Достойные женщины (3 коротких рассказа)
Лев
Длинный Коготь снова услышал рев. Зверь подходил все ближе и ближе, отрезая их от спасительного выхода. Он посмотрел на оставшихся мужчин: их было совсем немного, для того чтобы дать отпор этому страшному чудовищу. Не говоря уже о том, что среди них была женщина, которая давно носила плод и вот-вот должна была разродиться.
Снова послышалось рычание. Зверь убил восьмерых, а значит, остановиться он теперь не сможет. Ему не нужно мясо – ему нужна лишь смерть. Длинный Коготь посмотрел по сторонам. Увы, но все копья остались у входа, и он, как и другие, был вооружен лишь голыми руками. Зверь снова зарычал, предупреждая их о скорой смерти.
Надломленная Птица прижалась к каменной стене. Она не хотела умирать, и страх буквально сковал её разум. К тому же в ней заговорила мать. Длинный Коготь жестом созвал выживших и посмотрел наверх, где еле-еле просвечивался лаз.
Наверх. Ей надо наверх. И хотя камни были для нее слишком гладкими, при помощи мужчины, она могла бы взобраться довольно быстро. Главное, чтобы ей кто-то помогал. Длинный Коготь выбрал Широкоплечего – после помощи, Надломленной птице, он должен стать последним, кто встанет на пути страшного животного. Ведь если зверь увидит её, то обязательно попытается достать последнюю жертву. А это будет очень плохо.
Надломленная Птица обвела их взглядом – это было последнее, что она смогла сделать, перед тем как уйти. Длинный Коготь развернулся и указал на темную фигуру, бившую по себе хвостом. Вот он – совсем близко. Грозный, вонючий, оскалившийся. Тот, кто хочет крови, хочет убить их всех. Мужчин, женщин, детей. И он не насытится, пока не заполнит всю пещеру их кровью.
Длинный Коготь растопырил пальцы. Все что нужно – это уцепиться и попасть зверю в глаза. Так он нанесет рану и даст остальным небольшое, но преимущество, а если немного повезет – то и победу. Ведь даже наличие одного мужчины – уже большой шанс на выживание женского плода.
Длинный Коготь подождал, пока запах крови не ударил в ноздри. Пора. Присев, он прыгнул на зверя, обхватив за длинные, спадавшие до камней, волосы. Все что надо – это добраться до глаз. До этих мелькающих в темноте глаз.
Поле битвы
Их теснили по флангу. Вильям посмотрел в сторону конницы: она зашла слишком осторожно и рано, дав вражеской пехоте место для манёвра. Он поискал глазами Жанну. Вот она. Снова лезет в самую гущу боя. А ведь у неё нет даже щита. Вильям сплюнул кровавую слюну и устало поднял меч. Пора ему снова исполнить старую роль ближайшего защитника этой отчаянной женщины.
Удар. Ещё один. Блок. Затем новый труп, из головы которого, Вильям еле-еле смог вытащить крепко застрявшую крестовину эфеса. Он посмотрел на рукавицы: те стали совсем скользкими от измазавшей их крови.
– Жанна! – он, продолжая прорубаться к неистовой подруге, – Жанна!
Но куда? Куда ему доораться среди этих криков, стонов, лязга и скрежета пробиваемой брони? Воздух слишком насыщен сражением – он просто не пускает его крики, отторгая их как что-то неродное. Вильям выдохнул. Что ни говори, а ведь уже три часа, он мазал кровью эту богатую, далекую землю.
Золото. Во всем виновато золото. Он, она – они шли именно за ним, вставая в ряды любой богатой армии, где кошельки хозяев выполняли самую значимую роль. Он снова посмотрел на неё. Неистовая, высокая, статная. Лишь в бою она чувствовала себя настоящей, дерясь на равных с любым мужчиной. Он снова уклонился. Ещё немного. Ещё чуть-чуть.
Но что-то его остановило. Вильям замер, пытаясь понять, пока наконец, через доли секунды не почувствовал , как между лопаток входит холодная сталь. Странно, неожиданно. И, главное – не совсем понятно! Ведь все, кто были за ним, лежали на багровой земле. Вильям посмотрел на грудь. Острие меча так и не сумело прорезать кольчугу, приподняв её буквально на дюйм. Он развернулся и последним ударом разрезал подло ударившему шею. А теперь пора за ней. Она ведь ещё в опасности.
Только вот ноги: они непослушно подогнулись, усадив его на лежавшее рядом тело. Вильям попытался подняться, попытался поднять меч, но увы – он оказался, почти неподъёмным. Словно вся тяжесть мира опустилась на эти стальные поводья смерти. Он посмотрел на Жанну. Она все также рубилась, отбивая их неплохое, и, наверное, уже бесполезное жалованье. Вильям улыбнулся и привычно сплюнул. Вышло на этот раз коряво, так как кровь ручьем полилась изо рта.
Он засмеялся. Да. Черт возьми. Да. Это она. Она, его злосчастная подруга, которая столько раз, обходила его стороной. Он оперся на меч и в очередной раз попытался подняться. Жанна. Он должен идти. Должен. Но скользкие рукавицы так и не дали хорошо удержаться за меч.
Упав, Вильям увидел небо. Далекое, прекрасное. На которое он никогда обычно не смотрел. Ни до, ни после боя, уделяя все свое внимание этой кровавой картине. Но ничего, теперь он сможет полностью насладиться им. Только вот увы – сознание стало медленно, но верно уходить вдаль.
Он раскрыл глаза. Это она. Она трясла его. Не давая спокойно отойти к праотцам. Он улыбнулся. Он и не помнил, когда видел её слезы. Из последних сил он поднял руку и коснулся одной из маленьких капель. Как же чудно они играли на этом ослепительном солнце.
Во время бури
Капитан Джон Бурдок снова посмотрел на мрачное небо. Оно так и просило грома, оставляя все меньше и меньше шансов избежать шторма. Он посмотрел на пленницу, привязанную к мачте. Невысокая, черноволосая пиратка продолжала исподлобья ухмыляться.
– Кажется, миледи, ваш обмен все же не состоится, – вздохнул Джон, покачав головой. – Ваши хваленые друзья, как я и ожидал, скорее всего, ушли искать удачу без вас, оставив столь драгоценный задаток для толстой веревки закона.
В ответ пиратка лишь пробубнила, пытаясь через кляп донести до него свою мысль. Джон усмехнулся и отвернулся. Как можно было вообще согласиться на эту абсолютно авантюрную идею? Пираты, заложница, обмен. Боже. Это ведь просто висельники, рискованно выкравшие дочку губернатора, которую, скорее всего, уже давно выбросили в море.
– Надвигается шторм, капитан, – сказал первый помощник, указывая грязным пальцем на огромную тучу, идущую с севера. – И, черт возьми, будь я неладен, если он не приведет с собой сорокафутовые волны.
– Я знаю. Но постоим ещё немного. Я дал слово губернатору, что сделаю все, что смогу, – сказал Джон, вглядываясь в темные просторы океана. – В конечном счете, это долг любого джентльмена. Не говоря уже о том, что она была самой прекрасной девушкой из всех.
– Простите, капитан, но когда идет такой шторм, – думаю, даже джентльменам можно спокойно уходить. Она ведь мертва. Вы сами это знаете. К тому же у нас три фрегата. Вряд ли эти пираты такие дураки, чтобы идти абордажем, используя один корабль. Вы ведь выполнили свою часть уговора. Все. Поверьте, у этих людей нет чести. И на своих, – помощник покосился на женщину, – им тоже плевать.
– А я слышал другое, – капитан вздохнул. – Хотя может ты и прав.
– Корабль! Там, на волне! Я вижу их! – закричал смотрящий, указывая на север. – На волне! Они идут на волне!
– Что? – Джон поднял трубу и посмотрел на север: – Твою ж мать, невероятно!
Там, в самом начале шторма, на всех парусах, к ним несся черный фрегат. Заметив, что их увидели, вражеский капитан передал помощнику трубу и, развернувшись, жестом подозвал одного из пиратов, державших за руку Элизабет. Джон опустил подзорную трубу. Кажется, все, что говорили, было правдой.
– Приготовиться к абордажу, – сказал он, посмотрев на бледное лицо первого помощника. – Невероятно. Она жива. А значит – только абордаж. И все же. На штормовом ветре, да ещё на таком расстоянии от волн. Теперь я понял, как они решили биться против трех наших фрегатов.
Он снова посмотрел на надвигающийся пиратский корабль. Теперь на носу был только помощник в черной бандане, одной ногой наступивший на фальшборт. Капитан же стал спускаться к корме, стараясь перекричать идущий на них шторм и отдавая свои последние приказы.