Я и мой дрон - 10⁠⁠

Я и мой дрон

Я и мой дрон - 2

Я и мой дрон -3

Я и мой дрон - 4

Я и мой дрон - 5

Я и мой дрон - 6

Я и мой дрон -7

Я и мой дрон - 8

Я и мой дрон - 9

- Невероятно, - в который уже раз повторил Родерик Канн. – Вы уверены, что это не фейк?

Ричард Бёртон курил, развалясь на диване, вид у него был очень усталый.

- Я знаю Сергея Батурина много лет, - сказал он, выпуская в потолок струйку дыма. – Иногда мне трудно было его понять. Я хороший ученый, просто отличный ученый. А он – гений.

- Демент, - возразил Канн.

- Гениальный демент, - согласился Бёртон.

- Позвольте? – пробормотал генерал Коллинз и снова включил видео.

Все молча смотрели, как в больничной палате молодой мужчина выгибается дугой на койке. Все молча слушали механический голос.

«Я здесь. Помогите»

- Это не первый эксперимент, - сказал Бёртон. – Первый они не записывали.

- Они? – хмурясь, спросил генерал Коллинз.

- Отец парня, - пояснил Бёртон. – Он связался со мной, когда понял, что Кирилл не «овощ».

- Потрясающе! – не в силах бороться с возбуждением, Родерик Канн вскочил и принялся мерить длинными ногами кабинет. – Просто потрясающе! Инвалид детства, ДЦП, поражение нейровирусом, и на фоне всего этого он сумел сохранить разум! Это сенсация, господа!

- Он ли один? – негромко сказал Бёртон, и все посмотрели на него. – У меня было время все обдумать. И я пришел к определенному выводу. Нам нужен этот парень.

- Гм, - сказал генерал Коллинз. – Именно этот? И никто другой? «Овощей»… простите, доноров полным-полно. Вовсе незачем тащить его через полмира. Если вы считаете, что он не один такой. Тем более не факт, что русские так легко отдадут его.

- Я объясню, - сказал Бёртон. – Попытаюсь объяснить, и надеюсь, что вы прислушаетесь к моему мнению. Этот парень, Кирилл… им занимались с самого рождения, наплевав на диагноз. Ему читали книги, показывали мультики. Потом стали учить читать, считать. И все это, между прочим, не видя отклика, не надеясь на результат… Впрочем, вру – как раз Сергей считал, что отклик есть. И попросил у меня помощи. Парню тогда было лет десять, кажется. Задача стояла такая – научить Кирилла общаться с помощью компьютера. Мне это показалось интересным, и я приехал… Не буду долго распространяться, методику вы все знаете…

- Я не знаю, - буркнул Коллинз. Бёртон, задрав брови, посмотрел на него. – Нечего пялиться, - огрызнулся генерал. – Я – старый вояка, офицер. И, между прочим, мама и папа для всех этих умников. Нянька, если хотите. У меня своих забот хватает, и если бы я вникал во всю эту науку, я бы давно рехнулся или пустил себе пулю в лоб.

- Да, - сказал Бёртон. – Да, конечно. Я, собственно, ничего такого… Если позволите, генерал, я вкратце. Предположим, у нас есть пациент, который не может двигаться и говорить. Он в сознании, он все видит и слышит, ЭЭГ показывает нормальную рассудочную деятельность, но выразить свою мысль словами он не может. Не может написать, не может подать знак…

- Не считайте меня идиотом!

- … но думать он может. Мысль – вот единственное, что осталось в распоряжении такого пациента… Генерал, вы видите курсор на мониторе? Да-да, в верхнем правом углу. Попробуйте мысленно подвигать им. Влево-вправо, вверх-вниз…

Судя по сопению генерала Коллинза, он честно пытался проделать этот фокус.

- Не трудитесь, у вас ничего не получится. И ни у кого не получится. Я имею в виду – без специальной аппаратуры, которая будет считывать электрические импульсы вашего мозга и передавать их на компьютер. Мы всегда начинаем с само простого: выводим на монитор два слова: «Да» и «Нет», задаем простой вопрос, а пациент должен подвести курсор к нужному ответу. Сразу ни у кого не получается, но стоит пациенту освоить принцип, почувствовать его, прочувствовать… и готово - с ним можно вести полноценный диалог. А если поставить на компьютер программу озвучивания текстовых файлов…

- Я все понял. Видел такое в кино. Правда, всегда считал это выдумкой.

- Нет-нет, это вполне себе реально, - вмешался Родерик Канн, одобрительно кивая Бёртону. - Собственно, бионические протезы построены на том же принципе…

- Благодарю вас, мистер Канн, - ледяным тоном произнес Бёртон. – Вы позволите, я продолжу? Так вот, что касается этого мальчика… хотя сейчас он давно уже не мальчик… За всю свою жизнь Кирилл не совершил ни одного осознанного целенаправленного движения. Он не брал рукой конфету, не засовывал ее в рот… черт, он даже в носу ни разу не поковырялся! Понимаете? Его мозг понятия не имел, как это – двигать рукой, сжать пальцы в кулак и так далее. Добавьте сюда частичную атрофию зрительных нервов. А теперь оцените сложность задачи, стоящей перед нами.

Бёртон замолчал и потянулся за новой сигаретой. Прикуривая, он искоса разглядывал коллег – оценили? впечатлились? Судя по выражению их лиц – таки да, и оценили, и впечатлились.

- У Кирилла все получилось. Я на это не особо рассчитывал, и честно предупредил Сергея, но он был уверен, что мальчик справится. Сказал, что у него есть основания так думать. И, как вы понимаете, оказался прав. Парень меня поразил. Он хватал все на лету, я в жизни не видел ничего подобного, он даже… - Бёртон осекся. – Извините, я немного увлекся. Собственно, речь не об этом. Я считаю, что жертвы нейровируса, как и Кирилл, сохранили разум. Конечно, у нас всего один достоверно подтвержденный случай, но…

- Нет! – Канн вскочил и возбужденно заходил по кабинету. – Нет, подождите! Я лично видел ЭЭГ этих, как вы сказали, жертв. И я с уверенностью утверждаю, что ни о какой рассудочной деятельности там и речи быть не может! Плато, господа, почти ровное плато! У людей такого не бывает – ни у коматозников, ни у полных дебилов. Конечно, если у вашего Кирилла ЭЭГ отличается от остальных…

- Ничуть, - вежливо откликнулся Бёртон. В этот раз он не сердился, что его опять перебили. Напротив, был даже доволен. – Уверяю вас – все то же самое. Такое же, как вы изволили выразиться, плато. И редкие всплески активности. Очень кратковременные. Все как у всех, - повторил он.

Канн посмотрел на него. Пожал плечами, сел.

- Тогда я не понимаю.

- А я, кажется, понимаю.

Профессор Свенсон, поставив видеозапись на паузу, повернулся к Бёртону. Все это время он не произнес ни одного слова, снова и снова прокручивая запись.

- Да, понимаю. Стимуляция, верно? Что у него там в руке было, у этого вашего Сергея? Электрошокер?

- Точно, - с удовлетворением подтвердил Бёртон. – В самую точку, профессор!

Родерик Канн и генерал одновременно сунулись к монитору.

- И обратите внимание на энцефалограф, - продолжал Бёртон. – Вон там, слева. Прокрутите немного вперед… еще чуть-чуть… стоп! Видите?

- Ничего не разобрать, - раздраженно сказал Родерик, возя носом по экрану. – Отвратительное качество.

- Да бросьте вы, Канн, - сказал генерал Коллинз. – Уж на что я далек от всего этого, но даже мне понятно – там явный всплеск. – Он обернулся к Бёртону. – Что, парень на минуточку стал нормальным?

- На четыре, - поправил тот. – Точнее, на четыре минуты и двадцать две секунды. И за это время парень сумел что-то понять и даже установить связь. Да, урезанную, одностороннюю… но он дал нам ясно понять, что он – живой и разумный.

- Болевой шок вывел его на прежний уровень. Пусть даже ненадолго, - задумчиво проговорил профессор Свенсон. – Очень, очень интересно. И неожиданно. Я не сторонник поспешных выводов, но могу предположить, что там, под «плато», Кирилл не утратил разум. Нейровирус всего лишь отрезал его от внешнего мира.

- Господи! – потрясенно воскликнул Канн. – Все эти годы… все эти двенадцать лет! Как в гробу! Заживо погребенный! Бедный парень!

Генерал резко встал и подошел к окну. Отвернувшись от всех, он стоял, сцепив руки за спиной… побелевшие руки за очень прямой спиной.

Канн растерянно смотрел на генерала, потом обернулся к Свенсону, но тот сделал знак: молчи! Повисла напряженная тишина.

Двенадцать лет, думал генерал Коллинз, двенадцать проклятых лет… целая вечность… Энни, Джерри, девочки мои, я виноват перед вами, я предал вас, когда оставил в госпитале. Меня уверяли, что за вами будет надлежащий уход, и не соврали, а вам не уход был нужен… Я не хотел, чтобы вы стали подопытными кроликами, я думал, что оберегаю вас от ужасной участи – и ошибся. Что может быть ужаснее – ничего не видеть, не слышать, не ощущать, и при этом оставаться в полном разуме? Звать, кричать, биться о невидимую преграду, отделившую тебя от мира? Вы звали меня, я это точно знаю, вы думали – вот придет папа, сильный добрый папа, и все сразу станет хорошо, все станет, как прежде… а папа не пришел, папа спасал человечество…

Я думал, что вы – «овощи», просто тела с набором базовых рефлексов. Мне было больно, но эта боль ничто по сравнению с той, которую причинил мне сейчас злой ангел по имени Ричард Бёртон. И ничего уже изменить нельзя.

Или можно?

- Мистер Бёртон, вы уверены, что вам нужен именно этот русский? – голос генерала звучал сухо, деловито – как обычно. – Мы можем предоставить вам любой материал, на выбор. У нас большой выбор, мистер Бёртон. И прекрасная аппаратура. Вы можете начать в любой момент, хоть сегодня…

Кажется, у меня начинается истерика, отстраненно подумал Коллинз. Надо же, столько лет держался…

- Я объясню, - мягко сказал Бёртон. – У Кирилла была хорошая школа – он уже был изолирован от общества. Тогда, в раннем детстве. Когда же пришел нейровирус… Не уверен, но предположу, что он воспринял это как сбой аппаратуры. С ним это бывало и раньше – компьютер зависал, интернет отключался, барахлил слуховой аппарат…Он терпел и ждал. И тогда, и сейчас. Вот, дождался. А у других детей – я имею в виду нормальных, полноценных детей – такого опыта не было. И когда их «выключили»… Я бы лично сошел с ума. Я, взрослый человек, не смог бы удержаться на краю безумия. Дети более пластичны, но и их ресурсы небезграничны. Думаю, что у большинства из них психика необратимо искалечена. Даже если мы сумеем установить с ними контакт… а мы не сможем, потому что они никогда не общались с помощью аппаратуры, они даже представить себе не могут, как это – полностью зависеть от аппаратуры… даже в этом случае мы не сможем вернуть им полноценную жизнь. Потому что жизнь для них – это, прежде всего, жизнь физического тела. Они ходили и бегали, кричали и смеялись. Они ели мороженое и бургеры, дрались и мирились, они в любой момент могли обидеться и уйти… а теперь лишены всего этого, превратившись в чистый разум, зацикленный сам на себя. Я уже не говорю про младенцев – они даже не поняли, что с ними произошло, да и не могли понять в принципе. И шансов на развитие у них не было никаких. Дети-маугли, слышали о таких? Ничего человеческого.

- То есть, вы делаете ставку на калек? – спросил Свенсон. – Слепых, глухих, парализованных?

- Если они такие, как Кирилл, то да. Но много ли таких? И где их искать?

- Тогда что вы предлагаете?

- Программу, - немедленно, словно ждал этого вопроса, откликнулся Бёртон. – У меня есть программа… правда, сырая еще, но она ставит конкретные задачи. – Бёртон повернулся к Коллинзу. – Послушайте, генерал, у меня уже во рту пересохло. Предложите нам чего-нибудь выпить. Хотя бы воды со льдом, если вам жалко коньяку. Говорят, у вас сохранился запас.

Родерик Канн возмущенно фыркнул, но генерал, к его изумлению, достал из ящика стола бутылку.

- Джин, - кратко проинформировал он. – Сойдет?

- На безрыбье, как говорится…

Бёртон потянулся к бутылке, но Коллинз жестом остановил его.

- Мистер Канн, пожалуйста, принесите стаканчики из кулера. Мы же не дикари какие-то.

Несмотря на слово «пожалуйста», сомнений в том, что это была не просьба, а приказ, у Родерика не было, и он бросился выполнять его. Кулер находился в общем холле, и Родерик очень торопился. Ему не хотелось пропустить что-нибудь важное. «Программа, - на бегу думал он. – Что за программа такая? Неужели он хочет вернуть донорам разум? Но зачем? Какой в этом смысл? Только лишние мучения для бедолаг. Да и для нас… Такая моральная нагрузка! Справимся ли мы?»

- … ваши технологии, - говорил Бёртон, кода Родерик вернулся в кабинет, неся четыре пластиковых стаканчика. – Точнее, не ваши, а инопланетные, но в данном случае это неважно. Я изучил все отчеты, и должен вам сказать, генерал, что ваши эксперты произвели на меня удручающее впечатление. Это не группа специалистов, это сборище недоумков, прощу прощения за прямоту!

- Специалисты, - проворчал генерал, разливая джин. – Эксперты. Слова-то какие, господи!

- Военные техники, - пояснил профессор Свенсон, видя недоумение на лице Бёртона. – Их нам пачками слали. Они, конечно, ребята толковые, на своем уровне, но нам-то требовалось нечто иное. Понимаете, мистер Бёртон…

- Дик, - сказал Бёртон, поднимая стакан. – Пожалуйста, просто Дик.

- Уле, - кивнул профессор Свенсон, поднимая свой.

- Род, - вставил Родерик Канн.

- Генерал Коллинз, - отрезал генерал. – Заканчивайте эти ваши китайские церемонии, давайте выпьем и перейдем уже, наконец, к делу.

Чокнулись, выпили, закурили. Все, кроме Канна, он морщился от табачного дыма, но терпел.

- Понимаете, Дик, мы составили список. Восемнадцать фамилий, включая вашу. Восемнадцать головастых парней, способных на научное безумство. И что? Нас услышали? К нам хотя бы прислушались? Вот вам, - Свенсон сделал неприличный жест. – Секретность у них, видите ли, на первом месте, лояльность, чтоб их…

- Профессор, - укоризненно сказал генерал.

- Короче, нам удалось свести вред от действий этих, с позволения сказать, специалистов к минимуму, но это все. Никаких продуктивных идей у нас нет. Да, честно говоря, и не до этого было. Вы же понимаете, Дик, вакцина для нас стояла на первом месте. Если человечество выживет, у него будет время и возможность заняться инопланетными технологиями. Если нет...

- Это понятно, - кивнул Бёртон. – На тот момент выживание вида было единственно возможным приоритетом. Честь вам и хвала за это. Но теперь, когда мы выжили и даже благополучно размножаемся, не поря ли вплотную заняться технологиями? Пока еще живы те, кто способен на это?

- Ну что вы такое говорите, Дик? – решительно возразил Родерик Канн. – Во-первых, мы еще молоды… ну, пусть не молоды, но впереди у нас куча времени. Во-вторых, дети. Они заменят нас в будущем. Точно так, как мы заменили своих учителей. Понимаете, преемственность…

Бёртон откинул голову на спинку дивана, закрыл глаза.

- Мне сорок восемь лет. Предположим, я доживу до семидесяти. Ладно, до восьмидесяти. Черт с вами, пусть будет до ста. Сколько специалистов своего уровня я смогу подготовить? И это при том, что, кроме кибернетиков, нужны врачи, энергетики, педагоги, летчики, строители… биологи, физики, химики, астрономы… Перечислять можно долго, но одно понятно – всех новорожденных на это не хватит. Нас осталось очень мало. То есть для продолжения рода достаточно, а для продолжения прогресса – мало. Поверьте моему слову, очень скоро человечество ждет гуманитарный коллапс. Даже при том, что нам удастся сохранить весь объем накопленных знаний, немногие смогут им воспользоваться. Наступит время гениев-одиночек, наука станет исключительно прикладным явлением. Конечно, человечество справится с этим, оно всегда со всем справлялось, во всяком случае, до сих пор. Но стагнация будет, и к этому надо быть готовым.

- Эк куда вас занесло, - проворчал генерал. – Вы, оказывается, еще и социолог.

- Я – доморощенный футуролог. Впрочем, вы правы. Давайте вернемся к нашим баранам. Я подготовил небольшой доклад, - Бёртон достал из кармана флэшку, кинул ее на стол.

Свенсон и Канн одновременно потянулись к ней, но генерал Коллинз опередил их и накрыл флэшку ладонью.

- У меня болит голова, - сообщил он. – У меня ужасно болит голова. Я хочу выслушать вас, еще выпить и пойти спать. А эти умники пусть изучают ваш доклад и грызут друг другу глотки. Без меня.

- Постараюсь покороче, - пообещал Бёртон. – Итак, изучив отчеты ваших ребят, мы – да и не только мы – обратили внимание, что в зонде отсутствует то, что можно было бы назвать системой управления. Никаких кнопок, рычагов, джойстиков и прочего. Как у наших дронов-беспилотников. Но в зонде был пилот. Для чего? Непонятно. Я бы даже сказал – расточительно.

Профессор Свенсон покивал.

- Он управлял силой мысли. Да, была у нас и такая гипотеза. Чистая фантастика.

- Кто знает? – возразил Бёртон. – Вы обратили внимание на строение мозга пришельца? То есть, что я спрашиваю? Вы же его и препарировали. Так вот, есть там одно образование в субарахноидальном пространстве. Некоторые посчитали его второй паутинной оболочкой. Дублирующим, так сказать контуром.

- Полная чушь! – сердито закричал Канн. – Дилетантизм чистой воды! Паутинная оболочка образована соединительной тканью. Она содержит фибробласты, ясно вам? Ее трабекулы вплетаются в мягкую мозговую оболочку и никогда – никогда! – не проникают в вещество мозга! Я нейрохирург, я знаю, о чем говорю!

Генерал открыл было рот, чтобы приказать Канну заткнуться, но Бёртон слушал очень внимательно, и генерал промолчал.

- У пришельца точно такие мозговые оболочки, как и у нас! - продолжал бушевать Канн. – А эта штука… это черт знает что такое! Какая-то коллоидная сетка, вросшая в мозг.

- Как у нее с электропроводностью, док? – быстро спросил Бёртон.

- Что? Электропроводность? Нет у нее никакой электропроводности. Если хотите знать, я вообще думаю, что это искусственное образование!

- Рю считает, что это похоже на оптоволокно, - вставил Свенсон. – Только не из стекла, а из неизвестного нам вещества с управляемой аморфностью.

- Да, - кивнул Бёртон, - да, именно так – искусственное образование. С помощью которого пришелец управлял своим зондом.

- Но он же не был подключен к зонду! – возразил генерал. – Я лично видел – никаких разъемов, никаких штекеров, вообще ничего такого. Он просто лежал в своем ложементе…

- И управлял силой мысли, - закончил Бёртон. – Точно так же, как Кирилл управлял своим компьютером. Согласен, разница очевидна, но это всего лишь разница технологий. У них покруче, у нас попроще. Но принцип один… Мне нужен Кирилл, - помолчав, сказал он. - Мне нужен доступ к зонду. Мне нужна моя команда и Сергей Батурин. И все это как можно быстрее. Я уверен, что рано или поздно пришельцы вернутся. Они не просто так посеяли смерть. Им нужна чистая, свободная от разума планета. И не спрашивайте меня, почему им не нужен контакт! Не нужен, и все тут! И я хочу приготовить сюрприз для тех, кто вернется. Я не уверен, что это произойдет при моей жизни, но я хочу хотя бы начать.

Генерал молча полез в стол, достал блистер с таблетками, вылущил две штуки и демонстративно выпил лекарство. Выспаться мне опять не удастся, говорил его вид.

- Ну, команда, это понятно, - сказал Канн. – Зонд, аппаратура… Кирилл, в конце концов. Но зачем вам нужен этот ваш Батурин? Он же демент.

- Дайте и мне таблеточку, генерал, - попросил Бёртон.

- Угощайтесь, - буркнул Коллинз, толкая блистер на середину стола. – У меня большой запас, на всех хватит… Демент, говорите? Этот демент додумался до такого, до чего не додумался никто из вас.

- Я же говорил – гений, - напомнил Бёртон. – Три четверти моих работ это его идеи… Полагаю, генерал, вы не откажете моему другу в вакцине?

- Знаете уже? И когда успели? Это ведь секретные сведения, свеженькие, с пылу с жару. Я, между прочим, подписку давал.

- Вы – военный, - возразил Бёртон. – А я ученый. Для меня эта ваша секретность, дисциплина, субординация – просто звук. Сотрясание воздуха. Меня проще расстрелять, чем заставить молчать.

- Перед строем, - предложил генерал. – А потом устроить почетные похороны с салютационной срельбой тремя залпами в воздух.

- Будет вам вакцина, - сказал профессор Свенсон. – То есть, не вам, конечно, а вашему другу. Даже не сомневайтесь.

Приоткрыв рот, Родерик Канн переводил взгляд с одного собеседника на другого. Вид у него был несколько ошарашенный

- Я чего-то не знаю? – осведомился он. – Все знают, а я нет? Интересное дело.

- Это новая информация, - сказал генерал и покосился на очень довольного Бёртона. – Она нуждается в проверке. Но если коротко – вакцина делает деменцию обратимой. Вот так-то. – Он вздохнул. – Все, обсуждение закончено, выметайтесь из кабинета. Я сейчас буду просить, унижаться и валяться в ногах у командования. Понимаю, зрелище забавное, но насладиться им я вам не дам.

Выходя из кабинета, Бёртон прихватил бутылку с остатками джина. Генерал Коллинз сделал вид, что ничего не заметил.

Кирилл прибыл на базу через тридцать четыре дня. Еще через месяц ему вживили электроды по схеме, разработанной Сергеем Батуриным. Из операционной Кирилл вышел самостоятельно. Точнее, выехал на инвалидном кресле с электрическим приводом.

- Спасибо, дядя Сережа, - металлическим голосом сказал динамик, укрепленный над подголовником.

Слабая электрическая стимуляция, что-то вроде электрофореза, сотворила чудо – сигналы из внешнего мира проникли под плато. И пусть «плато Батурина» никуда не исчезло (хотя многие втайне на это надеялись), пусть видеокамера и стволовой имплант заменяли Кириллу зрение и слух, а говорил он по-прежнему через программу озвучки, он раз и навсегда перестал быть «овощем».

***

- Этот Кирилл, он был первым, да? – спросила я. – Первым дроном?