Встретимся снежным летом⁠⁠

В июне неожиданно ударил мороз и выпал снег; с этого все и началось.

Бабушка Инна Константиновна весь вечер, причитая, переносила из теплицы в дом ящики с невысаженной рассадой. Кое-что еще можно было спасти, но большую часть растений мороз убил безвозвратно.

Баба Инна проклинала на чем свет стоит весь мир: синоптиков, которые только бают про какое-то там потепление; заводы,что портят природу, погодное оружие, про которое писали в газете; батюшку Петра, что плохо молился и даже ленивую соседку Катю. Она-то до сих пор ничего не высадила, а значит вся рассада у нее дома, на теплом подоконнике, живая и здоровая.

Пересчет капустных ростков принес сильную душевную муку, поэтому баба, перекрестившись, добавила себе в вечерний чай ложку коньяка и уселась перед выключенным телевизором, размышлять – где добыть новую рассаду.

На улице все холодало.

Было 9 часов вечера, когда баба Инна встала, подошла к окну и увидела морозный узор, затянувший все стекло, словно в канун Нового года. При том, что по календарю уже больше недели было лето.

Ледяные завитки отсвечивали красноватым в лучах заходящего солнца, сквозь них был виден куст цветущей черемухи.

"Побьет морозом все, - думала баба Инна и сердце ее стучало быстро-быстро, - И цветы, и листья и каждую травинку. Летом все голое стоять будет. Как... Как тогда".

От страшного воспоминания подкосились ноги и женщина почти упала на стул. Что же это такое, неужто все опять?!

Многое Инна Константиновна пережила за свою жизнь. Что-то помнила хорошо, что мельком. Но то страшное лето, грянувшее 50 лет назад, никогда не забывала, оно словно застряло в ней осколком и болело без конца.

"Какого же числа это было?" - с тревогой думала баба Инна, оторопело глядя в заледеневшее окно. В голове мелькали картинки, яркие и четкие, будто все было вчера. И было это в субботу, точно, в субботу. Потому что вечером они собирались в баню...

Слезы подкатили, стало жарко и тесно в груди.

— Наденька, золотце... - прошептала Инна, – Что же тогда случилось?

На улице завывал ураган, ломая цветущую черемуху.

***

По заснеженному полю шла молодая девушка, практически девочка, одетая лишь в легкое желтое платье. Она шла, словно незрячая, вытянув правую руку вперед, будто что-то нащупывая перед собой, а левую руку она прижимала к лицу. Девушку трясло.

Внезапно она остановилась, позволив метели закружиться вокруг себя. И закричала.

***

Инна Константиновна уже лежала в своей кровати, все утирая бегущие слезы, когда в окно постучали.

— Кого нелегкая... - бормотала женщина, обуваясь и накидывая на плечи теплый плащ.

На улице все кружила метель. На крыльце была наледь; лишь непонятно откуда шел сильный цветочный запах.

— Кто? – крикнула Инна Константиновна, подойдя к калитке.

— Баб Инн, это я.

— Кристина?! А ты чего здесь?

В приоткрывшуюся калитку нырнула девушка, волоча за собой чемодан.

— Баб Инн, давай в дом зайдем, у меня сейчас все отвалится от холода.

— Так ты бы еще легче оделась, - баба Инна со скепсисом посмотрела на внучку в коротенькой юбке и тоненькой кофточке, - Можно было просто голышом пойти, чего это ты растерялась?

Но Кристина уже забежала в дом, бросив чемодан в сенцах.

Инна Константиновна со вздохом закрыла калитку на щеколду и пошла вслед за внучкой.

***

Кристина была укутана в теплое одеяло, напоена горячим чаем и положена спать. На малейшую попытку спросить, что случилось, девушка разревелась, впрочем, быстро затихла.

Холод, усталость и стресс сделали свое дело – едва допив чай, она уснула.

Баба Инна занесла ее чемодан в дом (неужели в нем не было вещей потеплее?), подоткнула непутевой внучке одеяло, и сама пошла спать. Она уже примерно догадывалась, какой рассказ ее ждет по утру. Что-то в стиле: "Козел, опять водил баб, а я ему сказала, что ты меня больше не увидишь и побежала, в чем была к тебе, бабуля. Теперь буду жить с тобой, пока не найду очередного козла, ну или этот не извинится". Сценарий был старый, отработанный. Разве что до этого Кристина все же старалась одеваться по погоде, когда бежала в ночь. Это, конечно, аномально, когда утром +20, а к вечеру -7, но какая-то соображалка должна была появиться к 24 годам?

Впрочем, судя по тому, как Кристина себя вела, ум у нее не появлялся, а лишь усыхал.

Кое-как пристроив гудящие ноги, баба Инна стала засыпать, решив принять все стоически – и дурную погоду, и дурную внучку. Судьба, что теперь сделаешь...

... Около трех часов ночи, дом сильно затрясло. Со звоном полетели на пол фарфоровые статуэтки, загрохотали перевернутые стулья. Баба Инна упала с кровати, больно ударившись боков об угол комода, а через несколько секунд заверещала Кристина, тоже скатившаяся с дивана.

И все стихло.

— Землетрясение, баб Инн!

Они выскочили на улицу, задыхаясь и потирая ушибленные места. Метель стихла, было заметно теплее. Тут и там слышались голоса соседей, тоже выбежавших в исподнем. Люди переговаривались, замирая от страха и не зная, что делать: землетрясения здесь были большой редкостью.

Инна Константиновна стояла, как оглушенная. Господи, и тогда тоже был толчок! Что же это?!

Минут через двадцать, убедившись, что вроде бы все стихло, люди начали расходиться по домам.

Кристина потрясла бабушку за плечо – та присела на скамейку и смотрела перед собой, словно забыв где находится. В неверном свете фонаря, ее лицо выглядело мертвенно-бледным.

— Баб Инн, ты чего? Пошли домой, холодно же.

Инна Константиновна подняла на нее взгляд. Такой, что внучка отшатнулась.

Почти минуту женщина молчала. А потом проронила:

— Иди в дом. Я подышу еще немного, может прогуляюсь.

— Прогуляешься?!

— Иди, ничего со мной не станется. Подбери там, что попадало.

— А если еще раз толкнет?!

— Не толкнет. Иди, точно себе что-нибудь застудишь.

Баба Инна поднялась, запахнула поглубже теплый плащ и побрела по улице, сгорбившись и шаркая ногами.

***

Девушка в легком платье все шла вперед.

Светлые волосы растрепались по плечам, хотя когда-то они были заколоты в высокую прическу. По исполосованным щекам текли слезы. Вьюга кружилась вокруг нее, не давая ничего увидеть. Но людей не было. Никого...

И тогда девушка легла прямо на заснеженную землю, свернувшись клубком и закрыв глаза. Страх, одиночество и холод отступили. Ей стало тепло.

***

Июнь 1962 года начался с того, что подорожали продукты, а Надька, ети ее в душу, втрескалась в студента, которого отправили в этот городишко на практику.

Когда мать узнала, что дочка пришла домой за полночь, после посиделок с этим городским придурком, она пошла в огород, срезала прут и приговаривая: "А ну, иди сюда, шалава малолетняя!" начала гоняться за Надькой по двору.

Инка кинулась на перерез матери, ухватила ее за талию и завыла тонким голосом:

— Не надо, мамочка, не трогай ее, не надо!..

— А ну, отойди, отойди, говорю! Сейчас тоже перетяну прутом, так что мало не покажется!

Но Инка висела на матери, как клещ, сжав кулачки и зажмурив глаза. Надька успела выбежать за калитку, держась за щеку, на которой наливалась багровая рассечина от прута. Бить мать умела очень ловко.

Было ранее утро и соседи, кто успел выйти из дома на работу, все видели.

— Катерина Никитична, прибьешь девку ненароком!

— Так и надо этой засранке! Поделом! – мать, тяжело ступая, вышла вслед за Надькой, - Слышишь меня, сука? Я тебя предупреждала или нет? Предупреждала?! Еще когда ты со своим Митьком крутила?! Мне шалав в доме не нужно! Проваливай к своему хахалю!

Инка, услышав такое, заголосила дурниной:

— Мама, мамочка, зачем, не надо, не выгоняй ее!

Инке было восемь лет и больше всех на свете она любила старшую сестру Надю. Больше матери.

Надежда в прошлом году окончила школу и поступила в ПТУ на швею. Статная и красивая – вокруг нее вились парни, а соседки исходили ядом, придумывая слухи. Как только сплетни доходили до матери, Надя ходила в синяках, с исполосованными прутом ногами.

На деле, Надя страшно боялась парней. И слухи про Митька, про остальных были просто враньем.

Но в этот раз она и правда влюбилась, и впервые сидела с молодым человеком так долго. Он ее даже в щечку не поцеловал, но матери это было не доказать. Она люто ненавидела всех "шалав" с тех пор, муж ушел от нее к молодухе. Инке тогда было четыре годика.

Что-то сделалось тогда с головой у Екатерины Никитичны.

Сейчас Надя стояла, даже не пытаясь вытирать жгучие слезы, стекавшие исполосованным щекам. Страшная боль – и физическая, и душевная накрыла девушку. И она побежала. Прочь по улице, прижимая ладони к лицу.

— Не возвращайся, шалава! – крикнула ей вслед мать.

Больше никто Надю никогда не видел.

***

К вечеру сильно похолодало, пошел снег.

Екатерина Никитична сидела, прислонившись спиной к стене и, скривив в отвращении губы, смотрела на фотокарточку, висящую возле зеркала. На ней были Надя и Инна в школьной форме.

Инка все плакала, забившись возле печки, скулила как щенок, которому перебили лапы.

— Хватит ныть! Лучше иди поищи свою сестру-проститутку.

Инна замерла.

— Ты возьмешь ее обратно?

Мать промолчала, сжав губы в тонкую нитку, но девочке и не нужен был ответ. Она вскочила и, как была, побежала на улицу.

— Платок накинь, холодает! – крикнула ей мать, но Инна уже выскочила на улицу.

Сначала она побежала к Надькиным подружкам, потом к ПТУ, потом к общагам, где по слухам жил тот самый студент. Никто Надьку не видел. Нигде ее не было.

Инка плакала, умоляла, чтобы позвали Надю. Она решила, что сестра таится, из-за страха перед матерью. Но все лишь разводили руками и говорили:

— Иди домой, замерзнешь.

И правда, становилась все холоднее, хлопьями пошел снег. Инка вернулась домой, не солоно хлебавши.

Мать, не разговаривая с младшей дочерью, протопила баню, сходила, помылась и села за стол ужинать.

Инка и Надя обычно ходили в баню вместе, и сейчас девочка просто не знала, что ей делать. Страшная мука накрывала ее каждый раз, когда она представляла, что Надя больше не вернется домой. Где она будет жить? Как теперь все будет?

... Поздно ночью дом затрясло.

А к утру снег растаял, будто его и не было.

Вместе с ним навсегда пропала Надя.

***

Инна Константиновна шла по улице, вспоминая все это, случившееся ровно 50 лет назад. И как тогда, ее накрыло болью, снова она шептала:

— Надя... Наденька... Сестричка...

Начало рассветать.

Стремительно теплело, снег превращался в лужи.

Баба Инна остановилась возле чужого забора – в темноте она добрела почти до края городка. Нужно было передохнуть, прежде чем идти обратно.

Она медленно огляделась, будто видя свой город впервые в жизни. Что-то было не то...

Мимо проехал "Москвич", каких она давно уже не видела. Такой у председателя горисполкома когда-то был, точь-в-точь. Надо же...

— Бабуся, все хорошо?

Их окна притормозившего автомобиля высунулся мужчина. Инна Константиновна словно окаменела.

— Палыч, ты что ли?!

— Я, бабуся, я... Эй, ты чего!

Баба Инна упала без чувств.

***

Надя вышла к материнскому дому. Все было как в тумане. Она знала только, что страшно замерзла и устала. Пусть высечет еще раз, пусть. Больше все равно некуда идти.

Дом изменился.

Вроде тот же, вот и табличка с адресом... Когда его успели перекрасить? Мать, что ли со злости взялась за ремонт? А где деньги взяла и краску?.. И что за чашка на крыше?..

Надя подергала калитку. Закрыто.

Что сейчас? Утро или вечер? Мать, поди на смене, дома только Инка. Это хорошо, может получится хоть немного поспать...

Надя, шатаясь, словно пьяная, зашла в палисадник и постучала в окно. Перед глазами все плыло.

Калитка открылась, вышла полураздетая девица.

— Я думала, это баба Инна, - сказала она, - А ты кто такая?

Надя в отупении смотрела на Кристину.

— А где мама? – наконец спросила она.

— Уехала в Москву, - ответила девушка, имея в виду свою мать.

— В Москву?! Когда?! Зачем?!

— Лет пять назад. Нет, ты кто такая?

Надя не могла ответить ни слова, просто в изумлении смотрела на размалеванную девку.

Внезапно раздался громкий звук, вроде музыки, только очень странный. Девка полезла в карман, достала что-то вроде бруска, прижала к уху:

— Иди в жопу, урод. Забудь мой номер!

И раздраженно засунула брусок в карман штанишек, коротких как трусы.

— Ну так что, ты кто такая?

У Нади потемнело в глазах от ужаса.

Litmarket