Яд Бахуса - 3⁠⁠

Яд Бахуса: 1, 2

Батя помер после дефолта 98-го. Мне тогда было 13, и о дефолте я заподозрил по отсутствию бабушек. Мы с пацанами массированно пытались приучить себя к куреву, ведь «Самец» в зубах – это круто; но можно и «Магну». Денег на пачку у нас зачастую не было, а вот бабушки, торгующие поштучно, – были, и мы каждое утро следовали к ним прямым курсом. Заодно и семек прикупить, борьбу с палевом никто не отменял.

Бабулек не оказалось поутру на привычных насестах, и мы с братвой, закаленные ельцинскими лозунгами, заподозрили смуту. Недобрые мысли вкупе с перспективами остаться без курева ужасали, поэтому мы правдами-неправдами наскребли на пачку и двинули к киоску. Там-то нам и открылись истинные перспективы на ближайшее будущее, в виде измененных ценников на курево и на пиво. А больше ни на что ценников не было, и до обеда народ не мог купить себе даже заскорузлого хлеба, потому что каждый магазин приветствовал покупателей плакатиком «переучет».

Батя все девяностые чего-то там химичил со строительством капитальных гаражей и ныкал себе под матрац. Хорохорился, что хочет накопить стартовый капитал, рвануть в Москву и стать крупным застройщиком. Хотел стать застройщиком, а стал героем. На́ тебе!- вся его нычка в момент стала историческим достоянием и превратилась в фантики.

В могилу же батю свел не стресс, не шок, не инфаркт и не оплеванная любовь к родине, выкинувшей очередной фортель и просравшей полимеры. Для начала отец хорошенько обиделся на весь мир и нажрался. Пил он сурово и горько, в основном – в однюху. Сколько я его помню, он всегда так делал, и последний «заплыв» не стал исключением. Посиделки с дружбанами «за жизнь» у него были не в фаворе. Как и посещение злачных мест.

- Ты че, не бухаешь, что ли?

- Я че, не мужик? Всяко бухаю! Но это дело интимное и требует дум.

Так он обычно мазался, когда его звали в компашку. Бухалово требует дум – и хряк потом в одно рыло! Смотрел при этом политический цирк по телеку, слушал «Кьюр» или «Нирвану», а иногда просто тупил в окно, киряя попеременно. Бесчинств не устраивал. Меня или мать пальцем не тронул. Говорил всегда: ему хватило звездюлей в детстве от собственного отца, моего деда, которого я почти не знал. Так что дальше по линии династии он распространять насилие не намерен.

А в тот раз переклинило. Слава богу хоть не в нашу с матерью сторону, а то куковать бы нам всей семьей на небушке. После дефолта батя квасил две недели, по истечении которых к нему снизошел старина Вакх, а может – козел Пан, и раскрыл глаза на истинных виновников. Батя кирнул прощальную, молча потопал в гараж (понастроил же, и не все успел продать), откопал там самопальный ствол, который в те времена можно было бесхлопотно прикупить за теми же гаражами во 2-м или 3-м гаражных поселках, и отправился наводить порядок. Не куда-нибудь, а в мэрию, мать ее! Ту, что на Площади Ленина и на которую взирает Ленин.

И навел бы, будьте спок! Потому что – хотите верьте, хотите нет – в девяностых не было там внутри никаких металлодетекторов, и даже тревожной кнопки, скорей всего, не было тоже. Существовал обмороженный охранник, предсмертно щурившийся на маячивший туда-сюда сброд. Я почему знаю – я же был там, внутри! И не за чем-нибудь, а поссать. Мы толпой отирались поблизости, и некоторым приспичило, хоть стены мэрии орошай. Но Васек Золотарев тормознул:

- В мэрию айда, там тубзаган есть.

Я говорю:

- Ебу дался? Кто нас нафиг пустит?

А он:

- Спорим, что пустят? Зуб даю, что проведу.

И провел! Кивнул обмороженному охраннику с видом сынка градоначальника, бросил на ходу: мы к мэру по поводу школьного клуба. Охранник, не изменившись в лице и в нутре своем, равнодушно кивнул в ответку. Хотя рожи некоторых из нас явно не тяготились печатью школьных клубов, да и вообще любых, кроме подвальных. Так что мы поссали в административных тубзиках, а Васек до кучи подпалил туалетную бумагу, и мы линяли оттуда в спешке, толкаясь и гыгыкая, как истинные клубные братья.

Полагаю, у бати тоже были все шансы добраться до туалета, а там до кабинета мэра – два шага и - за угол. Ведь не туалету же он шел мстить, и точно не охраннику. Но не столкнулись два поезда, ибо не судьба. Батя приближался к дверям мэрии, со своим заряженным стволом и перегаром на два района, и тут дверь эта распахнулась, и навстречу вышли два мента.

Милитоны на него не взглянули даже, живо обсуждая, кого бы сегодня замести. А вот батя задергался, запаниковал, зачем-то вытащил ствол и дал фальстарт. Двухнедельный запой поспособствовал тому, что стрельба его напоминала веер. Говорили потом, что батя ухитрился «замочить» голубя. И больше никого он не подстрелил – по той простой причине, что попадал исключительно в воздух и в стены мэрии. А вот в него попали, менты-то тоже были при оружии. Попали знатно. Раз восемь.

Мы остались вдвоем с матерью. Ну и с фантиками под матрацем, таки да, ведь как ни крути, чего-то они продолжали стоить.

Продолжение следует...