Арриан в своём трактате "Анабасис Александра":

"Александр пошел через землю гадросов по трудной дороге, шедшей через местность, где не было никаких припасов и часто войску не хватало воды. Оно вынуждено было, однако, делать за ночь большие переходы, отдаляясь от моря, хотя Александр очень хотел пройти по всему побережью, осмотреть имеющиеся гавани и по пути заготовить что можно для флота: нарыть колодцев, устроить стоянки и места для торга. Побережье гадросов было, однако, совершенно пустынно, и Александр отправил Фоанта, сына Мандродора, с небольшим конным отрядом к морю осмотреть, не встретится ли ему где стоянка для судов, колодезь поблизости от моря и вообще что-нибудь, что необходимо путешественникам. Фоант, вернувшись, доложил, что на берегу он застал нескольких рыбаков, живших в крохотных халупах. Халупы эти сложены были из раковин, а крышей им служили рыбьи хребты. Воды у этих рыбаков совсем мало; с трудом разрывают они пальцами прибрежный песок с галькой, и вода в этих ямках не совсем пресная.
Александр, наконец, пришел в такое место Гадросии, где хлеба было в изобилии; Александр велел нагрузить взятым хлебом вьючных животных, припечатал вьюки собственной печатью и отправил этот караван к морю. Когда солдаты расположились на стоянке уже совсем близко от моря, они, махнув рукой на царскую печать, принялись за этот хлеб: и сама охрана ела и с теми поделилась, кто вовсе изголодался. Голод настолько одолел их, что гибель, явно уже близкую, они вполне сознательно посчитали страшнее той, еще неизвестной и далекой беды, которая обрушится на них от царя. Александр понял, как тяжко пришлось его солдатам, и простил их. Сам он, пройдя по стране, набрал для прокормления своего войска, отправленного морским путем, сколько смог хлеба и отправил его с Крифеем, уроженцем Каллатии. Местным жителям было приказано доставить из глубины страны для войска столько муки, сколько они смогут, а также фиников и овец. В другое место послал он Телефа, одного из «друзей», с небольшим запасом муки.
Сам он двигался к столице гадросов (место это называется Пура), куда и прибыл через 60 дней после своего отправления из Ор. Большинство писавших об Александре говорят, что все страдания, которые перенесло его войско в Азии, нельзя и сравнивать с теми мучениями, которые они перенесли здесь, Александр пошел этой дорогой, хорошо зная, как она трудна (это говорит только один Неарх), только потому, что услышал, будто из тех, кто до него проходил здесь с войском, никто не уцелел, кроме Семирамиды, когда она бежала от индов. И у нее, по рассказам местных жителей, уцелело только 20 человек из всего войска, а у Кира, сына Камбиза, только 7, не считая его самого. Кир, говорили они, явился в эти места, чтобы вторгнуться в землю индов, но уже на этой пустынной и тяжелой дороге потерял значительную часть своего войска. Эти рассказы и внушили Александру желание состязаться с Семирамидой и Киром. Ради этого и затем, чтобы доставить из мест близких все необходимое флоту, Александр и повернул сюда: так говорит Неарх. Жгучий зной и отсутствие воды погубили много людей и еще больше животных, которые падали, увязая в раскаленном песке; много умирало и от жажды. На дороге встречались целые холмы сыпучего песка, который нельзя было утоптать: в него проваливались, как в густую грязь или, вернее, как в рыхлый снег. Лошадям и мулам приходилось подниматься и опускаться, и они очень страдали вдобавок от этой неровной и неубитой дороги. Длинные переходы очень утомляли войско, но потребность в воде гнала и гнала вперед. Если, закончив за ночь переход, который надлежало проделать, они на заре подходили к воде, то страдания их были еще не так велики. Если же день уже склонялся к вечеру, они же после долгих часов пути не прошли еще положенного пространства, тогда от зноя и палящей жажды страдали они невыносимо.
В гибели большого числа животных часто виноваты были сами солдаты. Когда у них не хватало хлеба, они, сойдясь, вместе, резали лошадей и мулов, питались их мясом и говорили, что животные пали от жажды или от усталости. Среди мучений этого похода никто не взялся бы за расследование этого дела по существу, да и вина лежала на всех. Александр знал, что делается, но считал, что в данных обстоятельствах лучше ему притвориться незнающим, чем дать разрешение на то, что ему известно. А между тем трудно становилось везти больных и от усталости отставших: не хватало животных, а повозки солдаты сами изрубили в куски, потому что их невозможно было тащить по глубокому песку, и люди уже с первых дней были вынуждены идти не по самой короткой дороге, а выбирать наиболее легкую для животных. Но и тут были отстающие: больные, умученные или усталостью, или зноем, или жаждой, и не было никого, кто повел бы их дальше, никого, кто остался бы ухаживать за ними. Поход совершался с великой быстротой; в заботе о главной цели отдельными людьми по необходимости пренебрегали. Некоторых сон одолевал на дороге (переходы совершались главным образом ночью): проснувшись, они, если были в силах, шли по следам войска. Кое-кто и уцелел, но большинство погибло в песках, утонув в них, словно в море.
На войско обрушилась новая беда, от которой не меньше пострадали и люди, и лошади, и мулы. В земле гадросов дождь нагоняют этссии, так же как и в земле индов, но проливается он не над долинами, а над горами; ветер сгоняет к ним облака, которые и не спускаются ниже вершин. Солдаты однажды расположились на ночлег у мелководного горного ручья: вода и заставила их здесь остановиться. Около второй ночной стражи ручей переполнился водой от ливней, — а солдаты и не подозревали, что ливни идут, — и настолько вышел из берегов, что погибло много женщин и детей, сопровождавших войско, пропало все царское снаряжение и утонули еще уцелевшие мулы. Сами солдаты едва спаслись со своим вооружением, да и его сохранили не целиком. Много людей погибало и от того, что, измученные зноем и жаждой, они, встретив много воды, пили без меры. Александр поэтому обычно и ставил лагерь не у самой воды, а стадиях в 20 от нее, чтобы не все сразу накидывались на воду. губя этим и себя, и животных, и особенно, чтобы невоздержанные не входили сразу же в ручей или поток и не грязнили воду остальному войску.
Тут, кажется мне, не следует умолчать об одном прекраснейшем поступке Александра, все равно, был ли совершен он здесь или еще раньше в земле парапамисадов, как рассказывают некоторые. Войско шло по песку среди палящего зноя; надо было дойти до воды, а идти было далеко. Александр, томимый жаждой, с великим трудом шел впереди войска пешком, как и остальные солдаты: легче ведь переносить трудности, если все страдают одинаково. В это время несколько легковооруженных солдат, ушедших в поисках воды от войска в сторону, нашли в неглубоком овраге маленькую лужу с застоявшейся и плохой водой. С трудом набрав ее, они поспешили к Александру, неся ему ее как подлинное сокровище. Вблизи от него они перелили эту воду в шлем и поднесли ее Александру. Он взял ее, поблагодарил принесших и вылил воду на глазах у всех. Это придало всему войску столько сил, словно вода, вылитая Александром, оказалась питьем для всех. Я хвалю Александра за этот поступок, который, как ничто говорит о его выдержке и уменье обращаться с солдатами.
Случилось в этой земле с войском и такое несчастье. Уже в конце пути проводники заявили, что они не узнают дороги, так как следы ее сдуты и уничтожены ветром: среди глубоких, всюду одинаковых песчаных наносов не было ни одного признака, по которому можно было угадать дорогу: ни знакомого дерева возле нее, ни неподвижно возвышающегося холма. Определять же путь по звездам в ночи (финикийские мореплаватели делают это по Малой Медведице, а остальные люди по Большой) и по солнцу днем проводники не умели. Александр сообразил, что надо держать влево, и, взяв с собой небольшой конный отряд, поехал вперед; лошади у них истомились от жары, и большинство отстало. Он ускакал всего с пятью спутниками и увидел море. Раскапывая на берегу песок, он наткнулся на чистую пресную воду и привел сюда все войско. Семь дней шли они вдоль моря, добывая воду на берегу. Тут проводники узнали дорогу и повели войско внутрь страны. Придя в столицу гадросов, он дал войску отдохнуть..." — Фла́вий Арриа́н, "Анабасис Александра". Книга 6.