Старый, заброшенный сельский детский сад спал и видел сны. О днях минувших, звонких, шумных и ярких, брызжущих светом и самым чистым, искренним весельем. Его весь — и тускло-оранжевое кирпичное здание, и подворье, где еще сохранились некогда цветастые песочницы, горки, грибочки, — окутали травы. Выше пояса, буйные, уверенные…
Он спал, а во сне — звал. Настойчиво, всей силой своей тоски. И верил — всей своей неспящей памятью.
И однажды был услышан.
Золотистым июльским днем у ветхой, с остатками зеленой краски деревянной калитки остановилась молодая женщина, сжимающая в своей руке теплую ладошку маленькой дочки.
«Здравствуй… Войдешь?..» — скрипнула, приотворяясь, дверка, отделявшая реальность от иного мира — мира, в котором она была пятилетней девочкой.
«Да», — ответила мысленно, ведь для этого она здесь. Стоит, чувствуя, как легкий ветерок, целуя лицо, сдувает с нее годы, возвращает далекие, но не забытые детские ощущения, мысли. Видит, как щекочут лазурно-синее небо ставшие за прошедшие годы такими огромными березы. Слышит, как удивленно шепчется шероховато-мягкая хвоя вытянувшихся, словно стремятся они оторваться от земли и взмыть ввысь, туй вдоль аллейки...
Старый, покинутый всеми друг…
«Ты узнаешь меня? Узнаешь ли мой голос, прикосновения, звук моих шагов среди десятков других, память о которых хранишь?»
И ветер, играя на струнах переплетающихся ветвей, доносит: «Узнаю... помню…»
Он помнит их всех: задорных и грустных, шустрых, плачущих и смеющихся выдумщиков и выдумщиц, чьи голоса и лица вобрал в себя, чтобы жить ими и видеть в долгих сновидениях. Его стены впитали дыхание и настроения, визги, шепоты и крики. В нем остались их ссоры и дружба, секреты и тайны, страхи и восторги. Сотни маленьких разочарований и больших счастий…
Тихо ступая по зеленому ковру, она прошлась по просторному двору, где когда-то бегали, резвились, играли. Старая ива, вокруг которой носились в бесконечных «догонялках»… Ее раскололо грозой пополам, и она, ничем и никем не стесняемая, вольготно разлеглась, раскинув гигантские живые руки, чувствуя себя королевой в этом диком царстве растений, солнечных бликов и густых движущихся теней.
Именно здесь, подумалось ей, время нашло себе пристанище, тут оно отдыхает, замедляя бег, приобретает иные формы, обволакивает, как-то по-особому струится. И в потоках его, если захотеть, можно увидеть то, что было, коснуться минут, умчавшихся в прошлое…
То ли показалось ей, то ли на самом деле мелькнули в траве чьи-то маленькие ножки, зазвенели в ласковом летнем воздухе, наполненном благоуханием клевера и почему-то сена, детские возгласы. И среди них — ее…
Подошла к павильону, казавшемуся ей, тогдашней, пятилетней, огромным шатром. Погладила нагретые солнцем, бесцветно-серые, а для нее вдруг ставшие, как прежде, синими, доски. Остановилась там, где возводились из сыпучего золота замки, рылись тоннели и тайные ходы, лепились румяные пироги и куличи, такие обманчиво-скрипучие на вкус… А вот и поросшая толстым, мягким и влажным мхом, покосившаяся, будто от усталости, лавка. Запыхавшиеся, разгоряченные и вспотевшие, плюхались они на нее ровным счетом на несколько секунд и снова мчались по своим нескончаемым, самым важным на свете делам: ловить пестрокрылых бабочек и стрекочущих без умолку кузнечиков, скользких пупырчатых лягушек и больших рогатых жуков. Прятаться и находить, падать и вскакивать с зелеными от соприкосновения с травой, поцарапанными коленками, жалиться о коварную крапиву, вновь спотыкаться и бежать, бежать… Потому, что иначе тогда просто не могли!
Что-то шевельнулось внутри. Шаг, еще шаг. Подняла голову. Невидимым сачком-воспоминанием поймала его, тот неописуемый восторг, что до краев переполнил ее тут, когда впервые в жизни после весеннего дождя увидела раскинувшееся над головой разноцветное коромысло-радугу. Улыбку небес, мост, ведущий, казалось ей, в страну неведомых, волшебных грез... Мгновение то и сейчас не утратило для нее своей значимости, ведь оно научило ее в обыденном видеть удивительное…
— Мам, ну пойдем уже, — выдернул из озера памяти, куда окунулась всем своим существом, голосок дочки — ей надоело играть палочками и травинками.
— Да, малыш, уже идем…
«Пора нам… Я так рада нашей встрече!..»
Сверкнули, будто отражая стеклами свет, пустые глазницы окон, озарился на миг темный провал двери. Это была просьба — немая, безмолвная, но услышанная ее сердцем.
…Пол внутри кое-где был провален, ступать приходилось осторожно. Оглядываясь по сторонам, видела она все иным — таким, как в прежние времена.
Продолговатая комната, где, соревнуясь, раздевались-одевались, хлопали дверцами шкафчиков с наклеенными на них цыплятами и барашками, вишенками и арбузами; другая, просторная, где водили хороводы, дрались и мирились, ели за гладкими квадратными столиками липкую кашу, и котлеты, и намазанные вареньем сладкие манники; спальня с рядами двухъярусных кроваток, где шушукались и ворочались, проваливаясь в яркие и скоротечные сны-картинки…
— Тут интересно! — голосок-колокольчик солнечным зайчиком запрыгал по стенам, которые смогли сберечь обрывки шуршащей бумажной одежды в мелкий неброский цветочек.
«Ты живой! — думала она. — Живой этой памятью о нас, мгновениями, что навсегда остались в залитых солнечным янтарем полуднях нашего детства. И ты по-прежнему ждешь новой смены детишек, ждешь, зная, что она никогда не наступит…»
Оступившись, шлепнулась дочка. Всхлипнув, заплакала громче, роняя вниз соленые, чистые капли детской горечи. А через минуту, забыв о случившемся курьезе, девчушка уже заливисто смеялась, прыгая на одной ноге…
«Спасибо…» — услышала она все там же, внутри, и почувствовала, как теплые волны благодарной и тихой радости оставленного в одиночестве детского сада ручейками побежали по ее щекам…
«Прощай, — говорила она, притворяя калитку под шепот все понимающих туй. — Не плачь, мы снова будем тебе сниться…»
Уходя по хрустящей гравием дорожке, возвращаясь в день настоящий, в себя сегодняшнюю, она знала: там, за шаткой оградой, в изумрудной, вставшей стеной зелени, навсегда останется бегать, сверкая розовыми пятками в золотых одуванчиках, ее детство — лучисто-счастливое, похожее на ту, ее первую, радугу…
Алена МЕРЖЕВСКАЯ
***
История из рубрики "Пишите письма" газеты "Публика" (Украина) — за несколько лет опубликовано более 3 000 писем.
Письмо выбирается из архива случайным образом.
Достоверность событий в письмах не проверяется.
Для игнора можно использовать тег "Письмо в газету" — на других постах его никто не ставил.