– Мой герой вернулся! – воскликнула Сусанна , а руки приветственно раскинулись. – Ты моя зайка! Нет, волк в овечьей шкуре. Нет – дракон, заколдованный в детстве и вынужденный влачить жалкое существование в образе некультяпистого растяпы. А на самом деле…

Руслан и Света изумленно хлопали глазами. Сусанна заливалась канарейкой:

– Один против всех… С оружием в руках спас бедную девушку от позора… Хотя, не один. Кто была та симпатичная мулаточка? Я не ревную, у всех есть маленькие слабости. Просто любопытно. Совсем на меня не похожа. Специально так выбирал?

– Как догадалась?

Танк «Сусанна» для язвительности непробиваем, он создан для атаки.

– А как она в постели? – прилетело вопросом на вопрос.

– Волшебно. Феерично. Бездонно. Ни брюссельским мальчиком описать, ни к стенке и отрубиться.

Сусанна подозрительно сощурилась:

– Ты что… с ней… не? Угадала?!

Она радостно захлопала. Вот же паскуда интуитивная, просекла. Словно на лбу прочитала.

– Как поняла? – Мои брови подрались за место на переносице.

Неужели я настолько прост и предсказуем?

– Ты же слон в посудных лавках. Если не крушишь очередной магазинчик, а восхищаешься, значит, еще не входил.

Я почесал репу. Присутствующая парочка подавилась смешком.

– Мой герой, ты правильно поступил. Зачем тебе кто-то, когда есть такая я? – Сусанна провела ладонями по своим формам, сделав это так, будто сняла остатки приличий. Влажная простыня лишь подчеркнула ее старания.

Руслан со Светланой заняли диван, кавалер наливал что-то даме, от нас на миг отвлеклись. Эротично склонившаяся Сусанна прошептала:

– Ты отдашь мне запись? В обмен разрешу делать со мной…

– Такой бартер меня не устраивает.

– А какой?

– Ты знаешь, какой. И на что.

– А на это? Подумай.

– Дешевками не интересуюсь.

– Фи, как грубо. И ты еще не все знаешь.

– Знаю достаточно.

– Противный. Так вот. – Словно забыв про меня, Сусанна повернулась к Свете, и речь, которую, видимо, перебило мое появление, продолжилась. – Если вижу во взгляде неприкрытое вожделение – как такой может быть интересен? С ним просто, пресно и скучно. Такой не даст ничего нового. Во всяком случае, такого нового, о чем мечтаю я.

В этот момент она почему-то посмотрела на меня.

Света, закинувшая ноги на мужнины колени и теперь забавно шевелившая пальчиками, подхватила:

– А мне нужна загадка. Игра. Соблазнительные танцы ума на краю сознания. Искрометные эскапады, неожиданные и опасные. Полеты над пропастью. С непременной возможностью упасть. Сомнения, ожидание, радость… чувственный флирт, не переходящий границ приятного… Ведь для чего нужен флирт? Почему он появился? Явно не от желания позлить мужчин, которым всегда подавай горяченькое как можно быстрее. – Ее ладошка ласково погладила рыжие вихры мужа, тот сомлел. – Он возник потому, что стал необходим. Чтобы женщина успела разобраться в себе.

Она снова погладила Руслана, чтоб особо не прислушивался, а просто получал удовольствие.

– И в своих мыслях, – добавила Сусанна.

– И в их мотивах.

– И во избежание ситуаций, грозящих стандартными ловушками.

Света справлялась и без посторонней помощи.

– И чтоб самой расставить капканы и понять, наконец, хочется чего-то большего или не хочется. – Ладное тельце, которое проигрывало моей бывшей в пышности на местах, но брало свое обаянием, прильнуло к голому торсу мужа. Взгляд прыгал с Сусанны на меня и обратно, словно решая какую-то головоломку. – Если женщина поймет, что ей не хочется большего, нужна ситуация, из которой могла бы красиво вывернуться, получив выматывающе-бурное эмоциональное удовольствие от прелюдии, большей частью словесной и славной поступками, которые не переходят в события. И чтоб не наобещать с три короба чего-то ненужного и категорически невыполнимого.

Покосившись на нахмурившегося мужа, она закончила:

– Поэтому я выбрала моего Русика.

Концовка парня удовлетворила, он расцвел. Сусанна хмыкнула:

– Мне тоже сначала показалось, что Руслан именно такой. Повелась. Понадеялась, что, раз пригласили третьей, будет что-то интересненькое. Выходит – подстава?

– Не все скоту масленица, – резюмировал я.

Света покраснела.

– Я согласилась только потому, что Русик попал в передрягу, и это, как он сказал, единственный выход. Иначе еж ему в задницу, а не чужие прелести! – сообщила она в мою сторону, словно оправдываясь.

Взгляд старался не встречаться с моим. Он плавненько перетек на визуальную конкурентку, чья влажная простыня работала одеждой с таким же успехом, как двухлетний ребенок – декоратором элитных квартир.

Сказанное задело Руслана:

– Вообще-то, смею напомнить, ты раздевалась перед Ольфом и провела с ним ночь!

– Провела ночь? – презрительно повторила Света. Лицо ожесточилось, бездонные глаза сумели стать маленькими и злыми. – Напомнить, что люди вкладывают в это понятие?

– Напомнить, как должна вести себя жена в присутствии других мужчин?

– А тебе напомнить, что ты меня проиграл?

– Неправда! Но если хочешь оперировать этим термином, то, наоборот, встретив тебя, я выиграл, выиграл по жизни. Во всех смыслах.

Смертельный номер словесного эквилибриста удался. Света улыбнулась:

– Я тоже.

– Я люблю тебя.

– Я тоже. – Девушка совсем сдалась. Точнее, так показалось, поскольку последовало продолжение: – Но это не значит, что ты можешь играть моими чувствами. Заметь, я уже дважды спасаю тебя, бросаясь на амбразуру собственным телом, а кто, позвольте спросить, виноват? С кого все началось?

Сусанна с удовольствием следила за перепалкой голубков. Мне было не до чужих разборок, назревали свои. Я поднял камеру:

– Сусанна, сейчас запишем видеообращение к твоему папаше, а также для органов следствия. Всё как было. Прошу внимания, сейчас вылетит птичка, следите, чтоб не нагадила.

– Запишу, конечно, все, как скажешь, слово в слово. – Бухнувшись на кушетку, Сусанна закинула ногу на ногу. – Но я не брала.

И ведь как похоже на правду. Артистка, мать ее в Ницце. А вдруг не врет?

– Где же они тогда? Вариантов три. Если не у меня и не у тебя, значит…

– У папы.

– Наконец-то. Если снова не лапша на ровном месте. Но, возможно, истина где-то рядом, продолжай.

Поцеловав мужа, Света отлучилась в сторону прихожей, Руслан с любопытством прислушивался, Сусанна продолжала:

– Он сказал, нужно сделать ответственным тебя, чтоб обезопасить свой дом.

– И они лежат на месте в целости и сохранности, пока конкуренты землю роют, пытаясь отыскать меня?

Как же все просто. Не разухабистую дочку следовало брать за задницу, а главу паршивого семейства. Даже из смерти сына выгоду извлек, гад.

Но что-то я упустил. Что? Какой-то момент остался за кадром.

– Хватит, я замерзла. Давайте сыграем в угадайку! – Сусанна вскочила, хватая со стола полотенце и накрывая им лицо. – Я первая вожу. Кто не спрятался, я не виновата. Убегайте! Кого отгадаю на ощупь, тот, прежде чем водить, влезет на стул и выпьет рюмку с локтя. А если не угадаю, то, соответственно, я. Поехали!

– Приехали, прошу освободить вагоны. – Я сорвал с ее глаз накидку. – Мы не для этого…

– Я – для этого. – Она отпрянула. – Меня пригласили развлекаться, и я хочу развлекаться. Не хочешь – твои проблемы, а другим не мешай. Вы как?

Света как раз вернулась, и две головы синхронно мотнулись в отрицании.

– Как знаете. Тогда я купаться.

Развернувшись, Сусанна пошлепала по холодной половой плитке к бассейну.

Не первый день зная атомную баловницу, я видел ее мысли как на ладони. Настал звездный час задуманного спектакля, его кульминация. Еще только шагая, она представляла, как сбросит льняное покрывало, и ослепший Руслан уронит челюсть, Света завистливо поведет плечиком и мстительно попытается каким-нибудь образом перетянуть мужское внимание на себя. И я среагирую, бросив на нее необходимый взгляд. Потом просто не смогу отвести. А потом…

– Ну и флаг тебе в руки, – сообщил я вслед, бессердечно отворачиваясь.

Руслан принялся нарезать бутерброды. Сусанна не смогла вынести невнимания.

– Флаг-то он, конечно, флаг, – задето пробормотала она, ноги замерли на полпути к бассейну. – Я люблю, когда флагов много. Чем больше знамен – тем крепче армия. Когда древки стоят, а полотнища трепещут…

– В любой войне можно не только победить, но и проиграть, дорогуша. – Я подмигнул следившей за пикировкой Свете и удостоился ответного подмигивания.

Сусанна обернулась:

– Согласна. Поэтому иногда необходимо отступить, чтобы перегруппироваться и сконсолидироваться перед новым наступлением. – Она вернулась за стол. – На чем мы остановились?

– На твоем папаше, который распорядился моей свободой ради барышей.

– Это временно. Потом он все уладил бы, а тебе возместил.

Я с сомнением покачал головой. Чтобы Задольский кому-то что-то возместил?!

Что же не давало мне покоя в новой версии вечной фантазерки? Вроде все логично.

Стоп. Мои брови с подозрением взлетели:

– Тогда что ты искала в комнате Вадима, если не документы?

Вот он, мешающий фрагмент, что не дает сложиться мозаике.

– Расписку. Вот эту.

Сусанна достала сумочку, ухоженные пальцики покопались в ней, и мне в лицо прилетела вынутая бумажка. Я развернул сложенный вчетверо листок.

«Я, Сусанна Задольская, в трезвом уме и здравом прочем, в день рождения моего брата Вадима обязуюсь уговорить трех своих подруг станцевать ему стриптиз, если завалю сессию».

– Так он меня воспитывал. Отцу некогда, попросил Вадика заняться моими проблемами с учебой. Тот занялся.

– Насколько помню, позапрошлую сессию ты все же завалила.

Сусанна ухмыльнулась, что-то припомнив:

– Инна с Наташкой расплачивались. Те, которых ты у Райки видел.

– Даже боюсь спросить, как.

– А ты не бойся. Рассказать?

Заодно Сусанна метнула взгляд на Руслана, стушевавшегося под одновременным взором супруги. Нож в его руке нервно застучал по колбаске. Словно по упущенным возможностям.

– Привет им передавай, – сказал я. – Надеюсь, у них все хорошо?

Пусть со скрипом, но Рая все же помогла мне.

Сусанна ухмыльнулась:

– Разбили машину, когда возвращались с вечеринки, где ты навел шороху. Непонятно, как сами живы остались. Машина – вдребезги, восстановлению не подлежит. Говорят, кто-то под колеса бросился, едва не наехали, Инка вырулила в столб. Помнишь, в каком состоянии они были? Анюта с Натахой вырубились еще по дороге, очнулись, только когда «скорая» приехала.

Света передернула плечиками:

– Водительница пьяная, что ли, за руль села?

– Вусмерть.

Света презрительно отвернулась. На лице написалось: «Скажи, кто твои друзья, и я скажу кто ты».

Руслан все это время с удовольствием разглядывал мою бывшую подружку и, судя по масляной поволоке, даже строил какие-то планы. Теперь он встрепенулся и немедленно отчитал жену:

– Если судить людей по окружению, идеалом признали бы Иуду.

Я внутренне поаплодировал. Прелесть, а не формулировка. Такое жонглирование словами даже убийство превратит в акт благотворительности. Где находится институт, в котором такому учат? Хочу.

Сусанна никак не отреагировала, ее мысли витали в другой области, сугубо материальной:

– Обидно все же, Инке эту машину только что подарили. Папа говорил, Кузьмич специальную версию заказывал, ради дочки ничего не жалеет. Хотя сам…

– Кузьмич? – В моей голове что-то включилось. – Случайно, не Герман Кузьмич? А машина – белый Мурано?!

– Уже хвасталась? – Сусанна с презрением сощурилась, но длинные ресницы вдруг снова взлетели, одновременно изумленно и гневно: – Ты что же, успел и с Инкой?.. Да-а, времени зря не теряешь. Еще очко твоей нескучности. Не поверите, кажется, я влюбилась.

– Не поверим. Фамилия Инны – Филозова?

– Нет.

Как же так? Только что все сошлось…

– Это фамилия ее отца, – завершила Сусанна.

Значит, «кто-то под колеса бросался, едва не наехали»? Что будет, когда эти два плюс два сложит Анюта?

Свете надоело следить за нашими вышедшими на новый виток перипетиями. И за мужем, который не сводил глаз с раскинувшегося перед ним урожая тыкв для Хэлоуина. В его бок прилетел ее локоток:

– Пойдем, попаримся.

Оба скрылись в напоминающей ад каморке, пышущей невидимым огнем даже сюда.

Едва остались наедине, Сусанна приникла ко мне:

– Ты молодец, что вернулся за дисками и фактически разгромил студию. Поделом. Как я тебе на экране?

– Не смотрел, – честно признал я.

Сусанна ехидно хмыкнула, не поверив, но спорить не стала.

– Что сделать, – зашептала она в ухо, – чтобы ты расстался с глупой записью? Тебе от нее никакого прока. В качестве ответного жеста могу… – Шальные плутовские глаза загорелись. – Спорим, у тебя такого еще не было? Приглашу еще Наташу, и мы… Мало? Тогда еще…

– Ты знаешь, что Наташа успела ударно поработать в той студии? – перебил я.

– Нашел ее записи?! – Сусанна радостно встрепенулась. – Дашь посмотреть?

– После тех экзерсисов думаешь навязать ее мне? Я брезгливый.

– У кого нет ошибок молодости? Анжелка, наша сокурсница, там вместе с Натахой отметилась, но мой папаня ею не гнушается, в высший свет выводит.

– Ты так убедительно врала про эту отцовскую пассию…

Сусанна хмыкнула.

– Загнал в угол, пришлось. Теперь-то понимаешь, почему? Так на каком варианте мы остановимся?

Простыня распахнулась, жаркое влажное тело приникло ко мне, намекая на продолжение.

– Обмен будет только на полное снятие с меня всей напраслины, – уведомил я. Плечо сделало движение, словно мне неприятно, и хочу, чтобы она отлипла.

– Только? – Глаза девушки сощурились. – Пожалеешь. Но будет поздно. Пойду, все же, искупнусь.

Жестом фокусника, который снимает покров с черного ящика, Сусанна скинула простыню, надменно обернулась и, убедившись, что старания не пропадают даром, бросилась ласточкой в водную гладь.

Раздался дикий захлебывающийся визг. Вынырнув, она продолжила орать, вспупыренное тело полезло наружу.

– Греться!!! Вода хуже, чем на полюсе!

Я с улыбкой смотрел, как, вскидывая ягодицы, она несется через зал и рвет на себя пыхнувшую влажным туманом дверь. Ворвавшись в парилку, Сусанна устроила там тарарам. То ли с разгону бухнулась на кого, окатив холодом, то ли еще как проявила фантазию, но шум внутри не стих и через минуту. Наоборот.

Когда дальнейшее нарастание визга и хохота достигло апогея, из парилки вывалились дымящиеся паром Руслан со Светой, которая висела на его спине. Ни о каких простынях речи уже не шло. Сзади их с энтузиазмом пинала Сусанна. До красноты распаренная Света лягала мужа, взнуздывая как лошадь. Промчавшись мимо, оба плюхнулись в бассейн – без размышлений, с головой, с воплями и брызгами.

Соблазнительно потянувшись, Сусанна начала оборачиваться ко мне.

Дальнейшего я не видел, ноги уже несли к выходу. Все, что мог, узнал, теперь нужно обдумать и составить план. Сусанна пока свободна.

Впрыгнув в кроссовки, левая нога ощутила некоторое неудобство, но времени терять не хотелось. Уже в корабле я достал оттуда смятый листочек бумаги:

«Олег, нужно встретиться, касается тебя, важно до чертиков, дело жизни и смерти. Завтра в десять вечера у трех поросят. Русику ничего не говори».

* * *

Воля, воля… Мало того, что пенис поднимается, он делает это по собственной воле, изрек Святой Августин. И вообще, говорят «не хватило воли», «проявил волю», и как бы подразумевается, что она одна. А если их несколько и все разные? У меня сейчас такое двойственное… а то и тройственное состояние одновременного желания разного. И воля имеется – ко всему. К бою и покою. К тихому счастью и невыносимым приключениям. К борьбе за свободу и свободу от борьбы. Что делать?

Мудро вечера утренее. Ляг, поспи, как говорится, и все прояснится. Или пройдет. Мимо. Короче, сон всему голова.

Отогнав корабль подальше за город, я переночевал. Помогло. С утра пораньше уже знал, чего и куда хочу в первую очередь. Мы в ответе за тех, кого приручили. И после мытья-бритья…

Дилинь! Подождал немного. Еще раз: дилинь-дилинь!

Отворившая Нина всплеснула руками:

– Наконец-то! Бедная девочка извелась, только про тебя и спрашивает.

– Вы ее понимаете?!

Усмешка раздвинула грустные губы:

– Женщина женщину сердцем понимает. – Одетая в домашний халат и тапочки, Нина пропустила меня внутрь. – Тебя по-итальянски называет, Ольфом. Где Ольф? Когда придет? Может не слово в слово, но на лице именно это написано. Ты парень, конечно, хоть куда, и все равно не понимаю, как можно влюбить в себя иностраночку, не зная ни слова на ее языке?

– Не влюбил, просто помогаю.

– Ну да, рассказывай. Женское сердце не обманешь. Впрочем, я ее понимаю, в тебя легко влюбиться.

Покраснев от дифирамбов, я вошел, бестолково пряча выпирающий автомат под полой куртки. Челеста ждала меня – тихая, безропотная. Глядела счастливо. Я вернулся – этого было достаточно. Как же с ней спокойно и хорошо.

– Привет, – донеслось с ее стороны.

Меня словно гвоздем к стенке прибили. Невероятно, но это сказала она!

– Как дьела? – добил второй гвоздь.

– Ты говоришь по-нашему?!

– Учится. – Глаза Нины смеялись. – Пока умеет только спрашивать. Если пойдет такими темпами, скоро сможет ответить. Или хотя бы понять, что ответили.

– Чао Ольф, иль мио амико грандэ э террибиле.*

*(Привет, мой друг, великий и ужасный)

Я тоже не ударил в грязь лицом, несколько часто используемых слов сомнений не вызывали.

– Чао Челеста. Вабэ?*

*(Привет. Все хорошо?)

– Си-си.

Нина улыбалась, глядя на нас.

Этот день я решил посвятить Челесте. И не только этот. А когда покончу со всеми заморочками окончательно… Впрочем, всерьез я так далеко не заглядывал, хотя отставка Полиной многое прояснила в мозгах.

– Наши продукты для нее – темный лес, – принялась суетиться Нина, размещая меня на кухне и наливая чай. – Экзотика. От сметаны девочка с ума сходит. Сначала не понимала что это, потом обозвала кремом и съела все, сколько было. И сгущенка ей очень понравилась, которую я вместо молока добавляла. Ее она назвала сладким кремом. А вот сливочное масло на дух не переносит.

– Сладким кремом? – переспросил я. – Тоже без перевода?

– Многие слова стали общепонятными, как окей или хэллоу. Сейчас, наверное, любому понятно, что означает «крема дольче».

– Си, дольче, – подала голос счастливая Челеста, ютясь рядом на сиденье кухонного уголка. – Ва бэ.*

*(Сладко. Хорошо)

Тоже в махровом халате. Волосы, согласно международному женскому заговору, повязаны полотенцем – знак, что недавно мыла голову. Босая. Снизу меня касалось тонкое бедро, сверху очень хотела дотронуться рука, и только присутствие посторонней мешало. Челеста явно соскучилась.

– И еще, – продолжила щебетать Нина, делясь новостями. – Она так просила кофе…

– Она ненавидит кофе, – сообщил я.

Нина вздохнула:

– Теперь тоже так думаю. Но девочка так умоляла, почти требовала… словно жить без него не может. Думаю, сделаю гостье приятно, взяла Владикову большую кружку, положила две ложки лучшего растворимого, придвинула сахар…

Нетрудно догадаться, что произошло дальше. Имелся опыт.

– Челеста не стала пить?

– Да! Понюхала с отвращением и вылила в унитаз. Ничего не понимаю.

– Это у нее один из бзиков, – успокоил я. – Вера в инопланетян и странная тяга-ненависть к кофе. Зато на людей не бросается, как другие, которые вроде бы нормальные. Больше никаких эксцессов?

– Что ты, какие эксцессы? Такая замечательная скромная девочка… Только спать ложилась странно, не понимала, зачем нужен пододеяльник. Взяла вторую простыню, сдвинула ее и подоткнула в ногах под матрас. Я ей не мешала, пусть, лишь бы уснула. А спала она прекрасно.

Я поднялся.

– Спасибо, Нина, огромное. Невероятно выручила. Сейчас нам надо идти… – Я запнулся, не зная, как напроситься на продолжение сотрудничества. – Не покажется наглостью, если Челеста вернется и проведет здесь еще ночь?

Где одна, там и другая. Нина хорошая женщина, и, несмотря на все случившееся, у нее девушка будет в безопасности.

– Мне только в радость, пусть остается, сколько надо. Да и ты, если хочешь, места доста… – Она запнулась, плечи поникли. – Места достаточно.

– Прости, сейчас мы пойдем, а вечером Челеста снова придет. Или завтра, если вдруг что-то задержит. Жизнь слишком ускорилась, иногда события опережают желания и плюют на возможности.

– Хорошо. Буду ждать.

Поняв, что уходим, и что уходим вместе, моя смуглянка пулей умчалась в ванную, развевавшийся халат пыхнул воздушной волной, за дверцей зажужжал фен.

Нина с грустной улыбкой сложила руки перед собой, меня огорошил странный вопрос:

– Как ты пользуешься полотенцами после душа?

– Как все.

– Основное – для всего, и маленькое – для ног? – Дождавшись кивка, женщина продолжила: – Челеста сначала совсем не признавала банное полотенце, искала какое-то акапатоё. Как теперь представляется, это обычный махровый халат. Затем она вроде бы приняла наши нормы, но с особенностью: одним полотенцем вытирает всё, от лица до ног, и отдельным… назовем это особыми местами. Она удивительная девочка. Странная, но хорошая. Кажется, ей несладко пришлось в жизни.

Лишившаяся головной части ракета «Челеста» пронеслась из ванной в спальню, где лежали вещи. Кудряшки живописно торчали, напоминая одуванчик, если его скрестить с черной розой. Когда языковой барьер каким-то чудом падет, нужно будет объяснить, что пышность ей не идет.

Впрочем, это на мой некультяпистый провинциальный вкус. Возможно, где-нибудь в Милане считают по-другому. Вот пусть и ходят так в своих Миланах, а нам сделайте красиво по-нашему. Не уверен в соответствии этого вывода всем законам политкорректности, но это мое мнение, и кто сумеет разубедить, может сразу идти в советники президента. С такими-то талантами.

– До свидания, – окончательно распрощался я с Ниной. – Мы не исчезаем насовсем!

– Надеюсь.

Корабль ждал на крыше. А впереди ждал весь мир.

Челеста глядела не меня, как птенец на родителя.

– Бывала когда-нибудь на юге? Зюйд?*

*(Юг)

– Ио? – Ее ладошка легла на середину груди. – Вольо. Ла фа кальдо.*

*(Я? Хочу. Там тепло)

– Вижу, что возражения отсутствуют. Значит, летим на юг. На самый. Я тоже еще не был.

– Партьямо а суд? – обрадовалась девушка. – Э бениссимо! Марэ э соле…*

*(Летим на юг? Прекрасно! Море и солнце…)

– В Антарктику! – торжественно закончил я.

Режущие глаз тона обстановки сменились привычными зелеными, после алого безобразия они казались приятными и почти родными. Наверное, корабль среагировал на подспудное желание – больше никаких напоминаний о Полине. Или после определенного врмени он вернулся к базовым настройкам. Не знаю. Полжизни отдал бы за пользовательскую инструкцию.

В дороге мы успели перекусить, с удовольствием совместив сытность корабельного пайка с вкусностями заботливой Нины. Попутно играли в города. Всего за минуту я сумел разъяснить правила.

– Рим. Эм. Москва. А. Ашхабад. Дэ. Ферштейн?

Вскинув удивленную бровь, итальяночка кивнула. Наверное, я предложил некое международное развлечение. Нечего делать бывает во всех странах.

– Рим.

– Монца.

– Армавир.

– Рома.

– Анадырь.

– Равенна.

Дальше пошла война на истощение: Алма-Ата – Аоста. Атланта – Анкона. Анкара – Альбенга … Увидев заминку, Челеста в насмешку протараторила без моего участия:

– Альгентара, Алтамура, Андриа, Априлиа, Алессандриа, Альбиниа… Баста?

– У вас все города на «а»? – нервно осведомился я.

Не люблю проигрывать по пустякам. По крупному тоже, но там не поспоришь. А здесь…

– Андрия, Априлья, Александрия, Альбиния оканчивается на «я». Поэтому говорю – Якутск.

– Катанья.

– Опять «я»? Я… Ямал.

Нехорошо врать, а что делать. Проигрывать не хотелось.

Снизившись в опасную зону, где могли пролетать самолеты, мы глянули под белое пушистое море… а там расстилалось такое же.

Льды. Торосы. Айсберги, Вайсберги, Айзенберги… и прочая ильфопетровщина, непонятно как вбитая в подмороженные зрелищем мозги. Задуваемый метелью Южный Полюс оказался более нелюдимым по сравнению с собратом. Только одна научная экспедиция копошилась, спешно закрываясь от налетевшей бури.

Практически ничего не видать. Полугодовая ночь еще не накрыла тьмой, но очень старалась, еще месяц, и здесь без внешнего освещения даже днем не появишься.

Ладно, отметились. Я снова взялся за рычаги.

– Нон си вэдэ ньентэ. – Челеста пристально вглядывалась в пургу. – О капито! Иль суд, иль поло аустрале?*

*(Ничего не видно. Я поняла! Юг, южный полюс?)

– Хочешь в Австралию? Легко. Но сначала…

Появилась идейка. Девушкам нравятся умилительные создания, они всегда в восторге от котиков и попугайчиков. Вот и продемонстрирую местных аналогов котиков-попугайчиков. Корабль сорвался с места, тоже радуясь возвращению из… как назвать место, откуда вывалиться можно только в космос?

– Прикинь, Челеста, в какую сторону ни лети, везде север!

Пока она прикидывала (или прикидывалась, что прикидывала), мы прибыли к побережью.

– Гварда Ольф! Прэнди а дэстра!*

*(Смотри! Возьми правее!)

Восторженный пальчик указывал на множество пятнышек, похожих на семена мака, которые рассыпали по муке. Или, скорее, на муравьев, потому что многие двигались. Особенно те, что находились на кромке льда и воды. Мы спланировали, чтобы рассмотреть ближе. Рот Челесты растянулся, грозя порваться, глаза утонули в безоблачном счастье.

– Нон вольо звельярми.*

*(Не хочу просыпаться)

Она оказалась без ума от пингвинов.

А меня занимал философский вопрос: ну не понимаю, как пара пингвинов добралась до Иерусалима, или где там Ной строил ковчег из кедров? Переплыть океан, пересечь тропические дебри и пустыни… нет, без божественного вмешательства не обошлось. Видать, Он тоже очень любит пингвинов.

Челеста настолько воодушевилась, что захотела выйти к ним, покормить…

Я не разрешил. Не потому, что злюка и нелюдь, а с точки зрения безопасности. Стадо баранов при желании затопчет любого льва, откуда мне знать, чего ожидать от неисчислимых птичек, которые притворяются милыми и неповоротливыми?

На глобусе мой палец ткнул в другой южный материк. Корабль пошел на автопилоте, мы продолжили словесную чехарду.

– Ликата, – продолжила итальянка прямо с прерванного. Ну и память.

– Астрахань.

– Новара.

Ее взгляд упал вниз, на проносившиеся пейзажи… и завис, как компьютер, что не справился с несколькими одновременными командами.

Австралийская пустыня Пиннаклз. Когда-то я писал про нее статью. И почему мне не заказывали про что-то отечественное?! Так хотелось показать итальяночке Родину во всей красе, но когда припирало, вспоминались именно заморские чудеса.

(продолжение следует)

Сейчас, без Челесты, без других отвлекающих факторов, я был готов к разговору с Полиной. К решающему разговору. К встрече, что должна перевернуть ее жизнь и, как втайне надеялся, мою.

Жить по заповедям было, может быть, не столь интригующе, как вообще без законов, но приятно. Я поздравил себя с победой над одной отдельно взятой обезьяной в себе. Удовольствие от переборотого соблазна оказалось не меньше, чем от его удовлетворения. Теперь предстояло сразиться за другую заповедь – «Не сотвори себе кумира».

По случаю выходного девушка наверняка должна быть дома. Так я надеялся. И не зря.

Деревня Запрядье еще только просыпалась, когда корабль, успевший сделать скоростной бросок на юг и обратно, завис над пятистенком Полины. Занавески на рыболовной леске закрывали только нижнюю половину окошек, никому в голову не приходило, что кто-то будет заглядывать сверху.

Третье окошко показало комнатушку Полины, точнее – закуток за кухонькой, его отгораживала фанерная стена. Старый шкаф, стол, кровать с железными спинками, а на подушке нежилась головка той, за которой пришел. Полюбовавшись некоторое время, я легонечко постучал.

Хрупкий сон девушки как рукой сняло. Она вскочила, руки оправили ночнушку, лицо приникло к окну.

Снаружи шел дождь из роз. Я целыми охапками бросал наземь сорванные в паре тысяч километров цветы. Из невидимого корабля они вылетали, словно ниоткуда. Чудо наяву.

Взор Полины остановился. Веки ожили и моргнули, только когда все закончилось.

– Альфалиэль? – неслышно прошептали губы.

Она машинально перебирала босыми ногами, не чувствуя холода. Длинная ночнушка скрывала формы, но я смотрел только на сияющее лицо. На горящие глаза. В них было столько надежды и счастья…

– Нет, – произнес негромко в ответ. – Странник.

Не знаю, услышала ли. Она скрылась внутри, вскоре донесся скрип задней двери, ведущей в огород.

Корабль перенесся на ту сторону дома. В огромных мужских сапогах на босу ногу и накинутой на ночнушку фуфайке на пороге озиралась Полина. Глаза уже не сияли, просто горели нетерпением встречи с новым.

– Ты чего? – послышалось сзади из вновь отворившейся двери.

– Спи, мама, я воздухом подышать.

– Не застудись.

– Не маленькая.

Дверь скрипнула раз. Второй.

– Полина? Ты куда? – раздался уже мужской голос.

– Никуда! Тут я! Никуда не денусь.

– Надолго?

– Откуда знаю. Как надышусь.

Новый скрип. Долгожданная тишина.

Сделав несколько десятков шагов вперед, девушка скрылась с виду за развесистой яблоней, взор вскинулся к небесам:

– Привет, Странник. Ты здесь?

– Хорошо тебя опекают.

– Не то слово.

– Почему?

Полина расплылась в улыбке:

– Вчера не уследили.

Меня ревниво ужалило в душу.

– Теперь глаз не спускают. – Девушка весело хихикнула. – Розы утром увидят, вообще с ума сойдут. Пусть! Ничего в жизни не понимают, а судят.

– А ты твердо уверена, что только ты понимаешь все… и понимаешь правильно?

– Еще не все, но у меня есть Альфалиэль. С его помощью…

Она с непередаваемым блаженством закатила глаза.

Я поинтересовался:

– Почему говоришь просто «Альфалиэль» – избегая слова «бог»? С твоей точки зрения это синонимы, или видишь разницу? Из прошлого объяснения я такой разницы не вывел. Космос с большой буквы – понятно, но это тоже своего рода синоним Бога – для непробиваемой части ученых. Начало и конец. Абсолют.

Полина сделала несколько шагов в сторону, за покосившуюся баньку. Обнявшая себя фигурка присела на дрова, ноги в поисках тепла крепко сжались и принялись тереться друг о друга.

– Альфалиэль не бог. Он безграничен, но не инертен, в отличие от Абсолюта ученых, и не напоминает всюду сующего свой седой нос мстительного дедушку с облака, которого рисуют нам церковники. Альфалиэль – это все вместе и все по отдельности.

– Тогда такой вопрос. Что такое третий путь, о котором ты упоминала?

Полина набрала воздуха:

– Третий путь – когда возвышенная одухотворенность и телесная любовь, олицетворения восходящего и нисходящего путей, сходятся в одном действии. Часть становится целым, целое снисходит до частности. Великий Космос по имени Альфалиэль приходит в мир и получает нашу самоотверженную любовь, сам отдаваясь взамен. Единение с абсолютом. С Альфаэлем. Термин не важен. С Космосом, со Вселенной, да пусть даже с Богом – в лице Альфалиэля. Вот третий путь.

– Единение? В смысле – половой акт?

Девушку передернуло от отвращения:

– Ни в коем случае! У Альфаэля нет пола. Это… любовь! Великая, бесконечная, неизмеримая. Духовная и телесная одновременно. Отдавать себя Альфаэлю – совсем не то, чтоб… прости за сравнение, перепихнуться с соседом для взаимного удовольствия. Это несопоставимые вещи! Как океан и капля. То и другое – вода, но какая разница, верно?

– Верно, – признал я, выслушав эмоциональную отповедь.

Но неверно, сказало что-то внутри меня. Неверно в главном. Как же это сформулировать?

– Уверена ли, что Альфалиэль – именно то, что ты о нем думаешь? Что он вечен и всемогущ, как Бог…

– Без всяких «как»! – нервно отреагировала девушка.

– Можешь обосновать?

– Легко. Доказательства, что вечный и всемогущий Альфалиэль существует – Большой Взрыв и эволюция.

Нехило, подумалось мне. Но промолчал. Потому что она продолжала:

– Согласись, Большой Взрыв сводит с ума каждого, начавшего о нем думать. Не было ничего, вдруг – бац! – появилось все. Ниоткуда. Как по чьему-то велению, вопреки всем законам физики и природы. Весь материализм летит к чертям, церковь потирает руки и готовится стричь барыши. Задумавшийся о Начале ученый однозначно скатывается к признанию существования Бога. Но сначала это лишь оболочка, которую каждый наполняет в меру разумения. Следующий шаг – уход в традиционные религии, создание собственной или попадание в психбольницу.

– А эволюция при чем?

– Она действует по закону естественного отбора, но происходит с теми, кто появился в результате никем не понимаемого процесса. Никем не объясненного. Кроме теологов, которые с удовольствием объясняют: «И сказал Господь: да произведет земля душу живую по роду ее, скотов, и гадов, и зверей земных. И стало так». Все. Просто и ясно. И никто из ученых не зрит в корень…

Девичье лицо вдруг задралось кверху:

– Если ты реален… Может, станешь видимым?

Я чуть не подавился следующим вопросом, мгновенно вылетевшим из головы.

– Видимым? Зачем?

– Хочу знать, с кем разговариваю. Как с Альфалиэлем. Если у тебя тоже много образов, выбери на свое усмотрение. Уверяю, не испугаешь.

С застывшей улыбочкой она стала ждать.

Мысли лихорадочно забегали. Выйти? Но кого она увидит под именем таинственного Странника? Долговязого длинноволосика, плохо выбритого, в жутком камуфляже и стоптанных ботах – с которым шаталась по лесу вместе с Филькой. Впечатления не произведу.

А если скрываться – произведу?

Плевать на сомнения. Заплетающиеся ноги едва шевелились, но я заставил себя выйти и молча присел рядом.

Она повернула голову. Так и есть, во взоре мелькнуло разочарование.

– Ты… человек, – протянула она, спокойно отворачиваясь.

– А кого ты думала увидеть? – не смог удержаться я.

– Не знаю.

Помолчали.

– Так и думала, что это был ты, – прервала Полина томительную паузу. – Появился в нужную минуту, затем исчез. В тот день никакого сборища у джиперов не было, я узнавала. И голос…

Она вдруг прыснула, прикрывшись ладонью. Веселые глаза вглянули победно:

– Думал, обманешь?

– Не собирался. – Что-то замкнуло во мне, горло решительно выдало: – Ты знаешь, что у Фильки от Альфалиэля ребенок?

Полина помрачнела:

– Не факт.

– Он же не может иметь детей? Или может?

– Не может. Вся деревня знает.

– Почему же тогда?..

– Он не может. Но Настена-то может. А она не безгрешна.

Логично. Я прикусил губу.

Но какая-то зудящая струна оказалась задета – девушка напряглась:

– Зачем ты спросил?

– Мне интересно все, что с тобой связано.

Сказал – словно в пропасть прыгнул.

Она даже не заметила моих волнений.

– Думаешь, любая из нас не мечтает о Его ребенке? Настена забеременела вроде бы правильно… Но одновременно путалась с моим братцем. Попробуй, докажи теперь, чей. Потомок Альфалиэля сможет проявить себя намного позже, сотворив нечто чудесное.

– Или не проявить никак, – внес я свою лепту.

– Тоже возможно, – со вздохом пришлось согласиться Полине. – Если бы ты знал, как я хочу ребенка от Него. Но желаю быть твердо уверенной, что это Его сын. Не как у других, что одновременно спали с мужьями и даже с любовниками. Я блюла себя для Альфалиэля, подарила ему девственность и не знала других мужчин. Я – только Его жена и невеста.

– При этом готова была отдать ему невинную Катеньку?

Серые глаза облили меня жидким азотом:

– Почему нет? Я воспользовалась бы любой возможностью вновь привлечь внимание Альфалиэля к нашей маленькой коммуне.

– Понимаю, – кивнул я. – У него таких коммун, Полин и Катенек по миру может быть…

– Кто вправе осуждать всесильного и непостижимого?

– Так уж и непостижимого, – печально усмехнулся я.

Полина вскипела:

– Что ты можешь знать о Нем?!

– Уж знаю. Пойдем.

Перехватив ее руку, я потянул на себя, одновременно вслух прозвучал приказ:

– Откройся.

В прозрачном воздухе возник проем.

На Полину это не произвело ожидаемого впечатления.

– Входи.

Девушка послушно вошла вслед за мной. Она огляделась с равнодушием, рука выдернулась из моих пальцев.

– Хотел удивить? – Прикушенные губки скривились. – Я уже была вне жизни и пространства.

– Вот как это называется? Альфалиэль приводил? Тебя одну или?..

– Какая разница? Только у тебя слишком мрачно. Эта смесь зелено-коричневого и бурого… брр.

– А у него?

Я изумленно захлопал глазами. Неужели существуют другие корабли?! Где ошибка в моих умопостроениях? Неужели все не так, как думаю?!

– Все блестело, струилось и сверкало. Малиновым.

Кораблик, дорогой, сделай так, как она представляет, взмолился я.

Он сделал. Все вспыхнуло, выпрямилось, заблистало, переливаясь бриллиантовыми сполохами. Малиново-розовые стены, пол и потолок создавали ощущение, что мы в чьем-то чреве, откуда должны появиться на свет.

– Так? – осведомился я, сам с любопытством оглядываясь.

Полина промолчала. Но была удивлена. Начало положено.

Я достал из кладовки яркую куртку:

– Узнаешь?

– Что это?

Опять. Неужели ошибаюсь? Ведь это куртка моего предшественника. Он – Альфалиэль. Или?..

– Подожди, – Полина задумалась. – Настена рассказывала, что к ней Он приходил в чем-то подобном, снизойдя до образа человека.

Кажется, я чего-то недопонимал.

– А обычно? – спросил недоуменно. – Какой у него облик?

– Божественный. Ангельский. Неземной.

– С крыльями и бесплотный?

– Бесплотный не даст такого наслаждения. А крылья Ему не нужны, Он же всемогущ, – напомнила она.

Ничего не понимаю. Я опустился на постель. Он надевал какие-то маски? Где же они?

Ничего, обстановку на малиново-красочную сменить сумел – и маски найду. Все, что мог Альфалиэль, могу и я.

Полина осталась стоять. Руки скрестились на груди. Это защитная поза, вспомнилось из психологии. Еще бы, когда вдвоем с неизвестным вне времени и пространства. Так она думает.

И с тем, что она думает, предстоит бороться и бороться.

– Альфалиэль не всемогущий, – твердо произнес я.

Полина презрительно фыркнула и отвернулась.

– Всемогущего не поймали бы. – По моему требованию корабль перенесся к лесной сторожке.

Едва оттуда дохнуло смрадом, Полина отшатнулась, а выходить вовсе не пожелала, только полюбопытствовала, брезгливо косясь:

– Что это?

– Здесь его держали Филька с Антоном.

– Филька с Антоном – Альфалиэля? Не смеши.

– Пойми, это обычный человек, дорвавшийся до возможностей. Зарвавшийся, чересчур возомнивший о себе и поверивший в собственную неуязвимость. Такой же человек, как ты или я.

– Ты уже не такой. Но по сравнению с Ним ты клоп перед слоном.

– Тогда почему он больше не появлялся? – ударил я последним козырем.

Увы, его покрыли. Полина лукаво сощурилась:

– Кто тебе сказал эту глупость? Ты не прав, Альфалиэль вернулся.

Упс. Конструкция моих умозаключений окончательно рухнула, придавив разум.

– Когда?!

– Вчера. Тоже в образе простого человека. Но я узнала. Как тебя – по голосу.

Вчера? Перед глазами всплыл перетертый канат в сторожке.

– Нагой, худой, расцарапанный?

– Я умыла, одела и накормила.

– А потом? – ревниво вырвалось у меня.

Полина довольно вскинула подбородок:

– Он переночевал и ушел, обещав вернуться.

В ее глазах был триумф. Какой, я понял из окончания мысли:

– Теперь у меня есть шанс.

Дошло.

– Сын Альфалиэля?

– Почему нет? А не в этот раз, так в другой. Главное – Он вернулся. Ко мне! Все, Странник, вези меня домой. Вдруг Он придет?

– Всемогущий найдет тебя в любом месте, – горько хмыкнул я.

– Мне не хотелось бы предстать перед Ним в компании мужчины.

Надежды рухнули, мечты накрылись тем местом, на которое стал похож корабль изнутри. Для полноты картины оставалось только щель люка открыть…

Домой так домой. Пересев в рубку, в молчании я взялся за рычаги. Полина, наоборот, плюхнулась на постель, скинув широченные кирзачи, и с блаженством растянулась.

Не первый раз, больно стукнуло по мозгам. Далеко не первый.

– «Обычный человек», скажешь тоже, – подложив локоть под ухо, девушка глядела на меня из будуара, где я с таким воодушевлением представлял ее вместе с собой. – Многие сотни лет назад Он учил людей жить.

– Сотни?! – Не удержавшись, я громко фыркнул.

– Тысячи. – Полина с обидой покачала головой. – С его слов писались все Святые книги. Но люди всегда, всегда, всегда все перевирали. Иногда без умысла, чаще наоборот.

– Например?

Чем мой предшественник так запудрил ей голову? Почему его слова ставят выше академических знаний? Даже выше здравого смысла?

– Сколько угодно, – с удовольствием откликнулась Полина.

Корабль завис за яблоней на ее дворе. Девушка с некоторой неохотой слезла с постели, ножки вделись в сапоги.

– Первые священные тексты, передававшие слова Альфалиэля, записывались на древнеарамейском. Переводить нужно было все слова, включая имена.

– Хочешь сказать, изначально они были чем-то другим?

– Были даны как обычные существительные. – Сказанное подкрепил энергичный кивок. – Праотец трех главных вер – Авраам, но «Авраам» и переводится «праотец»! «Моисей» означает «Избавитель». «Иисус» – «Спаситель». Точные термины, обозначающие миссию, но никак не личность конкретного человека. Не Моисей спас избранных от рабства в Египте и повел… повторю, повел, а не привел в землю обетованную, это сделал тот, кого резонно назвали избавителем. Это была поучительная притча. Обретя имена, герои древних наставлений зажили собственной жизнью, войдя в Историю.

– То есть, не Авраам родил Якова…

– Конечно. Мужики не рожают.

Не в бровь, а в глаз.

Полина продолжила откровения:

– Давай с самого начала. Убираем имена, пишем их перевод с маленькой буквы. Получится: человек (Адам) познал жизнь (Еву), появились труд (Каин) и отдых (Авель). Убил Каин Авеля.

– Труд убил отдых? - изумился я. - Так вот о чем говорится в Ветхом Завете…

– И ушел в раскаяние (Нод), познал жену свою и родила она милосердие (Еноха). А от него произошло ремесло (Ламех), дочерьми которого были одежда (Ада) и кровля (Цилла).

Наверное, Альфалиэль был филолог или историк. В любом случае, гуманитарий. Гениальный гуманитарий. Даже меня пришибло жуткое восхищение. С такими фактами не то что секту, новую религию можно создать. Или подмять имеющиеся.

Гм. Альфалиэль на свободе. Может, еще подомнет?

Без корабля? Вряд ли.

А если нам с ним скооперироваться?..

Дикую мысль прервало продолжение Полины:

– Далее от одной жены родились достаток (Иавал) и праздник (Иувал), а от второй – красота (Ноема). Иными словами, древний текст, если переводить не выборочно, содержит простую мораль: хочешь превратить жизнь в красивый праздник – изволь потрудиться. Об этом была история. Ну, прощай.

– До свидания.

– Нет, Странник, прощай. Не приходи больше.

– Почему?

– Ты меня отвлекаешь.

– От чего?! Вдруг Альфалиэль больше не явится?

– От ожидания.

Все было сказано.

Я вышел проводить. Она не обернулась. Вычеркнула из жизни. То же самое теперь нужно сделать мне. Смогу?

А то, понимаешь, размечтался. На тебе в лобешник, чтоб губу не раскатывал. Чужой каравай, итить его бабушку. «Не возжелай»!

«Как Содом и Гоморра и окрестные города поставлены в пример, подвергшись каре огня вечного, так точно будет и с сими мечтателями, которые оскверняют плоть, отвергают начальства и злословят высокие власти…»

* * *

На улице был не май месяц, совсем даже наоборот. Ветерок, что в другое время нес бы прохладу, льдом встречной стены обжег лицо и протек за шиворот. Меня он заставил напрячь мышцы и бегом вернуться на борт.

Я почему-то не чувствовал себя разбитым и уничтоженным. Хотя именно это произошло. Мы поговорили. Мое «Не сотвори себе кумира» выглядело бисером перед прекрасной самодовольной свинкой. Альфалиэль, даже лишившись корабля, обскакал меня на полкорпуса.

Зелен виноград. Ну и что? Ощущение было, как в новелле из фильма «Париж, я люблю тебя», что происходит в подземке. Иностранец, которого путеводитель настойчиво убеждал не смотреть людям в глаза, не послушал совета и за одну минуту получил впечатлений больше, чем мог бы за неделю хождений по достопримечательностям наверху. Неважно, каких. Главное – незабываемых, которые навсегда останутся с ним.

Так и я. Словно целая жизнь пролетела.

Хватит. Отбросить и забыть. Настала пора урегулировать вопрос с документами. Решительно и бесповоротно. И окончательно – что бы ни произошло.

Это зависело от Руслана. Включив телефон Анюты, я набрал его номер.

– Слушаю.

– Это Ольф.

– Здравствуйте, Степан Викторович! Да, я сделал, как вы просили. Сейчас скину цифры.

Ту-ту-ту.

Конспиратор моржовый. Я остался ждать у включенной трубки, медленно ведя корабль над городом. Через полуминуты пришло сообщение, после которого телефон вновь отправился на покой:

«Мы уже здесь. Сауна напротив места, где с тобой познакомились, снята на два часа. Охранники осмотрели и вышли. Через полчаса открою запасной выход».

Не парень – золото. Все успел, ничего не забыл. Место, где познакомились – это стрельбище, а полчаса – это, наверное, чтоб дать мне время добраться в нужное время. И куда мне теперь их девать?

Искать приключений душа не лежала, поэтому я прибыл заблаговременно и осмотрелся. Представляю, сколько пошлых мыслей проносится в голове обыкновенного или, как говорят за океаном (и, как же без этого, теперь многие и у нас), ванильного мещанина, при упоминании сауны. Обычная финская баня с сухим паром в результате многолетних усилий олигархов и некоторых современных писателей стала синонимом разврата. А вообще-то в баню ходят мыться. Кто-то – попить кваса, пивка или чего покрепче, сыграть в бильярд, если он там имеется, потрепаться за жизнь – в общем, хорошо провести время в тепле и теплой компании. Интересно, на какой из мотивов клюнула Сусанна.

Нужная мне сауна находилась на втором этаже любопытного заведения. Явно не только банные услуги здесь оказывают. Впрочем, какое мне сейчас дело. К дверце запасного выхода вела металлическая лестница. Я прирулил прямо ко второму ярусу и стал ждать.

Один охранник дремал у парадного входа в машине, второй, видимо, сидел у самых дверей в сауну. Аварийный выход, запертый изнутри, их не интересовал.

Скрипнуло. Прихватив камеру, я перемахнул ржавые перила и вошел внутрь.

Пар. Духота. Отперший мне Руслан ждал в проходе, тело опоясано длинным махровым полотенцем

– Нас трое, Сусанна и мы со Светой. Если что, не удивляйся, паримся по-европейски.

– Без мыла? – рискнул предположить я. – Или без водки?

– Без купальников.

И пока мои брови поднимались, он прибавил:

– Но в простынях. Так что, губу не раскатывай.

– Можно подумать, увижу нечто новое, – некрасиво осадил я его.

Думал о Сусанне, а надо было думать головой. Руслан насупился, губы грубо выпихнули:

– Я свое дело сделал. Договор выполнен. Дальше – твои заботы.

Несколько шагов мы прошли в молчании. Немного успокоившись, спутник поинтересовался:

– Нам уйти?

– Не надо. При посторонних даже лучше.

– Как скажешь. Тем более, Светка от любопытства сгорает – на что ты ее променял.

– Только Света?

Руслан усмехнулся:

– Пошли. Уверен, такого сюрприза наша приятельница не ожидает.

Мы переместились в комнату с дощатым столом, диваном, посудной тумбочкой и кушеткой, которая одновременно служила передвижным сиденьем. Половину помещения занимал аккуратный бассейн, сбоку видны дверцы парилки и санузла. Чтоб не напачкать, я переобулся в местные тапочки, прочая одежда осталась готова к любым неожиданностям. Вдруг снова придется уходить через окна?

– Где дамы?

Руслан указал на дверь парилки. Я с ходу направился туда.

– Подожди. – Его рука перехватила меня. – Пусть сами выйдут. Мы пока чаю нальем.

Глядя, как парень, оттащив меня, хозяйничает за столом, я догадливо осведомился:

– По-европейски паритесь?

– По очереди. – Он развел руками: понимаешь, дескать.

Как же он ревновал свою Свету. Я также бесился, когда думал о Полине и обманщике Альфалиэле. Но я ничего поделать не мог, у Руслана же возможности имелись. Например, не дать мне вновь увидеть его супругу в костюме Евы. В этот момент дверь отворилась. Блестящие и раскрасневшиеся, Сусанна со Светой вышли из парной, на ходу заворачиваясь в простыни.

Увидев меня, Сусанна повела себя совершенно непредсказуемо.

(продолжение следует)

36 («Ольф» заканчивается, скоро финал, начинаем обратный отсчет: 10...)

Я внимательно вслушивался. Света умирала от разности потенциалов воспринимаемого ухом и ощущаемого телом, но тоже слушала. Возможно, даже слышала, хотя не понимаю, зачем ей эта информация. Зажатая в тиски девушка растворялась под навалившейся тяжестью. Из одурманивающей пелены действительности доносился отстраненный голос, вещающий о чем-то ненужном и непонятном.

– Не так давно кайдекс появился в свободном доступе, я решил попробовать силы. Одного листа хватило с запасом. Взял лист, разметил под раскрой, разделил на половинки и разогрел в духовке до размягчения…

Я старательно вслушивался, но глаза видели, как шевелятся реснички на соседних веках от моего дыхания. Склоненный лоб почти смыкался со струящимся золотом ореола, который, сияя подобно нимбу, обрамлял лицо, застывшее во внимании – как к доносившемуся снаружи, так и к происходящему внутри. Света не подгоняла обстоятельства и не сопротивлялась им. Все, что могло произойти, она уже беспрекословно приняла, доверив мужу далее самому выбирать, чему быть, когда быть и быть ли. Внезапно одно слово поразило ее до глубины души.

– В духовке?! – Она непроизвольно дернулась.

Маленькое движение – и мое лицо зарылось в золотых джунглях. Щеки соприкоснулись, почувствовали друг друга и нерассуждающе притянулись, словно магнитом.

Хлобысь! – волна по нервам.

Щелк! – рубильник ума.

Вжик! – стальная клетка инстинктов нараспашку.

Сознание: «Стоп!!!»

– Да, в духовке, и там все в порядке, не беспокойся. Размягченные половинки я соединил на обернутом скотчем ноже, чтоб случайно не повредить…

Размягченные половинки? Брысь, глупые мысли. Человек дело говорит. Кажется.

– Потом – под пресс, до застывания. Готово. Осталась мелочь – сделать красиво.

– Вот об этой мелочи и речь, – пробормотал я.

– Это совсем просто. Под заклепки просверливаются и развальцевываются отверстия, затем ножны выпиливаются по контуру – вот и вся недолга…

Руслан показал себя многосторонней личностью. Истинным самураем. И швец тебе, и жнец, и на дуде игрец, как говаривали в старинные времена. Он говорил, а живущая собственной жизнью ладонь машинально терзала роскошь, устремленную душой и плотью в бесконечное небо. Злая на него до чертиков, Света все равно была с ним душой и телом, каждой каплей тающего в прострации разума.

– Для крепления под ремни и шнуры я отфрезеровал продольные пазы и на всякий случай сделал отверстие для стока воды – мало ли в каких условиях и каком положении придется оказаться.

Рукотворные обстоятельства слепили нас в единую фигурку, будто вышедшую из рук ребенка с развитым не по годам воображением. Мы все делали вид, что происходящее – всего лишь пряный фон ведущегося разговора. Руслан приглушенно рассказывал:

– Ошкурил… придумал, как разместить… и вот – результат на лицо.

– Точнее – на спине, – поправил я.

Выталкиваемый нашими губами воздух волновал Свету больше, нежели периодически ускользаемый смысл разносимого над тремя головами. Несмотря на пласты обернутой материи, на слои подобранной по вкусу, моде и не угаданной погоде одежды (которую Света надевала дома уже зная, куда едут, с кем и, помня о недоговоренном зачем), она ощущала все, что открыто и скрыто. Даже больше. Домысливая нюансы и вчувствываясь в сдерживаемые недодвижения. Похожее на исполнение приговора событие, которого она с ужасом и сладкой ноющей мукой долго ждала, наступило. Пусть совсем не так, как рисовало шалившее воображение. Теперь девушка наслаждалась ярким мигом предвкушения, что являлся водораздельной линией между несовместимыми стихиями – «до» и «о-о!», той быстро улетучивающейся минутой исчезновения реальности, когда знаешь, что сейчас весь известный мир обрушится, звезды упадут, магнитные полюса поменяются местами… верх окажется низом, черное – белым, мягкое – жестким, горькое – сладким, неправдоподобное – очевидным…

Разговор сам собой затих. Слова стали совсем не важны, не уместны и не интересны. Только далекий шепот леса, обсуждающий новых постояльцев, да жужжание редких неугомонных насекомых.

Света вжалась в меня всеми доступными местами. А недоступными… соединилась мысленно. Теплая рука опустилась на еще влажные на поясе брюки. Кажется, еще миг – и пузырь восприятия лопнет, словно киндер-сюрприз под берцем срочника. Вселенная исчезнет. Законы природы вновь закроются, чтобы обрести новую жизнь лишь когда вновь взойдет солнце…

Я понимаю, насколько сильно распален нежданной соседкой. И она понимает. Перебирающие пальчики сообщают мне о содержащемся в ней Тихом океане желаний, грозящих штормами.

«Ты же хочешь… ты же выиграл… тогда – почему не сейчас?» – спрашивают очумевшие глаза, полосуя щеку мягкой одурью ресниц.

Каждый имеющийся волосок вдруг встает дыбом.

«Да?» – приподнявшиеся над ухом радары глазниц вонзаются прямо в душу, одурманивая черным магнитом зрачков.

Почему Руслан не прекратит безобразия? Ждет, что нарушу слово, и у него появится шанс не выполнять свое, выбирает момент покульминатистей? Или хочет иметь моральное право совершить тот логичный мужской поступок, о котором говорили? Или просто не может остановиться, слетев с катушек?

Какая разница. И я едва не забываю все. Все данные слова. Все договоренности. Все человеческие правила и законы.

Как тогда, ночью, с сонно подставившейся Ниной…

Как в спальне с пригласившей наказать Сусанной…

Как с ней же, провокационно заставившей отомстить…

Какое же я все-таки животное…

«Не возжелай жены ближнего». Снова на те же грабли?! А ведь Руслан не зря затронул ту тему…

Я резко отстранился от Светы, и вышло это несколько грубо. «Не возжелай». «Не укради». «Не убий». Первое в этой цепочке через второе часто равно третьему, как в истории Владлена. Желание приводит к действиям, которые приводят к последствиям.

Света съежилась, словно водой из ведра окатили.

– Какие же вы, мужики, сволочи…– наконец с еще более сгустившей атмосферу мукой в голосе прошептала Света, безвольно откидываясь на спину.

Прошла минута. Мне подумалось: наверное, нужно что-то сказать. По понятным причинам спать никто не сможет, даже если б собрался.

Руслан опять первым взломал ее, эту натужно-установившуюся тишину. Продекламировал:

– Живя согласно с строгою моралью

Я никому не сделал в жизни зла.

Жена моя, закрыв лицо вуалью,

Под вечерок к любовнику пошла:

Я в дом нему с полицией прокрался

И уличил… Он вызвал – я не дрался!

Она слегла в постель и умерла,

Истерзана позором и печалью.

Живя согласно с строгою моралью

Я никому не сделал в жизни зла…*

* (Н.А.Некрасов)

Никто ничего не сказал. Вновь повисла текучая неопределенность, не задающая вопросов на полученные ответы.

И тут, как по закону жанра, в немую сцену вмешалась судьба со своими нежданчиками. Лязг и урчание движка резанули вернувшиеся в действительность уши. Полянку накрыло сияющим светом совсем не ангельского происхождения.

Наши щурившиеся взоры встречали незваных гостей, изо всех сил жаждя, чтоб дребезжавший старичок-УАЗик, увидев занятую ночлежку, просто развернулся и убрался восвояси.

А вот хрен нам вместо шоколадки. На давно освоенное место прибыли охотники. Излюбленную полянку, где расположились залетные туристы, на что-то менять они не собирались. Возможно, ждали еще кого-то. Машина с издыхающе-булькающим рыком заглохла, вместе с фарами, как показалось, выключив и звезды. Проскрежетали дверцы, из них вывалились двое мужчин. Все в охотничье-рыбацком камуфляже. Чуточку навеселе. В нашу сторону полетели недобрые взгляды. Тихо переговариваясь, они принялись обживать оставшееся незанятым пространство. С нами им приходилось мириться – мы прибыли первыми. Иначе, как негромко дали понять, нас бы навязчиво и весьма агрессивно попросили.

Распаковав палатку, новые соседи взялись за ее установку с привычной помощью такой-то матери и, иногда, молотка. Не слишком приглядываясь к окружающему, они до сих пор видели только машину на переднем плане, а сзади – костер и спящих. В какой-то момент один с удивленно-веселым возгласом пересчитал торчащие из-под одеяла головы…

Чего только не узнали мы о себе за время, что попутная компания располагалась на ночлег, бормоча в нашу сторону отдельные слова и чрезвычайно длинные предложения.

Нодья, призванная жарко просуществовать до самого утра, горела и грела, незваные соседи успокаивались неподалеку, то и дело кидая в нашу сторону заинтересованно-осуждающие взгляды.

Мы их не звали. Лес большой. Если им приспичило остановиться именно здесь, пусть терпят наше общество до утра. Мы же их как-то терпим.

– Спокойной ночи? – тихо вымолвила Света, отвернувшись к мужу, и равнодушно-презрительно ткнув меня тугим задом.

– Спокойной, – в два голоса объемным эхом отозвались мы с Русланом.

* * *

Потянулись минуты и часы. Едва забрезжил рассвет, я выбрался из спальника.

Ночью наша троица несколько раз переворачивалась. Спящая (ли?) Света беззастенчиво закидывала на меня ногу, а рукой совершенно бессовестно обнимала, списывая бесцеремонность на сон. Иногда меня трогала нежная ладошка – то колючую щеку, то дергавшуюся от сглатывания шею, то грудь или мгновенно напрягавшийся живот. Может, она правда спала. Руслан то обнимал ее, то был ответно обнимаем. В последнем случае меня терзали ноющие боли внизу и чудовищные мысли вверху. Когда произошел очередной такой переворот, я выполз из мучительного капкана на свежий воздух. Со стороны Руслана донесся вздох облегчения.

Наших гостей уже след простыл. Палатка стояла, а сами охотники отправились по своим охотничьим делам.

Спустившись к воде, я умылся, напился, размялся, сделал пробежку, а возвращаясь к костру, обомлел – теперь, при свете, их было видно замечательно. Если бы ночью Руслан проявил чуть больше усердия…

Ключи от машины. С брелком. Воры их просто отбросили, чтоб выиграть время в случае погони, поиски в темноте заняли бы уйму времени. Они и заняли.

Я выудил ключи из неглубокой ямки.

– Сюрприз! – Связка звякнула над сопящими головами.

Первой очнулась Света. Лезший в рот край спальника отлетел в сторону, лицо ошалело осмотрелось. Рядом заворочался Руслан, делая вид, что всю ночь безмятежно дрых:

– Что там?

Увидев, он вскочил, горло издало радостный клич.

Вот и конец приключениям. Пять минут на сборы, машина мурлыкнула от поворота ключа, разобранная сушилка помогла буксующим колесам, и мы, загасив угли, погрузились в салон. При свете (да, с маленькой буквы, хотя с большой тоже) все делалось споро, быстро, и выходило удачно.

Обратный путь вновь проходил в молчании. На деревьях зябко ежились вороны, провожая нас недовольными взглядами попрошаек. Парень рулил. Света вновь погрузилась в прострацию, не понимая, что происходит, куда едем и почему. Главное – зачем. От этого она нервничала, но ничего не спрашивала. О нашей договоренности Руслан супруге так и не поведал.

Впереди возник нужный мне поворот.

– Все помнишь? – спросил я Руслана.

– А ты?

– Отлично. Созвонимся. Останови.

Я взялся за ручку дверцы, меня проводил недоуменный взгляд Светы. Ничего, муж потом все объяснит.

Когда выходил, спереди раздалось урчание встречного стального мастодонта, листву посеребрил мощный свет. Меня отшатнуло.

– Быстро уезжай, – бросил я Руслану. – Если что, вы меня не знаете.

Скрыться не получилось. Лесная тропа превратилась в перегороженный внедорожником тупик, синхронно открылись боковые дверцы, лакированные туфли плеснули грязью по обе стороны.

– Стоять!

Пистолеты в руках щелкнули передернутыми затворами. Два амбала с фигурами одно- и двустворчатого шкафов взяли нас на прицел: одностворчатый – меня, двустворчатый – лобовое стекло Лады. За рулем джипа остался сидеть воитель, я даже узнал его. В моем кармане до сих пор лежала его зажигалка.

– Выйти из машины!

Руслан и Света подчинились. Двустворчатый обежал взглядом парня и девушку: ни в подмышках, ни на поясах кобура не бугрится, а нападение с голыми руками невозможно из-за выдерживаемой дистанции. Громила успокоился.

– Документы, – потребовал он у Руслана.

– Уши лапы и хвост мои документы. Предъявите свои.

– Не дерзи. Он тебе кто? – Мах антресолей указал в мою сторону.

– Прохожий. А это моя девушка. Отдыхали на речке. Теперь могу проехать?

– Открой багажник.

– Тебе надо, ты и открывай.

– У девушки права есть?

– Она не водит.

– А как с простреленной ногой ее в город повезешь?

Света ткнула Руслана в бок:

– Не нарывайся. Открой.

Лук, мишень и спальные мешки интереса не вызвали.

– Друг или родственник? – Квадрат могучего подбородка перенес внимание на меня.

– Прохожий.

– Вы с каждым прохожим в обнимочку спите? – Двустворчатый с удовольствием оглядел Свету.

Она покраснела. Руслан окатил презрением фигуру, закрывавшую половину пути к свободе.

– Только избранных.

Вот откуда про меня узнали: охотники отзвонились. То ли по ориентировке узнали, то ли обо всех посторонних докладывать велено.

От одностворчатого в траву передо мной прилетели наручники.

– Надевай, и без фокусов.

Выбора не было. Когда меня проводили мимо Лады, первый шкаф уже прятал ствол под мышку, второй тоже оставил Руслана без внимания…

Двойной удар обухом тяжеленного кукри слился в одно смазанное движение. Нож на спине, о котором никто не догадывался, отправил обоих громил в нокаут, а через долю секунды подхваченные пистолеты уже смотрели на водителя внедорожника. Тот медленно поднял руки:

– Тихо, ребята, я только вожу. Привет, Олег.

– Здорово, Артем. Больше не застреваешь?

– Нет, прошел специальные курсы на полигоне. Теперь если где застряну, трактор на помощь уже не придет, просто не проедет.

– Спасибо за огонек, очень выручил. – Зажигалка через поляну полетела к хозяину. – Подвинь машину, Артем, ребята ко мне вообще никаким боком, и им ехать надо. Через полчасика подъезжай, заберешь своих.

– Они не мои.

– Тебе виднее. Значит, заберешь не своих.

Под прицелом двух стволов внедорожник медленно упятился в сторону Запрядья.

Найденный в кармане одностворчатого ключ отпер наручники, они переехали на запястья владельца. Так же мы поступили с приходящим в себя двустворчатым. Затем Руслан протер оружие от отпечатков.

– Куда его? – спросил он про пистолет.

– Оставь здесь, – решил я. – Разберу и в реку брошу от греха подальше. Или можно в полицию отослать, только сначала вернуть на рукояти пальчики владельцев, может, чем-нибудь поможем правосудию.

На прощание Руслан еще раз вырубил громил, чтоб не мешали. Они со Светой погрузились в машину.

– Спасибо, – искренне сказал я. – Ты мог не вмешиваться, но вмешался.

– Всего лишь ответил тем же. Ты мог вмешаться, но не вмешался. Тоже спасибо, – прилетело в ответ.

Света долго моргала, пока, наконец, не сообразила, что имеет в виду муж. Ее взгляд прыгнул в сторону, а голос отстраненно сообщил:

– Есть такой «закон неотвратимости возмездия» Гольдфарба: если в походе ничего не произошло – ждите отдаленных последствий.

– Это ты к чему? – напрягся Руслан.

– Так, вспомнилось.

Она отвернулась.

(продолжение следует)

35

Трудно, очень трудно принять (не понять, а именно принять), что наш покой, наш рай – внутри нас. Намного лучше у нас получается ад, в этом мы все специалисты. Смирившийся кроткий Руслан шлепал по мелководью к супруге, логикой признавая ее правоту, но не соглашаясь с ней.

Три белых тела в ночи бултыхались по колено в ледяной воде, спины сгибались, замерзающие руки усердно двигались. Одна за другой очищенные вещи отправлялись на прибрежные ветви, выполнявшие роль вешалок. У меня работы было меньше всех. Оттерев куртку и брюки, я вернулся к костру, развесил вещи сушиться на окрестных кустах и быстро понял, что это неэффективно. Одежду нужно держать ближе к огню, чтобы высушилась, а огонь – дальше от кустов, чтоб ничего не загорелось. Тогда вынутым из валявшихся ножен кукри я нарубил длинных жердин-рогатин, воткнул их вокруг длинной нодьи и укрепил поперечинами. Рядом с моими перевешиваемыми вещами одежду развесил и подошедший Руслан. Затем я присел по-турецки прямо на холодный песок, а он расположился напротив, с другой стороны огня. Парень обреченно глядел вместе со мной (я – с удовольствием), как появившаяся из тьмы девушка порхает вокруг, занавешивая своим гардеробом последние пробелы деревянного стоунхенджа. Потом он раздвинул ноги, освобождая место – Света впрыгнула в уютную лагуну, спина оперлась на мужа, руки окольцевали прижатые к груди гладкие колени. Сверху пристроился подбородок. Руслан обнял, и она превратилась в куколку волшебной бабочки, от шеи вниз спеленутой в кокон четырех ног и четырех рук.

В тела постепенно возвращалась жизнь. Тепло поплыло по венам, огонь потрескивал, все взоры волей-неволей сошлись на нем. Конструкция из лежавших друг на друге бревен с пламенем между ними удивляла гениальной простотой, мозг переполняло недоумение: почему так не делается повсеместно?!

– Как долго такое сооружение гореть будет? – спросил я, чтобы что-нибудь спросить.

– Всю ночь. Для того и старался.

Сидеть на земле было холодно. Я подсунул под себя ступню. Эта нога, на которой расположился всей тяжестью, быстро затекла и замерзла. Поворочавшись, пришлось сменить позу, пересев на корточки, причинные места при этом свесились, грустно уткнувшись в песок.

– Ольф, не простудись, – донесся заботливый голос Светы.

Руслан нервно высвободился, тело выстрелило вверх. Глаза под рыжей челкой, что во тьме стала черной, выглядели не менее черными.

– Поможешь? – Тьма взгляда коснулась моего лица. Если это приглашение, то весьма требовательное.

Оставленная Света переместилась к огню еще ближе и обиженно нахохлилась.

– Что делать?

– Помогать, – грубо рыкнул Руслан.

Я понимал, что эта грубость направлена не на меня. Вообще-то, и не на жену. Виноват был он сам, потому и злился.

Он взял любимый нож. Я двинулся за ним к ближним кустам. Работа закипела. Да, без одежды. Да, в напряжении, готовом испепелить при любом неправильном слове или поступке. Тем не менее, мы продолжали делать дело, делая вид, что ничего не происходит. Вот такие «делатели».

Насупившийся Руслан погрузился в собственные мысли, а во мне бушевало прежнее сомнение. Нужно ли мне это – получить краткое удовольствие и врага на всю жизнь вместо хорошего друга? Мы достигли точки бифуркации. То, что произойдет дальше, изменит наши жизни. Обратной дороги не будет.

Руслан кашлянул, привлекая внимание.

– Как мужчина я не могу не сдержать слова. Но – опять же как мужчина – не могу отдать свою женщину. Проблема.

Я кивнул:

– Знаю вполне мужской поступок, что дает право не исполнять слова. И никто не осудит. Кроме суда.

– Я тоже думаю о нем. – Взгляд Руслана стал невыносимо тяжелым, мои плечи под ним чуть не сгорбились. – Мы уже перешли все границы, но я все еще хочу сделать шаг назад. И очень не хочу, чтоб у меня не осталось выбора. Слово, которое по поговорке не воробей, уже вылетело, не поймаешь; остается ликвидировать одного из двух причастных – того, кто дал, или кому дали. Мне ближе второе.

Я обернулся к нему лицом:

– Недавно я нарушил одну из заповедей. Насчет жены ближнего. Бог страшно наказал меня – покарав не того.

– Это ты к чему? – Парень напрягся, взгляд ожесточился.

Я сделал шаг в его сторону:

– Эти грабли больше не по мне, человек такое не вынесет.

– Если хочет остаться человеком, – правильно уточнил Руслан.

Он умолк, обратившись во внимание, мои слова зародили надежду.

– Ты был согласен расстаться с машиной?

– Почему – был?

– И с квартирой?

– «И»? Лучше вернемся к варианту с мужским поступком.

– Есть другой вариант.

Последовавшая пауза подействовала на Руслана, как мельтешащая тряпка на быка:

– Что бы это ни было – от суммы в рассрочку до преступления – я согласен.

Вот это человечище.

– Зря. Вдруг я предложу человека убить?

Прямой взгляд прожег меня насквозь, словно в парне рванула цистерна с бензином:

– Убью.

Меня пробрало льдистым ознобом.

– Значит так, – принялся я раскручивать мысль, пока ночной разговор не завел нас в непоправимый тупик, – начнем с того, что твоя жена мне не нужна.

– Хорошее начало. Прямо-таки живительное.

– Но оставить твое бездействие безнаказанным тоже не могу.

– Понимаю. Тоже бы не оставил.

– Зато мне нужна одна девушка, – упала следующая фраза, – к которой сложно подступиться. Рядом постоянно два телохранителя. Когда остаемся наедине, она врет напропалую и ускользает.

– Что ты хочешь, чтобы я с ней сделал? – жутко осведомился Руслан.

Голос дышал энтузиазмом трупа. Мне снова стало не по себе. Нельзя доводить человека до края. Он может туда прыгнуть.

– Ничего. Лишь организовать условия, при которых я смогу поговорить с ней без помех.

– Просто поговорить?

– Просто поговорить.

– Без свидетелей?

– Хоть с табуном свидетелей. Но без проблем.

– В закрытом помещении, с оставшейся вне стен охраной?

– Именно.

Руслан сосредоточился:

– Адрес. Или телефон. Имя. Где работает или учится. Привычки. Увлечения.

– Сусанна Задольская. – Я продиктовал адрес. – Учится в универе. Без комплексов. Обожает мужчин и приключения. Под словом «приключения» имеется в виду все нескучное, от извращений до подпольного концерта никому не известной звезды.

Руслан поморщился и одновременно задумался.

– В универе?

– Почти. Наша договоренность вступит в силу с одним условием.

Русланов позвоночник напрягся так, что, казалось, вот-вот переломится.

– Каким?

– Мне нужно поговорить с ней уже завтра.

– Сделаю, – решительно отрезал Руслан.

– Время и место?

– Запоминай мой номер. Позвони во второй половине дня.

Теперь он продиктовал набор довольно простых цифр. Я повторил и кивнул.

– Супруге о договоренности пока не говори, – неожиданно вбросил он.

– Насколько «пока»?

– Скажем, до утра.

– Хочешь получить удовольствие от ее нервов?

– Хочу узнать, как она ко всему этому относится. И как себя поведет. Теперь, когда камень с души свалился, я смогу смотреть трезво. И сделать выводы.

– Вот этого не стоит, – предостерег я. – Ты сам загнал ее в угол. Она логично считает виновным тебя. Соотвественно, мелко мстит в меру возможности.

– Мелко? – Руслан усмехнулся. – Кстати, для кучи. Фраза «Твоя жена мне не нужна», высказанная в глаза мужу, который выбрал ее как лучшую на свете, звучит довольно обидно, не находишь?

– Хочешь, чтоб я извинился и поменял решение?

– Уже не получится, или один из нас живым отсюда не уйдет.

– Не мучай ее, – попросил я.

– Постараюсь. – Руслан еще больше снизил голос. – Значит, договорились?

Последовавшее рукопожатие перевело нас из разряда врагов в сообщников-заговорщиков.

Рядом с костром мы соорудили из выструганных слег и веток нечто вроде длинных хоккейных ворот. Порывшись в багажнике Лады, парень бросил на землю два мягких цилиндра, похожих на скатанные в рулон одеяла.

– Брал с собой на всякий случай, – пояснил он зачем-то, кивнув на спальные мешки. – Но только два.

Багажник обогатил нас также огромным, хотя и довольно пожеванным куском полиэтилена. Наверное, ушлый ножеман еще и рафтингом увлекается – пленка по размерам была как раз, чтобы в лодке от дождя укрываться, других предназначений не знаю. Точнее, знаю, но быть в его возрасте огородником – что-то вроде извращения. Натянутая на «ворота» вместо сетки, пленка создала великолепный экран, что должен защитить от холода снаружи, а внутри возвращать тепло костра путешественникам, которые расположатся внутри между огнем и экраном. В Руслане обнаружился не только фанатик оружия, но и бывалый любитель приключений на лоне природы.

От возложенных одно на другое бревен, горелвших лишь в месте соприкосновения, шла волна густого горячего воздуха – расслабляя, успокаивая, усыпляя. Света наблюдала за нами, переводя взор с одного на другого. Мы изо всех сил старались не отвлекаться. Наконец, Руслан воткнул в землю нож, что означало окончание работ, и присел к жене. Теперь уже она накопленным теплом согревала его.

– Света, не хотела бы узнать, как наш спутник относится к библейским заповедям?

– Мне кажется, ты имеешь в виду одну конкретную, – без улыбки констатировала она.

Словно сапогом в лицо. Говорят о «Не возжелай жены ближнего своего». А правильно, по делу. В таких случаях только так и надо.

Света вдруг продолжила:

– У меня по ней имеются тоже некоторые личные соображения, но с удовольствием послушаю Ольфа.

На меня уставились четыре глаза.

Атмосфера настраивала на откровенность. Оранжевые языки прощупывали темноту, белым огнем вспухали угольки, в которые по кусочкам превращалось горящее дерево. Сверху пялились звезды, делая вид, что мы им не интересны. Возможно, со звезд так же пялился кто-то еще.

– Когда-то считал, что заповеди – это некий моральный намордник, – сообщил я в пространство, – дескать, за нас давно решили, что есть хорошо, а что плохо, разжевали как для деток малых. Короче, никакой самостоятельности, никакой свободы воли.

– А теперь? – осторожно втиснула Света.

Как лицо заинтересованное, она изо всех сил старалась вникнуть в мою позицию по неудобному вопросу, который поднял муж. Руслан молчал, он наблюдал за реакциями супруги.

– Не намордник – точно, – сказал я. – Скорее, ошейник – без поводка, но который своим наличием позволяет не спутать домашнего пса и дикого. Наверное, я повзрослел, и желание возможного старшего товарища защитить меня от неприятностей не воспринимаю больше как угрозу собственной самостоятельности. Это я о себе. А некоторым, согласен, не помешает не только намордник, но и поводок.

– То есть, заповеди в твоем понимании, – понятливо рассудила Света, – не намордник, не клетка, и даже не ограда зверинца, а флажки, которые предвидящий предстоящие беды профессионал расставил вдоль опасных дорог. Так?

– В точку. Дальше вступает в действие законотворчество государств и совесть их жителей.

Руслан не согласился с такой трактовкой:

– По-моему, заповедей человеку достаточно для правильной жизни. Хочу сказать, что все законы, придуманные и принятые людьми для самих себя…

– Скорее, кем-то – для подчиненных, – внес я поправку.

– Пусть так. Все эти законы – вторичны. Они придуманы для упорядочения броуновского движения людской массы, которая перестала слушаться голоса совести. Они – протезы совести.

Света полуобернулась к нему:

– Правильно. Нормальному человеку не нужны законы, призванные угрожать карой в нашем человеческом мире за то, за что в последующей должен бы карать Господь.

Руслан продолжил мысль:

– Лишние законы мешают. У каждого – свой путь, который он выбирает сам. Сам решается, сам идет, сам приходит. Или не приходит. Потому что, бывает, кто-то сходит с установленной себе дистанции. По разным поводам. Одни не смогли, не выдержали, не рассчитали. Другие ошиблись дорогой. Третьи устали и завязли в паутине равнодушия. Четвертые вообще не понимали, куда и зачем идут. Пятые не понимают, для чего идти куда-то, когда и здесь, в родном свинарнике, хорошо, и кормят к тому же. Хочу сказать, что ничего не предопределено. Свобода воли – есть. Но есть и пути, которые мы избираем в соответствии с желанием и совестью. Если путь верен, цель достойна, ограждающие флажки не сбиты – придешь к Богу. Если же нет… – Он вздохнул. – То не придешь. Но даже несмотря на сделанный выбор каждый вправе как сомневаться, так и отступать с пути. Потому что кто не сомневается в себе, тот не достоин Бога, ибо слепо верит в свои силы и грешит гордыней.

Надо же, подумалось мне с удивлением, а он еще и философ. Плюс меченосец, плюс любитель поэзии... Короче, полный самурай.

Самурай нежно вдохнул душистые волосы жены.

Странная, очень эротичная, невероятная ситуация, в которой оказались мы трое, ошеломляла беспардонностью происходящего. Несообразность распаляла и утихомиривала.

Руслан словно очнулся:

– А о каких соображениях ты говорила в начале? Что-то по поводу конкретной заповеди.

– Уже не помню, – отмахнулась Света, и губки недовольно скривились. – Я слушала тебя. С одним соглашусь полностью: лишние законы мешают.

– Только с одним?

– Соглашаться с двумя без чрезвычайных обстоятельств супруге свадебная клятва мешает, не находишь?

Вот это отбрила. Я не смог удержать улыбки.

Руслан высвободился, оставив девушку в одиночестве.

– Поздно уже, – сказал он. – И холодно.

Пальцы пощупали одежду, еще влажную местами.

– Нормально.

С его подачи все поднялись, руки принялись натягивать на подмерзавшие тела подсушенную одежду. Куртки мы пока оставили. Света удивленно следовала тренду, в глазах сквозили растерянность и даже некоторое разочарование. С другой стороны, рядом лежали спальные мешки, значит, вектор событий менялся с вертикального на горизонтальный, это еще больше завораживало. В происходящее она предпочла не вмешиваться, главное оставив мужчинам.

Но вмешаться пришлось.

– Почему таким образом? – Изящный пальчик указал на раскатываемый мужем спальник.

Сначала Руслан насытился тревогой жены, что прикрывала предвкушение возможного приключения как дырявая накидка в дождь. Столь же явно и тщетно. Потом раздался ответ:

– А как еще?

Света с удивлением посмотрела на мужа, взгляд прыгнул на меня и вернулся на мужа.

– А как же Ольф? – не выдержала она.

– Что – Ольф? – ядовито вымолвил супруг.

– Мешков – два, – ткнула она в очевидное.

– Можно неплохо устроиться в машине.

Настал момент истины.

– Мне тоже идти в машину? – Света просверлила мужа взглядом.

Я отвернулся. Пусть сами разбираются.

– Мы с тобой ложимся здесь, а Ольф будет спать в машине, – жестко проинформировал Руслан.

Свету это не устроило.

– С ключами можно было включить бы печку, – она отважно выдержала взгляд, – но ключей нет.

Я пожалел спорщиков:

– Не страшно. Если замерзну, погреюсь у костра.

Еще не дослушав, Света принялась действовать. Под удивленным взглядом мужа она бросила мне второй спальник, а расстеленный по земле первый вновь оказался в ее руках:

– Раскрывай.

В ожидании, чем все закончится, Руслан сложил руки на груди.

По примеру девушки я расстегнул молнию спальника до конца, и они превратились в подобия обычных одеял. Мы состыковывали застежки мягких квадратов между собой по трем сторонам. Через минуту на траве располагалась наилучшим образом устроенную постель – большой спальный мешок-конверт, размерами вполне подходящий для троих. К раздеванию погода не располагала, и Света первой юркнула под сень уютного ложа, согревая его сердцевину. Снаружи остались полусапожки, а мою куртку, свернув в несколько раз, девушка положила общей подушкой под головы.

Разложенный между нодьей и экраном, спальник стал ковчегом Ноя посреди потопа. Руслан тоже разулся. Я замешкался, переступая с ноги на ногу: как теперь быть – после установленной договоренности? Между тем парень проворно юркнул к жене под крылышко.

– Ольф, говоришь? – фыркнул он. – Ну, раз Ольф, то Ольф.

Бесцеремонно сдвинув супругу в угол, он приподнял полог спальника со своей стороны:

– Прошу. Только, чур, не приставать, я не такой.

Света внезапно взъярилась:

– Дурак! Набитый и самонадеянный. Кому нужно твое ревнивое позерство после его выигрыша? Теперь не ты здесь распоряжаешься, игрок хренов. Дораспоряжался.

Мощно толкнув уронившего челюсть мужа тазом, она оттеснила его в самый край, изящная ручка указала мне на освободившееся место рядом с собой.

– Ну? Давай.

Мои глаза искали ответа у рыжего сообщника, но он вдруг пожал плечами и самоустранился. Заиграется товарищ, ох, заиграется.

И я «дал».

Ноги впрыгнули, тело в мгновение ока оказалось внутри, еще теснее прижав жену к мужу.

Казалось, что время остановилось. Может, правда, остановилось, не проверял. Лес вокруг отвердел до полной непроницаемости, сплошная стена нависла и отрезала от мира запертых на поляне случайных спутников. Мне было неловко до чертиков, конечности боялись пошевелиться. Руки вытянулись по швам, как у школьника на линейке, плечо, локоть и бедро уперлись в соседку. Даже Руслан ощущал мое неудобство через мягкого посредника.

Сказал – неудобство? Чушь собачья, я не был обижен судьбой. Близость одеревеневшей Светы не просто опаляла, а хирургическим ножом резала кожу на полоски и словно сигаретой прижигала каждый взвинченный нерв, что высунулся наружу и вопил «ну вот же я!». Я радовался повороту приключения и в то же время старался не забыть, чем закончилась похожая ситуация для Владлена. Руслан переживал. Света отсутствовала в этом мире, поставленная в режим ожидания. Никто не двигался. Три тела лежали на спинах, параллельными лазерами полосуя звездное небо. В стиснутую Свету упиралось все, что могло упираться, остальное просто прижималось. Девушку практически выдавливало, как крем из тюбика. С этим препятствием Руслан справился без слов. Он развернулся к жене боком и чуть закинул ногу поверх, а его разрешающий жест побудил меня последовать примеру. И всем было понятно, что сделано это не от щедрот душевных, а просто для общего удобства. Поерзывая, я замкнул магический круг причащения к безумию. Оказавшаяся сверху рука не знала, куда податься. Везде либо нельзя, либо неудобно. После шумного выдоха, что свидетельствовал о некой борьбе, Руслан помог ей опуститься на живот жены.

– Да, – сказал он. – Можно.

«Что – да? Что – можно?!» – вспыхнуло в отворившихся прожекторах Светы, что пронзили небо и, в конце концов, сошлись на муже. Девушка не поняла, к кому относилось «Можно». Ее закоротило. Можно – что? Как?

«Я должна что-то сделать?!»

С переходом в горизонталь запас истерической смелости у нее закончился вместе с силами, тело обмякло, умудрившись при этом остаться остекленевше-каменным. Это воодушевило супруга.

– Успокойся, – тихо проговорил он в невидимое мне ушко. – Все хорошо.

Лежа впритирку, стиснутые обстоятельствами, но разъединенные многослойной защитой одежды, мы занимали весь объем спального мешка. Странно, а снаружи он казался безразмерным. Я понимал, что быть вот так вместе, ощущая чужое присутствие каждым вздохом, каждым движением – это максимум из того, что царица-ночь разрешит сегодня мне и бурлящим мыслям соседей. Надеюсь, понимал и Руслан, в глазах которого вновь появилась тревога. Не понимала только средняя часть трио, переполняясь ставшим до ужаса исполнимым желанием, которое воплощать в жизнь уже как бы и не стоило – ведь внутри ее разума все уже произошло. Даже если было неудобно, она за все деньги мира не пошевелилась бы, не двинулась бы с места, тем более – не повернулась бы боком. Куда?! Лицом ко мне? Что подумает муж? Лицом к нему? Сама? Вообще позор! Остановить сорвавшийся камнепад невозможно, а он сорвался и покатил – по мыслям, по желаниям, по чувствам. Все вновь затихли. Теперь с нами говорило небо. Говорило молча, грозное и непреклонное. Заглядывая в лица вселенской пустотой, оно, непобедимое, необъяснимое и не вмещаемое разумом, выискивало в них ответы: как невозможное стало возможным?

Нужно что-то сказать, пока мозги не взорвались. Или пока кто-то не подумал что-то о другом, чего тот совершенно не думал. А если думал, то тем более.

– Пластиковые ножны, что у тебя под курткой, – обратился я к Руслану, – где такие можно приобрести?

Спросил, как говорится, на черный день, который приходит в последнее время с регулярностью пригородной электрички. Заодно отвлекающая тема приглашала забыть об обстоятельствах, ее окружающих. Взгляд парня поблагодарил, а голос довольно сообщил:

– Сам сделал.

Гм, память напомнила, что ножны выглядели категорически настоящими, ничем и нигде не выдающими самоделку. Пластик, металл, крепления, ремни – все выполнено на профессиональном уровне.

Сомнения отразились на лице. Руслан грустно вымолвил:

– Многие не верят, а все предельно просто. Купил лист кайдекса…

– Чего? – переспросил я. И тут же добавил: – Где?

– Материал такой, в сети заказал. Ножны бывают разные, кому что нравится. Традиционные делаются из кожи и дерева. Еще хороши из кордуры…

Около моего лица блестели два бездонных озера лунного света. Такой же свет падал сверху – голубоватый, расплывчатый, нереальный. А внизу живот сочетался таинством с широким бедром, обернутым теплой упаковкой джинсов. Нога на ноге касалась ноги мужа… нет, соучастника – потому что в ответ его нога отступила, оставив мне больше волшебной территории, на которой я мог расположить уставшие после долгого марша войска. Это жгло не по-детски. От наслоения впечатлений перехватывало горло.

– Из кайдекса сначала делали только кобуры для пистолетов…

(продолжение следует)

34

Стрела легла на полочку. Лицо обратилось к далекой мишени.

Я пытался вызвать в себе гнев, вспоминая рыдающую Челесту, настропалял себя на не выполнившего обязательства «работодателя», думая о том, что прояви он своевременно благоразумие, не пришлось бы затевать эту кутерьму. В последний момент стало жалко рыжего чертяку. Настоящий мужик. Повеситься хочет, а слово держит.

Наведя отверстие пип-сайта на нижнюю полоску прицела, я специально взял выше, и стрела ушла в неизвестность.

Три пары ушей напряженно вслушивались. Ничего. Тишь да гладь кругом. И нервы.

Руслан принял лук, алюминиевая стрела заняла место на загнутых направляющих. Вжшшш! – сказала она, улетая. И ничего не прибавила – ни через секунду, ни через две, ни после.

Яркое пятно щита сверкало вдалеке, для мелких предметов вроде стрелы оно было неразличимо. И ориентирование на звук ничего не дало – отсюда попадание не слышно.

– Пойдем смотреть? – Голос Руслана вдруг осип.

Вскочившая супруга проследила за выстрелами, затем вновь приняла позу зародыша. Руки закрыли лицо, она погрузилась в себя.

Я двинул в ночь первым. Руслан скорбной тенью следовал сзади. Видно, как мучительно достается ему каждый шаг. Преодолев пару десятков беспощадных метров к чудовищной неизвестности, он остановился.

– Стой.

– Что? – На этот раз я не стал спорить. На мне напряжение тоже сказывалось. Пульс стал звонким и пронзительным, дыхание – дерганым. Нервная дрожь переросла в адреналиновую эйфорию, готовую разорвать грудь.

Оглянувшись на оставшуюся вне слышимости супругу, Руслан вымолвил:

– Как мужик мужика. Пойми. Если ты попал…

– То ты попал, – отчеканил я без жалости. Но прибавил: – А если нет?

– Ненавижу сослагательное наклонение. Просто выслушай.

Я сложил руки на груди.

– Предлагаю деньги, – донеслось подавленно, нетвердо, угрюмо, отчаянно. – Сумму назови сам.

– У тебя столько нет.

– Будь реалистом. Сколько ты хочешь?

– Я так понимаю, мы выясняем, сколько стоит твоя жена?

Руслан вспыхнул, как модный бутик от коктейля Молотова:

– Возьми машину.

– А квартиру?

– Квартира не моя, – едва слышно выдавил он. – Но если нужно столько…

– Если отдашь все, Света не простит.

– Иначе я себя сам не прощу.

– Понимаю. Но ты давал слово.

Руслан с болью закинул лицо вверх, к равнодушным звездам. Затем тихо раздалось, словно в разговоре с самим собой:

– Если б я не чувствовал ответственности за случившееся с твоей девушкой, никогда бы не согласился на это безумие.

– Если б ты не чувствовал ответственности, – мрачно проговорил я, – мы стреляли бы на моих условиях. С трех шагов. Друг в друга.

– Вы что это тут? – Девичий голос приближался.

– Ты? Чего пришла? – недовольно буркнул Руслан. – Вдруг мы по нужде остановились?

– Но ведь не по нужде.

Света приблизилась. Лицо пылало, взгляд вел перекрестный обсрел.

– Ей не по себе сидеть одной и ждать результата, – вслух высказал я Руслану то, что тот сам прекрасно понимал. – Пойдемте смотреть результаты.

Мы двинулись в темноте, ориентируясь на огонек фонарика.

– Ну чтоб тебя по-всякому!........ – Руслан вдруг выдал длиннющую фразу, из которой цензурным было только «евойный-дрын-через-семь-гробов-господа-бога-душу-мать». Причем голос удалялся.

Поскользнувшийся парень съезжал по листве прямо в топкий овраг. Зато оттуда вылез вполне адекватным ситуации – обтекающий грязью, плюющийся и бесконечно злой. На себя, на почву, на природу, на меня, на всех. Включая супругу, которая не согласилась сидеть дома и теперь обламывала возможность договориться и смущала взгляд. Пояснение: смущала мой взгляд. Не будь ее здесь, думал он, меня проще было бы убедить.

– Ничего. – Замыкавшая шествие Света смогла выдавить улыбку. – Теперь поймешь, каково было нам с Ольфом.

Руслана передернуло. «Нам с Ольфом». Он едва выдержал это безобидное с виду сочетание слов.

Так втроем – грязный и обтекающий, мокрая, но чистая, и грязный, но сухой – мы дошли до щита. И обомлели. С разной степенью шока.

Обыкновенное чудо. Не зря вспоминался фильм с этим названием. Обе стрелы нашли цель.

Потушив фонарь, Руслан покосился на меня, потом на жену:

– Что будем делать? Победителя нет.

– Неправильно, – поправил я. – Проигравшего нет. Условия были следующими. Если попадаешь ты – значит, не виноват. Если попадаю я…

Света стояла ни жива, ни мертва.

Вдали прыгнул свет фар. Он направлялся к месту нашей стоянки. Поравнявшись с брошенной Ладой, фары остановились на время, затем развернулись и быстро понеслись в обратную сторону.

– Уходя, ты машину закрыла? – вспомнил Руслан.

Света беспомощно хлопнула глазками.

– Почему же ушла?!

Он бросился назад. Я сорвался за ним. Не по берегу, а напролом сквозь кустарник, так должно получиться быстрее.

Света последовала вдогонку – сквозь ветви и сучья, не обращая внимания ни на грязь, ни на торчащие корни, ни на колючки. Спортсменка, наверное. Или с перепугу. Она неслась за мной, не разбирая дороги, не отставая ни на шаг. Словно кабан гнался. Часто дыша и фыркая. И вдруг перестал гнаться. Сзади донесся крик – истошный, громкий, от боли. Девушка упала, как подрубленная.

Я остановился. Вперед бежать поздно, чужая машина уже уехала.

Света каталась по скользкой налипающей грязи, прижимая ногу руками. Моя куртка, совсем перепачканная, валялась сзади, кофта перестала выглядеть кофтой, остальному тоже досталось.

– Подвернула?

Мог не спрашивать. Вывих там, ушиб или, что еще хуже, перелом… посмотрим. На свету. На Свету – на свету. Тьфу, даже в такой ситуации словами играю.

– Потерпи. – Мои руки бережно приняли ее под талию и колени.

Бездонные глаза мелко моргнули. Грудь пугливо замерла на полувздохе. Мою шею оплели холодные грязные щупальца, и уже не я держал, а на мне полулежала-полувисела чужая молодая супруга. Медленно выпустив воздух, Света прислонилась всей оставшейся поверхностью так, что пульс превратился в морзянку радиста тонущей подлодки.

Может, не стоило этого делать? Позвать мужа, дождаться…

А она бы валялась и корчилась?

И все же…

Усилием воли поток сознания заткнулся, я аккуратно понес бедняжку к машине.

Руслан бегал вокруг, тщательно выискивая что-то фонариком. Резко направленный луч высветил, что мы приближаемся живые и почти невредимые – Света держала меня за шею, вздрагивая от болтанки поврежденной ноги, а то, что щеки у обоих красные, и сердца колотятся, темнота успешно скрывала.

– Нога? – Руслан сразу установил причину крика. – Сейчас подойду. Борсетку сперли. На деньги плевать, но – документы! И мой лук. И ключи от машины, это чтоб мы не догнали. Сволочи.

Слова словами, а подошел он уже с аптечкой в руках. Пока супруг занимался супругой, я сходил за курткой и щитом, куртку постелил рядом с девушкой:

– Сдвинься сюда, так теплее. Ну что?

Последнее я обратил к Руслану.

– Вправил. Немного посидит и встанет. Пока займемся злободневным: добудем тепло и свет. – Он двинулся в сторону леса.

Света осталась сидеть на моей куртке, вывернутой кверху чистой изнанкой, и в меру возможности куталась в нее. Я стал расчищать площадку для костра от упавших веток и нанесенного мусора.

Напряжение вновь повисло пьяным электриком на столбе. Я не знал, куда девать взгляд. Света не знала, что делать с руками. Нервно ломившийся сквозь кусты Руслан спешно искал новую тему для разговора, который отвлечет от невыносимой неловкости.

– Смотрите, какая прелесть, – воспользовавшись прежней темой, он заставил обернуться к себе, стоящему у сломанного деревца толщиной в руку.

«Прелесть» относилось не к дереву, а к заносимому над ним предмету.

– Вот для чего он нужен. – Руслан с удовольствием завладел вниманием. – Бить нужно под определенным углом, с оттяжечкой, будто шашкой, саблей или катаной, тогда топорообразный инструмент продемонстрирует таки-и-ие эффектность и эффективность…

Диагональный удар с проворотом корпуса снес деревце напрочь. Как бумажный лист.

– Красиво, – искренне согласился я, любуясь не столько ножом и его возможностями, сколько выверенными движениями самого бойца, в данном случае – непальского самурая.

– Среди настоящих кукри не найдется двух одинаковых, – вещал Руслан, равномерно взмахивая олицетворением предмета смены темы. – Даже в одной серии одной и той же модели.

Мы со Светой… нет, лучше так: я и Света беззлобно-сообщнически переглянулись. Детская увлеченность ее мужа затянувшейся игрой в солдатики – на новом уровне – забавляла. Но кто из нас не играет во что-нибудь? Даже тот, кто с пеной у рта утверждает обратное, на самом деле просто чересчур заигрался во взрослого.

Руслан, этот немалого роста и ума вечный мальчишка, к сожалению, как раз в этот момент оглянулся… и смолк, оборвав себя на полуслове.

Увидев, что супруг с обидой прикусил губу, Света собралась что-то сказать, но я первым успел возобновить зрительское любопытство к неотразимому инструменту:

– Наверное, этой штукой удобно работать как мачете?

Я предположил это, глядя, как сказочно искусный лесоруб-садовник управляется, прорубая просеку одним взмахом.

Руслан скривился:

– Кукри не мачете. Это топор. Нож. Меч. Все в одном. К примеру, одна южноафриканская фирма взялась изготовлять и продавать мачете с профилем кукри, получилась жалкая и непонятно для чего сделанная пародия. Кто хоть раз в жизни держал в руке выкованный руками мастера настоящий кукри, просто не может не почувствовать вложенных в него жизни и души. Этот нож – живой. Поверь, не шучу.

Сейчас Руслан вполне напоминал самурая, который рассуждает о своей катане, связанной с владельцем нерушимым симбиозом плоти, крови, души и стали. Я и Света снова переглянулись, но уже старательно конспирируясь. Он не заметил.

– Знаешь, как отличить штамповку от ручной работы кузнеца? – продолжил Руслан.

Естественно, я не знал. Просветился.

– Берешь нож или меч, подвешиваешь на веревке… Прибор готов, осталось стукнуть чем-то железным. Если раздастся мелодичный протяжный звон, смесь хрустального и колокольного – у тебя ковка, то есть нечто живое и настоящее. Истинное. А звякание, как молотком по гвоздю – мертвая штамповка.

Света проинформировала:

– Так же отличают хрусталь от стекла.

– Интересно, как древние кузнецы додумались до такой формы? – подлил я водицы на мельницу разговора, показав на поднятый кукри, что выгибался стремительным силуэтом крыла сокола.

На вопрос о несуразной, но – любому видно – предельно эротичной внешности орудия, Руслан обошел стороной столь провокационное обстоятельство.

– Точнее было бы сказать, откуда эту форму взяли, – прокомментировал он, уводя мысли в трезвую серьезность. – Существуют две версии. Считается, что оружие с таким изгибом пришло в Гималаи с Македонским – как тщательно отредактированный греческий копис. Или из Африки, будучи вариантом кхопеша – египетского меча, похожего на ятаган, эдакой смеси кукри и сабли.

Чувствовалось, что о любом оружии Руслан знает если не все, то почти все.

Света… вдруг покраснела. До кончиков ушей. Ох, не зря ее супруг столько времени махал перед нашими лицами клинком, который до ужаса напоминал…

Она так стремительно отвернулась в сторону, что муж с беспокойством оглянулся в поисках причины.

Я со своей стороны рассказчика не напрягал, впереди паровоза не бежал, довольствуясь радующей перспективами ролью прицепного вагончика, который при определенном стечении обстоятельств окажется спальным. Еще не решил, при каких. И… было еще кое-что, о чем «паровозу», понятно, старался не заикаться. Поэтому происходящее бодрило и нервировало. Особенно присутствующую среди нас молодую женщину. Я то и дело ловил обращаемые к мужу молнии вопрошающих взоров: «Как себя вести? Что делать? Чего не делать? Наконец, что и когда случится – если случится?»…

У него не было ответа. Отправляясь на «дуэль», мы не оговаривали деталей, считая, что все произойдет (или не произойдет) само собой. Сообразно с ситуацией и настроем. И желанием. Моим «законным» (согласно уговору) желанием и настроем Руслана, который не сдержал мужского слова и безропотно нес этот крест. Свету в расчет не брали. Это ее злило и жутко манило, гипнотизировало безысходной неодолимостью того, что будет. Кажется, ей впервые не хотелось жалеть, что этот мир – мужской.

Это обстоятельство бесило Руслана.

– Рисунок в виде напоминающего кровосток орнамента, – лился его старательно сдерживаемый голос, – на самом деле повышает амортизирующие свойства, повышает жесткость и, как считается, придает ножу силу бога Шивы. То есть, в кукри вообще нет ничего ненужного или неважного, как может показаться человеку несведущему.

– Вроде меня, – улыбнулся я.

Руслан только пожал плечами.

– А та небольшая выемка на лезвии, рядом с рукоятью?..

– Снимает напряжение в металле, – информировал Руслан, даже не дослушав. Палец при этом любовно потрогал упомянутую щербинку в стальной челюсти злобного могучего аллигатора.

Нарубив и наколов поленец, он настрогал лучины нехитрым способом, намного более безопасным, чем если бы это пришлось делать топором: не придерживая одной рукой деревяшку и ударяя по ней, а просто взявшись за нож двумя руками с разных концов. Надавливая, он аккуратно и быстро сделал травмоопасную в других случаях работу.

Хороший нож. Согласен. Хоть мы не в Непале, гражданином которого, согласно древнему анекдоту, может стать любой человек, зачатый не па… тьфу, непальцем и непалкой. Глядя, как я выкладываю кострище, Света тревожно воскликнула:

– А спички? Ольф, у тебя есть? Мы оба некурящие.

– Я тоже не курю, – сообщил я, доставая зажигалку.

Хвороста и дров уже хватало, но неугомонному ножепоклоннику хотелось еще покрасоваться. Или просто отвлечься. Поработав еще пару минут, парень, наконец, подтянулся к разгоревшемуся костерку – так и не выпустив из рук любимую железку. Поглаживая зеркальное кривое отражение на клинке, он явно хотел что-то еще рассказать о нем, любимом. Вот и прекрасно, пусть рассказывает. Значит, дольше не будут высказаны вслух напрягавшие всех вопросы о способе ночевки. Значит – дольше не нужно будет отвечать на них.

Лишь бы железяка не прилетела мне по шее.

А прилетит – пойму. Но, думаю, не прилетит. Хотя…

Отметив, что интерес еще не погас, Руслан произнес:

– Погляди, здесь имеется зонная закалка: обух закален мягче кромки лезвия, поэтому кукри и режет, и рубит. Заточка у него с переменным углом, тоже следствие проб и находок многих поколений. И еще, насчет преемственности… К настоящим кукри при продаже прилагается уйма полезной всячины, не очень понятной нормальному человеку: здесь и карандаш, и пинцет, и шило, и некая лопаточка, и какая-то кожаная вещица, с которой я так и не разобрался, зачем она. Но две вещицы в ножнах содержатся в обязательном порядке, это карда и чакмак.

– Ну конечно, куда же без них… – попытался я пошутить.

– А что это? – перевела Света мое неуместное ерничанье на нормальный язык.

Руслан с удовольствием показал бы всем и чакмак, и карду, и вообще… но ему пришлось признаться:

– С собой не ношу. Ножны, в которых все это содержится, остались дома, а здесь у меня самодельные.

– Покажешь? – попросил я.

Потому что «как же у него там все крепится?» не давало покоя. Как не давало покоя многое другое, от чего как раз и хотелось увести мысли в сторону.

Не я один мечтал об этом. Водрузив клинок на приспособленное для него место, Руслан приспустил куртку.

– Видишь? – Он повернулся спиной.

Кукри в пластиковых ножнах размещался вдоль позвоночника острием под воротник. Осанку, как я понимал, требовалось держать предельно правильно, чуть сгорбишься –получишь на загривке привлекающий внимание холмик.

Для лучшего обзора Руслан подобрал куртку и снизу: хорошо зафиксированной рукояткой нож заканчивался в районе пояса для удобного выхвата правой рукой. Надавив пальцем на защелку, рыжий ножеман мгновенно изъял клинок из ножен.

– Понятно? – Холодная сталь вновь вернулась под занавес куртки

– Угу.

По-мальчишески захотелось заиметь такой же, с такими же волшебными замаскированными ножнами, чтоб вот так же вынякивать его из шидрюких одёж на восхищенную потребу глазливо-выпученному зашебуршившемуся люду…

Видимо, мыслительный поток не удержался в узде приличий. Руслан усмехнулся в подбородок.

– Не обижайся, – сказал он, – но сколько ношу это чудо с собой – не могу нарадоваться на реакцию окружающих. Стоит достать ненароком, и сразу уважительные взоры мужчин – да, мол, вот это вещь…

Он покосился на меня: правильно ли пойму?

Развив идею в оставшуюся за бортом вторую сторону, я с ехидцей предположил:

– А подвыпившие дамочки, наверное, уже при одном виде клинка начинают возбужденно повизгивать и с намеком приподнимать бровки: «Какой красавец! У тебя такой же?»…

Руслан поперхнулся, взор прыгнул на супругу. Та с деланным равнодушием отвернулась. От него.

Кажется, я заработал в ее глазах дополнительное очко в свою пользу.

Света. Страстная. Красивая. Чужая. Такая далекая, но такая вынужденно близкая. Совершенно мне не нужная, но упорно соблазняемая. Чудовищная жертва обстоятельств, чудесная награда победителю.

Озноб в мыслях. Туман в глазах. Дрожь в коленях. Затягивающая трясина олицетворенной чувственности…

…И неумолчные колокола в голове, в которой почему-то стерильно, как в операционной, и только скальпель по темечку: вжик-вжик, вжик-вжик – рассекая картину мира на кусочки, что складываются по-новому в немыслимую мозаику. И волнительный трепет. И нерастраченный жар в груди, который поднимает как пушинку и носит по воздуху, бьет корпусом об обступающие облака, ударяет о крепкие тела туч, словно отданный в распоряжение вихрям аэростат с чудесной внутренней горелкой…

* * *

Жизнь не всегда прекрасна, тем и интересна. Огонь давно полыхал, но подбирающийся пробирающий холод крепчал, намекая, что на этом не остановится. То есть, ночь обещала стать не по календарю морозной. Свете, закутанной ниже пояса в мою куртку, Руслан накинул на плечи ветровку, а сам вновь пошел биться с деревьями. Я носил готовые дрова к костру. Вымазанные, как черти, мы косились друг друга, но никто ничего не говорил. Наверное, правильно.

– Хорошо бы горячего чаю перед сном… – в конце концов риторически вырвалось у ежившейся девушки.

Перед сном…

Ночь властвовала над миром. Мы были частью этого мира – темного, дикого, по ночному промозглого. Что ночь придется провести здесь, ни у кого сомнений не вызывало. Сомнения возникали в отношении «как». Это «как» было мучительно разнопланово. Один из смыслов – где.

Пляжные варианты не пройдут, погодка подкачала. Лучшим способом ночевки в полевых условиях была палатка, но ее не было. Костерчик потрескивал, жара едва хватало, чтоб греть лицо и выставленные ладони, но никак не тела в промокших вещах. Шевелившиеся великанские тени навевали жуть. Рядом, зовя в неведомое, лунной дорожкой блестела речка. Хотелось сбросить одежду, искупаться и, пока одежда высыхает, долго отогреваться у огня, который распалить до небес, чтоб прожаривал до печенок.

Хорошая мысль. Для другой компании в другое время.

Как оказалось, на данную тему думал не только я.

– Нужно смыть грязь, обработать раны. – Света поднялась, темная фигурка повернулась ко мне. Бездонные глазищи, черные во тьме, забыли, как мигать. Мои, кажется, тоже. Судорожно сглотнув, она строго продолжила. – Ты несся через такой бурелом. Раны, ссадины? Покажи, я разбираюсь.

– Все нормально, – успокоил я.

– Стесняешься? – предположила она.

Руслан фыркнул.

– А у тебя? – Она повернулась к мужу.

– Тем более.

Оставшийся без ветровки, он зябко повел плечами. Не поднимаемая вслух проблема ночевки в тепле заботила всех.

– Я сделаю нодью, – объявил Руслан.

Будто это кому-то что-то сказало. А он, стервец, увидев недоумение слушателей, объяснять не стал, только хитро усмехнулся, кинув заинтриговавшее «увидите».

Вскоре «меч» застучал, выполняя привычную работу – именно ту, для которой создан. Срубленный ствол сухостоя был разделан на два отдельных бревна метра по два, в прорезанном вдоль одного желобе равномерно расположились вынутые из костра угольки. Когда разгорелись, прямо на них сверху водрузилось второе бревно.

Парня чуть не придавило поехавшим вбок деревянным стволом, я вовремя подставил руки и больше не убирал. Руслан поблагодарил взглядом, но весь его вид говорил, что это лишь случайность, и что легко справился бы сам. Укрепляя бревна распорками, чтоб не разъехались, он ахнул:

– Ты чего творишь?!

Как на такое реагировать? Перехваченный взгляд успокоил: сказанное относилось не ко мне. Я обернулся. Глаза застряли на Свете, про которую мы на время забыли. Луноликая, беловолосая, переливавшаяся игрой отблесков света, она стала похожа на подсвечиваемую цветными прожекторами статую богини в музее. Потому что весь кошмар, имевшийся на ее теле, то есть все грязное, мокрое, текущее, измочаленное – отсутствовало. Напрочь. Разувшаяся и уже стянувшая с себя испоганенные кофту, водолазку и джинсы, теперь она расстегивала отяжелевший от впитанной влаги лифчик.

– Хочу постираться. И вам советую.

Девушка отбросила противно чвакнувшую о землю деталь туалета и взялась за последнюю. Тугие мячики, подкрепленные авансом загадочного взора, заколыхались, словно просясь пошалить. Руслан взбеленился:

– Светка, с ума сошла?! Оденься!

Назло мужу она грациозно вышла из спущенных трусиков и встала перед нами во мраке – нереальная, словно тень отца Гамлета, и прекрасная, будто вышедшая из леса дриада, фея или другое какое мифическое создание. Руслан окаменел, как жена Лота, которая в свое время тоже нарушила обещание. Только горящие адским пламенем глаза… только трещавшие рвущиеся мышцы… только скрюченные побелевшие пальцы…

Парень не вынес сдавившего плечи позора.

– Я что сказал?! – рявкнул он, вдруг оживая и намереваясь действовать.

Мне б под горячую руку не попасть.

– А что? – ответно взвилась девушка. – Принимай, чего хотел.

– Я не хотел! Ты не можешь – вот так…

– Он имеет право смотреть.

Я удостоился демонстративно откровенного заинтересованного взгляда.

– Я… запрещаю! – Руслан чуть не плакал.

Он не мог ударить женщину. Она это знала, потому и поступала так. У мужей, которые бьют, жены ведут себя по-другому.

– А кто играл на меня?! Сама, что ли, себя проиграла? Проиграл – заткнись. Думаешь, приятно быть вещью, которую ставят на кон, Островский ничему не научил?

– Я не думал… Прости, вообще не понимаю, как это случилось, – пытался оправдаться Руслан.

– Как же, не понимаешь. Ты согласился на меня в качестве ставки, чего же хочешь еще?!

– Я не соглашался!

– Он не соглашался, – подтвердил я. – Это я согласился. Он предложил.

Это было жестоко, но я говорил правду. Было именно так. Нюансы крылись в интонации, но фактом всю жизнь считаются именно слова.

Руслан утих. Нагнувшись, Света собрала вещи в охапку и двинулась к речке, обжигая огнедышащим видом подпрыгивающих чудес.

Не глядя на Руслана, я сделал то же, что и она – принялся снимать и собирать в кучу грязное. Покрытое глиной из-под колес, а потом еще раз запачканное, намоченное и размазанное прижавшейся после падения Светой, оно могло быть просто подсушено и почищено… но не хотелось портить девушке триумф.

Шумно выдохнув, парень присоединился, руки начали освобождать корпус от стягивающей сбруи спинных ножен. Потом он безмолвно разделся – тоже полностью – и хмуро зашагал с вещами к жене.

Я отправился вслед за ним. События, устроенные с моей помощью, стали развиваться по собственному сценарию. Оттого любопытному до рези в яичках. Почему-то вспомнились слова Льва Толстого: «И то, что мы называем счастьем, и то, что называем несчастьем, одинаково полезно нам, если мы смотрим на то и на другое как на испытание».

(продолжение следует)

33

Несколько этажей мы шли несколько минут, словно спецназ, штурмующий убежище террористов. Шаг за шагом, осторожно и неслышно, со всеми предосторожностями. Вот и дверь Нины. Я отчаянно выдохнул, и палец вдавил кнопку звонка.

– Олег? – Радостно открывшая женщина придирчиво-благосклонно осмотрела стоявшую рядом Челесту. – Напомни, как зовут гостью?

– Челеста.

Девушка склонила головку.

– А ты чего… – Глаза Нины расширились, завидев автомат.

– Для безопасности. Владлен дома?

Нина отвела взгляд.

– Уже нет.

– Ушел? А давно был? А про документы не забыла спросить?

– Владик ушел… совсем, – сквозь боль вымолвила Нина.

Она отвернулась, пряча слезы. Я стиснул зубы:

– Вы поругались? Из-за меня? Но он так любит тебя… Вернется, обязательно вернется!

– Олег, он не вернется! Оттуда не возвращаются.

Вспомнился выстрел и последующий крик. Все встало на места. Ноги у меня подкосились. Теперь я знал, в кого стрелял Владлен. И почему.

– Почему не сказала?

– Зачем? – Нина промакнула глаза ладонью, затем рука сделала приглашающий жест. – Проходите.

Челеста с интересом вошла. Я остался снаружи.

– Чао. Скоро вернусь. Оставайся с Ниной. Здесь тебе ничего не угрожает.

Нина с удивлением отследила вереницу чувств, что проскользнули по лицу девушки – от обиды до кроткой печали и окончательного смирения с обстоятельствами.

– Ама ль амико туо кон вицио суо,* – вздохнула Челеста, отворачиваясь.

*(Принимай друга таким, какой он есть)

Часть пятая «По-своему верят в тебя, а разве это что-то меняет?»

Тишину порвало, свет приближающихся фар ослепил. Судя по времени – Руслан. Я вышел из-за деревьев – с пустыми руками и в наброшенной камуфляжной куртке. Одна ладонь махнула, приветствуя, другая прикрыла глаза.

Корабль остался в лесу, за изгибом дороги. Место надежное, и найти легко, когда буду возвращаться. О времени возвращения приходилось только догадываться.

Около меня остановилась донельзя запыленная Лада. Клубы поднятой пыли обогнали ее, застилая обзор. Когда прояснилось, я увидел, что за рулем действительно тот, кого ждал. В сопровождении благоверной. Я пожал плечами и бухнулся на заднее сиденье.

Молча двинулись. Руслан был в клеенчатой ветровке поверх свитера, его жена в теплой кофте-накидке на водолазку и демократичных джинсах. Оба глядели вперед и молчали. Чтобы молчание не было столь вызывающим, парень включил радио.

Как и они, я чувствовал себя не в своей тарелке (в своей тарелке, которая летает, чувствовал себя намного лучше). Музыка бумкала, тумкала и тыщ-тыщ-тышкала, корявый речитатив решал за людей их проблемы, попутно устраивая судьбы мира. А досада на кажущуюся несправедливость жизни давила и скребла где-то в черепе. Мы, все трое, заставляли себя смириться с неизбежностью того, что должно случиться.

Не получалось. Водитель не выдержал, кулак врезал по выключателю музыкальной системы.

– Я не хотел ее брать, – честно признался Руслан, мотнув головой в сторону супруги. – Но разве переубедишь…

Главная заноза дня с застывшим лицом статуи смотрела вперед, не моргая и не шевелясь. Автопечка гнала уютное тепло в ноги и голову. Овеваемая знойным ветерком кожа млела, мысли и рисуемые подсознанием предвосхищаемые образы переплетались и сливались в нечто невообразимое. Изящная ручка машинально откинула золотые водопады на подголовник, и Света, необъявленная путеводная звезда событий, вновь застыла, словно испугавшись содеянного. Я передернул плечами, взгляд вновь сосредоточился на дороге.

Трассирующее мелькание кустов и деревьев еще больше сгущало атмосферу. Руслан сдался первым.

– Вчера щелкал каналами и нарвался на старый фильм, – выдал он поперек общего тягостного направления мыслей. – «Обыкновенное чудо». В который раз пересмотрел с начала до конца.

– Сказка, как она есть, – сказал я. – О том, как, совершая ошибку за ошибкой, прийти к счастью с помощью своевременно случившегося чуда.

Конечно, я зло утрировал. Не об этом фильм. А до прекрасного фильма была прекрасная пьеса. Совсем не об этом. Но для затравки разговора…

– Тебе не нравится? – прогнозируемо вскинулся Руслан.

– Очень нравится, – огорчил я его согласием и отсутствием повода для дальнейшего спора именно в этой виртуально недоказуемой категории. – Тоже всегда пересматриваю.

– Жаль только, – с едкостью сощурился Руслан, – что там нет однозначно положительного женского образа. Такого, чтоб, плюнув на все, мечтать лишь о нем. Как в детстве мечтают о принцах и принцессах. А потом – о моделях и олигархах.

– Не обобщай, – попросил я, – у каждого свои мечты.

Света едва прислушивалась к дискуссии. Вроде бы, думала о чем-то своем, но, оказывается, она не пропустила ни слова.

– Чем тебя не устраивает принцесса? – обиделась она за героиню фильма.

– Своим будущим, – сразу ответил Руслан. – Точнее, скорым превращением в точную копию папеньки-короля. Как главный герой должен после свадьбы…

– После поцелуя, – поправила жена.

– В жизни – после свадьбы, – настоял на своем Руслан, – должен был превратиться в зверя, так и она в ближайшем времени определенно стала бы великой стервой и самодуршей. Самодурищей. Которой папанька, возможно, в подметки бы не годился. Первые признаки уже прорезались и выпирали, как пытающаяся спрятаться спица из мешка.

– Хм, – глубокомысленно вставил я.

У принцессы, действительно, вырывалось… иногда. Этакое. Что-то. Что заставляло задуматься. Того, кто умел думать наперед.

– А мужчины, как на подбор, – гнул неунывающий попутчик свою линию, – что ни персонаж, то олицетворение какого-либо из стереотипов, которые просто обязаны нравиться женщинам. Волшебник – созидатель, Медведь – романтик, Трактирщик – поеденный молью и побитый жизнью мудрец.

Да, небитых мудрецов не бывает. Но это так, к слову.

– А принц-администратор? – вставила Света, думая подловить разговорившегося муженька. Олицетворенный Андреем Мироновым циничный красавец-мужчина (усталый от забот о себе, любимом) просто не мог остаться в стороне от обсуждения.

– Прагматик! – горячо воскликнул Руслан. – Герой нашего подлого времени.

– А Король? – словесно ущипнула жена.

– Скажи честно, – понизил тон склонившийся к ней Руслан. – Разве тебе не импонирует его задорное шальное головотяпство?

– Ну… – Света замялась.

– Об этом и говорю, – удовлетворенно откинулся водитель. – Даже палач, пишущий стихи… Тоже, кстати, подмечено очень жизненно, сильно. В общем, все главные мужчины в фильме – полноценный набор мужских качеств, собирательный образ всего необходимого любимым половинкам.

– Почему нельзя было собрать их все в одном человеке? – полюбопытствовала Света тоже с практической точки зрения, сугубо женской.

Руслан как-то сумел развести руками, не отрывая их от руля.

– Эти качества несовместимы в одной личности, если она не страдает шизофренией. Потому – радуйтесь такому приятному разнообразию, – подвел он для жены итог своих размышлений, – вон сколько всего – для женщин…

– А жена волшебника? – вопреки сказанному ввернула Света, которая совершенно забыла о недавней зажатости. – Она положительный образ?

– Да. Собственно… Жена волшебника, принцесса, Эмилия, бывшая женой коменданта, прочие… тоже собирательный образ всех любимых мужчинами женских качеств.

– Женщину, религию, дорогу – каждый выбирает по себе, – тихо процитировала Света Левитанского.

В машине вновь установилась нервная, гудящая о грунтовку тишина.

Все трое старательно избегали главной темы, что будоражила воображение каждого. Никто не хотел собой испытать не то льдинки, не то айсберги потрескивающего напряжением ледника на прочность в качестве ледокола-первопроходца. Никто не хотел делать первый шаг. Куда? Никто пока не знал и потому не хотел испытывать судьбу.

Руслан начал заученно-четко декламировать, ритмично и вкладывая душу:

– Ты живи себе гуляючи за работницей женой,

По базарам разъезжаючи, веселися, песни пой,

А вернешься с торгу пьяненький – накормлю и уложу,

«Спи, пригожий, спи, румяненький!» – больше слова не скажу.

Поставив интонационную точку, он многозначительно усмехнулся, понизив тон:

– Идеальная спутница жизни, правда? Собирательный образ лучшей женщины всех времен и народов с точки зрения обывателя, все такую хотят, все о ней мечтают.

– Хотеть и мечтать не вредно, – возразила Света, – но вообще-то идеальной женщине нужен идеальный спутник.

– В жизни чаще все совсем по-другому, – вздохнул я.

– В жизни всегда все по-другому, чем хотелось бы, – мгновенно отреагировал Руслан.

Я неутешительно прибавил, раз уж началось словоблудие:

– Жизнь – не пряник, скорее – кнут. Если вспомнить твоего поэта, «надрывается сердце от муки, плохо верится в силу добра, внемля в мире царящие звуки барабанов, цепей, топора».

Парочка удивленно переглянулась, нараставшая наэлектризованность временно заземлилась.

– В другом месте Некрасов сформулировал девиз такой жизни более органично, – сказала Света. – «Люби, покуда любится; терпи, покуда терпится; прощай, пока прощается; и – Бог тебе судья!»

Впереди уходила в лес заброшенная просека, оставленная лесовозами или охотниками. Либо подобными нам случайными посетителями.

– Сюда?

– Все равно. – Я в очередной раз пожал плечами.

Руслан свернул на не менее раскисшую грунтовку, продираясь сквозь нависшие ветви. Вскоре она – неравномерно-ухабистая тропинка для тракторов – раздвоилась. Руслан выбрал более наезженную. Колея привела к берегу речки, где мы благополучно завязли.

Чтобы что-то увидеть, пришлось выключить фары, но и после этого глаза еще долго привыкали к лесной темноте.

– Рули, я подтолкну, – предложил я, когда все вышли посмотреть на случившееся.

Света тоже вызвалась поучаствовать. Встав сзади по бокам, мы с ней уперлись ладонями в железо, Руслан нажал на газ…

– Ой!!!

Света отскочила, руки принялись размазывать налипшие коричневые комья и кляксы.

– Еще раз! Враскачку! – скомандовал я

Руслан умело раскачал машину, но из плотоядно чавкающей глины не выбрался.

– Еще разок?

– Давай, – со вздохом согласился рыжий водитель.

Оба уже понимали, что надо откапываться и набросать чего-то под месившее грязь колесо, но по чисто мужской привычке попробовали еще раз. Единственное, чего достигли – как и Света, я оказался с ног до головы покрыт грязевыми пятнами.

Руслан все еще надеялся: то трогал осторожно, со второй передачи, то давил газ в пол. Я еще раз глянул на несущиеся снизу комки и брызги. Потом по сторонам.

– А здесь совсем неплохо.

Руслан отвлекся от затянутых в топь колес.

– Верно, – хмуро согласился он, тоже оценив местечко, – просто чудесно. Уголок – мечта туриста. Если не считать этой мутной лужи в центре величественной природной композиции.

– И меня в крапинку, – с обидой, что никто не замечает ее страданий, объявила Света. На лице блуждало беспокойное подобие улыбки.

Вновь поразили бездонные глаза. В таких не просто тонешь, в них, наперекор воле, хочется тонуть, заранее зная, что не выплыть. Понимаю выбор Руслана. Не понимаю, почему он сейчас здесь. За слова надо отвечать, это не обсуждается, но жена – дело святое. За такое можно и в морду. Скажем по-другому: за такое нужно в морду.

Может, боится? После того, что случилось с Лавриком, я бы тоже боялся.

Еще раз пронзили небольшие, но красивые девичьи глаза без дна и края. Вот кто боится. Она боится за него, чтоб не повторил судьбу Лаврика. Поэтому они здесь. Боже, какой же нечеловеческой сволочью я выгляжу в их глазах. Если через секунду в спину воткнется нож – пойму и прощу.

Не воткнется. Лаврик был еще тем крепышом, и где он теперь? Даже если б Руслан задумал нечто подобное, Света не даст. Наверняка, предупредила, чтоб не пытался, он нужен ей живым и здоровым.

Вот так мужики и перестают быть мужиками. Я бы бил обидчика невзирая на. Впрочем, есть объяснение: мое сердце свободно, потому и. Будь у меня любимая жена, все могло быть по-другому. Как? Не знаю. Ведь у меня нет жены.

Взор водителя взлетел к раскачивавшейся крыше крон. Скрежетнула дверца, ботинки один за другим хлюпнули в жижу, и Руслан направился к ближайшей разлапистой сосне. Рука потянулась назад к поясу, словно в желании почесать поясницу или размять постреливающий радикулит, и после невнятного движения фокусника обрела полуметровый тесак. Выудила его из ниоткуда, будто сотворив из воздуха, ведь у парня, кроме легкой курточки по талию ничего не было. Понятно, не считая обуви, джинсов и того, что под курткой.

Кривой тесак прекрасно заменил топор. Срубленные хвойные лапы втиснулись под резину и днище, невероятный «ножичек» отправился обратно за спину под куртку, Руслан прыгнул за руль.

Мотор взревел. Несколько движений враскачку, и с нежелающим отпускать причмокиванием мать сыра-земля позволила стальной карете выползти на ровный пригорок. На этой площадке, видимо, останавливались охотники, уж больно местечко пригожее и обихоженное.

– Стрелять можно здесь. – Веснушчато-красноволосая рука указала на пологое место на бережке.

Свету словно током ударило. Занятая пострадавшей внешностью, она забыла о цели приезда. Руслан тоже потускнел, как пейзаж поздней осенью.

Мой подбородок указал парню за спину:

– Нож у тебя – самое то для леса.

Скользкий момент был оттянут еще на какое-то время.

Инструмент мне серьезно нравился. Хотя эффектная сценка с его доставанием очень напоминала фильм про Данди-Крокодила: презрительная усмешка героя неудавшемуся грабителю: «Разве это нож? Вот нож!» – и так же, как только что Руслан, сзади, из-за пояса… Но. У австралийца тесак был за ремнем на заднице и по сравнению с Руслановым сильно проигрывал в длине. За пояс, если ты не иллюзионист, такое не спрячешь. И за руль с такой штукой на заднице не сядешь. Это ж нечто среднее между саблей и топором.

Удовольствие парня было больше, чем у Данди в момент его высшего расположения духа. Руслан снова потянулся за предметом разговора (ну как не продемонстрировать лишний раз собственную мальчишескую крутость…)

– Айо гуркхали!!! – что есть мочи завопил он на весь лес, распугивая по всей округе дичь и возможных браконьеров.

Одновременно его рука вновь материализовала клинок, резким движением завертевшийся по окружностям, спиралям и непонятным образом вокруг всего корпуса – не хуже нунчак у профессионала. Вращая, делая внезапные выпады и удары по воздуху, который представлял воображаемого противника, парень одновременно делал пояснительные ремарки.

– Это кукри, ближайший родственник кхухилона, очень похожего, но не столь символически-фаллического. Этот нож, овеянный легендами, одновременно боевой, хозяйственный и ритуальный. До сих пор состоит на вооружении непальских гуркхов, которые служат в войсках Британской короны. По привычке, видимо, служат.

Сделав последний необъяснимый финт, нож замер у него в руке, как бы готовый к удару. В карате подобные показательные выступления называются ката, в отношении холодного оружия специальный термин мне не попадался. Наверное, у каждой школы он свой. Комплекс, последовательность, серия… Выглядит ужасно зрелищно. Зрелищно – и ужасно. Я внутренне поаплодировал удачному выступлению, а вслух предположил в продолжение темы гуркхов:

– Наверное, им забыли сообщить, что империя распалась.

– Возможно, – с невеселым смешком согласился Руслан. – Когда гуркхи на Мальвинах с кукрями наголо шли на аргентинский гарнизон, те сдались без единого выстрела. От одного фантастического вида нападающих, орущих этот боевой клич: «Айо гуркхали!». Вообще-то в оригинальном произношении нож называется кхукри. Одно слово, гуркхи.

– То есть это все-таки боевой нож? – решил уточнить я, начав вспоминать уголовный кодекс в отношении холодного оружия: что можно, а чего категорически нельзя на территории нашей родины.

Вновь исчезнувший за спиной, но незримо присутствовавший перед глазами, Русланов кукри оставался главной и единственной темой обсуждения. Наверное потому, что другой темы касаться пока не хотелось. Никому. Мысли – были. У всех. Желание поднимать их – нет.

– Будешь смеяться, – совершенно серьезно произнес Руслан, – но эта убийственная дура весом под килограмм у нас в стране холодным оружием не считается. Чем-то в формулировку не укладывается, оттого – чистый хозбыт. Какое-нибудь жалкое пятнадцатисантиметровое стальное перышко с упором является, а настоящий боевой меч, ради прикола наименованный ножиком – нет.

– Почему? – подала голос прислушивавшаяся к нашей болтовне Света. Она сошла к реке и теперь смывала с себя глину. С лицом все получалось замечательно, с одеждой – не очень. Присев к самой воде, девушка ожесточенно размазывала по ткани грязь. Понимала, что лучше дождаться, пока высохнет и само отвалится, но она – женщина, ей хотелось быть красивой в любой ситуации.

Несколько шагов, и я пристроился рядом, тоже принявшись зачерпывать и оттираться. Правда, мыл только лицо, шею и руки.

Руслан напрягся. Только что был далеко – и уже около нас.

«Нас». Плохо сказалось. Ему, видимо, сказалось так же, оттого и напрягло.

– То ли из-за отсутствия гарды, то ли еще почему, но кукри – не оружие.

Прозрачный воздух овевал и переполнял легкие кислородом. Вроде все прекрасно, но неловкую тяжесть, что висела над полянкой, можно грузить экскаватором. Я снова увел разговор от волнующего.

– Почему ему не требуется гарда? – Киношное «рубилово» на мечах, ножах и саблях доказывало, что без защиты кисти от клинка противника придется туговато. – Если он боевой – можно руку повредить.

– Гарда нужна для фехтования, а еще это упор, чтоб не соскользнуть на лезвие, когда втыкаешь оружие в цель, то есть, для колюще-режущих инструментов. Кукри – другой, им не фехтуют и не колют.

Света подняла глаза на напустившего туману мужа.

– Что же им делают? Это ведь нож? Или не нож?

Похоже, Руслан не посвящал ее в подробности своих увлечений.

– Нож, – признал он. – Но скорее – меч. Топор же никто не назовет ножом, хотя им тоже – теоретически! – можно и резать, и даже бриться. В общем, кукри больше топор, нежели нож. Светланка, например, с удовольствием рубила им мясо.

От усердия уже мокрая насквозь, девушка вскинула голову:

– Точно, кости берет на ура.

Пересекшись с моим, ее взгляд отпрыгнул, как ошпаренный.

– До сих пор состоит на вооружении непальских полицейских, – дополнил Руслан о любимом предмете.

Чтоб не смущать соседку, я обернулся к парню:

– Не пойму, как его носят. – Трудно представить современного «джедая» с таким невыключающимся световым мечом на портупее. – В смысле – где. Как саблю, сбоку на поясе?

– На поясе, но не сбоку, а вот здесь. – Изобразив свисающий хвост, ладонь Руслана провела сзади ровно посередине, разделив ягодицы.

– Ага, тылы прикрывают. – Зачерпнутая горсть жидкого холода омыла шею, рукав промакнул лицо. Мне вдруг припомнилось: – Мила Йовович в одной серийной антиутопии лихо орудовала парочкой таких.

– Было дело, – с видом всесведущего знатока признал Руслан. – В третьей серии. Причем так мощно управлялась, что по всем законам должна была терять при каждом взмахе. Даже теннисная ракетка, бывает, вылетает в момент удара, что же говорить о куске стали, который сила инерции постоянно выдирает из ладони. Против этого придумано расширение на конце рукояти, вот оно, а у экранной героини такого не было. В общем, как всегда, сплошная показуха.

Злая красота ножа вновь привлекла взгляд. Пока я любовался оружием, Света не находила себе места. Герой дня – она, а не какая-то железка! Как можно думать о чем-то другом?!

– Что же ты хотел, – не смогла она не вставить, – кино есть кино, артист обязан делать красиво, а не правильно.

– Не обязательно, – хмуро не согласился муж.

– Знаешь исключения? – с любопытством воззрился на него я, поскольку тоже придерживался мнения, что кино – это кино, а жизнь – где-то в сторонке, сама по себе.

– Брюс Ли, – кратко отчеканил тот.

– Он тоже работал на камеру, – вздохнул я, – поскольку его особые умения зрителю ничего не давали.

Руслан вынужденно согласился.

– Наверное, да. Когда он бил по-настоящему, камера фиксировала лишь смазанное движение воздуха, а противник мешком оседал рядом со стоящим как бы ничего не предпринимающим Брюсом.

Сравнив невесомую ветровку парня со своей теплой и длинной курткой охотника, я снял ее и без разговоров накинул на плечи продрогшей девушки.

– Спасибо, – тихо поблагодарила она.

Над нами мерцали звезды. Под нами поскрипывали, вминаясь, полегшие травы, ветки и опавшие листья. Я поднялся к Руслану. Едва увидев мой отход, Света повернулась спиной, чтоб отмыть то, что в моем присутствии тереть не решалась.

Любопытно, какие мысли подтачивали сейчас подсознание присутствующей парочки по поводу, который старательно отгонялся отвлекающей темой – она потому и не сходила на нет, что выполняла нужную роль замещения. Все равно когда-то придется заговорить о том, что откладывали, от чего уклонялись, но забыть о чем не могли.

Почему не сейчас? Я махнул рукой вдоль излучины реки:

– Больше ста метров пустоты. Устроит?

– Вполне. – Руслан убито поплелся к машине.

Багажник с противным скрежетом исторг из себя пенополистирольный щит.

– Держи.

Вручив мне щит, Руслан широкими шагами принялся отмерять метраж.

– Пойдем, – нервно кинул он, вышагивая и вслух считая: – Три, четыре, пять…

Точно отмерить не получилось, мешали ухабы, обходы, топи. Прямого пути не было.

– Ставь здесь, – сказал он, досчитав до ста.

Перед щитом оставили включенный фонарик. Тревожно рыская взглядом, Руслан прошептал:

– Может, решим вопрос по-другому?

– Нет.

Парень зашагал обратно. Он мне определенно нравился. Нет так нет. Мужик сказал – мужик сделал. Если б все были такими…

Света так и сидела на корточках у воды, словно страшась подняться к машине. К нам. Ко мне. Или ей, мокрой, просто было холодно.

Какая многозначительная фраза для нашей ситуации. Бывает ли холодно душе? Ответ скрючился передо мной. Меня тоже подмораживало. Но я мужик, а слово не воробей, надо соответствовать.

Из оставленного открытым багажника появился навороченный лук. Подумав, Руслан достал две стрелы.

– Так понимаю, стрелять будем из моего?

– Давай уже. – Я вырвал из его рук оружие.

(продолжение следует)

32

Додумать я не успел, холодный пот прошиб после – когда на звук вставляемого снаружи ключа из мертвой зоны обзора появились две фигуры. Они замерли в темноте по обе стороны двери. В руках, судя по положению, имелось оружие.

Снова тело соображало быстрее застопорившегося сознания. В моих руках сам собой появился лук. Выстрел…

Пробитое двойное остекление со звоном осыпалось. Стрела, пролетев комнату и прихожую, лязгнула о сталь входной двери. Хорошо, что в свое время поменял прежнюю деревянную на эту защитную конструкцию, иначе смуглянке досталось бы.

Срикошетившая стрела на излете ударила левого из вздрогнувших мужчин, он непечатно вскрикнул. Второй показал ему кулак. Все стихло.

Челеста – умница. Судя по тому, что дверь не открылась, она правильно среагировала на шум.

Переждав несколько мгновений, фигуры внутри начали действовать. Левый показал что-то на пальцах, его тень метнулась к разбитому окну, край лица осторожно выглянул из-за боковины. Второй бросился преследовать пришедшего. То есть – Челесту.

Только б успела. Я подогнал корабль как можно ближе к подъезду. Внутрь вошла какая-то парочка. Сейчас же появилась моя засланница и, вращая ошалелыми глазами, кинулась туда, где высаживалась. Сзади вновь отворялась подъездная дверь...

Девушка взвизгнула, когда высунувшиеся из ниоткуда руки на ходу подхватили под мышки. Втаскивая внутрь, последнее, что я видел перед взлетом – недоуменно крутившего головой преследователя и… безумные глаза бабы Нюси, которая видела в с е со своего вечного наблюдательного пункта. Интересно, станет ли рассказывать. Все-таки у нее репутация сплетницы вменяемой, в своем уме и здравом рассудке.

Челеста вцепилась в меня, как обезьяна в пальму на самой кроне. Наверное, это были объятия, но мне казалось, что могучий спрут решил пообедать моей персоной, для начала выжав сок. Высвободив хотя бы руки, я принялся успокаивать девушку.

– Все хорошо, милая. Ты поступила верно. Абсолютно верно.

Ладони гладили по спине и вспотевшему затылку. По вздрагивающей макушке. По трепетно жавшейся ко мне пояснице. Хотелось и ниже, очень хотелось. А почему нет? С нежностью и благоговением пятерня огладила упругий барабанчик. Затем второй. Затем снова первый – по-прежнему медленно и заботливо, словно это нормально и по-другому просто не бывает.

Наверное, девушка так и поняла, поскольку даже не заметила. Что делать, если заметит, я не знал. И не хотел знать, чтоб не рушить отношения, что пока устраивают обоих.

Пока? Хм. Что скажет по этому поводу дедушка Фрейд?

Ладонь вновь переехала на спину и затылок.

Наконец, Челеста отлипла.

– О мольто пауро.*

*(Я очень испугалась)

Корабль уже висел над центральным рынком.

* * *

Нина мучительно всматривалась вдаль. Я подошел с другой стороны.

– Не получилось, – грустно выдохнулось прямо в ухо.

Она, вздрогнула.

– Ты меня напугал. Ладно, пойдем, ничего не поделаешь. Запомни: я тебя представлю, дальше – твои проблемы.

– Естественно.

Мы двинулись к ресторану, что располагался напротив. Как только поравнялись с парадным входом, рядом взвизгнули шины, почти у ног затормозила низкая спортивная машина. Как она, вообще, ездит по нашим ухабам? Не понимаю любителей занижать свои тарантасы, а тут все в заводском исполнении. Было жаль заморскую стальную птицу, волей владельца помещенную во враждебную среду. Хотелось выпустить ее на волю.

В глухой броне тонировки разверзлась щель, она быстро увеличилась до размеров всего окна.

– Нина!

Голос принадлежал роскошно упакованной молодой дамочке с длинными волосами, в кожаной курточке, опушенной мехом, и в темных очках.

– Привет! – откликнулась моя спутница.

Дверца машины отворилась, водительница томно выставила левую ножку, отчего полоса не по сезону короткой юбочки уехала вверх, и на мгновенье в глубине открылся затянутый в черное треугольник. Затем молодая женщина подняла и перенесла через порог правую – столь же медленно и красиво, а при вставании отметилась новой нарочитой демонстрацией безукоризненных конечностей, тонкой талии и витринной груди. Одежда, стать и самомнение соответствовали стоимости машины. Пальцы с длинными красными ногтями сняли очки. Мои глаза изумленно взморгнули. Нет, не показалось, я действительно откуда-то ее знаю. Но откуда?

Знакомый разлет бровей. Зовущие скулы. Сексуальные губы бантиком. Ниже – выдавливающие друг к дружку молочные пакеты, при набирании в которые забыли закрыть кран. Выше – лицо. Яркое, запоминающееся. Знакомое. Где же мы пересекались?

Красавина, назвала ее Нина. Незнакомая фамилия.

– Это Олег, – указала в мою сторону Нина.

Красотка высокомерно кивнула, не удостоив меня вниманием.

– Ты же помнишь, – наставительно проговорила ей Нина. – Мы договорились. Я знакомлю тебя с Василием Платоновичем, ты помогаешь Олегу.

– Да помню, помню, – отмахнулась та.

С Василием Платоновичем? Я едва не поперхнулся. Снова мой виртуальный спаситель. Не мешало б уже знать, что он за фрукт, и с чем его едят.

– Это Анжела.

Озарение прилетело как строительная конструкция в темечко: это же та, с диска «Студенки»! На обложке – глупо хихикающая Наташа и вот это привораживающее лицо, что неуклонно возвращает к себе из глубин соблазна. Небывало гибкая спинка. Много успевающие руки. Акробатические ноги. Секретарша Задольского? Н-да…

Слева от входа в ресторан двое полицейских заталкивали в воронок дебошира, один пересекся со мной взглядом. Я резко отвернулся, но глаза быстро скосились обратно.

Сержант не оставил пикировку взглядов без внимания. Закончив с хулиганом, он сверился с ориентировкой, кивнул второму, оба медленно двинулись в нашу сторону.

– Предъявите документы.

Я посерел. Без меня корабль ни выпустит Челесту, ни накормит…

В ситуацию вмешалась Нина:

– Мы к Василию Платоновичу. Торопимся. Вон он сидит.

Сержант с напарником, уже зажавшие меня в клещи, вдруг отпрянули. Из-за стеклянной витрины ресторана нам махал рукой седовласый мужчина в сером костюме при галстуке. При этом он внимательно разглядывал меня.

Судорожно отдав честь, полицейские дематериализовались.

Дверь перед нами почтительно открылась. Швейцар увидел, к кому идем, на мои джинсы и свитер брезгливо покривил рот, но смолчал.

Седовласый встал при нашем приближении. У Анжелы словно маятник Фуко в попе включили. Теперь она не шла – несла себя, как на блюде. Около столика была принята добивающая отрепетированная поза, что откровенно выпячивала все, что выпячивается, и оттопыривала все, что, соответственно, оттопыривается и волнует обремененное стандартными наклонностями мужское население планеты. Поскольку седовласый относился к упомянутой форме существования, предназначенное для внимания мимо него, естественно, не прошло. Седой ежик склонился в почтительном поклоне, однако глаза не опустились.

Нина приветствовала его как старого друга. Не равного, а старшего друга. Должно быть, сей убеленный мудростью и значительностью джентльмен – прямой начальник Владлена.

– Как самочувствие? – обволок ее густой бас начальника.

– Лучше. – Женщина протянула руку в сторону пришедшей с ней девушки. – Знакомьтесь. Это Анжела, секретарь-референт Задольского.

Девушка выразительно изогнулась осиной талией и рельефно обтянутыми подробностями выше и ниже.

– Очень приятно. – Мужчина галантно поцеловал протянутую ручку, выражение на лице подтвердило, что сказанное – не только слова. – А молодого человека представлять не надо, его досье сейчас на моем рабочем столе лежит.

Снова у меня все упало. Чуть сам не упал. Вот же влип. Как муха в… мед.

Я сжал губы, кулаки сжались сами.

– Позвольте узнать, какую организацию представляете?

Василий Платонович ответил расплывчато:

– Заветные три буквы.

– Федеральную...

Мужчина поморщился, словно прокисшего вина жлебнул, причем натощак:

– Не надо о работе. Владлен рекомендовал вас как честного человека. Так и буду относиться. Пока не убедите в обратном. Присаживайтесь.

Еще раз удостоверившись, что имевшиеся достоинства замечены и оценены, Анжела воссела на предложенный стул, почти как на трон, но не как королева, а как фаворитка короля, ибо король – рядом, и все говорило, что ни на миг она этого не забывает.

Василий Платонович подвинул стул и своей знакомой, затем повернулся ко мне, севшему, естественно, самостоятельно, но чувствующему себя в чужой тарелке с никогда не пробованным содержимым:

– Не беспокойся. В моем присутствии тебе ничто не угрожает. Особенно здесь.

Его руки обвели пространство, включившее в себя, по меньшей мере, весь город.

Холодное вино наполнило бокалы.

– За прекрасных дам и отважных рыцарей! – провозгласил Василий Платонович немного странный тост. Потому что ежеминутно косил на меня. Когда не разглядывал Анжелу. И в отношении нас обоих постоянно лукаво щурился.

Все отпили понемножку. Я автоматически потянул в рот кусок шашлыка, по которому соскучился. Дамы не спешили приступить к трапезе, хотя их глаза разбежались – стол был накрыт с размахом.

– Василий Платонович, – Анжела вся извертелась, стараясь податься в самом выгодном ракурсе. – Нина говорила о моей проблеме?

Мужчина задумчиво склонил голову и долго рассматривал девицу, словно на предмет немедленного употребления. Наконец, степенно произнес:

– О новой работе?

– Да, – закивала Анжела. – Мне предложили… Но от Задольского просто так не уйдешь. Слишком много знаю.

– И слишком много умеешь. – Василий Платонович бесстыдно раздел ее взглядом. Получилось у него это скорее профессионально, чем с намеком, вот бы так научиться.

Анжела восприняла его разглядывание как намек.

– Пожалуйста, поговорите с ним, вы для него – величина, а я умею быть благодарной.

Мы с Ниной переглянулись. Став вдруг совершенно лишними здесь, мы слышали для чужих ушей не предназначенное. У Анжелы совершенно не было такта. А у нас выбора. Пришлось отвести глаза и сделать вид, что нас здесь нет. И не было.

Впрочем, выбор имелся. Поняв, что моими делами секретарша Задольского сегодня заниматься не собирается, я решил уже подняться для прощания…

Василий Платонович сделал останавливающее движение, голова недовольно качнулась.

– Сударыня, не будьте столь прямолинейны, – процедил он негромко. – Это унижает вас, а ваших собеседников ставит в неловкое положение.

Анжела испуганно затараторила:

– Простите, наверное, вы не так поняли…

– Не так? – по-Мефистофельски ухмыльнулся Василий Платонович. – Жаль. А я уже размечтался.

Бросив бессмысленно вращавшую глазами девицу на произвол судьбы, он подмигнул Нине, что, мол, удачно пошутил, и его фронт полностью повернулся ко мне:

– Ну ты наворотил, Олежа. Убийство…

– В рамках самообороны.

– Знаю. Все знаю, больше чем кто-либо. Тем не менее. Угрозы следователю и другим уважаемым людям. Это к самообороне не пришьешь.

– Это восстановление справедливости.

– Справедливость в законе не прописана. Мы живем по закону, а не по справедливости. – Собеседник хитро собрал морщинки в уголках глаз. – Кстати. Допрашивали мы некоего Игоря Тютина из деревни Запрядье… Ты неким лагерем за городом интересовался, а потом тот на воздух взлетел. Твоих рук?

Я скромно промолчал.

– А мы все не знали, что делать, как подступиться. Ну, за такое многое можно простить. Скажем, все остальные подвиги.

Кровь вновь потекла по жилам. Мой взгляд обрел осмысленность:

– То есть…

– Гуляй. С нашей стороны к тебе претензий нет.

Мир заиграл красками. Что ни говори, а Василий Платонович – мой талисман.

Мой талисман пресек мою радость:

– Правда, со временем возникнут вопросы, на которые тебе придется дать ответы, но это не горит. Когда понадобится, мы тебя найдем.

Найдете? Флаг вам в руки.

– И насчет документов, которые на меня повесили… – поспешил уточнить я, чтобы закрыть вопрос.

Василий Платонович громогласно рассмеялся:

– Насчет них тем более. Говорил же – я в курсе всего. Дело следователей искать улики, добывать доказательства. Моя работа – знать.

Мое тело расползлось по стулу с чувством севшего телефона, который вновь подключили к источнику энергии. Спина откинулась, глаза наконец смогли смотреть по сторонам. Машинально появившаяся улыбка раздвинула щеки до ушей… и застыла.

За дальним столиком ресторана сидел Герман Кузьмич Филозов, заместитель начальника охраны Задольского – тот, кого я нагло и неумело шантажировал, и который по роду прямой деятельности обязан был добыть меня хоть со спутника Юпитера.

Все, приехали. На выходе повяжут.

Первая мысль снова была о Челесте. И вторая, и третья, и все следующие, вплоть до последней. Я-то как-нибудь выкарабкаюсь… рано или поздно. Лет эдак через…

Поплохело так, что в глазах разлилась муть. Я с надеждой взглянул на Василия Платоновича.

Тот внимательно отслеживал произошедшие со мной перемены. Когда причина выявилась, он кивнул Филозову, как старому знакомому. Тот ответил более активно, даже подобострастно, а через минуту расплатился и вышел.

– Уважаемый друг, – развел руками мой талисман, – я гарантировал вам неприкосновенность только от своей организации. Другие проблемы вам нужно решить самостоятельно.

Брови Анжелы, которая долго переводила взгляд с меня на седовласого и обратно, удивленно взлетели, остановившись на мне:

– Ты… Так это ты! Знаешь, вот визитка с моим телефоном. Обязательно позвони. Кажется, я знаю, чем тебе помочь.

– Позвоню, – пришлось согласиться мне, принимая излишне блестючий кусочек пластика, который чем-то напоминал владелицу.

Нет такого слова – блестючий? Теперь будет, выглядели он и она именно так. Убирая визитку, я бросил взгляд на часы.

– Торопитесь? – поинтересовался все замечающий Василий Платонович.

– Немного.

– И мне пора, – предупредив мое движение, одновременно поднялась Нина.

– Проводи молодого человека, – кивнул ей мой талисман, оказывая последнюю услугу.

Остается надеяться, что «последняя» не в плохом смысле. Последняя от него на сегодня, так будет точнее.

Нина понятливо опустила ресницы.

– Пойдем. – Ее рука взяла меня под локоть.

Снаружи засады не оказалось. Я тревожно оглядывался, готовый сорваться с места. Зря. Опять сработал авторитет Василия Платоновича?

– Может, зайдешь? – печально вымолвила Нина, когда около нас остановилось такси.

Она видела, что садиться в машину я не собираюсь.

– Нет. К тому же – Владлен. Вдруг…

Влажная пелена заволокла глаза женщины.

– Больше никаких «вдруг». – Она опустила голову. Затем вновь воспрянула: – Может, требуется помощь? Или деньги? В твоем положении…

– Спасибо, мне ничего…

Я прервался, в мозгу билась мысль. Нина ждала. Через мгновение я продолжил задумчиво:

– Если только…

– Только? – подтолкнула она меня повтором.

– Можете приютить девушку-иностранку на пару дней? – После нервов последних событий мне хотелось быть уверенным, что Челеста в надежных руках, только так мои собственные руки смогут быть развязаны. – У себя, у друзей, у родственников… лишь бы с гарантированной личной безопасностью.

Женщина откликнулась почти с радостью:

– Пожалуйста, пусть приходит. Что у нее случилось?

– Те же проблемы, что у меня, – уклончиво объяснил я. – Плюс немножко не в своем уме. Нет-нет, тихая, адекватная, только всех вокруг пришельцами из других миров считает.

Только что забеспокоившаяся Нина оттаяла, губы тронуло улыбкой.

– Когда ты ее приведешь?

– Скоро. Сразу. Но как к этому отнесется Владлен? После всего… Я его боюсь. Уверена, что с его стороны не будет чего-то этакого? Кстати, можно как-нибудь выяснить у него насчет документов, из-за которых вся заварушка? Это очень важно.

Нина опустила взор.

– Приходите, – сказала она тихо, садясь в такси. – Об остальном дома поговорим. О Владлене не беспокойся.

– Кстати, – пришло мне в голову. – Может, просто не говорить, что Челеста – моя подруга?

– Челеста? – Нина горько усмехнулась. – Красивое имя.

Такси отъехало.

* * *

Ехать Нине долго, это время можно было употребить с пользой. Вернувшись к Челесте, я ответил на вспыхнувшую радость воздушным поцелуем. Она как собачка, что завидела хозяина, только хвоста нет. В остальном – один в один. Глазищи ждущие, довольные, поза предвкушающая, в душе восторг. Смотрит преданно, все понимая, только сказать не может. Лишь иногда – тяв-тяв-тяв по-своему. И чтоб иногда за ушком или пузико почесали. Ну, идеальная псина… прошу прощения, женщина.

Корабль направился к Запрядью, но не в деревню. Найдя поляну с кострищами, я отсчитал примерно пять километров вверх по течению и принялся исследовать побережье вдоль реки. Челеста стояла рядом и тоже смотрела во все глаза. Чувствовала, что что-то ищу. Не знала, что. Именно поэтому заметила первой.

– Ольф! Э уна казетта нель боско!*

*(Домик в лесу!)

Я оглянулся. Смотрел вперед, а лесную сторожку можно было разглядеть только с одной стороны двух огромных раскидистых сосен. Спасибо панораме и девушке.

Корабль сделал круг и снизился.

Она самая. Там, где сказали. Похожа на мою землянку, но выше и крепче. Следов обитания не заметно.

Снова Челесте достался карабин. Я снял его с предохранителя, жестами приказал быть осторожнее. Сам с Калашом от вечной памяти партизанов аккуратно двинулся вперед.

В бревенчатой стенке зияла узкая бойница, сделанная по принципу окна в деревенской бане. Свет дает, выбраться не дает.

Я решился:

– Есть кто?

Тишина.

Еще два шага, и толчок ноги распахнул дверь. Изнутри пахнуло вонью. Я непроизвольно отпрянул, но, набрав воздуха, заставил себя впрыгнуть внутрь.

Игорь не соврал. Здесь держали человека. Совсем недавно. Теперь на загаженном полу валялся лишь перетертый конец каната.

Что ж, Альфалиэль, выходит, ты жив. Этого факта пока достаточно. Да и с ним непонятно, что делать. Альфалиэль без корабля – не Альфалиэль. Если захочу, Альфалиэлем буду я.

На всякий случай – чем черт не шутит – я покружил по окрестностям. Безрезультатно. Парень сгинул. И черт с ним, без него спокойнее. Доберется домой невредимым – я счастлив за него. А не доберется… Судьба.

Лес снова мелькнул под кораблем, уже по прямой. Около знакомой поляны мы вышли, Челеста изумленно глядела, как я принялся раздеваться.

Когда на мне остались одни трусы, ноги нехотя шагнули к воде.

– Вольо баньярти?! Фа фреддо!* – испуганно донеслось вдогонку.

*(Хочешь купаться? Холодно!)

Челеста бросилась в мою сторону.

– Не надо! Холодно! – Я жестко выставил перед ней открытые ладони.

Обжегшиеся ноги погрузились в ледяную стихию. Я заставил себя нырнуть.

Набросанные несколько месяцев назад булыжники и валуны уже заилились. Даже вывороченные, они поддавались с трудом. Ныряя раз за разом, я по одному разгребал камни. После шестого погружения пришлось скакать в корабль, где просить сделать температуру теплее. Потом горячее. Наконец, вообще как в парилке, чтоб жаром кости пробрало.

Минут через десять оттаявшее тело решилось на второй заход.

Выйдя, я опупел на месте, если есть такое слово: раздевшаяся до нижнего белья Челеста продолжала мою работу. Синяя до фиолетовости, она дрожала, зуб на зуб не попадал, кожа – сплошные пупырышки, синий кактус. Итальяночка мужественно тягала подводные камни, растаскивая в сторону. Взгляд упал на меня, она улыбнулась.

– Кози?*

*(Так?)

– А ну, дуй отогреваться!

Я выдернул из воды съежившуюся синюю птичку, задав направление смачным «лещом». Она не спорила.

Помогла, оказывается, основательно, я нащупал материал куртки. Еще несколько штук – и зацепленный элемент одежды вылез из ила.

Та самая. Просто куртка. Без никого. Облегченно вздохнув, с добычей я бегом ворвался в пышущую жаром рубку. Сжавшаяся в комочек Челеста сидела на горячем полу, спина подпирала кровать, коленки и локти торчали как картофель-фри из пакетика. Она с любопытством оглядела куртку, в глазах застыло недоумение. Немое.

– Правильно не спрашиваешь, – сказал я, осмотрев куртку и убедившись, что карманы пусты. – Сам не знаю зачем. На всякий случай. Авось. Понимаешь?

Не понимала.

– Учи это слово, без него в России никак. Авось, повтори. А – вось.

Челеста поняла, чего от нее хотят.

– А-вос.

– Ага. Тенденция ясна. Теперь скажи-ка: аминь. – Мои ладони сложились в молитве.

– Амен.

– Тогда пусть остается овёс.

Куртку я поместил к остальным вещам. Взамен из кладовки появились платье и туфли девушки.

– Одевайся.

Халаты я убрал.

– Довэ андьямо?* – Карие глазищи просияли.

*(Куда пойдем?)

Тактично отвернувшись, я разогнал ставшую невыносимой жару. Подчинявшийся мыслям корабль уже завис над многоэтажкой Раи и Нины с Владленом. Сам я натянул привычный комплект джинсы-рубашка-свитер-боты, с которым расставался только на ночь.

– Гоу,* – сказал девушке.

*(Пошли)

Крыша к моему удовольствию нынче оказалась необитаемой, а то надоело гонять молодежь.

Челеста счастливо выпорхнула. Когда обернулась, улыбка погасла – я тащил автомат. Ствол указал на люк:

– Иди первой.

Уныло переставляя ножки, она стала спускаться по вертикальной железной лестнице, и было не по себе от безжизненно-тоскливого взгляда, замершего среди державшихся за поручни кулачков. Внизу девушка осмотрелась, взмах руки подсказал, что никого нет. Здесь засада снята. Живем. Я спустился к ней на площадку.

(продолжение следует)