Тридцать четыре года назад я родился в Чите, так получилось. Мой ангел-хранитель ушел в запой, и в конце зимы я проклюнулся. Воинская часть отца стояла в Борзе. Это была еще не самая жопа мироздания, но очень близко. Самый сфинктер находился в Даурии. Степь, ветра, грязища и повсюду индейцы, скрещенные с китайцами, – буряты. Я захотел заглянуть в этот верхний анус мира на месяц раньше срока. Не получилось – оттуда маму, поехавшую погостить к сестре, доставили в читинский роддом на вертолете. В Даурии только с бурятами и дорогами была беда, а с вертолетами – нет.

Даурию я осмотрел чуть позже, когда нам дали там квартиру. Помню, мне понравилось. Там я съел шесть килограмм мандарин и превратился сплошной трехлетний прыщ в колготах, а еще нашел труп голого замполита. Возвращаясь зимой из деревни, он запутался в колючей проволоке, которой был обнесен военный городок. У него была скверная привычка – раздеваться по пьяни до трусов и ложиться спать, где придется. Ровно в десять вечера его организм командовал «отбой», и майор, аккуратно сложив форму, валился баиньки в сортир, сугроб, кошачью ссаку – не имело значения. Железной дисциплины был человек. Это его и сгубило.

А еще над нами жили «холостяки» – военные летчики, которые только и делали, что летали на истребителях, бухали и ебли всю даурскую живность женского пола – от бурятских колхозниц до секретарей комсомольской ячейки. Они были настоящие герои. Я тоже хотел стать летчиком. Получилось только геройски бухать и ебаться.

Однажды к нам пришел шаткий Дед Мороз. Я рассказал ему стишок с табуретки про зайку. Дед Мороз засунул голову в красный мешок с моим подарком и стал туда блевать. Не то чтобы я так плохо читал, просто до меня он зашел поздравить холостяков. Красный пластмассовый шлем богатыря и меч-кладенец мне брезгливо вручил папа. Потом, если я долго бегал в этом шлеме, оттуда вкусно пахло колбаской. На следующий год мне подарили железный конструктор с ключиком и отверточкой, из него можно было делать танк, подъемный кран или мельницу. Шлем я нюхать перестал.

Мне стукнуло четыре года, когда отца перевели в Читу. Мы ехали с мамой в поезде, ели свежие огурцы (это был дефицит), и я, открыв книжку со стихами Маршака, якобы читал «Дом, который построил Джек». Я знал его наизусть и страницы переворачивал в масть, поэтому попутчики – лысый дядька с бородавкой на губе и толстая сюсюкающая тетка – были в восторге, от того, как хорошо я читаю. «Вовочка, а может, ты даже знаешь, кто такой Ленин? – спросил меня лысый. «Ленин – это вождь краснокожих», – процитировал я беспартийного папу-антисоветчика и грызнул огурец. У дяди покраснела даже коричневая бородавка, и он стал укоризненно жужжать на маму. Дядя оказался политруком из соседней части. При Сталине папу бы скоропостижно расстреляли – мы даже до Читы доехать не успели. При недавно заступившем на вахту Горби, его представили к дежурной награде – политрук оказался не такой уж сволочью.

В Чите меня повели на похороны какой-то бабушкиной подруги. Воняло мертвечиной и ладаном. Толпились родственники с хлюпающими носами и красными глазами. Там я подслушал жуткую историю. Покойница долго не хотела умирать, и зять намешал ей коктейль а-ля «Сучий потрох» якобы от язвы. Она выпила, и из нее ко всеобщему прискорбию вылез бычий цепень. А померла она через полгода оттого, что сломала бедро. Меня заставили поцеловать ее в лоб, и после поцелуя этого востроносого пугала в косынке я обосрался от отвращения. Поэтому на поминки меня лучше не зовите: могу испортить вам воздух и праздник.

К бабушке приезжал рыжий дядя Поликарп. Это был вылитый дядюшка Юлиус из «Малыша и Карлсона». Он все время брюзжал и хлестал меня газетой «Труд», как муху, когда наступал на танк, подъемный кран или винтик. Это был единственный взрослый, который меня не любил. За это я в него плевался. Только на пороге показывался дядя Поликарп с чемоданами в руках, как я харкал ему в лицо вместо «здрасьте», а потом вешал желто-зеленую соплю на спину вместо «до свиданья». Заплеванный дрался газетой, проклинал моих родителей, но все равно приезжал. Тот еще был пыльный мудак рыжего цвета.

Когда мне юбилейнуло пять, мы полетели на ТУ-134 в Одессу. Я очень гордился, что летал на самолете. Поначалу жили в съемном клоповнике на Китобойной, а потом переехали «по договору» в квартиру на окраине. Это был новый дом на триста квартир, где жили в основном семьи офицеров. Вокруг раскинулся рай для пацана. Море, деревья с фруктами, воинские части, аэродром, авиазавод, гаражи, самолетная свалка, стройки и, конечно, речка-вонючка. Руся Середа однажды ее переплыл за рубль. Но рубль мы ему не дали – он нам самим был нужен. В обиде и говнах Руся пришел домой и получил от бати таких звонких пиздячек, что его вопли было слышно с девятого этажа. Тогда я понял, как мало в мире справедливости.

Уже не помню, как мы познакомились с Андрюхой. Но имя его знали только родители, все звали его Абиз. Это был самый гнусный пиздюк нашего района. Он был старше меня на два года, худой, обмотанный соплями, удивительно корявый и склонный к неконтролируемому пиздежу. Они переехали с Молдаванки, где он набрался сеансу от тамошнего мелкочленного криминалитета. Он говорил и делал хуйню от чистого сердца, и очень удивлялся, почему его бьют. Я был самый сильный в классе, его не били только юродивые. Я учился на пятерки, его два раза хотели оставить на второй год. Его ботинки вечно просили каши, а лицо – поджопника. Мы не могли не подружиться.

У меня были кривые зубы. Как он меня только не называл! Зубастый хуй и Гоблин – самое безобидное. Зато сколько было радости, когда я увидел у него два сросшихся пальца на ногах! В детстве счастье подстерегало нас на каждом шагу, даже в чьих-то грязных пальцах, но как это можно было заметить? Зубы потом выровнялись «пластинкой», он так и остался ластоногой макакой, но это уж не радует.

Зачем он мне был нужен? Перефразируя классика, отвечу: «Ни славы и ни коровы, ни шаткой короны земной – пошли мне, Господь, второго, чтоб мог бы играть со мной». В детстве вся жизнь – игра, и это не метафора. Игр было много, и они были настоящие. Квадрат, «японец», «козел», набивания и, разумеется, футбол. И еще куча всего. Те увлечения хорошо описывает старый анекдот:
– А Саша выйдет?
– Саша умер.
– А скиньте мяч.

Я любил играть, точнее – выигрывать. У Абиза я выигрывал почти во все. На футбольном поле у него было погоняло «Костолом» и «Корябиз». Он играл в ботинках и по мячу попадал крайне редко, предпочитая чужие голени и коленные чашечки. После игры его, как правило, не иллюзорно били. Поэтому футбол он не очень любил. Но если уж он во что-то выигрывал, то, сука, ехидства и подъебок было на неделю. Выиграть и унизить – большего удовольствия для него не существовало. Поэтому проигрывать было нельзя.

Летом сражались на брызгалках. Самая хорошая получалась из ручки «Big» и желтой баночки из-под шампуня «Кря-кря», особенно, если залить в нее кипяток. Потом был «Маклер», настольный хоккей, и конечно – вкладыши. Хотелось не жевачку, а «Турбу». С пятьдесят первой по сто двадцатую. Еще собирали «Дональды», «Носики» и прочую бесценную макулатуру. Из-за них я в первый и последний раз вытащил у мамы десять рублей. Одноклассник Комарик крысанул двадцать пять. На все мы накупили «Турб» – получили море удовольствия и такое же море незабвенных пиздюлей. Больше я не взял без спросу ни копья. Поэтому детей надо пороть. Это не лозунг педофила, а совет миндальничающим родителям. Реально помогает.

В первом классе уже все знали, кто такой Ленин. Меня фотографировали под его портретом и рассказывали, что мы живем в самой лучшей стране. Я верил. Потом это оказалось враньем. А сейчас кажется правдой…

Седьмого ноября меня приняли в октябрята. Зачем-то хотелось быть старше и вообще пионером. Через страшно долгих два года зазвенело мое «… вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить и беречь свою Родину, жить, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия, как требуют Законы пионеров Советского Союза».

Пообещать, я пообещал, но вместо того, чтобы горячо любить свою Родину, начал дрочить. Сначала на опоре рукохода. У вас стоял хуй на рукоход? У меня тоже нет, но я залазил по трубе на самый верх и елозил там, пока не вставал. Было приятно. Потом я поехал в деревню и на сеновале так долго мял свой хуй, что из него вытекло немного мутной жидкости. Стало гораздо лучше, чем на рукоходе. Было очень стыдно, но вскоре я опять это сделал. А потом еще и еще… Я шифровался, как Штирлиц-рукоблуд в тылу врага. Все думали, что я люблю Родину, а я любил дрочить. И Карину. Это тоже был секрет шопиздец. В нее был влюблен весь класс, только один я говорил, что она дура, и при случае бил наотмашь портфелем.

У папы Комарика была коллекция черно-белых порно-фотографий. Мне ужасно нравилась одна. Там верхом на мужике спиной к зрителю сидела сисястая блядь, и ее половые губы хищно обхватывали огромный хуй. Впервые я подрочил в гостях. Скрытно и молниеносно. Пока Комарик ходил пописать. Так сильно она мне нравилась.

Развлечений было навалом. Можно было плавить свинец или жарить собачье говно под чьими-то окнами. Или играть в «пекаря», или стрелять по бомжам из рогатки или кидать бомбы из сурика и серебрина. Видеосалон опять же показывал фильмы про Брюса Ли и Шварца. Но самым ахуенным было – залезть в какое-то укромное место и устроить там штаб. Так на авиазаводе нам приглянулся вроде бы бесхозный кунг. Мы заперлись изнутри и зажили. Сторож малька прихуел, когда вернулся с обхода к себе в будку, а там уже наш штаб. Мы долго притворялись мертвыми – не открывали. Потом захотели хавать и ссать. Последнее откладывать на потом не стали. Свалили все опять же на Середу, и он выхватил лютых, несовместимых с сидячей жизнью пиздячек за обоссаную шапку сторожа. Справедливости в мире становилось все мень

Этот телефон был – единственное, что я взял из родительского дома, уходя.
Авторитетный, массивный, выполненный в две краски (кофе с молоком и шоколад), басовитый, с толстым диском прозрачного пластика, вмещавшим под собой и благородные черные цифры, и соответствующие буквы. Он стоял на столе в отцовском кабинете. Как же это было здорово: набрать по буквам «ГДЕ ЕЖИК» и с подвыванием, замогильным голосом спросить:
- Где ёжиииыыык?
И услышать приятный, с легким прононсом баритон профессора Аршанина:
- Когда же закончится это хулиганство? Какой еще ёжик, молодой человек?
В семидесятый раз это было не менее увлекательно, чем в первый. Были и другие варианты, например «где баба?», или «где елка?», но там быстро бросали трубку, бывало, что и ругались. А профессор был добр и терпелив, у него было двое сыновей и трое внуков. Он жил в соседнем доме.

…Я уходил со скандалом: жить со своей первой женщиной на первой съемной квартире, где была розетка, но аппарата – не было. Попроси я что другое, скорее всего, мне бы просто отказали, или презрительно дали денег (в семнадцать лет я очень нагло заявил о своей самостоятельности), но я просил телефон. И отец – понял: этот кусок дома и детства, отрекшись, я все же хочу сохранить. Не говоря ни слова, он отсоединил провод и вручил мне шоколадно-кофейное чудо советского дизайна.
А аппарат – испортился…
Не сразу, конечно. Просто с годами стал работать все хуже и хуже.
Я заметил, например, что мне совсем перестала звонить зеленоглазая красавица с летящими по ветру рыжими кудрями, в бело-зеленом платье в широкую косую полоску. Она спрашивала:
- Что в школе, сыночка?
- Пятерка по математике, мамуль! – кричал я в шоколадную трубку. – И по географии четыре с плюсом!
- Умничка мой с плюсом, - говорила мама. – Я через час освобожусь – подходи к остановке, съездим в булочную?
И я, конечно, шел. И в очередном синем пузатеньком троллейбусе мелькало белое, рыжее и зеленое, я прыгал в двери и целовал маму, не претендуя на самостоятельность, и мы ехали еще две остановки – до булочной. И однажды, углядев освободившееся местечко, заявил на весь троллейбус:
- Мамуль, садись скорее, ведь тебе уже целых сорок лет!
Все, что не было белым, рыжим и зеленым, сделалось вдруг пунцово-алым. По-моему, это тоже было красиво. И несколько женских голосов тут же подтвердили мою догадку, назвав меня «маленьким рыцарем», и только один хриплый мужской произнес, как мне показалось, с разочарованием:
- Не, ну надо же… никогда бы не подумал…
…Где все это? Нет, и сегодня на мой телефон иногда звонит очень немолодая, не очень здоровая, увлеченная дачным хозяйством женщина. Я люблю ее, она меня – тоже. Но та, зеленоглазая и золотоволосая красавица-мама, чувствую, окончательно запуталась где-то в пропыленных медных кишочках старого телефона. И – не может мне дозвониться…
Вряд ли когда ликующим апрельским утром мой аппарат разразится какой-то особенно торжественной трелью, и я, схватив трубку, услышу веселый и бешеный (успел выпить, что ли?) голос дяди Толи, сослуживца отца:
- Мелкий, ты? Батю свистать к аппарату, живо! С какой еще собакой, куда? Из-под земли достань! Завтра им вручают премию Совета Министров!
Потом трубку перехватил старший брат. И я, изгнанный из кабинета, слушал под дверью вполне невнятные слова о каком-то самолете (разработанным в отцовском КБ), который «расчесочкой» пронесся над каким-то афганским ущельем (с непроизносимым именем) и «снес яичко тютелька в тютельку» туда, куда прежде и за пять километров было не подступиться…
Не позвонит… Нет КБ, и Совета Министров нет, а с Кабулом у нас прочные торговые связи, мы гордимся стабильным ростом товарооборота – одного чистейшего героина в год поставляют до двухсот тонн! А по ущелью с прекрасным именем на фарси, где некогда с советской «расчесочки» упало «яичко», стройными рядами идут к границе драг-караваны, надежно прикрытые с двух сторон и талибскими, и пендосскими штыками – что бы там не брехали по этому поводу СМИ.

Батя… Сколько мог, ты защищал страну от этой нечисти. И несколько поколений – отстоял. А тех, кто младше, меня в том числе – уже не смог. И напрасно ты пилишь себя: мол, «где-то мы сблядовали». Тут нет твоей вины, и не нужно раздражаться перед дибилятором, играя в свое стариковское политсру. Ты так и не понял, какая силища стояла против вас? А потом вас бросили одних – и где тебе было, с горсткой друзей, совладать с этой жадной громадой? И я тебе не помог, хуже того – умыкнул телефон…
А брат? Разве позвонит он, не пожалев двушки, из автомата, разве заорет:
- Джоник, бегом во двор за Учколлектором, тут собаки трахаются!!!
И разве будем мы смотреть: я – с немым восторгом первоклашки, а он – со снисходительной ухмылкой четырнадцатилетнего пацана, на чудо природы – двух дворняг, которые «попами склеились и никак не расклеятся»?
Брат бы, может, и позвонил, да некогда ему, сам трахается как собака: две жены, дети, дом недостроенный, деньги нужны. Я понимаю его: жен-детей-домов у меня хотя и нет, зато есть целый выводок каких-то холодножопых блядей, на согрев которых тоже нужны деньги. Бляди на городской телефон не звонят, предпочитают мобильный – плоский, маленький и безликий «Сименс». Выбирают для звонка моменты, когда я делаю деньги. И «деньги», как сговорившись, звонят – и тоже на мобильный – как правило, в те моменты, кода я развлекаюсь с одной из этих пустопорожних, хихикающих шлюшек, ища в их организмах хоть толику того тепла, которую, по идее, должна давать мужчине женская любовь.
А старый телефон – молчит… И никогда не прозвонится по нему та единственная, от звуков голоса которой, бывало, разом теряли силу законы гравитации… Я очень любил тогда опровергать старые законы, доказывать новые теоремы – для нее, чтобы она улыбнулась. И главная теорема, которую я, взбунтовавшийся кретин, наконец доказал – что не с ней одной Земля бывает невесомой… Почему именно она так и не простила мне этого доказательства? Ведь все, бывшие после нее – прощали, и довольно легко?
А может, и к лучшему… Она в разводе, живет с доктором каким-то, у них симбиоз: когда сердце прихватывает, доктор ее пользует на дому. А ведь у нее и раньше прихватывало частенько, вот только – не страшно. И лучшим средством от этого недуга были – мои руки, мои губы. Я бы и сейчас не сплошал, пожалуй, да вот телефон испортился, барахлит. Не узнать вовремя, не поспеть… так и не рисковать лучше. Пусть все останется, как есть.
И друзья, которые остались, звонят все реже и реже, да и то:
- Привет, старик, чертовски рад слышать, давно не виделись!
- Да, давно.
- Надо бы, черт возьми, встретиться, посидеть, потолковать о том, о сем!
- Да, надо бы. Давай в эти выходные?
- Ой, в эти… боюсь, вряд ли… понимаешь ли, старик…
Я – все понимаю. Раньше вы ничего не боялись – ни в будни, ни в праздники – теперь боитесь… аппарат ли так исказил ваши голоса? Суди вас Бог, не я. Я-то по-прежнему ничего не боюсь, да хуле толку в моем бесстрашии? Ну, тренькнет в кои веки осипший звонок, схватишь трубку цвета залежалого шоколада, услышишь далекий и нежный девичий голос, а он тебе:
- Извините, можно отнять у Вас несколько секунд Вашего времени? Спасибо. Вас беспокоят с телеканала «Пиздопропажа ТV», мы проводим социологический опрос. Скажите, какой телеканал Вы сейчас смотрите?
- Милая, я выкинул свой дибилятор с балкона два года назад, когда на нем вырос слой пыли в палец толщиной, - пытаюсь шутить.
- Благодарим за ответ. Ваше мнение очень важно для нас. Всего Вам…
- Девушка, а мне очень важно ваше мнение: может, выпьем по чашечке кофе сегодня вечером? А после кофе…
…би-ип… би-ип… би-ип… Даже не обиделась, просто разговор исчерпал себя – и повесила трубку. Таких унылых остроумцев, как я, в день ей надо обзвонить пару сотен, с каждым не нашутишься – останешься без колбасы.
Да это б еще ладно, все ж – живая душа. А в последние времена все больше механический мужик звонить повадился. Трубку возьмешь, а он тебе – в час по чайной ложке – втирает: мол, ты, мудак, в прошлом месяце (по запарке) позвонил с городского телефона на чей-то мобильный. И теперь тебе, мудаку этакому, предстоит взять (хуй знает где) новую квитанцию на оплату переговоров (потому что старую ты проебал – выкинул вместе с кучей бумажного спама из почтового ящика), явиться в Сбербанк (до 19.30), и внести на счет Петровского телефонного узла оплату за переговоры в размере 6 рублей 60 копеек. А не то – отключим связь.
Да ебись ты в рот, мразь, мудило электронное – отключай!!! В хуй бы мне не всралась твоя ебаная связь, по которой только блять и слушать, что тебя, пидара крытого. Три дня сроку он мне дает, хуеглот поганый…

А с другой стороны, поставленный срок – это даже неплохо. За эти три дня я успею разобраться: нужен ли мне стационарный телефон в принципе? Не пора ли избавляться от него – так же решительно, как мы избавились от черно-белых телевизоров, катушечных магнитофонов, печатающих машинок, проводных радиоприемников, бумажных книг?..
И самым первым делом, пока еще есть связь – с детством, со всем этим отошедшим, нелепым, но уютным мирком – позвоню-ка я вот куда…
…тррррынц… тррррынц… кряхтит диск старого аппарата, пружину один раз уже меняли… «Г», «Д», «Е»… а голосок-то не заменишь, две пачки сигарет без фильтра в день, не считая всего прочего… «Е», «Ж»… и что-то скажет мне профессор Аршанин, узнает ли он меня? …«И», «К»… ту-уу… ту-уу…
- Алло? Слушаю Вас?
Далекий, милый, нежный девичий голос… Внучка? Невестка?
- Где ёжик?
- Ежик Абдулвахитович сейчас уехал в мэрию на заседание комиссии по малому и среднему предпринимательству. Чем могу быть Вам полезна?
- … … …
- Алло?
- Простите, куда я позвонил?
- Это приемная генерального директора ООО «Мегаказбек Плюс». Ежик Абдулвахитович вернется, ориентировочно, через два часа. Может быть, что-нибудь ему передать?
- Врешь ты, сука, – внезапно срываясь и леденея от ненависти, хриплю я. – Ежик никогда не вернется! Он умер, понимаешь ты это, мразь? И ничего ты ему не сможешь передать, понятно? Его никогда больше не будет! И не пизди о том, чего не з

- Сереж, не нравится мне все это. Может, не пойдем? – мама.
- Валя, еб твою мать, - отец, - мы туда и обратно. Бабахнем салют и домой. Мишка спит крепко, за двадцать минут не случится ничего. Не забудь зажигалку.
Дверь за родителями захлопнулась, и Мишка остался один. Ему очень хотелось крикнуть «Не уходите! Возьмите меня с собой!» Но он уже не маленький, ему пять с половиной, и в следующем году он пойдет в школу. К тому же родители уверены, что он давно спит.
Этот Новый Год получился классным, Мишке подарили шикарную радиоуправляемую машину, он выпил три стакана газировки и съел столько конфет, сколько хотел. «Ты уже взрослый, - сказал отец, - и сам можешь принимать решения. Как минимум, о том, сколько конфет тебе есть».
Может быть, Мишка был достаточно взрослым для конфет, но для злобного гнома, который сидит под кроватью, он был обыкновенным маленьким мальчишкой. Очень маленьким и очень вкусным. Мишка буквально слышал его дыхание, и видел пару раз, как в зеркале отразились маленькие блестящие глазки. По спине пробежал холодок, а руки и ноги не очень-то слушались. Надо просто не шевелиться и двадцать раз сосчитать до шестидесяти. Через столько вернутся родители, и это не так уж много.
За окном бабахнул очередной салют. Мишке очень нравились салюты, красивые, цветные и громкие, но сейчас ему стало еще страшнее. В таком шуме никто из соседей не услышит, как за стеной кричит маленький мальчик, которого ест злобный гном.
Надо встать с кровати и громко сказать «Я тебя не боюсь!»
Но Мишка боялся до смерти. И гном знал, что Мишка боится.
Мальчик аккуратно дотянулся до спинки стула, где висели его шорты. Схватил их и натянул под одеялом.
«Подумай, как можно решить проблему, - говорил отец, - а потом действуй».
Его проблемой был гном. С огромными крючковатыми пальцами и острыми зубами, жутко голодный. И сам он никуда не уйдет.
Мишка слышал, как отец закрывал входную дверь на верхний замок. Тот, который без ручки на внутренней стороне двери, только с замочной скважиной. Тот, который без ключа не открыть. И это тоже было его проблемой.
Пора было действовать. Мишка рывком отбросил одеяло и в два шага оказался у двери. Распахнул, выскочил в коридор и тут же захлопнул за собой. Дверь не остановит этого ужасного гнома, но даст Мишке несколько секунд.
Стремглав рванулся в гостиную, а оттуда на балкон. Он практически слышал, как гном шаркает за ним своими босыми волосатыми ногами, и его когти скребут пол.
«Если очень хочется, - улыбался отец, - то могут случиться даже необыкновенные вещи. Верь в чудо, и оно обязательно тебя найдет»
И Мишка верил. Он знал, что где-то в небе мчит тройка лошадей, запряженная в самые красивые на свете сани, и Дедушка Мороз с красными щеками и мягкой бородой торопится раздать детям свои подарки. Может быть, он как раз везет Мишке щенка.
- Дедушка, услышь меня! – прошептал Мишка. Он знал, что девятый этаж – это очень высоко, но понимал также, что обратного пути нет – за спиной потирает свои мерзкие руки гном.
Мишка забрался на стол и распахнул стеклянную створку. Он знал, что Дед Мороз подхватит его и передаст родителям, а потом они будут пить горячий шоколад и смотреть на елку. Он сделал глубокий вдох и шагнул вперед.

Я не знаю что я такое или кто, я просто знаю что я есть. Мне иногда приходят мысли о том как я выгляжу, точнее о том как я мог бы выглядеть. Но это лишь догадки, поскольку то, что я вижу не соответствует моим ощущениям и представлениям о себе. Мне кажется, что я круглый. Я вижу перед собой какие-то пятна, они движутся, но никакой логической связи в этих движениях как правило нет.

Есть темные промежутки, когда никаких пятен нет. Мое состояние при этом тоже изменяется. Но это долго объяснять. Иногда я слышу какие-то звуки. Я могу их запомнить, но как правило, они все повторяются в разных комбинациях и не представляют интереса,

например:
«Джек, ну давай еще немножко, за тетю , за бабушку», или «Ну почему ты не ешь Джек». С точки зрения спектра, если разложить эти звуки на частоты, его анализ также никакой существенной информации не несет, и мне давно уже не интересно этим заниматься.

Иногда я слышу звуки с другим спектром. Чаще всего повторяются вот эти:

«Опять абассался ублюдок, когда ты наконец сдохнешь боров» или «Че лыбишся дибил, думаешь мы блять тут всегда за тобой говно будем убирать». Но я не понимаю, означают эти звуки что-нибудь или нет.

Я , кажется, тоже могу издавать звуки. Например «ЫЫЫЫЫЫЫ» или «МЕЕЕЕЕЕ», хотя точно не уверен, что это мои звуки. Но это не интересно.

Меня сейчас занимают совсем другие вещи. Например, забавно наблюдать за синтезом ДНК, чувствовать, как заворачиваются спиралью белковые молекулы и кодируют при этом то, что я чувствую. Они вообще все кодируют. Это очень интересно. А потом некоторые звенья, обычно в конце длинной цепи, опять раскручиваются и рвутся. И вместе с ними от длинной цепочки отпадают целые куски, содержащие тысячи таких звеньев. Но это происходит не сразу. Обычно через 729 промежутков между темным и светлым временем.

Я наблюдал за одной такой цепочкой очень долго. И обнаружил, что длинные куски ДНК, после того, как отваливаются и растворяются во мне, стараются вновь образоваться на прежнем месте и закручиваться точно так жэ, как и раньше. Я назвал это для себя РЕГЕНЕРАЦИЕЙ.

Но это у них не получается полностью. Почти всегда новой цепочке не достает пару тройку звеньев. И эти потери меня очень беспокоят. Я чувствую, что вместе с этими потерями на немножко укорачивается моя жизнь. Я старею.
Иногда случаются целые катастрофы и я теряю безвозвратно тысячи таких звеньев. Я заметил, что в эти периоды слышу такие звуки:

«Нет сука ты выздоровеешь, ты ублюдок нам еще нужен. Если ты сдохнешь, не видать нам с Кэт пособия и льготного госкредита на квартиру».

Может это покажется не интересным, но я сделал открытие. Да, да, открытие,

Дело в том, что те звенья регенерируют не просто так. Оказывается, есть специальные клетки, которые сразу после разрушения цепочки, приходят на это место и как будто проверяют, что именно отвалилось и не хватает.
Потом они бродят по мне и ищут такие же цепочки, только целые, а потом копируют недостающие части в то место, откуда отвалилось.

Если бы не эти «помощники» и тот факт, что одинаковых цепочек с ДНК во мне очень много, то регенерация была бы невозможна. А если вы зададите вопрос, -почему же в таком случае, копирование не бывает полное и всегда не хватает пары тройки звеньев? отвечу: Это от того, что «помошники» медленно находят аналог ДНК с которой нужно скопировать цепочку. За это время, с места аварии успевает отвалится еще несколько звеньев, о которых «помощники» в момент поиска еще не знают.

Потом они возвращаются и наращивают то что скопировали. А те звенья, которые отвалились до их возвращения, получаются потерянными. Но это только пол открытия.

Недавно я решил клеткам «помощникам» помочь и облегчить поиск целых звеньев от аналогичных цепочек. Для всех цепочек во мне это сделать очень трудно, потому что их слишком много. Я стал экспериментировать с тем моим органом, откуда обычно поступают питательные вещества в меня, и которое страдает от катастроф чаще всего. Я просто упорядочил каждую цепь ДНК там и присвоил им номер. Затем создал мысленную карту расположения всех этих цепей ДНК внутри этого места.

Так вот, теперь мои клетки ДНК в этом месте регенерируют почти целиком. Клетки «помощники» находят одинаковые цепочки по номеру очень быстро, и не тыкаются как прежде в первую попавшуюся цепь, сравнивая ее с аварийной.
Я с тех пор вообще не испытываю опасений с этим органом…

Что это? Я ощущаю в моем органе для пищи массовое разрушение цепочек ДНК. Клетки отмирают, Но я все восстановлю. Опять эти звуки: «Пришол тебе пиздец ублюдок, смотри Катрин. Живучий то какой а? Я ему мышьяка лошадиную дозу дал, а ему хоть бы хуй а!? Нет ну ты только посмотри, мне б такое здоровье...Че? Да я сам знаю, молчи тварь. Сама то мараться не хочешь. Щас я его в вену, помоги руку привязать….»

P.S. «Все относительно» А. Эйнштейн.

Твоя невьебенная страничка без фотоальбомов - хуйня. Но когда все фотки из сетевых рыгаловок типа кофе-хауза, рядом с чужой тачкой или с твоими бухими друзьями уже выложены, а твоя баба требует фото в прибое с поднятой жопой ты понимаешь, пора становиться путешественником.

Кредит под 200 процентов взят, заявление на отпуск написано и ты пиздуешь в тур-агентство. Мозгов и денег колдовать с визой у тебя нет. А путешествие без отеля с алинклюзивом - не рассматривается. Во первых ты не знаешь ни одного языка кроме своего, с людьми общаться умеешь только в интернете. Да и вообще, последним твоим самостоятельным поступком было собеседование в твоей блядской конторе.

Направление выбрано. Азия -слишком дорого, олинклюзива нет. Европа - на хуй. По русски ни кто не говорит, а где есть место под фото твоей жабы в воде - тоже дорого. Вообщем выбор настоящего Говарда Картера - Египет. Во первых все коллеги там были, и приехали живыми, привезли магнитики и синтепоновых верблюдов. Во вторых ты что-то слышал про пирамиды. Ну и в конце концов это единственное место куда тебе хватило денег - наш дорогооплачиваемый профессионал.

Четыре чемодана собраны, твоя телка не забыла взять все свои шампуни и двадцать кофточек различных оттенков. Можно пиздовать в аэропорт. Ты напряг своего друга, денег на такси ты тратить не можешь. На вискарь в дюти фри не хватит. Приехал в аеропорт. Пришло время включить респектабельного туриста. Не забудь нажраться до состояния кота шредингера. Запомни - чем громче ты вваливаешься в самолет - тем респектабельней ты выглядишь. Если ты не знаешь как себя ведут настоящие путешественники в самолете, набери в ютубе русский турист, Тагил, самолет, красавяки, так им чуркам, через запятую.

Если списанный чартер от раскачивания и попыток открыть аварийный выход не развалился - твой отпуск начался. Дружелюбный гид погрузит ваши заблеванные тела в разъебанный автобус. Если удача все еще на твоей стороне, то ты доедешь до места где, прикинь, бухло и жрачка все ебать на халяву. Хотя шанс не разъебаться на скорости 160 об встречный автобус с такими же уебанами как ты, только едущими домой, в родной Житомир где то пятьдесят на пятьдесят.

Утром - встать нужно пораньше. Не дай бог все сожрут без тебя. Если от этого корма ты сразу не умер - пора на пляж. Тут надо обгореть так чтобы кожа свисала как туалетная бумага в первый же день, а то вечером соотечественники тебя не примут за своего. А ведь именно с ними ты будешь нажираться паленым ромом с предельно допустимым уровнем севухи, орать Тагил и задирать дружелюбных аборигенов.

Обязательным пунктом программы - являются экскурсии. Ты ведь не мудак просто в отеле сидеть. Но с другой стороны, далеко от безлимитного бухла ты отходить тоже не хочешь. На хуй александрию, в пизду пирамиды, по хуй на пустыню. О! Центральный сувенирный рынок, магазин паленого золота- и ехать 20 минут. Двадцать — не долго. Не успеют все выпить без тебя. На рынке нужно купить всем родственникам по футболке египет и хургада. Ведь твой дядя из говнодрищенска тоже должен получить кусочек счастья. Он будет ходить на заблеваный пляж своего родного города в этой фудтболке и все местные будут догадываться что если не он, то его родственник был - в таинственной стране фараонов. Твоя нефертити с красной рожей от семи лонгайлендов и хуевого крема от загара, тоже должна купить кучу китайсих шмоток. Ведь на рынке в твоем родном рынке другая дочьагабана. Ну и они ведь сказали, что только по тому что она такая неотразимая именно для нее эта хуетень идет с суперскидкой.

Отпуск закончен. Бабла нет, печень болит. Зато есть что рассказать друганам. Ну а телка получила свой аватар с жопой. Под ней все ее подруги напишут какая она красотуля и египетская богиня. И хуй с ними с достопримечательностями. В следующий раз обязательно. Осталось отдать кредит и можно снова отправляться в путь. Ведь Турция - колыбель античной цивилизации ждет тебя наш Марко-Поло. Опять же там тоже алинкюзив.

© ЗВЕРОПИЗДОЯЩЕР

Есть у меня приятель, Яшка. Как почти все Яшки в нашей стране он еврей, и как большинство евреев он весьма волосат, и из-за этого он немного напоминает большую веселую обезьяну за рулем мерседеса. А я ветеринар и люблю животных (чисто платонически), поэтому, к Яшке испытываю массу симпатий!
Так вот: однажды мне звонит Яшечка, и говорит что он по делам заехал в мой район и уже успел проголодаться, и приглашает меня в кабак пообедать. «Да не вопрос», сказала я, «конечно, пошли, ведь это так приятно вкусно поесть в компании остроумного и приятного взгляду собеседника!»

Ладно, сидим мы с ним в кабаке друг напротив друга, ведем интересную беседу на разнообразные темы (от минета и анального секса до того, почему евреи арабов мочат), кушаем, я при этом дразню Яшку немного приоткрытыми полукружиями своих грудей, Яшка пускает слюни и предлагает немедленно уединиться, в общем, все замечательно! Уединяться я с ним не собираюсь (женат, гад), но помечтать об этом приятно! И тут черт меня дернул, разглядывая Яшкину волосатые грудь и руки сказать: «Как же ты похож на гориллу, душа моя, у тебя такая замечательная вьющаяся черная шерсть!»
«О» - ответил Яшка - «ты не первая мне это говоришь». «Однажды я был в бане со своими одноклассниками и одна моя подруга взглянув на мое волосатое тело сказала что я напомнил одну давнюю историю случившуюся с ней и обезьяной»:

У них в школе была та еще компания, они с одноклассниками пили, курили и потрахивались по мере сил и возможностей. И была в их компании девчонка, отец которой плавал и некоторое время назад привез ей в подарок большую обезьяну мужского пола. Так вот, жил в ее доме этот обезьян, спал у нее в комнате, и все было замечательно, пока она по пьяни его не соблазнила. Как ей это удалось я не знаю, но обезьян ее с удовольствием трахнул. Все бы кончилось хорошо, но вот беда, у обезьян очень строгая иерархия, в обезьяньей стае самки существа низшего порядка и никогда не могут отказать самцу в интимных утехах. В общем, с тех пор обезьян ее ебал когда хотел и как умел, а хотел он очень часто. Он отлавливал бедную девушку, стаскивал с нее трусы и отогнать его не было никакой возможности, т.к. он кусался, рычал, а кроме того, был очень сильным. Обезьянья пиписька не отличалась большими размерами, но он, не вытаскивая ее, мог кончить несколько раз. Спастись от обезьяна не было никакой возможности, он ебал ее везде где поймает, бедная девушка выливала на себя тонны дезодорантов, дабы истребить с себя вонь от обезьяньей шерсти (обезьян ебал ее круглосуточно, а мыться он не любил). Конечно, что с тех пор она не могла привести в дом никаких гостей, так как всех мужчин обезьян воспринимал как своих конкурентов. Бедная девушка уже не знала куда деваться и что делать, ведь к родителям с такой проблемой не пойдешь! Так продолжалось примерно пару месяцев, пока любовников не застукала мама, ее привлек ночной шум в комнате дочери, и она опрометчиво туда зашла. Прикиньте, какая восхитительная картина открылась ее взору! Ее 15 летнюю дочь, злобно скалясь, трахает волосатый обезьян. В общем, на следующий день обезьяна сдали в зоопарк, а девчонку долго лечили от обезьяньего венерического заболевания, которым тот ее наградил.

После этой истории мой съеденный обед долго просился обратно, а у меня отпало все желание дразнить Яшку и даже воображаемый секс с ним стал невозможен, в моей голове он устойчиво ассоциируется с обезьяном.