Яд Бахуса - 22⁠⁠

Яд Бахуса: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10(1), 10(2), 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21

Подозрительные люди обосновались в подъезде. Две средних лет тетки с недовольными сусалами, грузный мужик под 120 кг и худенький благообразный мент, который без формы мог бы сойти за исусика. Мы с Леной в аккурат возвращались из хирургического отделения, откуда меня выписали на третий день пребывания. Лена волочила пакет со шмотками, я тащил загипсованную руку на груди, болтая пустым рукавом пуховика, как собака куцыком. Едва мы напоролись на подозрительный сходняк, как наш наметанный глаз мгновенно различил опеку и заострился.

- Вы здесь жильцы?- строго выступил мент-исусик, кивая на нашу дверь и угрожающе поведя малахольными мослами, чем живо напомнил мне Ваняткина-старшего.

Он меня не узнал, а я пригляделся к нему - и узнал! Это ж доблестный участковый! Который канил в свое время по поводу дяди Романа и желал того упечь. Черт, как все-таки меняется восприятие, в прошлый раз он мне казался шире и выше, а теперь я глядел на него, как на чмыря. Я, кстати, не мог припомнить, чтобы видел поблизости этого сударя после пропажи Лешки, когда вокруг нас творился дурдом.

Пока я прикидывал свои однорукие возможности против новоиспеченной четверки, а Лена тупила ступенькой ниже, дверь по соседству с треском распахнулась, и обнаружился всклокоченный дядя Роман на пятой рюмке.

- Помощь нужна?- гаркнул он чрезмерно, что ему было не свойственно.- Если что, мы всем домом подключимся. А то ходят тут, непоймикто. Корочками тычут. Себе ее засунь! Пуганые! Нас не проймешь. У людей и без того горе, чего шмындите здесь?

- Гражданин, закройте дверь изнутри!- надвинулся на него участковый исусик, но тут из глубин квартиры выплыла Бабеха и стала позади дяди Романа монументом. Мент сник и покоробился. У этой троицы были свои взаимоотношения, помимо всего прочего.

- Спасибо, дядя Роман, мы сами!- заверил я его. Лена проскользнула мимо и уже открывала дверь, бренькая ключами.- Разберемся!

- Если что – зови!- предупредил сосед, окатил грозным презрением компашку и исчез.

Нестройной гурьбой мы проследовали внутрь квартиры, и там на нас с Леной вывалили оглушительную новость года. Артемка наш сын теперь только наполовину. Юридически и согласно зову крови – он таки наш. А вот в физическом воплощении – не то чтобы сильно. Иными словами: сегодня утром Артем был изъят из детского сада органами опеки и временно помещен в приют в качестве профилактической меры. Совершено было сие действо без предупредительных выстрелов или уведомлений, и без нашего присутствия в саду.

Теперь эта группа поддержки приперлась, чтобы постфактум ознакомить нас с актом изъятия, содрать с нас подписи и сдриснуть. Для защиты призвали исусика, а еще – психологически верную тактику неожиданного удара из-за угла. Шокированные и удрученные, мы с Леной даже осознать не успели, как безропотно поставили свои закорючки. И лишь позже осознали ужас ситуации: незнакомые бакланы пришли в сад и забрали нашего маленького сына незнамо куда. Лена ударилась в рев и проплакала больше часа, а я за этот час напился.

По скоропортящимся крупицам я воссоздал картину произошедшего. При поступлении в хирургию с колото-резаным ранением я запустил процессуальный маховик, и сотни звеньев пришли в движение. Из-за длительного отсутствия ремонтных работ вследствие раздолбайства звенья оказались тупорылыми. Работники больницы, или же «скорой помощи», передали информацию в УВД, откуда, согласно регламенту, ко мне должен был наведаться сотрудник и снять показания. Но никто не наведался, потому что сотрудник был побратимом хипстера-решалы из суда, а мой участковый грыз азы юриспруденции, или что он там делал; ему было не до этого.

Скорей всего, в полиции элементарно пробили мои данные, тут и всплыл мой условный срок, и все стрелочки вдруг сошлись на Альбине Наилевне, моей инспекторше из УИИ. Но поскольку я лично имел беседу с Альбиной наутро после инцидента и сообщил ей новость первым, информация из полиции поступила к ней с опозданием, и Альбина просто свайпнула влево. В то же время инфа прицельной стрелой устремилась в ПДН. Автоматически, или по злому наущению, или мстительной рукой – я, блин, без понятия, как это случилось! Если косяк за Альбиной, то пусть она будет проклята во веки веков, как и весь ее род. Я лишь домысливаю, мне не хватает фантазии объяснить механику произошедшего.

ПДН возбудилось весьма и весьма. Для документального закрепления моего алкоголизма добавился непреложный пункт – дебош и кровяка,- а они до этого дела охочи. Дебош был надуманным, но кого волнуют проблемы негров? Так я столкнулся с еще одним разрезом общества, где официально алкоголиком считается лишь тот, кто подкрепил свое пьянство неадекватной выходкой. Ситуация развивалась стихийно, опека состряпала обращение к прокурору, апеллируя к опасности, угрожающей ребенку, и пока я валялся на койке в компании покалеченных бухариков, прокурор его подписал. Опека, сверкая пятками и жамкая постановление липкими пальцами, ринулась в детсад и умыкнула Артемку из-под нашего носа, когда Лена ездила встречать меня после выписки. Воспиталка могла предупредить нас по телефону, но не сделала этого. Возможно, ее запугали.

Позже пришла ярость, и я поздравил великолепную четверку, что те вовремя убрались, иначе моя условка точно бы перешла в реальную отсидку, неповрежденными они бы не улизнули. Я как представлял, что чувствовал мой младший сын, когда незнакомые уроды воровато и грубо забирали его в неизвестность, так у меня самого текли слезы. Он спросил меня в приемном покое в то утро, возьмет ли его Лешка с собой? Возможно, он подумал, что это те самые злые вороны-колдуны, которые охотились за Лехой, согласно Лениной легенде. А теперь они добрались до него. Я не в силах представить глубину его страха, я не могу себя заставить вдуматься в эту дикую ситуацию, как я не могу себя заставить вообразить, что случилось с Лешкой. Но тот страх, который в действительности поджидал моего многострадального Артемку, перекрывал любое воображение живущих.

Пережив приступы истерики и пустых жестикуляций, мы с Леной помчались к юристу на консультацию. Нас принял щекастый дядечка в костюме, от которого за километр разило «Кензо». За время беседы дядечка ни разу не посмотрел нам в глаза, а пялился он в посторонний угол, словно там сидел суфлер и выдвигал ему напоминалки.

- Куда поместили ребенка?- спросил дядечка первым делом.

- Не сказали. Сказали, что не имеют права разглашать. Сказали, приходите завтра в кабинет, там будем разбираться.

- Странно,- щеками удивился дядечка формам российской действительности.- В акте не указано разве?

- Мы не посмотрели,- признался я.- Не догадались, а потом поздно было.

- Вам разве не оставили второй экземпляр?- Щеки удивились пуще.

- Не-а. Сказали, все будет завтра в кабинете.

Дядечка помолчал, щеками впитывая сведения.

- Что насчет свиданий?

- Насчет свиданий сказали, что пока запрещены.

- Вещи мы собирали наспех,- добавила Лена.- Одежду, игрушки. Я предупредила, что у сына аллергия на сладкое. Они сказали: сами со всем разберутся. А как они будут разбираться, интересно знать? Анализы будут брать?

- Такие вот пробелы в процедурах,- попеняли Щеки, утопая в запахах туалетной воды, которую этот тип, видимо, подвел к домашнему водопроводу.

- У меня условный срок,- выдал я без обиняков.

- Забрали на основании решения суда?- оживился щекастый, хотя мы только что ему обрисовали ситуацию. Пришлось повторить еще раз.

- Вы предупредили надзорного инспектора, когда попали в больницу?

- На следующее же утро,- ответил я.

- Очень странно.- Дядечка, прикрывшись щеками, углубился в изучение мыслей. Потом спросил:- Ранее были какие-либо претензии со стороны опеки? При осмотре квартиры, при беседе с соседями, при посещении детсада?

Мы с Леной синхронно мотнули головами.

- Как у вас обстоит с алкоголем?

- Жена не пьет. А я – и сейчас нетрезв.

Я сделал вид, что не заметил злобный взгляд Лены. Мне просто хотелось, чтобы этот любитель «Кензо» все-таки перестал пялиться на своего долбаного суфлера и осознал, что к нему пришли живые люди с живой бедой. Я просчитался, - впрочем, мне не привыкать. Дядечка даже не повел щеками. Только плечами пошевелил и брякнул:

- По-человечески это понятно. У вас изъяли ребенка, причем с такими вопиющими нарушениями. В нашей стране традиция снимать стресс спиртным. Но больше вам не стоит это афишировать, и если нет систематических употреблений, сделаем вид, что и этого не было.

Мне вдруг стало казаться, что ярлык алкаша можно приобрести только по большому блату или за взятку. Иначе как объяснить, что люди в упор отворачиваются от брошенных в лицо фактов. Или, может, мне следовало пробить ножом и вторую руку тоже?

- То, что сейчас происходит в вашем случае, называется временным изъятием,- разъяснил дядечка, полыхая французскими ароматами.- Часто это заканчивается судом, который в свою очередь выносит постановление, следует ли ограничить родителей в правах, или вовсе лишить прав, или вернуть ребенка в семью, назначив испытательный срок. Но перед судом органы опеки проводят расследование, и вот тут ваша задача всячески им содействовать. Лично я не вижу причин доводить дело до суда. Органы опеки проявили инициативу в качестве превентивных мер. Такое случается чаще, чем вы думаете. В вашем же случае, учитывая характер статьи по условному сроку, ничего удивительного. Если теперь сделать все правильно, ребенка вам попросту вернут, и вернут быстро. У вас же имеется справка из больницы? Что у вас обычная бытовая травма?

Я кивнул, усомнившись. Справка имелась, о ней меня предупредила еще Альбина Наилевна, однако по ее характеру невозможно было определить, бытовуха у меня или криминал. Проникающая рана от острого предмета может трактоваться по-разному, а следак, который обязан был снять с меня показания, процедурой пренебрег.

- Сделайте копии, одну отнесите в Уголовно-исполнительную инспекцию, другую – в органы опеки. Оригинал на всякий случай оставьте, если вдруг будет суд. Теоретически на этом все должно закончиться. В больницу вы попали не в состоянии алкогольного опьянения, я надеюсь?

Лена вновь прожгла меня взглядом, но тут я уже мог расслабить чешки и обиженно заверить щекастого дядечку, что я не такой. Потому как официально мое опьянение в тот день нигде не зафиксировано. Об этом не знала фельдшер, которая везла меня на «скорой». Об этом не знал Бехтерев с бородкой и его Пятачок. Об этом мог знать лишь хирург, который меня штопал, а мог и не знать, потому что признался я в тот день вообще какому-то левому кренделю перед операцией. В любом случае, как я понял за три дня пребывания на больничной койке, никто никому не разболтал и не пришил этот момент к карточке. А то, что я ляпнул тогда соседям по палате про паука под кожей, так это больше похоже на дурную шутку.

- Я бы посоветовал подстраховаться,- добавил юрист.- Соберите еще раз характеристики ото всех, от кого сможете. Родственники, друзья, соседи. Пусть они сочинят вам хвалебную оду. Официально работаете?

- Жена наемный работник, я – ИП.

- С работы обязательно нужна характеристика и справка о доходах. Ну, с ИП – только справка из банка.

Если же упертая бюрократия дотащит наше дело до суда, то, по словам щекастого приверженца европейской парфюмерии, не стоит впадать в панику. Потому как временное изъятие из семьи – это одно, а вот лишение родительских прав – совсем иное. И если первое под силу любому опекунскому каздрюку, то насчет второго – хрен вы угадали. Диму Ваняткина помните? То-то и оно. Судья не будет препятствовать воссоединению, если у него не будет действительно серьезных причин. К примеру, если я не начну на суде демонстрировать свой акварельный альбом с рисунками детских пыток.

- Сейчас все будет развиваться очень быстро,- добавил напоследок юрист.- Не успеете оглянуться, и ребенок вернется домой.

В одном оказался прав щекастый успокаиватель номер один. Дальше все действительно развивалось молниеносно. Мы с Леной едва успели собрать все требуемые бумажки, как случилось то, что вывело нашу с Леной беду на общероссийский уровень, окончательно уничтожило нашу семью, а также человеческое тепло внутри нас.

На телефоне у меня стоит подписка на городские новости, и поскольку утро алкоголика начинается с лютого зависания в туалете и запугивания сортирных крыс, именно там я мельком проглядывал актуальную инфу. Мозг по большей части не включался, потому как редко случались новости, достойные перенаправить мысли в иную сторону, кроме ближайшего виноводочного. В то утро меня поджидал тот самый редкий случай. Я кликнул на новость и прочитал, и пока я ее читал, легкая, едва заметная седина в моих волосах переросла в снежную лавину, а слезы безудержно потекли по лицу.

Новость оповещала, что сегодня рано утром, в 4.05 по местному времени, в городском доме-интернате имени Валерия Чкалова вспыхнул пожар. Площадь возгорания составила 20 квадратных метров. На данный момент пожар потушен, на месте происшествия работают специалисты. Все дети и сотрудники эвакуированы, данные о пострадавших варьируются, но уже точно известно о минимум двоих погибших. К тому времени мы с Леной уже знали, что Артемку поместили именно в этот детский дом.

Я не помню, вытер ли я задницу в то утро. Может, и нет. Я помню, что когда вышел из туалета, то упал, и несколько минут провалялся в отключке. С тех пор, помимо преждевременной седины, хотя мне нет и сорока, у меня периодически немеет левая щека и ощущается покалывание в левой руке. Но с рукой это может объясняться еще и последствиями травмы, ведь я до конца не восстановил подвижность. Еще я забываю некоторые слова, и сейчас, когда пишу эти строки, мне часто приходится прорываться через мозговые заслоны.

Мы схватили такси и ринулись на место происшествия. Всю дорогу Лена что-то бормотала себе под нос, сцепив пальцы. Прислушавшись, я разобрал слова молитвы. Я хотел сказать ей, чтобы она прекращала, чтобы ни в коем случае не делала это, наш бог ушел в многомесячный запой и куражится, выбрав очередного Иова, не нужно его сейчас дразнить. Но я не смог этого сказать, потому что забыл слова.

Возле детского дома – суматоха и полчища служб. Сновали также гражданские, но их было мало, в основном журналисты и зеваки, ведь редкий воспитанник детского дома имени Чкалова мог похвастать отзывчивыми родичами. Детей эвакуировали, но мы не знали – куда, на данный момент еще не выделили информационный телефонный канал для родственников, так что мы с Леной просто цеплялись ко всем подряд. Несколько окон здания зияли черными провалами, из которых продолжал тянуться дым. В провалах иногда мелькали какие-то люди. Вскоре Лене стало плохо, теперь в обморок упала она - повезло, что без травм или ушибов. Я еле-еле смог подхватить ее одной рукой, потом ей сделали какой-то укол и усадили в машину полиции, потому что все «скорые» были заняты.

Нам удалось выведать, что всех детей вместе с персоналом перевезли в горбольницу №1 по Чапаева, где я искал маму после ее смерти. Я пытался отговорить Лену туда ехать, и случайный фельдшер, которая сделала ей укол, тоже отговаривала. Но Лена непреклонно устремилась следом за мной. Очередное такси – и мы летим уже в больницу.

Нет смысла и желания описывать весь этот кошмар. Беготню туда-сюда, регистратуры, медперсонал, множественные взгляды, равнодушие и холодные стены. Как выяснилось впоследствии, события развивались следующим образом. В 4.05 по местному времени поступил первый звонок в пожарную часть с мобильного телефона раннего собачника, выгуливающего своего пса вокруг квартала и первым заметившего дым в здании детского дома. В 4.11 поступило еще несколько подряд идущих звонков, к этому времени в окнах здания уже весело поблескивал огонь. Поднятый по голосовой тревоге персонал экстренно начал сбор и эвакуацию детей, однако все было проделано криво, косо и суматошно, а еще потеряны драгоценные минуты в силу раннего часа, и потому результат оказался трагическим.

Впоследствии на передний план вышел вопрос, почему дым засвидетельствовал какой-то утренний чепушила, а не система противопожарной сигнализации. Сломалось много копий, вылилось немало грязи, была высрана прорва статей и пабликов, посыпался град обвинений и разоблачений, многократно разворачивались сотни тысяч диванов. Даже сама причина пожара претерпела несколько трансмутаций. То это было короткое замыкание электропроводки, а тот факт, что капитальный ремонт всего здания проводился всего три года назад, вызывал лучи ненависти в сторону власть имущих и их подрядчиков. То это был поджог хулиганов, хотя насколько нужно быть отмороженным, чтобы спалить детский дом? Потом опять долго ковырялись в электрике, мусолили так и эдак, приходили к каким-то заключениям, а через день их опровергали. Попытались спустить собак на персонал: сначала обвинили в курении в неподходящем месте, потом в неправильном хранении легковоспламеняющегося хлама, даже попытались придумать пропитанную ацетоном ветошь, заныканную в подвал и там самовозгоревшуюся. В конце концов все-таки поставили точку на неисправной электрике и сунули концы в воду, забаламутив демагогией всю картину произошедшего.

А для нас с Леной все события уложились в короткий и уничтожающий приговор. Всего в детском доме на момент пожара содержалось 28 воспитанников. Пострадало, в той или иной степени тяжести, 12 детей. Трое погибли в огне и дыме. Включая нашего Артемку.

Продолжение следует...