История одной любви. Продолжение
– Покажешь свои хоромы?
Я удивился:
– Что тут смотреть? Прихожая, совмещенные ванна с туалетом, спальня…
Вот куда вело ее женское чутье – в «нашу» спальню. Других атрибутов сна кроме единственной кровати-полуторки в квартире обнаружено не было, и мамино любопытство удовлетворилось. Ни одного вопроса не прозвучало – мальчик уже большой, ситуация это окончательно доказала. Мама вздохнула, а по пути на кухню шепнула:
– Надя не русская?
– Это имеет значение?
– Просто удивилась выбору.
Могло показаться, что она не одобряет, но нет, во фразе чувствовалось лишь недоумение. У нас в роду кого только не было, и все привыкли: главное – счастье близкого человека, а для этого не нужно лезть в его жизнь. Пусть выбирает, кого хочет, ему с ним жить. У нас никогда не ломали судьбы родным, так же я относился к жизни взрослеющей сестренки. Хочет обжигаться – пусть, лишь бы головой думала, а запреты ведут к желанию нарушить.
За столом мама достала вино.
– Давайте, по чуть-чуть за знакомство.
– Мама, Надя вообще не пьет, и я с ней.
– Но это всего лишь вино, почти компотик…
– Мама!
– Ладно, тогда я выпью за вас. – Она налила один бокал, тост повторил сказанное. – За вас!
Мы кивнули, зазвенели вилки.
Мама удивленно поглядывала на снующую по кухне Хадю, пробовала нескончаемый поток блюд, в какой-то момент мне был незаметно показан большой палец. Стряпня и усилия Хади понравились.
Вытерев рот салфеткой, мама прищурилась. Явно что-то задумала.
– Сможете потерпеть меня денёчек? Я вас не стесню, посплю на кухне, за свою жизнь где только не спала.
– Зинаиде Викторовне надо отдать кровать, – впервые после знакомства подала голос Хадя.
– Ни в коем случае! – Мама вскинула руки, словно собиралась останавливать коня и тушить горящую избу, и было видно – то и другое ей вполне по силам. – Если ради меня начнете тесниться, я уеду.
– Как хочешь, мама, – примирительно сказал я. – На кухне, так на кухне.
Меня просверлил девичий взгляд, я пожал плечами: все проблемы решаемы, придумаем что-нибудь.
На кухне раскатали рулон из одеял и покрывал, на котором сегодня спал я. Встречу с соседями и хозяйкой согласовали по телефону и назначили на утро.
– Спасибо, голубки. Спокойной ночи. Идите, идите, я тут сама справлюсь. – Мама с улыбкой выпроводила нас из кухни.
Пара шагов, закрытая моей рукой дверь – и мы остались одни в комнате с единственным спальным местом. Кровать была полуторной, что значило – спать можно либо в обнимку, либо в тесном сотрудничестве при взаимных разворотах.
– Я предупреждала, – донесся до меня шепот, – если до такого дойдет, игры кончатся. Сейчас выйду и сообщу, что мы не пара, а все – обман.
– Не надо, это никому не поможет. Позвони со своего телефона на мой.
– Зачем?!
– Просто набери.
Хадя недоуменно выполнила просьбу, я сбросил звонок и тут же принялся разговаривать с воображаемым собеседником:
– Да. Понял. Что, никак без меня? Конечно, какой разговор. Скоро буду.
Подмигнув опешившей девушке, я вышел в прихожую:
– Мам, прости, у Фильки проблемы, нужно помочь.
– Это обязательно? – донеслось с кухни.
– Мы же друзья.
– А это не опасно?
– Мам, я уже большой. Возможно, придется задержаться до утра. Х… Надя, подтверди, что такое часто бывает.
– Все нормально, Зинаида Викторовна, – включилась Хадя. – К утру он вернется.
– Ну, раз так…
Мама громко вздохнула, сообщая мнение о сыне, сбежавшем от приехавшей в гости родительницы, а я со всех ног бросился в родную шестикроватную «общагу».
Мама, ты простишь, когда все узнаешь. Мамы всегда прощают.
Глава 9
Утром Хадя рассказала, что вопрос с соседями внизу утрясен – все оказалось не так страшно, у обитавшей там старушки едва намок уголок потолка. Теперь мама уехала к хозяйке за паспортом.
Не успели позавтракать, как состоялось победное возвращение родительницы. Она переговорила с хозяйкой, оставленных денег должно хватить на ремонт, и, как я понял, мама еще по-тихому проплатила за меня вперед в качестве подарка. Паспорт вернулся к владельцу, и с чувством выполненного долга довольная мама попрощалась с нами. Я отправился проводить ее на станцию.
– А Надя? – Мама что-то почувствовала. – Она не захотела пойти с тобой?
– Очень хочет, но ей лучше побыть дома.
У мамы сломались брови:
– Ждете маленького?!
Я чуть не споткнулся.
– Нет, – выдавил, прокашлявшись, – другая причина. Но тоже уважительная.
Пока ждали электричку, мама сунула мне еще денежку «просто так, от меня», как всегда делала втайне от папы (а папа немедленно что-то добавлял втайне от нее). Посерьезневшее лицо склонилось ко мне:
– Надя понравилась. Скромная, хорошая, домовитая. Сейчас таких почти нет.
– Слово «почти» – лишнее, – довольно улыбнулся я.
– Не упусти, Саня. Как думаешь, уже можно готовиться к свадьбе?
Я вновь подавился кашлем:
– Разве хоть слово в эту сторону прозвучало?! Как раз хотел просить, чтоб никому не рассказывали, какое золото я откопал. У нее родственники пока против. Можно сказать, что я ее украл. Поэтому живем тайно, и если б не хозяйка со своими претензиями, вы бы не скоро узнали.
– Это опасно? – Мама, как всегда, выудила главное. – Насчет родственников?
– Время лечит.
– Это да. Вот, значит, почему она не пошла меня провожать.
– Агата Кристи по сравнению с тобой – доктор Ватсон, – подсиропил я. – И это еще льщу, потому что, скорее, инспектор Лестрейд.
Комплименту мама порадовалась, но отвлечь от мыслей о родной кровиночке, что так быстро взвалила на себя тяжесть взрослой жизни, не дала. Гениальный сыщик продолжил расследование:
– На какие деньги живете? Эту квартиру содержите явно не на наши скромные подарки. Тратишь деньги Нади?
– За кого ты меня принимаешь? Я же права получил, знакомые на время дали машину, устроился таксистом. На лето.
Последнее – для маминого спокойствия, что на учебе работа не отразится. Однако спокойствия у мамы не прибавилось.
– Машину?! А если разобьешь? Для такой работы опыт нужен.
– Опыт для любой работы нужен. – Мне пришлось вымучить виновато-просительную улыбку. – И я уже разбил. Ты не можешь немного добавить на ремонт? Совсем чуть-чуть, остальное я уже оплатил, а отложенный остаток пришлось отдать хозяйке в залог.
– Ох, Саня…
Как говорится, если бабушка не требует от вас надеть шапку, проверьте, ваша ли это бабушка. Что же сказать про родную маму? Нужная сумма переехала в мой карман.
Уже заходя в электричку, мама будто бы «вспомнила», хотя, уверен, всю дорогу держала в голове:
– Можно Машенька на несколько дней приедет – посмотреть город, походить по магазинам, купить кое-что для школы?
– Какой разговор. Только предупреди, что у меня отношения, о которых не нужно распространяться. Нет, так она точно всем растреплет. Скажи, что просто встречаюсь, и ничего не понятно. Чем скучнее выйдет, тем лучше.
– Поняла, скажу. – Мама поцеловала на прощание. – Береги себя, сынок. И Надю береги, она немножко другая, но жены лучше тебе не найти. Уж я-то разбираюсь в людях.
– Я еще молод для женитьбы.
– Все так говорите. А потом оказывается, что уже поздно, всех хороших разобрали. Промежуток между «рано» и «поздно» кажется нескончаемым, а на самом деле равен нулю.
– Запомню.
Сестренка прибыла тем же вечером. После представления и знакомства она заглянула в каждую щель квартиры, наличие кровати в единственном экземпляре привело ее в детский восторг, Хадя сразу обрела ранг сестры.
Подобно маме Машенька сразу заявила:
– Не стесню. Постелите мне на кухне на полу…
– Еще чего. – Я переглянулся с Хадей, мы уже обсудили эту тему. – Дамы будут спать на кровати, а на полу – джентльмены.
– Не надо, мне не сложно. И еще… – Она подмигнула, паршивка малолетняя. – Не хочу вам мешать.
Я вспылил:
– Мужчина говорит – дамы на кровати, а он на полу. Не обсуждается.
– Крут у меня братец? – хихикнула Машка, глядя на Хадю. – Как только ты его терпишь? Я – это понятно, все-таки брат, приходится.
Хадя привыкла молчать, когда другие разговаривают, но тут обращались к ней лично, пусть и с вопросом, похожим на риторический.
– Близкие всегда видят недостатки, но то, что привычно бесит одного, может понравиться другому, а что-то вовсе проходит мимо сознания, – сказала она Машеньке. – У твоего брата много достоинств, которых ты не замечаешь.
– У Саньки – достоинства? Скажешь тоже. А-а, ты про секс?
Хадя поперхнулась.
– А что такого? – не моргнув глазом, продолжила Машка. – Я взрослая, со мной можно обсуждать все. По чесноку: если б не секс, разве взялась бы ты этого фальшивого святошу кормить и холить? Балбес, лентяй, зануда, тупица, лицемер – это все он, мой братец. Сведения из первоисточника.
Как во времена проживания в одной комнате оттопыренная ягодица провокаторши со звоном поздоровалась с моей пятерней.
– Кто-то сейчас ремня получит.
В ответ меня удостоили показа языка, а заинтересованное личико вновь обратилось к Хаде:
– Он правда так хорош в постели, что ты и в жизни его выносить согласна?
Пришлось еще раз припечатать, но для этого сначала ловить проказницу, ринувшуюся удирать, как только нашкодила.
Начали укладываться. Постельный рулон лежал в углу готовым, осталось только развернуть.
– Спокойной ночи, девушки. – Я выключил свет и закрыл за собой.
Утром Хадя постучала в дверь кухни.
– Кваздик, доброе утро. Мы проснулись. Твоя сестренка завтракать хочет.
– Один момент.
Я быстро оделся, скатанная постель отправилась в угол, в отворенный проем осторожно заглянула обаятельная домохозяюшка. В данный момент – в желанной роли моей девушки. Метнувшийся взгляд нашел меня полностью одетым, вырвался выдох облегчения.
– Как прошла ночь? – поинтересовался я.
– Меня заговорили до смерти. Теперь о твоей семье я знаю больше, чем о своей.
– Понимаю и сочувствую. Это одна из причин, по которым я отстаивал ночевку в отдельном закрытом помещении. – Я понизил голос. – А про нас она что-то спрашивала?
– Еще бы. Как познакомились – я рассказала про вечеринку у общих знакомых. А еще… – Смущенный взгляд убежал в сторону. – Маша кое-что поискала и не обнаружила в пределах досягаемости, и возник интерес, как мы предохраняемся. – Хадины щеки побагровели, она запнулась. Только невероятное усилие воли заставило ее говорить дальше. – Прости, но как брату тебе это следует знать. Может, решишь поговорить или принять какие-то меры. – Хадя вновь ненадолго умолкла. – Затем от меня добивались советов по отношению с мальчиками. Пришлось отделываться общими фразами, хотя от меня требовали конкретики. В общем, ночь прошла весело и познавательно. У тебя замечательная сестра. Очень похожа на Мадину.
Не лучший комплимент.
Хадя взялась за готовку, а я, по окончании мытья-бритья, вошел в комнату, где сестренка еще блаженствовала в кровати.
– Доброе утро.
– И вам того же по тому месту. – Ее рука нащупала телефон, он несколько раз плюнул ядерной вспышкой в режиме фотокамеры.
Сонная, а уже сэлфится. Как же, ночевка на новом месте, нужно всему миру сообщить о столь масштабном событии. Машенька принялась сразу что-то выкладывать в сеть, я же иронично указал на спутанные волосы:
– Ничего, что непричесанная?
– Самое то, последний писк моды. Плохие снимки удаляю, а что получилось удачно, то ни в одной специальной постановке не выйдет, нарочно такое не снять. Посмотри, как здорово!
Когда я попытался приблизиться, объектив направился на меня, по глазам ударило.
– Умора! – Машка захохотала, тыча в изображение пальцем.
А я побледнел.
– Дай телефон.
– Еще чего. – Аппарат спрятался под одеяло от моей протянутой руки, а Машка смотрела волком, словно я покусился на святое. – И думать забудь.
Просмотреть нащелканное сестренкой теперь не получится. Пришлось решать на словах.
– Ты Надю не снимала?
– Ой, забыла, прости! Сейчас исправим.
– Не вздумай. Ее родственник ищет, если найдет, то и мне достанется. Разве мама не предупредила? Никаких снимков и разговоров, пока мы не сообщим, что можно. Поняла?
– Обижаешь. Дура, что ли? – Две ладошки одновременно прикрыли глаза и рот – символы молчания и временной слепоты. – А ее ищут за то, что она – с тобой?
– Ты забыла уши прикрыть. Вот, теперь полный комплект, как правильно реагировать на мою девушку.
– Ничего не слышу! – выпалила Маша в позе вещающего муэдзина.
– Ага, так и поверил.
– А должен верить, когда сестра говорит. Если не доверять самым близким, то кому еще? Санька, я же за тебя, если что, в огонь и в воду. Мы должны верить друг другу и прикрывать, если что.
– Повторяющееся «если что» напрягает. Ведешь к чему-то?
– Ни капелечки. – Машкины руки расправились в стороны, она с хрустом потянулась, выгнув одеяло колесом. – Как же хорошо жить без родителей! – Затем краешек одеяла откинулся, сестренка сдвинулась вглубь, а ладошка приглашающе постучала по освобожденному месту. – Ложись, посекретничаем.
– Я одет.
– И что?
– Когда будешь жить в собственной квартире, поймешь, что вещи сами не стираются, а порядок сам собой не наводится.
– Как же тебе повезло. Для Нади заниматься домом – счастье. Не понимаю. Она на голову стукнутая?
– Скорее ты стукнутая. Она лучшая в мире.
– Ну да, потому что согласна спать с таким типом, как ты. Еще и убирать за ним, кормить и обстирывать. Чудесно устроился. А если продолжить про стукнутых, тогда весь мир стукнутый, сейчас больше нет таких, кто хочет стирать и готовить. Если кто-то говорит, что любит это дело – нагло врет, это лишь способ добиться каких-то тайных целей.
Последнее я пропустил мимо ушей, поскольку к Хаде не относилось.
– Согласен, что весь мир стукнутый. Это ты точно подметила. А мне повезло.
Машенька сделала хитрое лицо и перешла шепот:
– Она так тебя любит, всю ночь только о тебе говорила. Только она немного странная. Со мной спала одетой. Не как я, – одеяло беспардонно откинулось, демонстрируя, как именно спит сестренка, – в белье, а прямо в спортивном костюме. А ты одетым на минутку прилечь боишься.
– Потому что забочусь. Не мне же потом стирать. – Я покосился на кухню, где гремело и звякало, а на плите что-то шкворчало.
– А ей в радость, как она сказала.
– После переезда, когда в семье не было денег, родители умудрялись кормить нас мясом и фруктами, а сами сидели на хлебе и пустых макаронах. И тоже говорили, что им в радость.
– Не путай, родители обязаны заботиться о детях, а бесплатно делать что-то для постороннего может только любящий.
Ну и каша в голове у сестренки.
– Родители не обязаны, – возразил я. – Заботиться или нет – это выбор, который каждый делает сам.
– Тогда нам повезло с родителями.
– А вот им с детьми, по-моему, не повезло.
Завтрак прошел в восторгах, Машка никогда не ела за один раз столько свежеприготовленных вкусностей. Затем сестренка собралась в город. Я тоже стал одеваться.
– Я могу сама.
– Не сомневаюсь. Но я покажу, где что, и вместе купим по списку все, что наказала мама.
Едва дом оказался позади, я не удержался:
– Ты сказала: «Она так тебя любит, всю ночь только о тебе говорила». Можно поконкретнее?
– Что мне за это будет?
– Ничего, и в этом вся прелесть. Потому что если разозлишь…
– Тогда ничего не узнаешь.
– По-моему, ты меня на что-то разводишь.
Машенька подмигнула:
– А если и так? Дай слово, что когда придет время, выполнишь одну просьбу, и все секреты – в твоем распоряжении.
– Не могу. Я за свои слова отвечаю, потому ничего необдуманного никогда не обещаю.
– Тогда забудем. Тебе нравится Захар?
Я поддался смене темы, зная, что к нужной еще вернусь.
– Какая разница? Главное, чтоб он тебе нравился, если спрашиваешь о моем отношении к этому персонажу. Что хорошо для тебя, хорошо и для меня. Надеюсь, что это взаимно.
Одно выражение Машку покоробило:
– «Этот персонаж» ради меня со второго этажа прыгал и на вышку сотовой связи влез!
– Не лучшая рекомендация.
– Он сделает для меня все, что попрошу!
– Из той же серии маразмов. Неужели у парня нет нормальных качеств?
– А то, что, несмотря на разницу в возрасте, он меня слушается как маленький, а поцеловал только с разрешения?
Машка открыла тайну и теперь затаила дыхание.
– Для мужского характера это, скорее, минусы, зато я теперь буду спокоен за тебя, когда вы вдвоем. У тебя мозги работают, он послушный, значит, глупостей не натворите.
– Санька, обожаю тебя. Умеешь зрить в корень. – В щеку прилетел сестринский поцелуй.
– Стоп, этот поток лести неспроста. А ну, признавайся, что задумала?
– Ничего. – Машкины глаза сияли невинностью. – Просто не забудь сделанный вывод, он еще пригодится. Кстати, ты спрашивал, что говорила твоя девушка. Она от тебя без ума. Я никогда не слышала, чтоб моего непутевого братца так расхваливали. Оказывается, ты добрый, надежный и настоящий. Только не до конца в себе разобрался. Это ее слова.
– А что любит меня – она сама сказала?
– Дурак. Это же любому видно.
Не видно, хотелось брякнуть в ответ. Однако, молчание – золото, и я тупо обогащался, хотя все внутри требовало деталей и пояснений. Когда мы купались в золоте как Скрудж Макдак в своем хранилище, сестренка не вытерпела, полился привычный треск без умолку:
– Шикарно устроился, а нас кормил страшилками, что живешь с пятью парнями в одной комнате. И до последнего убеждал, что не к девушке едешь. Надо было поспорить на что-то, я ведь знала, по глазам видела. Учту на будущее: если однажды буду жить вместе с пятью парнями, скажу, что делю комнату с девушкой, и будем в расчете.
Ладонь с размаху влепила сестренке смачного леща. Не знаю, что подумали прохожие при виде здорового парня, у всех на глазах лупцующего смазливую нимфетку, но никто не вмешался, поскольку «пострадавшая» лишь рассмеялась.
Через пару минут сестренка умудрилась вывести из себя еще раз, разговор снова шел о Хаде.
– Надя странная, конечно, но это потому, что не русская. У них же многое по-другому. – Светлая головка склонилась ко мне, голос перешел в шепот. – Скажи, а в постели она от наших как-нибудь отличается?
Новый шлепок выгнул ее, словно парус в бурю, но снова лишь развеселил. На недовольный взгляд чернобрового парня, который пошел навстречу с явным намерением вступиться за девушку, Маша громко бросила, обняв меня за талию:
– Это мой брат!
Парень поднял открытые ладони:
– Прости, друг, все норм.
– Он принял меня за твою девушку, – хихикнула Машенька, когда мы разошлись.
– Скорее за дочку. Если на твоих глазах избивают ребенка, нельзя пройти мимо, детей надо защищать.
– Я не ребенок. И он явно понял, что ты не папаша. Интересно получилось: черный парень кинулся защищать белую девушку от белого парня, который живет с черной девушкой. Прикольно.
– Хадя… тьфу, Надя не черная, она обычная брюнетка.
– Почему ты назвал Надю Хадя?
– Девушка моя, как хочу, так называю. Тебя тоже могу чем-нибудь этаким наградить, век не отмоешься.
– Кто бы говорил, господин Кваздапил.
Я только усмехнулся, а настроившаяся позлить спутница продолжила:
– Говоришь, обычная брюнетка, как многие у нас? Неправда, она другая, этого не скроешь. У нас таких называют черными. Это не хорошо и не плохо, просто так установилось, такая традиция.
– Плохая традиция. А плохие традиции нужно менять.
– Ты же не можешь всех разом заставить называть кого-то по-другому?
– Всех разом не могу, поэтому начну по одному, точнее, по одной. В общем, если еще раз назовешь так Х… Надю, то снова получишь, только уже по-настоящему, через коленку, с задранной юбкой и спущенными трусами!
Прозвучало страшно, но кого в нашей семье пугали словесные угрозы?
– Твоя невеста черная!
Со всех ног Машка ринулась вперед, лавируя между встречными. Я, злой и взбудораженный, несся следом. Если даже сестра тыкает этим фактом, что будет после? И второе: если для моих родственников, что примут любой выбор любого члена семьи, изредка позволяя лишь юморные уколы подобно Машкиному, Хадя, которая сразу понравилась маме и сестре, все равно видится инопланетянкой, то как сладить с Хадиными, у которых в этом плане просто крыша едет?
Не о том думаю. Какое мне дело до родственников девушки, которая только играет роль моей? Совсем заигрался.
Пойманная сестренка отбивалась почти по-настоящему, поскольку угроза, которую предстояло исполнить, выглядела так же. Сжав в тиски, я втащил ее во дворик какого-то павильона. Людей здесь не было, только горы пустых ящиков, штабеля поддонов и мусорные баки. Идеальное место.
Игры закончились. Я был зол и хотел отомстить. Точнее, вразумить. Ничто, кроме силы, не может так быстро и качественно передать оппоненту нужную точку зрения. На обхваченной вокруг пояса Машке взлетела юбка, и ладонь впечаталась в белые трусики, под которыми будто бы завибрировало в резонанс.
Из окон нависшей многоэтажки на нас кто-то косился, это было далеко, и я не обращал внимания. Главное – научить сестренку хорошим манерам. Но именно из-за посторонних я не смог выполнить обещанного в полном объеме. К тому же девочка созрела, это уже не мелкопакостливая ябеда, а почти женщина. Казалось бы, давно ли с горшка встала?
– Во-первых, моя невеста не черная. – Тугой барабан отозвался еще одним сотрясением. – Тьфу, не невеста. Это как раз во-вторых: она не невеста.
– А вот и нет! – Машка вырывалась, перекручивалась и одновременно сыпала словами. – Во-первых, невеста, во-вторых, черная! Тили-тили-тесто, жених и невеста… Один белый, другой черный… Черный, черный, чернозадый, убил дедушку рассадой…
Не над всем можно смеяться. Приличия полетели к черту, одна рука приспустила завесу ткани, вторая приложилась по живому от всей оплеванной души.
– Ойёй!
– Как урок? Доходчиво объясняю?
– Лучше всех. Я уже все поняла. Кроме одного. Санька, а у нее задница черная? Ой, да больно же!
С извивающейся змеей сладить проще, но я пока справлялся.
– Как у тебя, даже белее. – Рука ритмично продолжала начатое. – Приятно, если буду называть тебя белозадой?
– Пожалуйста. Это факт, это не обидно. «Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?..»
– Сейчас станешь самой румяной, спору нет. Отныне ты не Машка, а Белопопик, так буду при всех называть, чтоб запомнили и поддержали.
– Только попробуй!
– Обидно? А другим, думаешь, не обидно, когда их по-всякому называют?
– Все-все, поняла. Воспитательный эффект достигнут.
Я снизил прилагаемые усилия.
– Ты что, мазохистка? Нравится, когда бьют?
– Нравится злить. Видел бы свое лицо!
– Тогда получай еще, за неправильное воспитание.
В момент удара над головой раздалось:
– Не двигаться, полиция!
Два свалившихся из ниоткуда стража порядка взяли меня на мушку. А говорят, что они долго едут по вызову. Наверное, рядом были. Один с заломом руки уронил меня лицом в ящики, второй хотел что-то спросить у девушки, но она налетела с кулаками на благоухавшего довольством спасителя:
– Отпустите! Это мой брат!
Второму пришлось так же стреноживать и класть на ящики сестренку:
– Черт возьми, что здесь происходит?
Я вывернул лицо:
– Воспитываю молодое поколение, товарищ… как вас по званию?
– Сержант.
– Товарищ сержант.
– Брат, говоришь? – Сестренку отпустили, а заламывание меня немного ослабилось.
– Старший, – буркнула Машка, заметившая, в каком виде находится, и начавшая срочно оправляться.
– Это важное дополнение. – Некоторое время не сводившие с нее глаз полицейские задорно переглянулись.
Оба – примерно мои ровесники, молодые парни, для которых Машенька с ее созревшей фигуркой и смазливым личиком – кандидатка в подружки. Поскольку я брат, то почему не познакомиться с шалуньей-сестрицей поближе? Напряжение разрядилось, меня полностью отпустили.
Второй вспомнил про обязанности:
– Ваши документы.
Мы предъявили. Прочитавший их указал другому на Машеньку:
– Малолетка.
– Сам такой, – надулась сестренка.
– Расскажите ваше видение ситуации, Мария Егоровна.
– Брату правда глаза колет, и он руки распускает.
– Часто?
Даже Маша поняла всю серьезность следующего заявления.
– Первый раз, – сказала она, с вызовом поглядев на меня: «Видишь, спасаю, из петли вытаскиваю! А ты, мерин недоделанный, меня по мягкому месту…»
– За дело, – вставил я.
Сержант жестом попросил не встревать:
– Вашу версию выслушаем позже.
– А я уже все рассказала, – резюмировала Машенька.
Сержант обернулся ко мне:
– Что же Мария Егоровна такого натворила, что заслужила рукоприкладства с нанесением легких телесных повреждений, что было совершено сознательно и в присутствии многочисленных свидетелей, а, Алексантий Егорович?
– Каких таких повреждений? – Машенька хлопнула ресницами.
– Мы видели. – Полицейские едва подавили улыбки. – Можно сейчас же пройти медицинское освидетельствование, чтоб задокументировать следы побоев. В любом случае мы видели и подтвердим.
У Машки вспыхнули щеки.
– А статьи за подглядывание в уголовном кодексе, случайно, не имеется? У меня появилось, что заявить.
Полицейские поняли, что разговор пошел не туда.
– Претензии к брату имеются, гражданочка? Может, вас проводить, чтоб брат больше не обижал?
– Попробуете проводить, и брат вас самих обидит. Всю жизнь обиженными ходить будете.
– Рот-тердам столица Дании, – ругнулся напарник сержанта, ступня принялась тереться о траву. – Вляпался же. Не каждая свинья такую грязь найдет.
– Столица Дании – Копенгаген. – Машенька победно улыбнулась. – И не льстите себе. Каждая.
Когда дошло, один полицейский прыснул в кулак, второй едва не поперхнулся.
– Бойкая девица. – Сержант уважительно качнул головой. – Если побудительные мотивы Алексантия Егоровича похожи на те, что возникли у меня, то отныне понимаю и сочувствую. Вердикт присяжных был бы – «Оправдан полностью».
Как бы ее ни склоняли, Машка купалась в обрушившемся мужском внимании. Ползающие по телу едва не раздевающие взгляды нравились, она еще не привыкла к такому и млела, и прояви стражи порядка больше напора, не факт, что не завяжется знакомство. В обе стороны поплыли флюиды соблазна, атмосфера стала почти романтической.
Очень своевременно (с моей точки зрения) у сестры зазвонил телефон. Она резко развернулась с трубкой у уха, юбка заложила вираж, и часть того, что всех румяней и белее, вновь ударило по глазам. Паршивка знала, что делает, и то ли насмехалась, то ли подстрекала.
– Да. – Разговаривая, Маша принялась ходить вдоль площадки. – Почти. Когда? Хорошо. И я. Обязательно.
Останки асфальта вбивались в пыль острыми каблучками, глазки стреляли по сторонам и, намного чаще, под ноги, где легко можно было утонуть в чем-то не самом благоухающем. Ветерок развевал и трепал юбочку, взоры полицейских, которые, не отрываясь, следили за ней, молили о резком порыве. Я прокашлялся.
– Товарищ сержант, а меня выслушаете?
– Естественно, мы же задали вопрос.
– Однако забыли получить ответ. Как вас по фамилии?
Сержант мгновенно подобрался, взгляд уперся мне в переносицу.
– Сержант Старомоев, а что?
(продолжение следует)