История, с которой я хочу вас познакомить сегодня, была написана автором White_Kou и, в своё время, сильно меня вдохновила. В ней затрагиваются важные основные моменты сюжета и раскрывается история камаэлей, поэтому она является полноценной частью лора. Рассказ длинный, но есть и озвучка от Адреналина (на ютубе поиск по названию или в группе). Надеюсь, она понравится вам также, как и мне.

"Проклятые богами и позабытые историей, именно они стоят между гибелью мира и его спасением. Нужно лишь сделать шаг, забыть о своей гордости, заключить сделку, заплатив немалую цену."

— А личико у этого недопринца бабье. И сам он тонкий-тонкий, того и гляди улетит восвояси с первым дуновением ветра. Тоже мне король! — горланил толстяк в доспехе стражника, размахивая руками и расплескивая медовуху из кружки.

Вокруг согласно заулюлюкали и подняли тост за здравие короля.

Катенар не любил шум. Он бросил несколько монет на стол и, привычно сгорбившись, вышел из душного трактира. Ночь, разрываемая лишь светом факелов и магических огней на городских стенах, мягким покрывалом окутала столицу.

Шла вторая неделя осады Адена.

Жители, не знавшие мира, который бы длился более одного десятилетия, не считали начало осады поводом, достойным хоть малейшего беспокойства. К чему переживания, если у твоих ворот стоит неопытный королевский бастард, не имеющий ни одного осадного голема? Аден — неприступная крепость, город великих королей, выдержавший натиск куда более страшных противников. Что ему до мальчишки с двухтысячной армией?

Городская стража смеялась и хвасталась прозвищами, придуманными для юного завоевателя, который посмел назваться родовым именем почившего короля и заявить права на престол; «эльфийский выродок» было принято с наибольшим воодушевлением.

Катенар не разделял всеобщего восторга по этому поводу. Ему было всё равно, чья задница сидит на троне Адена, законного наследника или полукровки-бастарда, главное, чтобы её обладатель был достоин внимания богини Света Эйнхасад.

За всю историю такое произошло лишь раз. И с тех пор Катенар не знал покоя, следуя за великими королями и с замиранием сердца ожидая чуда.

Ночной воздух приятно холодил лицо, и уже у самого дома Катенар позволил себе откинуть капюшон и поднять глаза к небу. Сквозь тяжёлые серые облака пробивался зеленоватый свет Ока Шиллен. Пройдет несколько часов и Око, став в зените, окрасит небо кроваво-пурпурным цветом, знаменуя грядущие перемены и ужасы. Катенар не любил гулять при свете Ока. Ему казалось, что этот огромный глаз постоянно наблюдает за ним и, хуже того, знает, кто он такой.

Катенар поспешно достал ключ и отворил дверь. А зайдя в дом, запер её на всё засовы. Сбросив плащ, он начал развязывать веревки, хищно впивающиеся в белизну его перьев. С каждым днем разминаться становилось всё болезненнее, но ещё невыносимее было срезать под корень когда-то длинные маховые перья. Необходимость, так и не ставшая привычкой.

Он разжег лампы, чиркнув магическим кресалом и, расставив их по углам комнаты, потянулся, распрямляя до потолка свои когда-то огромные крылья. Дар давно сгинувших создателей. Гордость бесследно исчезнувшего народа.

Катенар посмотрел на свою тень и снова подумал о бастарде за городскими воротами. На его взгляд, люди слишком беспечно относились к своему потомству, лишая отпрысков каких-либо прав. После смерти Рауля I из дома Кадмусов престол занял его брат, Трабис. Совет, ясно осознавая вероятность войны с Эльмором, предпочел видеть на троне закаленного в сражениях полководца, чем законного трехлетнего сына почившего короля с его матерью в качестве регента. Не успел труп покойника остыть, как Трабис отослал невестку с племянником в крепость Аар. Катенар видел, как небольшой отряд, охранявший королеву-мать и её чадо, покидали город. Чтобы больше никогда не вернуться в Аден. Нынешний король не собирался расставаться с властью так просто.

Слухи о жестокости Трабиса и продажности Совета передавались из уст в уста шепотом и за закрытыми дверями. Никто из рыцарей, присягавших на верность прежнему королю, не посмел бы поднять меч против нового во имя призрачной справедливости. Главное, чтобы на троне сидел Кадмус. Традиции были соблюдены, а остальное было неважно.

В те дни Катенар ждал коронации с замиранием сердца. Да, кандидат был так себе и вероятность того, что боги обратят свой взор на Трабиса, была чрезвычайно мала. Однако с каждым годом влияние Шиллен ощущалось всё сильнее, и на месте Эйнхасад Катенар не был бы столь привередливым. Люди нуждались в знамении или чуде. Как орки, эльфы или гномы. Но вместо этого получали лишь войны и кровь.

Ожидания не оправдались: Трабис оказался недостоин. Новый король восседал на троне Адена, а Катенару снова оставалось лишь ждать. Десять лет или двадцать. Ждать очередного претендента на трон и знамения, которого не случалось уже полторы тысячи лет.

Он помнил тот день так отчетливо, словно это произошло вчера. Ослепительно солнечный день и сотни жителей Афена, собравшиеся почтить своего нового Императора.

Шунаймана Завоевателя.

Шунаймана Кровавого.

Короля, который захотел переписать историю и во всеуслышание заявил, что не Грен Каин, бог Разрушения, был творцом человечества, а Эйнхасад, богиня Света и мать всего живого. Наивно и слишком дерзко, как предполагал Катенар, пока священники новой веры не надели венец на голову своего Императора. И тогда с небес снизошла она — шестикрылая Анаким, дочь и глас самой Эйнхасад. «Вы не одиноки», — говорила она, а жалкие, ничтожные зеваки вокруг Катенара падали ниц, боясь выжечь глаза божественным светом. «Эйнхасад благоволит вам», — вещала Анаким, а он ощущал, как внутри поднимается древний, заложенный в глубины разума инстинкт — убивать лживых богов и их слуг. Вырвать сердце Анаким, поглотить её душу, отомстить за Мудрейших, уничтоженных рукой Эйнхасад. Заставить двуликую шлюху хотя бы на миг ощутить то, с чем Катенар жил уже несколько сотен лет: горечь утраты, бессилие, невозможность что-либо исправить. Нужно было лишь протянуть руку. Призвать Леопольд, свой верный меч, распахнуть крылья и обрушить на Анаким всю подвластную ему силу Тьмы. Сделать то, ради чего он был создан.

Тогда он был глуп и ослеплён своим гневом. Но так ничего и не сделал. Он стоял посреди преклонившей колени толпы и смотрел прямо на неё, сияющую и великолепную.

Узнавание промелькнуло в глазах Анаким. Она помнила. Но ни гром, ни молнии не грянули с небес. Ей было просто не до него. Фарс, разыгрываемый Анаким перед этим тупым стадом, означал совсем не благоволение к людям. Он означал, что Шиллен начала пробуждаться.

Религиозная реформа Шунаймана, безусловно, пошла на пользу людям. Великий Император заключил множество сделок с могущественной гильдией торговцев Маммона, помог нефилимам Анаким отыскать некрополи и катакомбы, в которых приносились жертвы Шиллен, укрепил свою власть на территории всего Эльморедена, отбросив племена орков далеко на север.

А когда в некрополе Святых Мучеников объявилась бессмертная Лилит, император заманил туда Анаким и запечатал вход. Простому человеку, пусть даже самому великому из своего племени, были чужды распри богов. Катенар подозревал, что дочь Эйнхасад мешала императору: её не беспокоили интересы государства, но она могла лишить императора власти, вложив её в руки священников новой церкви.

Шунайман достиг желаемого: очень скоро люди стали доминирующей расой на континенте, а в их происхождении от самой Эйнхасад не смели сомневаться даже эльфы.

Катенар еще долго проклинал себя за тот момент слабости. Он упустил возможность не просто отомстить, но и заявить о себе. Рассказать миру о том, как боги уничтожили Мудрейших — истинных хозяев мира, которых поспешили забыть все ныне живущие народы, обозвав их презрительным словом «гиганты» в летописях.

А потом пришло лишь горькое осознание своей наивности. Разве достигли бы его слова сердец тех, кто отвернулся от собственного бога ради признания и власти? Двуликим созданиям двуликая богиня. Эйнхасад могла бы гордиться новообретёнными последователями.

Годы шли, десятилетия складывались в века, Шиллен медленно, но уверенно набирала силу, а посланников от Эйнхасад всё не было. Богиня света словно отвернулась от тех, кому совсем недавно обещала свое покровительство. Оказалось, что дерзость не всегда приветствуется богами: последний император Эльморедена, Баюм Гордый, был наказан за попытку достать до самих небес. Его сын был убит, а великая империя, занимающая целый континент, распалась.

Бесконечные войны захлестнули земли Эльморедена, словно приливная война. Человеческие города возводились и рушились, Грань Реальности дрожала и разрывалась, выпуская в мир всё более страшных чудовищ, а Око Шиллен смотрело всё пристальнее. Земля щедро поливалась кровью, а там, в подземных катакомбах и некрополях шел бесконечный бой между нефилимами Анаким и лилимами Лилит. Катенар чувствовал их — несчастные души, запечатанные в вечной ловушке.

Шиллен пробуждается, понимал он. Безмозглые короли, посылающие лучших воинов в пасть к Антарасу и Валакасу, считали поход на драконов игрой. Тупые священники в залитых солнцем храмах поливали головы живых мертвецов семью елеями, не удосуживаясь взглянуть на древние манускрипты. К чему послушникам богини Света пятнать руки языческими письменами шаманов Грен Каина? К чему им знать, что огромных драконов в непостижимых муках когда-то рожала Шиллен? К чему миру знать, что пробуждение этих тварей означает его скорый конец?

Знание камнем давило на сердце. Катенар понимал, что капризная Эйнхасад отвернулась от своих новообретенных детей так же легко, как пообещала им свое покровительство. И если на людей Катенару было плевать, судьба мира не могла оставить его равнодушным. Он был создан, чтобы защищать. Кама Эль, говорили Мудрейшие, это не только «мстящий». Это «страж мира». Ведь восстав против богов, Мудрейшие стремились не занять их место, нет. Они желали сохранить мир в его первоначальной красоте. Залечить шрамы на теле агонизирующего в катаклизмах континента. Для этого они создали новую расу — камаэлей. И Катенар, один из первых появившихся на свет, хорошо помнил о своем долге. Но в одиночку он был бессилен.

Порой ему казалось, что он ощущает родственную душу совсём рядом: трепет крыльев, взмах меча, алый всполох в глазах, тихий, словно шуршание осенних листьев, шёпот. Но чувства лгали, выдавая желаемое за действительное.

Его брат Харкилгамед отбыл на континент Грация сразу после падения Мудрейших. Убивший одну из дочерей Эйнхасад, он вынужден был тщательно скрываться. А Остров Душ, родина камаэлей, бесследно исчез еще раньше — сразу после того, как стало ясно, что эту войну Мудрейшие проиграли. Катенар смел надеяться, что Мимир — один из хранителей крылатого народа, сумел перенести Остров в иное измерение, туда, где молодых и ещё неопытных метусел камаэлей не настиг бы гнев богини Света.

Он даже позволял себе думать, что однажды разыщет утерянный Остров Душ и встретится с такой же бессмертной, как и он сам, сестрой Роденпикулой, прекрасной и величественной, как солнце.

— Мы, спикулы камаэлей, созданы для великих подвигов, — говорила она. — Мы бессмертны, чтобы вечно стоять на защите Мудрейших.

Горькая улыбка отравляла эти воспоминания. От Мудрейших остались лишь безмозглые машины в Долине Безмолвия, а бессмертие спикул наградило Катенара изломанными костями и долгим, чрезвычайно болезненным выздоровлением, когда он осознал, что разучился летать, и в момент слабости пытался покончить с собой, бросившись в казавшуюся бездонной пропасть.

Бездействие и отчаянье — слишком позорная участь для бессмертного, сумевшего сохранить рассудок так долго.

А безумие было рядом.

Оно приходило во снах, сладким шепотом лаская разум, обещая могущество, силу и власть. Безумие влекло видениями грядущих подвигов. Оно сулило возможность отомстить богам за их лживость и равнодушие. В этих снах Катенар видел себя истинного. Не горбуна с опущенным взглядом, а чернокрылого спикулу с горящими тьмой глазами. А с ним были Харкилгамед и Роденпикула — герои во главе бесчисленного войска камаэлей. И Око Шиллен над ними.

Он просыпался в холодном поту, задыхаясь и ощущая во рту привкус крови. Шиллен желала союзников, и камаэли, умеющие поглощать души врагов, могли бы стать новой ступенью на пути к её цели. Катенар понимал, что Шиллен лжет — безумная богиня с легкостью уничтожит даже самых верных своих приспешников. Но каждый такой сон царапал сознание страхом, заполняя шрамы вязкой, холодящей сердце тревогой.

Так было и сегодня: навязчивый шепот Шиллен заставлял Катенара метаться во сне, пока утренний бой колоколов не заставил его подскочить на кровати. Звонили во всё колокола. Король Адена умер.

Осада была снята на следующий день. Город раскрыл объятья, принимая бастарда.

Но никакого триумфа не было. Не было музыки и плясок. Никто не бросал цветы под копыта лошадей. Амадео Кадмус был одет в черное. Траур.

Толпа шумела. Кто приказал открыть ворота города? Полуэльф подкупил Совет? Как умер Трабис? Неужели его отравили? Боги поразили неугодного им монарха? Аден продали бастарду?

Катенар слушал в пол уха. Гораздо больше его интересовало то, что он видел. Над головой светловолосого Кадмуса мерцали лазурные блики. Мягкие, полупрозрачные руки касались бледного лица полуэльфа. А на грани слышимости, за гулом толпы, цоканьем копыт и звоном доспехов, шумело море.

Катенар улыбнулся. Сбросив капюшон, он не отрывал взгляд от Амадео Кадмуса. В тот момент его не волновало, что кто-то мог обратить внимание на слишком правильную осанку горбуна в плаще и на красную радужку его глаз. Все взоры были обращены к молодому королю. Недовольный шум постепенно стихал, сменяясь восхищёнными вздохами и ликующими возгласами.

В сердцах жителей Адена зарождалась необъяснимая симпатия, перерастающая в слепую любовь к Амадео Кадмусу. Вскоре город захлебнется от обожания к новоявленному монарху. И Катенар знал почему. Мягкую и нежную, словно морской бриз, ауру Евы он бы не спутал ни с чем.

Боги снова обратили свой взор на Эльмореден. Ждать оставалось недолго.