Время Ххуртама (2)⁠⁠

Время Ххуртама (1)

…

Дверь злодейски скрипнула. Андрей оглядел её, понимая, что намеченный ремонт это мёртвому припарки. По-хорошему бы, поставить новую. Красть, конечно, у родителей нечего, но эта хлипкая дерматиновая уродина почему-то вывела его из равновесия.

Мертвому припарки... Мысль о Дане не оставляла. И Андрей списал это на безделье, так почему не поиграть в сыщика? Для начала — сыщика точки, где можно купить нормальную дверь.

У себя закашлял отец. Андрей спросил из коридора:

— Завтракать будешь?

— Буду, — буркнул он.

В комнате послышалась возня, но Андрей уже нашёл рулетку, замерить проём. Занявшись, он услышал отца:

— Ты чего это тут удумал?

— Дверь совсем плохая, — он зажал стальной уголок линейки ногой. — Заменить бы.

— Бестолковая трата денег, — буркнул отец. — Через год-два такая же будет.

Но, вместо того, чтобы пройти в кухню, наблюдал за мучениями сына.

— Ты так вечность мерить будешь. Вот, держи, — он взял рулетку, отдав стальной уголок и поднял под край проёма.

— Деньги есть, а товар?

Отец пожал плечами, ткнул в пачку газет на старом трюмо.

— Здесь погляди. Но учти, краденую не смей брать. Выкину.

И он прошаркал в кухню, где загремел чайником. Андрей передёрнул широкими плечами, сбрасывая ощущение тяжёлого отцовского взгляда.

Вытянув аппарат в прихожую, следующую половину дня он провёл, названивая по сомнительным объявлениям, пока не догадался позвонить Хагуру. Не застал,  но жена того обрадовалась и долго причитала в трубку, что Андрей непременно должен их навестить.

Настроение у парня улучшилось. Видимость активности бодрила, так же как и наличие планов, отгоняя чувство черной пустоты.

В гостиной привычно бубнили телевизор и отец, отвечающий ведущим новостей. Андрей хмыкнул и пошёл проверить курицу, прикидывая, что бы такое с ней сделать.

Тушка выглядела жалко, и Андрей вспомнил, что отцу неплохо и с собой взять харчи. Он покопался в ящике стола, обнаружив тесачок, провёл пальцем по лезвию. Говорят, тут капуста уродилась.

Пожилая соседка отшатнулась от парня, прижавшись к стене лестничного пролёта. И он только тут сообразил, что тесак следовало прикрыть.

— Драсть, тёть Вера, — пробормотал он. — Это... для капусты.

— Ты лицо-то своё видел, ирод? — выдохнула женщина и протиснулась мимо Андрея.

Внутри скребнуло нехорошим, снова напомнив, о чём ему хотелось забыть. Но пальцы сами сжались на рукояти крепче.

На столе оказались и лук, и морковь. Срубленный кочан уже был нашинкован в таз.

Тюк-тюк. Тесак впивался в доску, отделяя аккуратные куски от куриной тушки.

— Как на мясобойне работаешь.

Андрей не вздрогнул, он почувствовал, что не один в кухне уже несколько мгновений назад.

— Это просто курица, — пробормотал он, скатывая порубленное мясо в чугунный казанок.

— Курица, — согласился отец. И по его тону непонятно было, одобряет он умения сына или нет. — Но уж больно ловко ты...

Андрей уже примерялся к моркве. Та сочно хрустнула. Звук отозвался внезапной болью в голове. Застило глаза.

Будто хрустнуло под руками, изодранными в кровь. Неприятно и сухо. Вокруг металась пыль и в ушах всё ещё стоял скрип колодезного журавля.

Андрей на миг замер. С холодным оружием он управлялся ловко, порой не понимая, откуда приходит решение. Руки действовали сами, словно бы отдельно от мысли. К их движениям подключалось тело. Когда в армии его спросили, где он научился так орудовать ножом, Андрей лишь пожал плечами, не зная, что ответить. Он и не учился специально, оно само получалось. Не потому ли Санёк его приметил? Уже не спросить.

Кухня наполнялась запахами еды, а Андрей сидел за столом, помешивая чай.  Прошлёпав шумными тапочками всю квартиру, отец вернулся на кухню и прибавил громкость радиоточки.

— С каждым годом всё дряннее работает, — буркнул он.

— На комбинате тоже электричество глушат?

— Там давно всё обесточено. Каптёрка только запитана и фонари вокруг. И те, через раз не горят. Всё похерили, — отец вздохнул, видно произнося эту мантру в несчётный раз. — Какой комбинат был! Всесоюзного значения! Вагонами грузили руду!

— Воруют?

— Да как... В основном дирекция разворовала уже. Оборудование продали, аж слёзы стояли, когда демонтировали цеха. Сейчас мародёрят по мелочи. Забор где подрежут и лезут.

— И поглядеть можно? — в Андрее проснулось давешнее детское любопытство.

Карташов-старший поскреб небритый подбородок.

— Чего ночью-то глядеть? Днём пущу, гляди.

— Так не темно ж ещё.

— Ну, хочешь по потёмкам потом шарахаться, дело твоё.

— Чего в тех потёмках бояться-то? — махнул рукой младший. — Домой точно дойду.

Согласие отца удивило парня. Ведь в детстве он просился столько раз, но в лучшем случае его отсылали делать уроки. А в худшем — показывать дневник. Неужели отец понял, что он вырос?

— Тогда с тобой сегодня поеду, — объявил Андрей.

…

Матери пока про новую дверь решили не говорить, хотя она и вздохнула, обнаружив, что прежняя всё так же заедает и скрипит.

— Я батю провожу, — коротко сказал Андрей, помня про утреннее, натянул свитер.

— Если с ним пойдёшь, — захлопотала мать, суя в руки сумку с термосом и металлической контаркой, — погляди, топят они там или нет. А ты, отец, пояс собачий надевай, не морозь поясницу.

...

ПАЗ высадил их у конечной. Напарника отца почему-то не было, Карташов-старший ворчал, что снова опоздает.

Сумерки ещё не начали сгущаться и дорога через аварийный мост просматривалась хорошо. Но Андрей смотрел не туда. С Третьего моста заброшенный комплекс девятиэтажек вырисовывался совсем близко. Когда-то подразумевалось, что здесь работникам будет комфортнее, и ближе добираться до комбината, а двухэтажные бараки снесут, устроив на их месте парк. Теперь стройка постепенно разрушалась.

Отец поймал взгляд сына.

— Всё так теперь. Всё похерили... Помню, как искали тебя в этих заброшках. Думали уж, куда сверзился.

Андрей смолчал. Как его тогда искали, он знал только понаслышке. Ведь он был не здесь. Были разодранные штаны, ушибы, исцарапанные пальцы и сорванный ноготь. Слёзы и причитания матери, и страшный, жестокий ремень отца, после которого Андрей не мог лежать на спине ещё неделю.

До ворот комбината Карташовы  добрались молча, пыхтя на подъёме. Каждый думал о своём.

Рядом с проходной в одном окне горел свет. Андрей издалека почувствовал, что там тепло. Потому ли, что вился лёгкий дымок? Он разглядел узнаваемый, повторённый в десятках стилизованных изображений в их городке, силуэт административной пятиэтажки, за которой чуть дальше виднелся массивный монолит лифтового корпуса. От него сверху шла закрытая галерея, где прежде безостановочно работал грузовой шнек. Он помнил те времена, когда здесь была жизнь, и их класс водили на экскурсию, с целью привить уважение к нелёгкому труду горняков и рабочих комбината и в целом к градообразующему предприятию.

Тут было шумно. По территории разъезжала грузовая и прочая техника.

А теперь было пусто и жутковато тихо.

За воротами сразу бросилась в глаза большая, но заброшенная клумба с сухими сорняками.

Дымок объяснялся легко, в помещении, где располагался пост, сами сторожа установили буржуйку, выведя трубу в окно. Котельная давно была законсервирована.

Сменщики приветствовали Карташовых, поспрашивали Андрея, что и как там в столице, но долго задерживаться не стали.

— Ларионову <...> надавайте, если встретите по дороге, — напутствовал их отец. — Пусть чешет быстрее.

— И от себя добавим, — загоготали мужики. — Только бутылки нам оставил.

Андрей продолжал разглядывать неприветливый пейзаж. Где-то скрипнул металл, потревоженный ветром или местной живностью, а эхо глухо отразилось от скал. Казалось, что комбинат живёт уже совершенно другой жизнью. Мрачной, неизвестной, стонущей в глубинах шахты. Сделалось неуютно. Может действительно всё рассматривать при свете дня? Сейчас, когда фонари отмечали лишь габариты, ничего толком не разглядеть. Только шею свернёшь.

Мужики ушли. Отец, глядя на задумчивого сына секунд десять, окликнул его:

— Хватит сопли морозить. Давай внутрь, там разложимся. Потом ходи, сколько хочешь, смотри. От ворот до двери добежали в пару секунд.  Большие стеклянные двери проходной были закрыты засовом, и в сумерках различить внутри автоматы, похожие на те, что стояли в метро, не представлялось возможным.

Каптерка оказалась узкой и длинной. Вторая дверь, ведшая в коридор, была прикрыта, но не заперта. На доске с крючками, рядом с мёртвым сигнальным пультом, висело несколько ключей с бирками. Воздух был густо прокурен. А толстое стекло, прежде выходившее в проходную, занавесили каким-то тряпьем.

— Чего это у вас тряпки висят? — заметил Андрей. — Всё равно темень за окном.

— Это Ларионов всё. Там, грит, чернее, чем на улице по ночам. И всё ему чудится чего-то. Словно кто ходит через автоматы.

Отец содрал занавеску, чтобы Андрей увидел внутренности обширного фойе, где на противоположной стене угадывалась мозаика изображения. Быстро потеряв интерес, младший отник от окна.

— Чего там делать?

И не сунутся туда в здравом уме – воровать нечего, охрана рядом. Голяк.

— Чаю выпьем? — отец полез в сумку, доставая термос. — Чего... Были тут... Взрослые люди, а всё как дети малые. Тоже "смотрят". "Мы ничего не возьмём, только пофотографируем!" И деньги мне суют. Придурки. Шпионы, небось.

Андрей засмеялся, но тут же сделал вид, что кашляет.

— Чего ржёшь, конь Пржевальского? А то я не знаю, где тебя всё детство носило. У других футбол-шмутбол, а этот всё шарится по заброшкам да по горам. Мало мать валидол пила…

— Да. Ещё я помню, как мне за это влетало.

Андрей спокойно посмотрел на отца и тот, очевидно, что-то такое уловил в лице и тоне сына, что невольно отступил на шаг.

— Андрюх... Ты чего? Ты эта... На меня?

Мигнули лампочки, исказив на долю секунды окружающую обстановку.

— Знаешь. Ты прав. Нечего мне здесь шарахаться. Потом как-нибудь.

На улице загрохотала цепь на калитке.

— Явился напарничек, — пробормотал отец, явно с облегчением. — Пошли, выпущу тебя заодно.

Притча во языцех, Ларионов, оказался неожиданно здоровенным мужиком, с белёсыми бровями и ресницами, что придавало лицу вечно удивлённое детское выражение. Он радостно махал Карташову ручищей с продуктовой авоськой.

— Ильич! А это кто? Убыра поймал?

— Сам ты убыр, — проворчал тот, отпирая замок. — Это я смену тебе готовлю. Опять  нажрался, что автобус проспал?

— Да как можно-то? — запротестовал Ларионов. — Я просто не догнал его.

Андрей про себя усмехнулся, но промолчал. Выйдя за калитку, он махнул отцу.

— Увидимся дома.

…

Из-за последнего поворота к мосту показался долгострой, темнея неуместными в этих краях силуэтами. Андрей мазнул по ним взглядом и прищурился. Схватившись за парапет, он подался чуть вперёд, разглядывая огонёк, мигающий в одной из высоток. Конструкция тихо скрипнула, парень отступил на шаг, и огонёк пропал.

Сколько Андрей помнил, стройку заморозили на самом последнем этапе. Бетонные коробки возвели, но ни окон, ни дверей в них так и не завезли. Там не было жутко. Там было... спокойно что ли? Стояли они наподобие сброшенного на стол покерного каре. Один выглядывал из-за другого. И из того, что стоял ближе к реке, с самых верхних этажей, просматривался весь городок вплоть до вокзала. А из торцевых окон было видно, как катят над рекой по канатке тележки от комбината до теряющейся в городке перегрузки.

Почему-то Андрею тоже захотелось курить, хотя он бросил давно, почти и не начав. А ведь первый раз он попробовал затянуться именно там, в заброшках. Долго кашлял, а местный чудак, бездомный дядя Коля смеялся и хлопал его по спине, приговаривая "что, морячок,  крепок табачок?" Потом отнял и жадно скурил остатки сам.

Андрей тот табачок надолго запомнил. Когда мать учуяла, так влетело…

Он ещё некоторое время стоял и смотрел на темные громады, вдыхая холодный воздух, пока тот не заполз под одежду. Парень не сразу понял, что пробрало его морозом не от сырого дыхания реки. Кто-то смотрел на него, именно на него из окна седьмого этажа. Но сколько он не вглядывался в сумрак, так далеко, конечно, разглядеть в мертвых черных прогалах окон, ничего не смог. Желудок резко свело, а мышцы словно обмякли. Андрей сглотнул, пытаясь отогнать наваждение, и заметил, что идёт по мосту в обратную сторону. Чужой ледяной взгляд щекотал затылок.

Накатила внезапная паника.

— Тьфу, чёрт! — завопил Андрей, замотал круглой башкой.

Из кустов под мостом с шумом вылетели птицы. Он дернулся и окончательно опомнился. Сплюнул горькую слюну и не оборачиваясь потопал в сторону городских фонарей.

Ноги несли его по знакомым улочкам, пока мысли текли в другом направлении.

Он пытался отмахнуться от них, убеждая себя, что не сходит с ума. Выходило плохо. Одновременно всплывали кадры видеозаписи, показанные шефом и то, как сейчас отшатнулся отец. И соседка на лестнице. И галлюцинации с огоньком в недостроях.

Холодно, чёрт побери... Нет, дядя Коля уже тогда был старый. Это не он. Впрочем, кто он и как жил, в городке знали только по слухам. Поговаривали, что он вроде сторожил недострои, а потом брался понемногу вообще за любую работу. Его презирали, жалели и побаивались. Побаивались мальчишки, забредавшие в девятиэтажки. Выдумывали, что Коля сумасшедший, разговаривает сам с собой, а может и не только с собой.  И лазали порой исключительно, чтобы пощекотать себе нервишки.

Но Андрей не боялся старика. Да и старика ли? Коля в неухоженной пегой бороде и пыльной одежде, ссутуленный, казался старым. Смолил найденные бычки или дешёвые папиросы как паровоз. Но не пил. Андрей знал точно. Коля ненавидел выпивку и алкоголиков. И последние тоже опасались ходить в недострои.

Пожалуй, Андрей был его единственным приятелем несмотря на разницу в возрасте. Парень никому не рассказывал, но Коля спас ему жизнь, когда, перегнувшись через разболтанные перила в подъезде, Андрей ухнул вниз, в пролет, зацепившись за них же.

"Что, морячок, ванты не сдюжили?" Крепкой рукой Коля вытащил тощего мальчишку и, оглядев, почему-то не погнал прочь. "А, это ты..."

Андрей тогда жутко струхнул и сам бы сиганул от старика, если бы ноги не подгибались.

И после этого он повадился таскать из дома харчи, относил их Коле. Они иногда сидели в его комнатушке на первом этаже, обустроенной разным хламом, а иногда и в яме возле дома, где Коля разводил костёр и пёк картошку.

Воспоминания понемногу привели Андрея в состояние равновесия. И он уже с недоверием отнёсся к своему же испугу на мосту. Может всё же его сигарету Андрей видел только что?

...

Мать выглянула из кухни на щелчок замка, удивившись, что Андрей не остался с отцом.

Тот вздохнул и протопал по коридору, уловив краем взгляда телефон. Мельком взглянул на часы. Те показывали лишь девять вечера. Ещё не поздно, ведь он обещал.

Трубку взяли быстро.

— Алло? Да, это Андрей. Я по поводу утреннего разговора… Да. Меджинов? Джарим Совменович. Да, пишу.

— Кому звонил? — внезапно раздался голос из-за спины.

Андрей дёрнулся. Ему показалось, что голос совсем незнаком и даже не естественен. Но обернулся, в дверях снова стояла мать.

— Я... Да... Завучу школьному. Помнишь её? Встретились сегодня утром, она мне рассказала, что Дана пропала.

Женщина поджала губы.

— Я не удивилась, что та вертихвостка  так закончила, — впрочем она тут же осеклась. — Ну да, о мёртвых либо хорошо, либо ничего.

— Мам! — что-то Андрея задело. — Почему вертихвостка? Почему о мёртвых? Её не нашли!

— Ты чего взъелся-то? Она тебя отшила и хорошо. А то, что о мёртвых... — мать пожала плечами. Порой как медработник, повидавший немало травм и крови, она становилась черствой. — В наших местах так. Словно сам не знаешь. Если девица не уезжала, то скорее всего сгинула. Будто первый случай такой. И туристы пропадали и местные. Кого нашли? А в горах волки. И кто похуже. Хоспади... Чай иди пить, я оладьи напекла.

Андрей всё смотрел на телефон следователя, лежащий рядом с чашкой. Оладьи со свежим вареньем казались райским угощением. И он действительно подумал, зачем ему эта история.

Только мать протянула руку и прочитала имя.

— Он приходил к нам. Спрашивал про тебя.

— Спрашивал? — встревожился Андрей. — Но я же сам только узнал.

— Да. Девушка пропала недели две или три спустя, как ты уехал в Краснодар. Вот следователь и приходил, опрашивал всех, кто с ней общался в последнее время. Кто-то болтал, что вас видели.

Андрей почувствовал, как у него покраснели уши. Кто видел его позор?

В голове щёлкнуло. Нехорошо, холодно. Мысли потекли кристально чисто. Завтра, как проснётся, он позвонит следователю. Если кто и видел, как Дана отшила Андрея, это ничего не значит. И люди не пропадают бесследно.

...

Андрей падал в черноту, хватал ртом воздух, цеплялся за невидимые стены, снова раздирая костяшки пальцев в кровь.

Он катился по склону, больно ударяясь о камни. Идея повисеть на колодезном журавле вместо качелей оказалась не такой весёлой.

Колючие кусты ободрали бок и мальчишка взвыл.

Плюхнулся на спину со всей силы, что-то хрустнуло. Он перевёл дух, пытаясь сообразить, что именно себе сломал, всё тело саднило ушибами. Наверху он видел край разрушенной временем каменной кладки. Весь склон выглядел так, словно  обрушился недавно, и отчасти объясняло, положение колодца в столь странном месте. Просто раньше тут всё было по-другому.

Мальчишка пошевелил пальцами, попробовал приподняться. Что-то снова хрустнуло, локоть провалился в мягкую осыпь. Андрей застонал. Надо вставать, не то предки с ума сойдут, и вообще запрут его дома на все оставшиеся каникулы. И рюкзак остался где-то наверху…

Но подняться он не успел, земля резко ушла вниз. Андрей снова ударился, на сей раз головой. И хрустело уж слишком сухо для живых костей. В спину ткнулось острым, и он невольно откатился, пересилив себя, встал на колени, поглядеть не змея ли. Под слоем грунта что-то было.

Руки жгло от грязи и боли, пальцы гудели от усталости, но мальчишка раскидывал горсти земли с трухлявых досок. Он нашёл. Что-то важное, тайное. И вся эта находка только его! Андрей забыл, что всё болит. Наконец нашёл! Все ухищрения, чтобы собрать рюкзак втайне от матери, вся тяжёлая пыльная дорога до древнего аула, перспектива наказания, всё померкло.

Видимо, в доме был погреб или ледник. Время, ветер и вода изменили рельеф, дом обвалился, и то, что было спрятано, открылось.

Какой-то ящик... Может быть там  старинные винтовки? Или... монеты?

— Ауу… — хлипкая доска отлетела, содрав мальчишке кусок ногтя на мизинце. На землю упали крупные капли крови, сползая в темное нутро находки. Андрей засунул грязный палец в рот. Почувствовал неприятный железный привкус, но это не помогло унять боль в пальце. В голове вертелись все известные ругательства, но Андрей снова поднялся, сплюнув кровь, и продолжил копать.

Теперь, когда столько пережил, он был обязан раскопать этот клад. Что бы там ни было!

Долго возиться не пришлось, в глубине ящика руки коснулись чего-то холодного. Оно звякнуло, словно о камни и... Провалилось!

— Да чтоб тебя, — снова сплюнул Андрей, засовываю руку глубже. Пальцы нащупали что-то, похожее на тонкие рейки решетки. Он схватился за соседнюю доску, рванул, что было сил и тут же отшатнулся.

Среди обломков и земли торчали рёбра. Почти как в учебниках рисуют скелет. Только чёрные и все в пятнах. А между ними, провалившись глубже, блестела прихотливая рукоятка ножа.

Теперь, когда мальчишка его видел, не составляло никакого труда вытащить. Он потянул на себя, но рёбра держали, не желая отдавать находку. И как только нож остался в руке, покинув чью-то могилу, Андрей почувствовал неприятный жар, в голове помутилось.

Палец продолжал кровоточить, изящная холодная рукоять, костяная, с узорными металлическими вставками, быстро оказалась заляпана грязными смазаными отпечатками.

Не нож! Настоящий обоюдоострый кинжал!

Лезвие тускло блеснуло на солнце. Андрей зажмурился и показалось, что оно отразило какое-то движение за спиной, тень. Он резко обернулся, выставив остриё перед собой. Но вокруг было тихо и пусто, только ветер шелестел травой и  путался в осевших развалинах.

...

Сердце набатом отозвалось в ушах, Андрей сел на кровати, всё ещё ощущая привкус крови и земли во рту. Руки болели. Он, дрожа, поднял их перед собой, силясь в темноте разглядеть ссадины. Конечно, ничего в помине не было.

Приподняв матрас, парень запустил туда руку и немного успокоился, нащупав кожу ножен. Он сразу убрал его, зная привычку матери шарить в сумках и рюкзаках в поисках "что нужно постирать".

— Мы вернулись домой. Поэтому ты мне снишься, да? — тихо спросил Андрей.

Или потому, что о скелете он так никому и не рассказал, а вчера всё как назло бередило память?

Рассказать – тогда означало для него потерять кинжал. Объясняться, где и почему он шлялся. Нет, эти кости лежали сотню лет и дальше полежат, так он тогда решил. К сожалению, в гробу ничего больше не было, хотя Андрей, преодолев омерзение, осмотрел свою находку тщательно. И напоследок даже насадил откатившуюся в ноги покойника черепушку обратно на плечи, посоветовав больше не терять.

Андрей провёл ладонью по лицу, сбрасывая остатки тягучего сна. Чертовщина какая-то... Он вытянул лезвие из ножен и откинулся к стене.

Может не надо было возвращаться? Может нужно было драпать куда подальше? Почему он всегда ведётся как бычок на убой?

"Потому что на записи был ты, — ответил внутренний голос. — Потому что у тебя с башкой проблемы. И это ты выходил из квартиры, где нашли три трупа. Куда ты побежишь? Тебя найдут. Или стукнут ментам и всё. Добегался. Сиди и не пыжься, герой."

Андрей долбанул головой в стену. Стоит ли вообще звонить местному следаку? Он на пенсии, ну что?

"Никто не знает. Это другое."

...

— Мам, я по делам! — крикнул Андрей от двери. Хагур уже ждал внизу, денёк предстоял нелегкий, навестить четыре точки, присмотреть нормальную дверь. Хагур сделал музыку потише, когда Андрей уселся рядом.

— Привет, дядь Хагур.

— Здравствуй, дорогой! Чего не весел?

Видимо он заметил бледность Андрея. Хорошо, хоть дрожь в руках получилось унять.

— Да так, — отмахнулся Андрей. — Сон дурной приснился. Поехали сначала в тот конец города?

Андрей пытался сосредоточиться на том, чем занят, хмурил брови, оглядывая товар, ковырял царапины на дверях, цыкал зубом. Но его не отпускало чувство, что кто-то за ним следит, что он прежде ощущал подобное, не только вчера или во сне.

Хагур суетился рядом, торгуясь с продавцами с присущим ему азартом.

— Э, щелеф, мы тебе сейчас такую дверь купим, слушай! А мастеров этих не бери. Плохо сделают. Вот у меня человек есть...

— Да мы сами с батей, — отмахивался Андрей. — Он выходной.

Карташов старший был мрачен и ворчлив, когда его разбудили затаскивать тяжелую конструкцию на этаж. Мать ожидаемо заохала серому металлическому монстру, снятому с какого-то сейфового помещения.

— Там крепежи ещё...

Андрей спустился к машине, чтобы рассчитаться и забрать здоровенные болты.

— Ты замок всё равно поменяй, — посоветовал Хагур и отчалил.

Андрей шагнул к подъезду, когда заметил ссутуленную фигуру на углу улицы. В авоське гремели пустые бутылки. Человек обернулся на парня, прошамкал неслышно и побрел за угол.

— Дядь Коля! Коля! — гаркнул Андрей и припустил за человеком.

Ветер зашумел в ушах, мимо проносились  дома, улочки, люди. Андрей мчался, позабыв обо всём. Но Коля был неуловим. Поворот, ещё один. Сердце бешено ухало, горячо вырывалось дыхание, но преследуемый будто знал каждый шаг, оказываясь далеко впереди.

Очнулся Андрей, стоя на мосту. Он окончательно потерял Колю. Куда тот подевался? Карташов облокотился на перила, переводя дыхание.

— Тьфу! Что за чёрт?! — сплюнул он, саданув кулаком о перила.

Те задрожали, но в ответ обожгли руку холодной болью. Парень пробурчал что-то неразборчивое. Чего ему взбрело в голову гнаться за бомжом?! И увидел силуэт за ветвями кустов, бредущий в сторону недостроя.

— Ты ж, старый <...> !

Сейчас было проще нагнать старика и сказать ему пару ласковых, чем возвращаться. Яростно матерясь про себя, Андрей решительно направился туда же.

(Продолжение следует...)