За июль 2015 года в ОВД, СИЗО и ИВС России умерли 15 человек — такие данные предоставил «Медиазоне» проект «Русская эбола», который осуществляет мониторинг смертей задержанных и арестованных по открытым источникам.

В отделениях полиции в июле умерли 10 человек, в ИВС — два человека, в СИЗО — два; еще один скончался в больнице после падения из окна отдела полиции. Среди погибших 13 человек были задержаны, двое пришли в полицию добровольно: один — участвовать в оперативно-следственных мероприятиях, второй был приглашен в ОВД как свидетель.

Самой распространенной причиной смерти стало «внезапное ухудшение самочувствия»: такая формулировка содержится в сообщениях о смерти восьми человек, еще шесть человек ушли из жизни по собственной воле — пятеро повесились, один выбросился из окна отделения полиции. Еще один человек умер от алкогольного делирия — «белой горячки». Алкогольное опьянение в июле было зафиксировано всего у четырех человек из мартиролога «Русской эболы».

Сотрудники полиции оказывали первую помощь в восьми случаях; скорая выезжала на все случаи. К одному человеку — даже дважды: первый осмотр показал, что по состоянию здоровья тот может содержаться под стражей, через некоторое время второй выезд констатировал смерть задержанного.

«Русская эбола» обращает внимание на случай в Новочеркасске: сотрудники местного спецприемника не приняли 38-летного административно арестованного из-за сильного запаха алкоголя и направили его на обследование в наркодиспансер. Врачи составили справку о том, что по состоянию здоровья мужчина может содержаться под стражей. Позже он умер, несмотря на профессиональные, как отмечают в ОНК Ростовской области, действия полицейских, которые «держали язык, перевернули на бок, с помощью сокамерников вынесли его на улицу» — скорая приехали лишь спустя 20 минут.

Средний возраст скончавшихся в июле составил 37 лет, самому молодому из них было 23 года, старшему — 63.

Чаще всего в июле умирали во вторник, пятницу и субботу — по три случая, в понедельник и среду — по два человека, в четверг и воскресенье — по одному. Больше всего задержанных а арестантов скончалось во вторую неделю месяца (6 — 12 июля) — пять человек; в третью неделю (13 — 19 июля) — четыре.

Лидерами по числу смертей в местах содержания под стражей стали Северо-Западный (Петрозаводск, Сыктывкар, Ленинградская область), Центральный (Калужская и Владимирская области, Воронеж), Сибирский (Новосибирск, Тыва, Чита) и Приволжский (Киров, Самара, Пермский край) федеральные округа — по три человека на округ. В Дальневосточном (Якутия), Уральском (ХМАО) и Южном (Ростовская область) федеральных округах в июле было по одному умершему.

«Русская Эбола» особо выделяет несколько июльских случаев. Первый произошел в Сланцах Ленинградской области: молодой человек был приглашен в местное ОВД в качестве свидетеля, но в ходе беседы признался в соучастии в убийстве и, используя момент, когда сотрудники полиции оставили его в кабинете одного, выбросился из окна. Еще живым его нашли прохожие и вызвали скорую; менее чем через час мужчина умер в реанимации.

Второй случай — в Сыктывкаре: там задержанный пожаловался на плохое самочувствие, и сотрудники полиции вызвали скорую. Прибывшая бригада врачей не нашла оснований для госпитализации, оставив его в отделении, а через некоторое время мужчина скончался.

Еще один заслуживающий внимания случай произошел в Якутии. Там задержанный мужчина задушил себя шнурком от капюшона. При каких обстоятельствах это произошло, выясняет служебная проверка.

Всего с начала 2015 года в отделениях полиции, ИВС и СИЗО России умерли 140 человек, подсчитала «Русская эбола».

«Русская эбола» — проект журналистки Марии Березиной, посвященный мониторингу смертей задержанных и арестованных в отделениях полиции и изоляторах по открытым источникам. Своим названием проект обязан одноименной статье Олега Кашина.

Источник: «Русская эбола»

Лишь заехав на зону, узнаешь, что ждет тебя там - дубинка или хлеб с солью. Везде трудно в начале. Будь то новое место работы или отсидки. В первый день в исправительной колонии еще и хлопотно…
В зону следуешь этапом. Несколько дней едешь в «столыпинском» вагоне, не имея возможности толком сходить в туалет или поспать в переполненном зарешеченном отсеке. Питаешься лишь сухим пайком, состоящим из хлеба, селедки и сахара.

Не лучше обстоят дела, когда прибываешь в зону на машине из следственного изолятора. В СИЗО поднимают часов в пять утра. Спускают в камеру-накопитель, или «стакан». Шмонают сначала сотрудники тюрьмы, потом принимающий конвои. Нормально вещи не сложить. Сухой паек не дают, объясняя это тем, что в СИЗО ты больше на довольствии не стоишь, а ехать недалеко. В зоне ты тоже еще не числишься. Так что сутки или больше вообще не кормят. Автозак набивают под завязку. В клетках спецмашины на базе «ГАЗа» или «КамАЗа» не за что держаться.

Наконец прибываешь в исправительное учреждение. Этап обычно выгружают в шлюзе. Но бывает, машина заезжает прямо в зону. Один раз нас на воле выгрузили и продержали на корточках перед воротами два часа. По-первости вертухаи стараются привить жути. Орут грозятся. Да и без них для новичка все выглядит довольно мрачно. Лают собаки, конвой с автоматами, цирики с дубиналом. Некоторые осужденные, как специально, тормозят. Вроде бы какая проблема - построиться по пятеркам или в две шеренги. Без окрика и мата зеки это редко делают.

Потом идет приемка по личным делам. Дежурный или его помощник называет фамилию арестанта. Надо выйти из строя, подбежать к дежурному и еще раз назвать свою фамилию имя, отчество, год рождения, статью, срок, начало срока, конец срока. Все это разъясняет принимающий сотрудник. Ладно когда ошибаются те, кого выкликнули вначале. Их поправляют с матюгами и издевками. Но до конца переклички каждый третий забывает назвать свою фамилию. Люди путают год рождения и свои статьи. Даже рецидивисты сбиваются.

Наконец приемка закончена. Этап снова строят и ведут на обыск. В каждом учреждении он проходит по-разному. В смысле, на разных объектах. В одной колонии шмонают в бане. В другой - в штабе, в третьей - в карантине. В четвертой - в помещении ШИЗО.

К запрещенным вещам тоже разные требования. Никогда не забуду, как на Севере вся дежурная смена рассматривала и откладывала в сторону мою дорогую кожаную куртку, ботинки, кроссовки, пиджаки, свитера, светлые джинсы, рубашки. Одичавшие вдали от цивилизации менты искренне восхищались дизайном и расцветкой шмоток. Я думал, что вещи придется сдать на склад, и очень удивился, когда мне велели их сложить в сумку и взять с собой. Хотя ношение вольного прикида там не поощрялось.

Обыскивают тоже везде по разному. Где то бегло посмотрят сумки и все. Но бывает, что весь этап раздевают догола. Заставляют приседать просто и над зеркалом, раздвигать ягодицы, показывать рот. В общем, морока.

Если новички прибывают вечером, то их могут посадить в штрафной изолятор. Безо всякой вины. Просто так сотрудникам проще на следующий день их обыскивать, водить к доктору и на беседы к начальству. Но обычно этап отправляют в карантин - локальный участок, где держат до двух недель.

Карантин и сортировка

Первые сутки вновь прибывших постоянно дергают. Порой одновременно в несколько мест сразу. Не успеешь получить матрас, простыню, наволочку, подушку, одеяло, отстояв очередь и переругавшись с каптером, норовящим всучить тебе все старое и рваное, с вылезшей ватой, надо идти в другую каптерку за робой и биркой. Эту бирку полагается сразу подписать и пришить на робу, для чего у дневального карантина есть хлорка или краска. В отдельных колониях у карантина белые бирки, тогда на них арестант пишет ручкой свою фамилию, инициалы и слово «карантин». Обязательно найдется «пассажир» заявляющий, что ему бирку носить в падлу. Типа он блатной. Такому бесполезно доказывать, что это требование Уголовно-исполнительного кодекса. Бирки носят даже «смотрящие» за зоной и отрядами. «Пассажир» «включает быка» и стоит на своем, пока не получит по хребту от сотрудников или, если зона «красная», от «активистов».

Следом дергают на беседу к операм. «Кумовья» вызывают в кабинет по одному. Пробивают, все ли у тебя нормально по жизни. Прямо в лоб предлагают работать на них. При этом вторую дверь не закрывают, и в коридоре всю беседу слышат стоящие в очереди зеки.

Может дернуть и сам начальник. Он разговаривает сразу со всеми. Разъясняет, какие требования предъявляет, просит задавать вопросы.

Пока стоишь в очередях, всех еще переписывает нарядчик на предмет профпригодности. В зоне ценятся электрики, станочники, ширпотребщики (художники, резчики по дереву, лепщики из хлеба и прочие). Всех могут сводить в баню. В «красной» колонии могут сразу предложить написать заявление в «актив», стать членом секций: дисциплины и порядка, досуга, санитарной. Для порядочного арестанта это в падлу. Не желающих писать заяву бьют сотрудники или сами «активисты».

В «черных» зонах вступление в секцию - дело добровольное. Есть колонии, где процветает беспредел. Там этапников не оставляют в покое даже ночью. Их вызывают «козлы» и, придравшись бьют. Это так проводят свою политику администрации. Перед крупным этапом оперативники вызывают всех старших дневальных и бригадиров и наставляют их: «Завтра народ прибудет из следственного изолятора, где правят воры в законе. Покажите им, какая у нас власть. Калечить можно, только никого не убейте».

После такого напутствия активисты чувствуют полную безнаказанность и глумятся над новичками. Разговоры про то, что потом с них можно будет спросить за беспредел - это утешение слабым. Если ты смолчал при избиении или позволил, чтобы избивали другого - ты сам непуть. И никогда не сможешь обратиться за защитой к уголовным авторитетам. Это отлично знают беспредельники.

И в рот, и в задницу

В колониях, где процветает воровской ход, все наоборот. «Активисты» не хамят и боятся блатных. «Смотрящие» передают в карантин «подгоны» с «общака»: курево, чай, еду. Дают позвонить родным по запрещенному в зоне сотовому телефону. «Смотрящие» заходят в отряд. Спрашивают у братвы, кто в чем нуждается.

Наконец тусовка кончается, и усталые осужденные могут заняться личными делами. Можно наконец сложить в сумках вещи, перетрясенные во время многочисленных шмонов, расположиться на спальных местах, сдружиться с новыми соседями, узнать у старожилов про порядки в колонии, выяснить, нет ли в отрядах земляков или знакомых, постирать грязные вещи, в общем, привести себя в порядок.

Этим мне запомнилась последняя зона. Еще в автозаке я познакомился с местным бандитом. Стали мы держаться вместе, потом к нам примкнул мой земляк, прошедший все режимы, и добровольный помощник - «шнырь». Он носил мои сумки, в карантине сам вызвался стирать наши вещи, заваривать нам чай и готовить еду. У нас нашлись припасы из полученных передач. Помыкавшись по пересылкам, я зарос щетиной. Дав указания «шнырю», я пошел в умывальник, побрил лицо и голову. В бане это сделать было некогда. Достав из сумки белоснежную футболку и яркие шорты, я одел их и вышел в прогулочный дворик, весь такой чистый и прикинутый. Стали мы гулять с бандитом и говорить на умные темы. Прошлись в один конец двора, возвращаемся. Над нами раскинула свои рога самодельная телевизионная антенна. На ней сидит большая ворона. С умной речью и блестящей головой прохожу под птицей, которая гадит мне прямо на лысину. Человек я ироничный, потому чуть не умер от смеха. Бандит не понял, почему я сначала громко выругался, перебив его на полуслове, а потом согнулся и стал ржать, как припадочный. Поняв причину, абориген не стал надо мной смеяться. Вежливый парень был.

На следующий день этапников дергают к врачу. Бывает, что смотрит даже зубник. Его не интересует состояние нашего рта. Все врачи работают на ментов. Недаром они и сами погоны носят. Стоматолог составляет наши карты на случай побега или смерти, чтобы можно потом было опознать арестанта по зубам, если труп будет попорченный или беглец сделает пластическую операцию. Примечательно, что стоматолог совсем не лечит зубы. Он их только рвет под слабой заморозкой. Обязательно молодая женщина берет у всех мазок из зада, засунув в анус кривую проволоку с ватой на конце. Дискомфортная процедура для уважающих себя мужчин. Другой врач только спрашивает про жалобы на здоровье. Можно сколько угодно говорить про свои болячки - лечить тебя все равно не станут. В лучшем случае дослушают. А могут перебить и выгнать.

Почему-то менты всегда норовят опустить этапников в низшие масти. Видно, у них своих блатных хватает. Во все карантины приходят начальники отряда или замы «хозяина» и заставляют осужденных выходить на хозработы. По закону хозработы положены два часа в неделю. Карантин норовят нагружать постоянно. Блатным и приблатненным браться за метлу или лопату в падлу - ты автоматом потеряешь статус «порядочного». Сам я не то что блатую, просто ленив от природы. Еще люблю справедливость. Если работать - то всем. Раз братва от хозработ отлынивает - я лучше буду с братвой. Хотя для того, чтобы от тебя отстали и не лезли с предложением чистить снег или подметать улицу, порой приходится пострадать. В «черных» зонах посидеть в штрафном изоляторе, а «красных» - пройти через угрозы или побои «активистов». Не каждый такое выдержит.

За время нахождения в карантине осужденных распределят по отрядам. В зависимости от масти или просто наобум. Меня раз кинули к работягам. Как уже говорилось, я страшно ленив. Когда дневальный предложил мне выйти на работу, я пояснил ему, что если он еще раз подойдет с таким заездом, то я разобью ему голову табуреткой. Через час меня перевели в отряд тунеядцев.

Это я усредненно описал прибытие в колонию и нахождение в карантине. Крайности заслуживают отдельного рассказа.

Край непуганых беспредельщиков

На юге России есть область, где в местах лишения свободы законы не действуют. Там все решает начальник, который обладает извращенной фан