Эй, толстый! Пятый сезон. 92 серия
Эй, толстый! 1 сезон в HD качестве
Маруся бы очень удивилась, если бы у охраны олигарха обнаружился избыток наручников. Их и оказалось всего два комплекта. Одним обездвижили пластмассовую мать, вторым – обоих чеченов. Притом, с Русланом и Эдуардом обошлись весьма жестко. Цепь перекинули через некий элемент интерьерного декора, напоминавший начищенную до блеска канализационную трубу. И сейчас чечены мучились и бесились. Руслану не хватало роста. Он стоял на цыпочках. Они пытались расшатать и выломать дизайнерскую хуйню, не особенно скрывая это намерение. Отважные чечены не обращали внимания на то, что браслеты от каждого их рывка затягивались все туже. Маруся представляла, как больно этим храбрецам. Она сама совсем недавно это чувство испытывала. Руслан и Эдуард действовали отстраненно и ритмично, как деревянная игрушка «Мужик и медведь в кузнице».
Но подлинную опасность для их захватчиков представляли вовсе не эти бойцы. Настоящим геморроем был адвокат Алик с омерзительными губами.
– Статья 127 УК РФ, «Незаконное лишение свободы», – сказал он охранникам. – До пяти лет. Что мы видим? Деяние осуществляется группой лиц, по предварительному сговору, в отношении женщины…
Тут он кивнул на Марусю. Охранники переглянулись.
– Деяние осуществлено с применением насилия, – продолжал развивать успех адвокат. – С применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия. В отношении женщины и заведомо несо… Хотя да. В отношении женщины. А также в отношении двух или более лиц.
Адвокат указал на чеченов.
– Вы, ребята, идете на максимум. То есть, на пять лет. Но не думайте, что это потолок…
Один из охранников, плохо подумав, замахнулся было на мерзкогубого. Тот радостно перешел на тему угрозы насилием, на препятствование осуществлению коммерческой деятельности.
От речи адвоката у Маруси вдруг заболела голова. Алик явно был хорошим лойером – он казался невероятно нудным. Марусе казалось, что он просто цитирует наизусть Уголовный кодекс.
А охранники мрачнели. В душе Маруси забрезжила надежда.
– Я не понимаю, на что вы надеетесь, – продолжал Алик атаковать деморализованного противника. – Я же вас просто засужу. Да так, что ваши правнуки будут ваши долги выплачивать. Вы этого хотите? Или вы хотите нас убить, а? А? А, я спрашиваю?
Охранники уже боялись хоть что-то сказать. Каждое из них могло быть использовано против них.
– Скажите! Скажите! Я добавлю в список «Угрозу убийством», ха-ха! Нет, хороши гуси!
Один из секьюрити глухо застонал, словно мучимый внезапным поносом.
– Так вот, ребята! – торжествующе сказал адвокат. – Если вы не собираетесь убивать никого из присутствующих, то мой вам совет – освободите всех. И тогда, может быть, ваши долги раздадут ваши внуки, не правнуки. Давайте! Вперед!
Марусе был омерзителен этот законник. Но сейчас пластмассовая мать им просто любовалась. Он был на коне, он гнал разгромленных врагов с поля битвы, глумясь и улюлюкая. Он, конечно же, мог победить. И в какой-то момент Маруся даже подумала, что вот прямо сейчас наручники с нее снимут, без драки и криков.
Из ближайшей комнаты вышел один из Малаховых. В руках у него была катушка канцелярского скотча.
– Так, – сказал он охране. – Давайте свяжем толстяка.
– Вы не имеете права, Малахов! Вы не представляете себе, какие проблемами только что себя отяготи…
Малахов сделал резкий жест рукой, словно застегивал на нем молнию. Один из охранников оторвал от катушки липкую полосу и заклеил адвокату рот. Алик замычал с таким возмущением, что казалось, он сейчас взорвется. Другой охранник принялся приматывать адвоката к стулу.
А Маруся поняла, что их все же убьют. Дело зашло далеко. Пластмассовая мать была готова к смерти. Но все равно обстоятельства сложились неожиданно и подло.
Обиднее всего было за Виталю. Он-то, дурачок, даже не пожил еще.
Кстати, где он?
Маруся обвела взглядом помещение. Вот шатали конструкцию чечены, вот мычал адвокат. Вот рассеянные рожи охраны. Но где же сын? Неужели этот дурачок решил погеройствовать и что-то затеял? Глупый! Он никак не мог помочь своей матери. Любое действие Витали было бы тлетворно и сулило проблемы. Куда же он пропал?
Или… Или его незаметно убили?
***
Впрочем, Виталя исчез не один. И это обстоятельство встревоженная пластмассовая мать осознала далеко не сразу. Наверное, причиной тому были бурные события сегодняшнего дня, удары по голове и прочие травмы, но Маруся совершенно забыла об Алене – девушке двухметрового роста, отстоявшей в нелегком бою право считаться невестой старшего сына.
Возможно, Маруся считала, что девушка все-таки провалилась из разрушившегося перехода на крышу. Но пластмассовая мать была не очень убеждена в этом. Просто у нее было, о чем еще подумать.
А между тем Алена не сгинула в переходе. Чистая душа спортсменки была в настоящий момент угрызаема собственной трусостью. Метательница молота переживала за свое поведение. Ей было нестерпимо стыдно. В рушащемся переходе она ведь побежала вперед. На какой-то момент она была озабочена всего лишь спасением собственной шкуры! Вот оно как! На эти жуткие секунды Алена позабыла обо всякой любви, за которую только что сражалась с многочисленными проститутками. Она думала о том, чтобы спастись самой. Неужели это значило, что любовь не такая, как надо?
Но по-настоящему стыд переполнил спортсменку, когда на выручку сыну бросилась мать. Но не Алена. И сейчас метательнице казалось, что Виталий разлюбил ее. Или, если не любил (что скорее всего), то, наверное, и не полюбит.
Не удивляйтесь, но именно такой легковесной сладкой чушью было забито сознание метательницы молота. На самом-то деле, она была ранимым и даже слезливым созданием. Она часто плакала, но этого почти никто не видел. Метательница молота ждала любви, молила о ней одинокими ночами. В глубине души она считала себя уродиной. Но если прыщи можно вывести, сиськи – увеличить, жир – откачать, даже морду можно переделать, то уродство Алены было непобедимо. Как быть с лишним ростом? Это ведь не такой пустяк, как лишний вес!
Виталя был единственным шансом, и Алена воспользовалась им. Чтобы так опозориться в финале. Что бы Алена сейчас ни сделала, она упадет в своих глазах, будет презирать себя. Несчастная глупая уродина!
Горе было шире вселенной, и Алена должно быть выглядела настолько жалко, что охрана не стала сковывать ее наручниками, обвязывать скотчем. Значительная часть людей олигарха ушла за беременной теткой, которая здесь жила. А в зале осталось всего трое, и они цапались с адвокатом.
Алена пожирала глазами Виталия. Тот сидел на краю дивана, а потом вдруг вскочил и помчался куда-то в боковой коридор.
«Он не хочет находиться со мной в одном помещении, – догадалась метательница молота. – Его от меня тошнит!»
Ситуация была, конечно же, безнадежной. Но Алена вдруг поняла, что она должна попросить прощения. На коленях! Валяться в ногах! Дать себя на истоптание. Пусть топчет! Лишь бы простил. Нет, он-то простит. Он прекрасный и добрый. А вот простит ли сама себя Алена? Вот вопрос.
Метательница молота скользнула за любимым в коридор. Охрана, занятая заклеиванием рта адвокату, не обратила на девушку никакого внимания.
***
Виталя хотел спать. Его вырубало. После всех передряг сегодняшнего дня мечталось просто упасть, захрапеть. А еще он хотел срать. Глисту даже казалось, что так сильно может желать просраться разве что Жирный – настолько сильно Виталю распирало. Его пучило еще когда они бежали по рушащемуся переходу. Как он не обгадился, повиснув над крышей? Уму не постижимо! Пронесло! В смысле, не пронесло.
Лишь одного хотел Виталя сильнее, чем спать и срать. Он хотел не заснуть, не добравшись до уборной. Или не обосраться перед тем, как вырубиться, что, в принципе, было тем же самым желанием.
Его разрывало изнутри. Глист уже готов был повторить позор сегодняшней ночи. В принципе, убрали там, вытрут и здесь.
За ним кто-то бежал. Охрана? Те, кто связали маму? О, с ними Виталя тоже разберется. Но не сейчас. Сейчас – срать. Быстрее! Быстрее!
Виталя бежал, не оглядываясь. Обернуться назад, значило потревожить внутренности. И тогда Виталя не выдержит. Наследник миллиардов даже не знал, кто его преследует.
Но шаги стали ближе. Затопали совсем рядом. Было страшно, но обернуться – означало позор.
– Виталий! – услышал он. – Виталий!
Какая-то телка… К своему стыду, Виталя не сразу опознал ее голос. Но не мужской голос, и не малаховская Катя. А кто тогда?
Он остановился и всем корпусом осторожно повернулся.
Его догоняла, вся в слезах, метательница молота.
Витале казалось, что она сейчас уебет ему между глаз – с таким решительным выражением она надвигалась на юного гельминтолога.
Глист внутренне съежился. Лишь бы по морде! Лишь бы не в живот!
Но метательница вдруг упала на пол и проехалась по паркету на коленях, как футболист, забивший решающий гол.
– Прости меня! Прости! – завывала метательница.
Виталя попятился.
«Черт же тебя принес!» – подумал он.
– Я очень виновата, – жалобно продолжала Алена. – Нам надо поговорить.
– О нет! – закричал Виталя, позабыв о всякой вежливости.
Разговора он не выдержит. Нет!
Он развернулся и побежал дальше. Вот привязалась же, дура, в такой момент!
***
«Он меня отверг! – плавила мозг Алены жуткая мысль. – А почему? Потому что я трусиха и уродина? Ссыкливое страхопиздище, вот кто я такая!»
Ногтями (по счастью, коротко постриженными) вцепилась Алена в свое и без того расцарапанное лицо. Мечта разбилась на осколки. Ее отвергли. Над ее чувствами надругались. А кто виноват? Да она же сама и виновата.
«Я останусь одиноким долговязым страхопиздищем! – набросились на Алену жуткие мысли-вороны. – Я никому не нужна!»
Она встала на ноги. Ей хотелось лечь и умереть. На ослабевших ногах пошла она назад – в зал, где заматывали скотчем рот адвокату, где сидела скованная наручниками потенциальная свекровь.
Новый стыд обжег душу Алены.
«Да какая же я дура! – поняла она. – Господи! Мне же надо их спасать, а я о своем думаю. Тварь! Тварь! Ограниченная эгоистка! Так вот почему Виталий убежал от меня! Он подумал: что за эгоистка мне досталась? Он правильно сбежал. Ах, дура, дура! Долговязая корова!»
Что ж, была не была. Алена должна совершить подвиг. Ради своей любви. Ради счастья. Сегодня она претерпела великую битву за счастье. Победила. Но надо биться еще. И Алена вступит в сражение. Потому что другого шанса может не представиться никогда.
В зал она ворвалась уже в очень воинственном состоянии.
***
Виталя Глист наконец-то нашел уборную. Вихрем влетел внутрь, упал титановыми трусами на стульчак – чистый, мягкий. И принялся срать. Металл придавал процессу откровенно трубный звук.
«Я спасен! – думал Виталя. – И хорошо, что чувиху отшил. А то бы она, чего доброго, титановые трусы нащупала. А на фиг надо! Вообще, эти трусы – проблема, которую я решу в первую очередь».
За то, что происходило в зале, Виталя странным образом не переживал. Ему казалось, что все кончится наилучшим образом. Мама с ним, мама рядом. Да они горы вместе свернут!
«Сейчас просрусь, – думал Виталя. – И займусь спасением семьи!»
To be continued...