Эй, толстый! Пятый сезон. 6 серия
Петрову не было грустно. Было чувство великой лажи, когда виноват по уши, и надо как-то веско себя обелить, но не знаешь – как. А утрата еще не была полностью осознана. Да и некогда было ее осознавать.
Одномоментно происходило великое множество событий. Суетились перепуганные штатские, раздавались крики, кто-то (не один) снимал происходящее на телефон. Все это, если и несло угрозу, то весьма отдаленную. Хотя нынешняя ситуация была такова, что в отдаленные угрозы Петров поневоле зачислял и события, эффект которых «рванет» примерно через минуту.
А непосредственную опасность в данную наносекунду несли три события.
Первое событие случилось с самим Петровым. Он упал. Вот только что бежал куда-то, отбежал несколько шагов и пизданулся. «А куда я бежал-то? – подумал Петров, на тревожном автопилоте выставляя пере собой руки (одна вцепилась в чужой телефон). – К турникетам, где охранники? Или на автостоянку?» Оба варианта были безнадежными. И там, и там прорваться можно было, если только охранники на выходе/выезде окажутся долбоебами с косоглазием. К тому же их уже сто процентов вздрючили по тревоге. И вообще – наверняка сюда новая группа «стелсов» несется. Так что Петрову надо было немедленно исчезнуть, провалиться сквозь землю – прямо сейчас и поглубже.
Правая нога у Петрова болела. Боль стреляла холодной сталью. Может быть, это был и перелом. Все-таки Петров, пусть и на подушке безопасности, но пережил падение с четвертого этажа. И стоит ли удивляться, что на бегу нога подвела.
Боль в ноге была окутана атмосферой мимолетного, ошибочного чуда. Которое заключалось в том, что Петрова еще не повязали.
Второе угрожающее событие прямо сейчас совершалось в окне офиса фирмы «Приволье». На четвертом этаже, откуда только что выпал Петров в компании толстяка – генерального директора. На первый взгляд в окне, вроде бы, никого и не было. Но Петров заметил, как двоится картинка в окне. Как календарь на стене, люстра, кусок стола недостоверно изламываются контурами. Объяснение было одно – изображение проходило через стелс-костюм. И носитель костюма-невидимки, судя по тому, как плясали контуры предметов в окне, давал какие-то энергичные указания, размахивал руками. Значит, с ним был кто-то еще.
«Очень хуево!» – думал Петров, кое-как поднимаясь на ноги, выравнивая дыхание от удара боли. Он был близок к панике, которая характеризуется вовсе не криками и бывает часто перепутана с истерикой. Паника – это невозможность принять решение. Она может проходить и тихо. Просто у человека отшибает всякую способность рулить своей судьбой. И вот Петров оказался в таком мыслительном ступоре. Был бы Русик, они бы давно что-нибудь решили. Но без Баширова Петров, видимо, стремительно тупел.
А кстати, что бы сказал на это Баширов?
И Петров вдруг понял. И ухватился за спасительную соломинку этой мысли. Баширов бы постарался увидеть картину комплексно. Присмотреться не только к местам определенной угрозы, но вообще ко всему вокруг.
Петров осмотрелся. На самом деле процессы были мгновенны, и мысли мелькали как прожектора на взлетке, когда самолет отрывается от покрытия полосы. Все эти размышления не заняли и секунды. Осматривался же Петров непростительно медленно – секунд пять.
Разбегались люди, кто-то куда-то звонил, выла где-то автосигнализация. Больнее всего Петрову было смотреть на то место, куда он только что упал. Казалось бы – проще простого, переведи взгляд от окна к асфальту.
Ах, если б! Подсознание строило барьер. «Да ну нахуй, чувак! – говорило подсознание. – Не надо тебе туда смотреть. Там тебе больно было». Подсознание нельзя было винить, оно выполняло свою биологическую функцию. Оберегало человека. Бойцы, у которых был хорошо налажен контакт с подсознанием, называли его ангелом-хранителем.
И этот в здравом уме не знакомый Петрову ангел, закрывал место падения своим унылым крылом. Петров пересилил эмоции, посмотрел на место падения. И увидел третье опасное событие.
Толстяк Евгений Александрович, генеральный директор фирмы «Приволье» внезапно оказался жив. Хотя и обрушился с четвертого этажа, да еще и Петров своими девяноста килограммами его припечатал сверху.
Перепачканный, жуткий, Евгений Александрович так же, как и Петров, медленно вставал на ноги. В падении гендиректор «Приволья», казалось, ободрал лысину об асфальт. Но, присмотревшись, Петров понял, что толстяк не просто ободрал лысину. Асфальт практически снял с Евгения Александровича скальп. Клочки полос и гладкая кожа на участках аллопеции, съежились, как купальная шапочка на выходе из бассейна, и повисли где-то над ухом. А сама ободранная голова была красной от крови, жуткой.
Евгений Александрович скрючил пальцы. Сейчас они казались ледяными сосисками, которые какой-то шутник заморозил, изогнув каждую буквой «Г». Директор «Приволья» тянулся пальцесосисками к Петрову.
– Ауфвай, фука, фелефоф! – слова вылетали из генерального брызгами крови, слюны и осколками зубов.
«Отдавай, сука, телефон!» – перевел Петров.
Телефон же нудно звонил, дрожал корпусом. Кто-то очень хотел поговорить с толстяком. Петрову этот аппарат был нужен только лишь затем, чтобы дозвониться Фантомасу. Но теперь Петров понимал, что это – неудачная идея.
Но почему толстяк еще живой?
Петров, хоть и порядком отупел, чувствовал, что ответ где-то близко. Он почти его знал.
А когда на подоконнике появился Дима – помощник Евгения Александровича, чьей характерной особенностью были бегающие лживые глазенки, Петров начал понимать.
– Февевий Фафеффаввовифь! – шевелился Димин откушенный язык. – Фува ве вы? (Евгений Александрович, куда же вы?)
В следующее мгновение Дима рухнул с четвертого этажа. Петров не смог проанализировать, насколько дрожал воздух у Димы за спиной. Скорее всего, его вышвырнули стелсы. Круто работают ребята, живых не оставляют. Потом легенду придумают, мол, разорились барыги. И устроили шоу, как на Уолл-стрит в великую депрессию, когда банкроты выбрасывались из окон небоскребов, и столько их одновременно летело, что они сталкивались между собой в воздухе.
Дима упал на асфальт с душераздирающим треском. Но практически мгновенно вскочил и, волоча ногу, заковылял к своему боссу, который, тем временем, сдувал с физиономии собственный скальп.
– Еввевий Авеффаввовифь! Фува ве вы?
Тут-то понимание и обожгло Петрова, как утюг волосатую спину.
И Евгений Александрович, и этот Дима – они же были зомби! А, значит, у нас здесь что происходит? Правильно!
ЗА.
Зомби-апокалипсис.
***
Бывают в жизни явления, чья опасность откровенно преувеличена массовой культурой. Взять, например, зомби-апокалипсисы.
Настоящим профессионалам смешно смотреть на то, как неорганизованные толпы плохих, раненых, дезориентированных бойцов, лишенных коммуникации и скорости, якобы захватывают мир.
На самом деле, сил локального зомби-апокалипсиса в среднем редко хватало даже на то, чтобы захватить скамейку на детской площадке. Очаги локальных зомби-апокалипсисов обычно без труда ликвидировались силами участковых полицейских.
В одном Голливуд был прав – уничтожить зомби трудно. Но, по правде говоря, в этом не было особой необходимости. Желание вгрызаться людям в горла, пожирать мозг и прочее свинство – все это происходило от несоразмерного употребления горячительных напитков. Наутро, проспавшись после апокалипсиса, зомби уже не был агрессивен. Он был туп и покорен, готов подчиняться руководящим указанием начальства на работе и жены дома. Зомби питались вовсе не смрадными останками, а вполне себе человеческой пищей – первое, второе, компот. Многие зомби даже не догадывались о том, что являются больными.
Острую форму ЗА принимал, когда носитель вируса допускал передозировку алкоголем. Формально зомби-апокалипсис был практически неотличим от пьяного дебоша. Но проявления ЗА несли с собой больше человеческих жертв.
Еще в 20-х годах прошлого века зомби-болезнь исследовали. Были планы сделать из зомби армию неубиваемых солдат, стойких к непогоде строителей, исследователей Арктики, Антарктики и космоса. Но, по десяткам причин, ни одно из этих начинаний не обрело какой-нибудь успех. Сами исследования были засекречены и заморожены.
В то же время зомби-болезнь была заразна. Но, ввиду отсутствия незасекреченной информации, оставалось лишь гадать о путях и способах ее распространения. С большой долей вероятности она передавалась через кровь. Вполне возможно, что половым путем тоже.
Симптомы, о которых Петров знал на практике, заключались в головных болях, раздражительности, повышенной агрессивности. Внутренние органы больного во время обострения переходили на экстренный режим работы, принимали на себя максимальные нагрузки. Как следствие, больные после заражения долго не жили. Но точная статистика, опять же, засекречена и поныне.
В то же время, среди профессионалов ходили самые разные слухи о зомби. Например, почему князю Юсупову, Пуришкевичу и Великому князю Дмитрию Павловичу в 1916 году с таким трудом удалось убить Распутина? Ведь заговорщики сначала старца сначала отравили, потом застрелили, потом зарезали, потом утопили. Еле сладили. А ларчик открывался просто – старец Григорий Ефимович был зомби.
А два года спустя почему расстреляли царя и его семью? Да потому что они были инфицированы зомби Распутиным, и болезнь уже проявилась. По телевизору этого никогда не скажут.
Впрочем, история хранит много тайн.
***
Зомбаки Евгений Александрович и Дима отвратительно хихикали. Дима свесил голову, из угла рта у него тянулась к асфальту нить вязкой слюны.
– Февефов! (Телефон!) – гудел Евгений Александрович. На багровую отскальпированную макушку садились мухи. Скоро Евгений Александрович, если не обратится к врачу, будет кишеть червями.
– Февефов! – словно бы даже радостно повторял Дима.
И они ржали, предчувствовали насилие.
Зомби устойчивы к боли. Это живой Петров загибается от того, как у него болит нога, а этим тварям – хоть бы что! Они скоро догонят Петрова. И что тогда будет? За кем останется победа? Может быть, и за Петровым, ибо из зомбаков бойцы – очень так себе. Но Петров потеряет время, с четвертого этажа спустятся стелсы. И пиздец, приплыли.
От этих двух зомбирующих долбоебов надо было отделаться, желательно без боестолкновения.
«Туплю! – подумал Петров. – Хуево мне без Баширова!»
Он метнул телефон в Евгения Александровича. Никуда особо не целился, но попал в окровавленный лоб. По какому-то совпадению телефон тут же зазвонил.
Генеральный директор, хоть и являлся ныне тупым зомбаком, телефон поймал как-то очень быстро. Раз! И тот уже в корявой ладони из скрюченных сосископальцев.
– Аввёу! – ответил на звонок Евгений Александрович. – Я вав ефё ваф фоффовяю: мы нифово не фивави! Вы фави февя фивуви. Ффо я вововю? Фо, ффо вы – воввоёвы! Га-га-га!
– Хи-хи-хи! – подхватил угодливый Дима, бегая глазками.
Петров неожиданно, против всякого желания, задумался. А как, интересно, они друг друга заразили? Неужто Евгений Александрович покусал Диму. Оставил после работы, вызвал к себе – и как вцепится зубами в глотку! И Дима, как представил Петров, так и извивался: «Ой, Евгений Александрович! Да что же вы делаете? Ой, хи-хи-хи! Ой, отпустите меня!»
Могло такое быть? В жизни все бывает, даже самая невообразимая хуйня. Петрова затошнило. И вдруг он понял, что, скорее всего, заражение пришло не через укус. Эти двое – ну, конечно! – занимались между собой всем тем, что Министерство культуры вырезало из фильма про Элтона Джона. А потом Дима спешил к жене (вон кольцо на пальце). И что-то ей говорил. Может быть, врал. Или говорил, что для карьеры надо. Тьфу, блять! Петрова затошнило еще больше.
САША, ТЫ ДУМАЕШЬ О ХУЙНЕ! ДУМАЙ О ТОМ, КАК СВАЛИТЬ ОТСЮДА!
Это был уже непосредственный, усиленный эмоциональными фанфарами тревоги, голос интуиции, которую опытные бойцы называли ангелом-хранителем.
Петров пятился, хромал. Терял время. Если у стелсов есть снайпер, его сейчас просто снимут. Но, скорее всего, они с Петровым нужны живыми тем, кто хочет их захватить. Это отчасти объясняло, почему Петров еще не задвухсотился.
Контроль над ситуацией оказался настолько потерян, что Петров не заметил очевидного. Он врезался спиной в ленту ограждения, которая была натянута на столбиках, вокруг открытого канализационного колодца.
«Эврика! – вдруг сверкнуло открытием в голове Петрова. – Вот же он – выход! Если повезет, я уйду по ливневке».
Петров нырнул под ленту. Люк колодца был приоткрыт, внутрь вела лестница, сваренная из кусков арматуры.
Необычайно быстро Петров спустился по ней, гнилостная прохлада липкой медузой растеклась по телу.
Пока Петров спускался по лестнице, его накрыла эйфория. «Я уйду! – думал он. – Господи! Неужели это получится?»
Зомбаки мычали на краю колодца. А Петров уже спустился. И убрал лестницу, положил ее на мокрый бетонный пол, пропихнув чуть-чуть вдоль тонкого канализационного ручейка.
– Пока, придурки! – не удержался Петров. Помахал зомбакам ручкой и передразнил: – Февефов!
– Ыыыы! – взревели нелюди на краю колодца.
– Нахуй идите! – сказал им Петров.
И побежал в потемках, вдоль затхлого ручья.
Впрочем, долго Петров не пробежал. В очень плохо освещенном месте путь ему преградили двое. Заплутавшей в туннелях световой ряби хватило, чтобы опознать оранжевую униформу гастарбайтеров – крепких и опасных ребят. Молодые – все на единоборствах занимаются. Да и стариков со счетов не списываем. Этих ребят лучше не злить. Они знают все грязные закоулки города, все тайные тропы мегаполиса, у них есть ключи от всех коммуникаций.
Дорогу Петрову преграждали двое молодых азиатов со шкиперскими солженицынскими бородами. За этими двумя стояло еще трое или четверо работяг.
Здесь была их территория, а Петров на нее вторгся. Если придется пиздиться с гастерами, он не выстоит. А возвращаться – смерти подобно.
К тому же зомби, похоже, решили продолжить погоню. Петров услышал какой-то плюх и трубный вой Евгения Александровича.
– Фвыфь фы, вавёвыф! Вы ивев ва фовой!
– Хи-хи-хи! – последовало гнусное хихиканье Димы, разнесенное эхом по трубам.
– Что тебе здесь надо? – спросил один из бородачей.
– Вали обратно, – сказал второй.
А Петров размышлял, кто быстрей его прикончит? Эти ИГИЛовцы в оранжевом? Или те сраные зомби сзади?
Жить Петрову при самом лучшем раскладе оставалось не больше полутора секунд.
Продолжение следует...