"У меня раньше были красивые глаза,
А теперь кругом эта обвисшая кожа, да удручающая седина."
Она смотрела сквозь меня в приоткрывшийся рай,
морщилась, отхлебывала из блюдечка чай,
и продолжала: " раньше купалась в льстецах, это теперь я одна.
Смотри, там где были деревни - теперь выросли целые города,
Так неслись и мои года,
И теперь к моим юным и звонким двадцати двум еще шестьдесят два!
Ох, как я теперь стара!
И у меня теперь нет лица, и ни одного подлеца!"
Замолкла, стряхнула слезу из самого уголка,
В ухмылку свернула уголок рта
и опять начала
"Я думала, годы прибавят воспоминаний,
Научат быть водой и точить камень,
Ан нет, как была я всю жизнь до себя ревнивой,
Так теперь, без былой красоты, - это все превратилось в сварливость."
И слеза.
А потом еще, а за ней и еще одна.
Челюстями скрипя
Отставила блюдце, укуталась простынёй И снова завыла:
"Ох, как глупо все это было!
Вся моя фальшивая, сыгранная жизнь! И вся моя искренность, потраченная на мишуру и дым.
Меня не любили женщины, женщины предпочитали мужчин,
А я мешала с горем счастье и тем и другим,
Так и не встретив, или по-городости не впустив своих.
И от этого мой мир так тих.
Так пугающе тих.
И она зарыдала. Навзрыд.
В край подушки зубами вцепилась
И сквозь всхлипы рычит:
"Неужели последнее слово тебе?
Ну хоть ты обними меня"
Я её обняла и она закатила глаза.
Тишина.
В комнате было двое: та, кого не вернуть,
И её пустота.