Закрытый город
Продолжение, начало тут: http://pikabu.ru/story/zakryityiy_gorod_4061691
Вот уже несколько месяцев Гаврилов сидел без работы. Так уж вышло, что отказ издательства подкосил его куда больше, чем он думал раньше. Он предполагал, что отдохнёт пару недель, поваляется на пляже, заведёт очередную пассию из числа отдыхающих и с новыми силами примется за работу – наваяет очередное гениальное творение. Даже сюжет начал продумывать в общих чертах.
Однако, спустя две и даже три недели, рабочее настроение не вернулось. От алкоголя тошнило, женщины не радовали. Вообще ничего не радовало – жизнь стала какой-то серой, хотя в тропическом городе, наполненном яркими красками и эмоциями, это казалось невозможным. Даже Герштейн пропал: улетел на континент лично договариваться с художниками и организовывать их выставку в своём музее.
Время шло, вдохновение не приходило. Каждое утро Гаврилов начинал с пробежки, потом принимал душ, садился за клавиатуру и медитировал на мигающий курсор открытого текстового документа. Когда-то печатал пару слов, когда-то нет. Иногда его хватало даже на несколько абзацев, но в сравнении с прошлой работоспособностью это было просто смешно. Кажется, избалованный долгим успехом, он начал бояться неудачи и это убивало всё.
Сюжет никак не хотел складываться во что-то более-менее интересное, стиль куда-то пропал, уступив место жуткому косноязычию, даже пальцы заплетались при попытке напечатать что-нибудь сложнее сообщения в соцсети.
Гаврилов забил тревогу, когда для очередного похода в магазин пришлось залезть в собственный пенсионный фонд, до этого остававшийся неприкосновенным.
Он слонялся по квартире, как загнанный зверь. Время от времени выходил на улицу – дойти с ноутбуком под мышкой до ближайшего парка и посидеть там в тени раскидистого дерева с широкими мясистыми листьями, но всё так же не мог ничего из себя выдавить. Пусто. Ноль. Никаких эмоций. Иногда к нему подходили брать автографы и это поднимало настроение, иногда приходили небольшие суммы от продаж – остатки роскоши, но в целом и общем в кармане Гаврилова обстановка была удручающая.
- Простите…
Он в который уже раз сидел на оранжевой скамейке, откинувшись на жёсткую спинку и пялился в монитор. В полдень город практически вымирал – стоявшее в зените солнце выбеляло улицы своими лучами, под которыми асфальт становился мягким и податливым, как пластилин, а на камнях можно было готовить еду. Под сенью парковых деревьев было полегче, хоть и несколько душновато – автополивалки разбрызгивали ледяную воду и если посмотреть на их струи в лучах солнца, то можно было увидеть радугу. Этим, собственно, обнищавший писатель и занимался.
- Вы, случайно, не Рем Гаврилов?
Он поднял глаза, услышав псевдоним, под которым издавался, и натянул улыбку на лицо:
- Да, это я.
Перед ним стоял невысокий мужчина в белой рубашке с короткими рукавами и брюках, о стрелки которых можно было порезаться. Серенькие волосы, серенькие брови, серенькие глаза, серенькие усы – тонкие, как у итальянского мафиози 30-х. Он весь был какой-то слишком уж непримечательный и незаметный, как леопард на встрече женщин, страдающих безвкусицей.
- Обухов. Сергей Обухов, - визитер протянул ладонь для рукопожатия. Она оказалась омерзительно вялой. Рябая кожа была покрыта светлыми волосками. – Я ваш большой поклонник. Спасибо за ваши книги.
Гаврилов улыбнулся.
- Спасибо, что читаете.
- Работаете над чем-то? – неприметный Обухов привстал на цыпочки для того, чтобы заглянуть в экран, Гаврилов инстинктивно подвинул ноутбук так, чтобы он остался вне поля зрения.
Визитер это заметил и улыбнулся – одними губами.
- Простите, пожалуйста. Я как-то… Инстинктивно.
- Ничего страшного, - благосклонно кивнул Гаврилов, стараясь не показывать неприязнь, которую вызывал у него этот человек. – Да, вот, сижу работаю. Пытаюсь, точнее.
- Пытаетесь? – поднял бровь Обухов.
- Да что-то не получается, - «Проваливай уже и не мешай».
- Извините, если отрываю, - гость сделал паузу, обдумывая то, что собирался сказать. – Просто хотел добавить, что я читал в Сети ваш последний роман. И это лучшее из того, что вы писали, - он показал большой палец. – Очень здорово.
- Да? – Гаврилов впервые за их короткий разговор искренне улыбнулся. Обухов уже не казался ему таким неприятным.
- Да. Если что, буду рад купить его в бумаге.
Услышав об этом, Рем-Роман скривился, как будто на язык попало что-то кислое:
- В чём дело? – насторожился Обухов.
- Да ничего. Вы, не зная, наступили на больную мозоль. Его не будут издавать.
- Разве? – удивлённо поднял брови визитёр. – Странно.
- Ну, уж как есть, - Гаврилов пожал плечами и попытался вернуть себе доброжелательный вид. – Но всё равно спасибо вам.
Журчание автополивалки прекратилось, мимо прошла парочка – накачанный парень и загорелая девушка в коротком платье. Рем автоматически проводил взглядом аппетитные смуглые ножки. Обухов заметил это и усмехнулся.
- Не вешайте нос. У вас замечательная книга. Уверен, её ещё оценят по достоинству.
Гарилов всегда неловко чувствовал себя в моменты, когда его хвалили. Вроде как надо что-то сказать, чтобы не показаться идиотом, но что – на ум категорически не шло.
- Спасибо. Спасибо, - повторил он, глупо улыбаясь и чувствуя, что выглядит, как полный придурок.
- Не за что, - Обухов уже было повернулся, но, словно вспомнил что-то повернулся. – Прошу прощения, но… Вы не могли бы мне подписать книгу? – он посмотрел на часы. - Сейчас я на работе, обед кончается, да и книг с собой нет, но вечером…
Гаврилов задумался, вспоминая свои планы. Посидеть за компьютером, потом посмотреть телевизор и, возможно, прикончить в одиночестве ещё одну бутылку дешёвого рома. Тоска, да и только. Выйти куда-нибудь проветриться – неплохая, в сущности, идея.
- Да, почему бы и нет, - кивнул Рем. – Приносите, я подпишу.
- Давайте в «Бухте», часов в десять?
Гаврилов замялся.
- Наверное, нет. Я поиздержался, поэтому сейчас не до баров.
- Ай, да бросьте, - широко и как-то торжествующе улыбнулся Обухов. – Считайте, что это моя благодарность за хорошее чтиво.
Вечером того же дня они встретились в оговоренном заранее месте. «Бухта» представляла собой небольшую, но уютную забегаловку в пиратском стиле. Она располагалась на небольшом отдалении от местного «бродвея», на одной из поперечных улиц, расположенных параллельно побережью, поэтому тут было на удивление тихо. Летняя веранда была выстроена из бамбука и крыта листьями пальм, нарочито грубо обработанные деревянные столы и стулья, маски аборигенских божеств, пиратский флаг и целая коллекция макетов оружия добавляли местечку колорита.
Народу почти не было – всего лишь один столик оказался занят. За ним сидел, время от времени задрёмывая, толстый мужик с красной мордой. Десять часов вечера – это ещё слишком рано для масштабных гуляний, но он, похоже, торчал тут уже давно.
Обухов сменил строгий костюм на широкие шорты, из которых торчали худые бледные ноги и цветастую рубашку. Гаврилов был одет точно так же.
- Бутылку рома и фруктовую нарезку, por favor, - сказал он сонной официантке, по-видимому, ещё до конца не отдохнувшей от прошлой смены.
Заказ принесли быстро - где-то через пару минут. Официантка выставила бутылку золотого рома, стаканы и большое блюдо с фруктами. Обухов поблагодарил и проводил взглядом сочный зад, которым девушка специально покачивала.
- Как, а? – ухмыльнулся он, кивая в сторону удалившейся красотки.
- Отлично, - растянул губы в улыбке Гаврилов.
- Давайте за знакомство, - Обухов наполнил рюмки.
Чокнулись, ром привычно ожёг горло, оставив приятное послевкусие. Рем взял с блюда дольку апельсина, но не съел, а раздавил языком во рту сочную мякоть, выжимая из неё сок.
Тёплый ветерок со стороны океана пах морской солью, пылью дорог и горькими водорослями. Он же приносил с собой звуки какой-то клубной мелодии с «Бродвея».
«Хорошо», - Гаврилов зажмурился от удовольствия.
- Спасибо, что согласились прийти сюда, - сказал Обухов. - Остров у нас, конечно, небольшой, но я почему-то не думал, что можно будет вот так запросто с вами познакомиться. Было ощущение, что вы живёте где-то в другом измерении, - он засмеялся: слишком громко и тонко для того, чтобы это понравилось Гаврилову.
- Пустяки, - отмахнулся он, непроизвольно кривясь.
- Простите, - смутился Обухов. – У меня ужасный смех.
- Нет-нет, всё нормально, - Рему стало ужасно стыдно.
- Ай, да бросьте. Я прекрасно понимаю, какое впечатление произвожу на людей. И тут ничего не попишешь, - развёл он руками. – Я такой, какой есть. Дурацкая внешность не даёт произвести нормальное первое впечатление. А из-за этого возникают проблемы в общении, что не даёт произвести второе, - он засмеялся снова, в этот раз тише, сдерживаясь. – Ах да, книга. Сейчас.
Новый знакомый полез в увесистую кожаную сумку, висевшую на спинке стула.
Солнце село очень быстро, как всегда в этих широтах и Гаврилов обнаружил, что на улице, оказывается, кромешная тьма, озаряемая только искусственными факелами. Понемногу собирался народ – теперь, помимо давешнего пьяного красномордого мужика, было ещё несколько человек. Туристы – видно сразу же, по поведению, манере одеваться и облезшим носам. Включили музыку – что-то залихватское, сразу же навевавшее ассоциации с пиратами. Это было хорошо – Гаврилов не любил, когда в стильных заведениях, оформленных в каком-то определённом стиле, играла неподходящая музыка. Именно поэтому и не ходил в знаменитый на всё побережье «Замок Иф» - сочетание современной поп-музыки и средневекового интерьера вызывало разочарование.
Обухов закончил рыться в сумке и протянул Гаврилову ручку и книгу. Ей оказалась старая повесть «Кровь на рукояти» - псевдоисторический роман про приключения непотопляемого итальянского виконта Мазини, любимца и любителя женщин, завсегдатая трактиров, мастера фехтования и просто хорошего парня.
- Что писать? – спросил Гаврилов, открывая книгу и в первый момент даже не сообразил, что оттуда, с серого от времени форзаца на него смотрят крупные буквы, складывавшиеся в слова: «Внимание! Не показывайте вида, что нашли записку».
Рем едва не подскочил на месте, увидев это, но затем понял, что автор записки хотел от него ровно противоположного. Поэтому Гаврилов поднял взгляд на Обухова, который изо всех сил старался не выдать напряжения – вроде как ничего не изменилось, он сидел в той же расслабленной позе, но в глазах сверкали молнии.
- Что вам написать?
Обухов расслабился и, тихонько выдохнув, словно обмяк на стуле.
- Да это не особенно важно. Можно что-нибудь стандартное. «Сергею Обухову от автора». И подпись.
- Сейчас подумаю… - сказал Гаврилов и, уставившись в книгу, жадно пробежал глазами остальной текст, записанный на маленьком белом листке. Обухов, кивнув, достал из кармана сигару и коробок спичек, придвинул пепельницу поближе.
«Вам грозит опасность. Агентство получило приказ арестовать вас. Скорее всего, это произойдёт уже сегодня ночью. Возможна подстава. Не соглашайтесь на сотрудничество, ничего не подписывайте. Молчите. Пить сегодня больше не советую. Помните, что бы ни случилось, чем бы вам ни угрожали - ничего не бойтесь. Мы вытащим вас».
Писателя словно ударили по голове – тут же бросило в жар, кровь застучала в висках, колени предательски задрожали. Словно во сне Рем написал текст, продиктованный Обуховым и, закрыв книгу, передал обратно. Новый знакомый взял её и раскрыл над пепельницей, где горела спичка. Листок выпал и сразу же занялся пламенем.
- Ой! – натурально вскрикнул Обухов.
- Что это? – подыграл Гаврилов, подняв брови и присмотревшись к тому, как в пепельнице горит листочек бумаги. Осталось только самое страшное на острове слово «арестовать», но и его постепенно пожирало пламя.
Писатель схватил трясущимися руками бутыку, под неодобрительным взглядом Обухова наполнил обе рюмки и махнул, не чувствуя ни вкуса ни жжения – как воду выпил.
Новый знакомый, беззаботно улыбаясь, последовал его примеру, но Рем видел, какие у него были глаза – колючие, холодные, серьёзные.
- Скажите, - Обухов, покачав головой, налил выбитому из колеи писателю ещё, - Сцена с арестом героя вашего романа... Она выдумана?
- От начала и до конца, - Гаврилов изо всех сил старался держаться, но получалось у него так себе. Казалось, что все гости смотрят на него и отодвигаются, как от прокажённого. Агентство запросто могло внести в список неблагонадёжных людей, просто оказавшихся свидетелями ареста. Случались и бесследные исчезновения друзей и близких родственников. Никто не сомневался, что искать их надо было либо на дне океана, либо на «Сахарной горке»: огромной плантации на дикой половине острова. Огромная территория была огорожена несколькими рядами заборов с колючей проволокой, а за попытку подойти к ней ближе, чем следовало, можно было получить возможность обстоятельно изучить её изнутри – правда, без возможности потом рассказать об увиденном.
- Очень достоверно получилось, - кивнул Обухов.
От этого намёка стало лишь хуже. Поучаствовать лично в чём-то похожем Гаврилову не хотелось – его героя избивали, пытали и ломали психологически.
Маленькая забегаловка наполнялась народом. Появились первые жрицы любви – аппетитные аборигенки, слишком ярко накрашенные и броско одетые для того, чтобы выглядеть красиво. К ним уже присматривались два пьяных туриста – небритые, в майках, шортах и шлёпанцах, с выхлопом, ощутимым за несколько метров и красными глазами с сеткой вен. Вели себя они странновато – видимо, помимо алкоголя у них в крови были ещё какие-то веселящие вещества.
- Но достоверно лишь отчасти, - продолжил Обухов. – Если хотите, могу дать совет по этому поводу.
Гаврилов заинтересованно взглянул на собеседника и кивнул.
Со стороны соседнего столика раздался пьяный гогот и женский визг – один из туристов шлёпнул официантку по заду и громко ржал, показывая крупные, как у лошади, жёлтые зубы.
- Разумеется, читатели, незнакомые с подноготной Агентства Республиканской Безопасности примут всё за чистую монету, поскольку описано у вас всё достаточно реалистично. Но я нашёл нестыковку. Поведение следователей – вот, в чём проблема. А оно может очень о многом рассказать. Например, - Обухов поднял указательный палец, - Если они начали бить – значит, против подозреваемого есть все улики и постановление о заключении под стражу уже выдано. Он полностью в их руках и нужно только подписать признание. Вот его и стараются, обычно, выбить. И выбивают, будьте уверены.
Краем глаза Гаврилов заметил, как поднялся из-за столика огромный пьяный мужик, который сидел тут ещё до их прихода – мокрая подмышками выцветшая футболка открывала вид на покрытую светлыми волосами красную грудь. Обухов тоже это заметил и подмигнул Гаврилову, продолжая говорить:
- Если на ваш счёт сомневаются, то будут долгие допросы. Но без, - новый знакомый неопределённо хмыкнул, – или почти без рукоприкладства. В любом случае это не будет иметь ничего общего с первым случаем. Могут пугать – например, что посадят в камеру к аборигенам, которые вас изнасилуют. Могут угрожать семье, могут для острастки стукнуть пару раз по не особенно заметным местам – но без фанатизма. Если они неуверены, то сами боятся.
Гаврилов несмело улыбнулся.
- Да-да, - продолжил приободрённый такой реакцией Обухов. – Президент, конечно, сам воспитал всю эту шайку, но это лишь полдела. Он сам боится их, поэтому провал следствия может запустить очередную чистку. В этом и есть самая забавная часть нашего режима. Все боятся. Мы боимся президента и силовиков, силовики боятся президента и нас, а президент боится собственных цепных псов и народа, который может его скинуть.
Рем скривился:
- Да бросьте. Абсурд. Я не верю в то, что…
Он не успел договорить. Огромная туша, воняющая потом и перегаром, сметая со стола бутылки, рюмки, блюдо с фруктами и пепельницу с сигарой, навалилась на Гаврилова и опрокинула на пол вместе со стулом. Писатель запаниковал, вскрикнул и принялся отбиваться, но через пару мгновений понял, что это не соколы из Агентства на него набросились. Всё оказалось гораздо прозаичнее – пьяный амбал, направлявшийся неровной походкой к выходу, запнулся и упал, попытавшись схватиться хоть за что-нибудь.
- Братан! Бл-лин… Братан, прости, - он еле ворочал языком. Гаврилов выбрался из-под огромной вонючей туши. Его трясло от пережитого испуга.
- Я, короче, это… - пьяный забормотал что-то неразборчивое, то ли прося прощения, то ли ругаясь.
Обухов оказался рядом – бледный, перепуганный. Он стиснул предплечье Гаврилова так сильно, что тот вскрикнул от боли.
- Немедленно уходите! Быстрей! – его лицо было перекошено от едва сдерживаемого ужаса.
Гаврилов кивнул, пробурчал: «До свидания», сделал два шага в сторону выхода и обмер. В дверях стояла троица полицейских. Местные – крепкие загорелые мужики в белых рубашках с коротким рукавом, белых фуражках с восьмилучевой звездой. Дубинками в руках, кобуры с пистолетами расстёгнуты.
Внезапно стало тихо-тихо. Разговоры прекратились, смех стих, словно и не было в «Бухте» двух десятков людей, исподтишка глядевших на происходящее и делавших вид, что ничего не происходит.
Рем понял, что нужно сделать хоть что-нибудь, но ужас, сковавший все мышцы, включая язык, был сильнее. Писателя словно заморозили и он наблюдал – отстранённо, с затуманенным сознанием, как троица приближается к нему, поигрывая дубинками.
- Роман Гаврилов? – спросил один из них, судя по погонам, капитан.
В горле пересохло, поэтому ответ дался не сразу.
- Д… - пришлось откашляться. – Да. Это я.
Двое полицейских тут же подскочили к Рему и заломили руки. Писатель вскрикнул от боли. Чья-то ладонь залезла в карман шорт и, вывернув его, передала капитану содержимое – ключи от дома, старый мобильный телефон, мелочь и небольшой полиэтиленовый пакет с белым порошком.
Капитан презрительно взял пакет и, показав его Гаврилову, приказал:
- В машину.
- Стойте! – вскрикнул Обухов и Рем удивился тому, как уверенно звучал голос. – Что здесь происходит? Кто вы такой? Ваше удостоверение! На каком основании происходит задержание? Почему обыск проводился без понятых?..
Гаврилов уже не видел, что происходило – на запястьях защёлкнулись наручники, его развернули и подталкивали к машине. Он видел лишь грязные доски пола и слышал, как вместо ответа что-то клацнуло и упало. Зазвенело стекло, Обухов вскрикнул.
Перед тем, как на голову Гаврилову натянули чёрный мешок, он увидел, как от бара по тускло освещённой жёлтыми лампами улице, уходит поваливший его красномордый мужик.
Он шёл твёрдой походкой и был совершенно трезв.