Записки сумасшедшего⁠⁠

Я бы хотела иметь столько же смелости, сколько кассиры «Пятерочки», подмигивающие симпатичным студенткам. Эти иностранцы, приглашённые, очевидно, работать на какую-то престижную стажировку или приехавшие по программе культурного обмена, я о них.

Вот сидит он, сощурив лениво глаз, орет через четыре выстроившихся в шеренгу отряда русских богатырей, ожидающих своей очереди на кассе, орет:

- Каааатька! Так сегодня после работы тебя проводить?

А русская Катька, с широкой душой и таким же широким тазом, морщится немного брезгливо, - уже не в первый раз, это видно по глубоким морщинкам, мгновенно сложившимся на верхней губе, - посылает визгливый сигнал в ответ:

- Пшел ты нахер, Захид. Не собираюсь я тебя потом чаем отогревать!

Захид, не моргнув глазом, возвращает через весь зал магазина пинг:

- Ну, так ты чём-нибудь другим отогреть можешь!

А я стою, я, не такая, наверное, русская женщина, как Катька, но мне все же немного противно. Хочется не согреть, а огреть такого иностранного туриста какой-нибудь лопатой или настоящей русской чугунной сковородой, например. Хочется схватить его за ухо, приподнять немножко над стулом, по которому растеклась его чёрная жопа, и потрясти, пока мешок с костями не отделится от мягкой мочки ушка прямо по шву и не рухнет с грохотом на затоптанный пол.

Мне папа так в детстве говорил, и я очень живо себе это представляла: первый класс, собираюсь в школу, натягиваю на колготки вязаные рейтузы сверху. Спать, сыро, холодно, еще в машину непрогретую садиться, бежать по улице через весь двор на стоянку, снег лепит глаза. Не хочется, но борешься, потому что там какие-то новые люди, мальчишки на велосипедах, девчонки с белыми бантами, сосед по парте, Серёжа, с зелёными глазами и тёплыми руками. Только за этим ныряешь в сарафан, в свитер с Винни Пухом, в пуховик-шапку-шарф, и выбегаешь на улицу. И папа, следом за тобой по лестнице вприпрыжку, в одной руке - барсетка, в другой - твой красный ранец, тяжёлый, как кирпичный дом. Выбегаешь уже в густой суп из снега в желтом бульоне фонарного света, а папа вдогонку наставляет: и если мальчишки приставать будут в этой твоей школе, обижать или за косы дёргать, ты им правой-правой-левой в подборок, помнишь? А потом скажи: будешь ко мне лезть, я папу позову, он тебе уши оторвёт и вокруг школы будет все их развешивать.

Чтоб неповадно было.

Мне ну так до щенячьего восторга нравилась эта прелестная идея! С ушами вокруг школы, на веровочке. Там еще по самому нижнему краю, в полметра шириной, каемочка бордовой краской шла. Поверх этого странной шероховатой и серой крошки камня, которой сверху усыпаны стены школы. И мне казалось, что это очень красиво будет обрамлять край каемки - вот такая гирлянда из маленьких мальчишечьих ушек.

Вот и теперь: я стою перед расхрабрившимся сверх своих возможностей зарубежным партнером кассового аппарата Пятерочки, и мне хочется внести в коллекцию оторванных ушей пару черных ракушек, аккуратно свернутых, как борцовские. Чего ты к Катька пристал? А вчера к девчонке в норковой стриженой шубке. А позавчера ещё у одной дамы номер просил. А тем раньше сколько сальных шуток отпустил гордым русским девушкам?

Ох, басурманин, не знаешь ты, какая кипящая кровь наших богатырей. Она, конечно, отогреет, но как бы тебе в ней не свариться.