Эйнштейн, как преподаватель
«Ганс Таннер, слушавший в это время лекции Эйнштейна (читавшего в 1909-1910 г. введение в механику, термодинамику, кинетическую теорию тепла, а в 1910- 1911 г. - электричество и магнетизм и курс под названием «Избранные разделы теоретической физики»), рассказывает:
«Когда он поднялся на кафедру, в поношенном костюме, со слишком короткими брюками, когда мы увидели его железную цепочку от часов, у нас появилось скептическое отношение к новому профессору.
Но с первых фраз он покорил наши чёрствые сердца своей неповторимой манерой чтения лекций.
Манускриптом, которым Эйнштейн пользовался при чтении, служила заметка величиной с визитную карточку. Там были обозначены вопросы, которые он хотел осветить в лекции.
Таким образом Эйнштейн черпал содержание лекции из собственной головы, и мы оказались свидетелями работы его мысли. Насколько привлекательным был подобный метод для студентов, привыкших к стилистически безукоризненным, заглаженным лекциям, увлекавшим в первый момент, но оставлявшим ощущение пропасти между преподавателем и нами. А здесь мы сами видели, как возникают научные результаты - оригинальными путями. Нам казалось после лекции, что мы сами могли бы её прочесть».
Это ощущение естественности научных результатов характерно не только для метода преподавания Эйнштейна, но и для метода его исследований и для содержания его идей. Между методом чтения лекций и их содержанием существовала глубокая гармония. Научные теории, отлившиеся в привычные формы и вместе с тем содержащие произвольные допущения, излагаются чаще всего в догматическом тоне.
Когда веет дух парадоксальной, но глубоко естественной в своей основе научной идеи, изложение уже не может охватывать лишь результаты мысли, сама мысль, ищущая, творческая, часто парадоксальная сверкает перед аудиторией. Она становится естественной, «очевидной», она кажется слушателю «своей» по мере того, как парадоксальный тезис становится неизбежным выводом из новых исходных представлений о природе. Эйнштейн излагал в лекциях главным образом классическую физику, но теперь, после пересмотра её основ, классическая физика трактовалась по-иному и, соответственно, излагалась в иной манере.
Перед студентами открывалось не упорядоченное здание, а строительная площадка, и Эйнштейн не столько объяснял студентам план здания, сколько обсуждал вместе с ними проект перестройки. […]
Идеям Эйнштейна соответствовали не только содержание и стиль лекций, но и манера поведения во время лекций и в перерывах. «Мы имели право в любой момент прервать его, если нам что-либо казалось неясным. Вскоре мы вовсе перестали стесняться и подчас задавали элементарно глупые вопросы. Непринужденности наших отношений способствовало то, что Эйнштейн и на перерывах оставался с нами. Импульсивный и простой, он брал студента под руку, чтобы в самой дружеской манере обсудить неясный вопрос».
Таннер рассказывает о еженедельном вечернем коллоквиуме по физике. После него Эйнштейн спрашивал: «Кто пойдёт со мной в кафе «Терраса»?»
Там продолжалась дискуссия, часто -переходившая с физических и математических вопросов на самые различные проблемы науки и жизни.
Однажды Эйнштейн поздно вечером, когда в Цюрихе наступил так называемый «полицейский час» и кафе было закрыто, увёл двух студентов домой, засадил их за новую статью Планка, потребовал, чтобы они нашли содержащуюся там ошибку, а сам ушёл, чтобы сварить для них кофе. Когда кофе был ютов, ошибка ещё не была найдена.
Эйнштейн указал на неё: ошибка была чисто математической и не колебала физического вывода.
По этому поводу Эйнштейн в блестящей импровизации изложил свои соображения о .математических методах и физической истине».
Кузнецов Б.Г., Эйнштейн, М., «Наука», 1967 г., с. 189-190