Ворона. Часть 1.
Пробуждение было долгим и мучительно похмельным. Сна ночью не было, я выпил почти всю бутылку водки, пытаясь отключиться хоть ненадолго. Просто сидел и опустошал рюмку за рюмкой. В какой-то момент алкогольное забытье накрыло меня хмельной волной и утянуло камнем на дно. Я этого и добивался, так что сопротивления не оказал, не барахтался.
В холодильнике есть пиво, я это точно знал. Оно может снять последствия пьяной имитации сна и покоя. Но пить было нельзя, нужно садиться за руль и ехать к Галинке. Там и выпью, а пока обойдемся таблеткой аспирина.
Галя снилась уже третью ночь подряд. Тоскливые, до слёз тоскливые сны. Я боялся их, поэтому и не спал. Хотел уснуть и боялся. Не мог больше видеть её. Там, в этих снах, мы были вместе и были счастливы. Это была неправда. Подло несбывшаяся мечта. Я не мог больше этого видеть.
Надо ехать. Прошло уже три месяца, как я не был у неё. А обещал быть часто. Где эта чёртова аптечка?
Но аспирина, конечно же, не было.
Стоило выйти на крыльцо, как яркое августовское солнце резануло по глазам лезвием света. Я достал сигарету, сел на ступеньку и закурил. День был в самом разгаре, но, несмотря на это, на улице было тихо. Изредка где-то лаяла собака, а в остальном тишина. Даже жутко слегка. Но за эту тишь я и любил деревню. Никакой суеты, всё спокойно и размеренно происходит по графику, установленному самой природой. И тишина.
Сбоку раздалось непонятное ворчание, вернулась ворона.
– Что, пожрать прилетела, дурында?
Я достал из кармана припасенное специально для крылатой гостьи печенье и, слегка раскрошив пальцами, высыпал рядом на крыльцо. Молодая ворона, не переставая ворчать, в два лёгких прыжка одолела крыльцо и принялась клевать угощение.
Я подобрал маленького воронёнка в лесу три месяца назад. Именно там, на той поляне, где расстался с Галей. Птенец просто выпал из гнезда, и обратно его уже не принимали. Такой вот жестокий закон. Вороны кружили рядом и горланили, защищая птенца, делая вид, будто им небезразлична его судьба, но обратно путь был заказан. Покинула гнездо – дальше, извини, сама как-нибудь выкручивайся. Я забрал перепуганную недоптицу домой.
Ворона вполне себе прижилась и быстро освоилась на новом месте. Трескала лакомства, особенно полюбив овсяное печенье, вечерами деловито гоняла кота и постоянно что-то бурчала. Издаваемые ей звуки даже отдаленно не напоминали всякие там "Кар!". Непонятная смесь кудахтанья и недовольного старческого ворчания. Летать ворона научилась быстро, да и куда деваться, когда крепкие мужские руки запускают тебя с крыши дома в свободное пике, пришлось лететь. И теперь часто пропадала в близлежащем лесу, прилетая по утрам за угощениями.
– Поела? – я протянул руку, и ворона благодарно потерлась клювом. – Поехали, прокатимся на родину твою воронью.
Ехать до поляны было не так уж далеко, каких-то двадцать километров. Не радовало лишь, что путь предстоял по старой лесовозной дороге, не используемой уже много лет. Камни, огромные заболоченные лужи, поваленные деревья и другие прелести заброшенной карельской трассы.
Но ничего, моя старушка "Нива" справится. Три месяца назад для неё это не стало непреодолимым препятствием. К Галке ехать всё равно нужно, обещал.
Галюха и была моей несбывшейся мечтой.
Мы познакомились в седьмом классе, двадцать лет назад. Родители Гали переехали в наш тогда ещё поселок, так мы стали одноклассниками. Я помню тот день, я впервые был рад наступившему первому сентября. Потому что влюбился.
Маленькая худенькая девочка, чёрные как смоль волосы, заплетенные в две неуклюжие косички, широко распахнутые смеющиеся глаза. Такой она вошла в наш класс и мою жизнь.
Влюбился я в Галю с первого взгляда, а вот признаться или подступиться не мог вплоть до выпускного вечера. Как бы я ни готовился, как бы ни мучил себя своими чувствами, стоило лишь подойти к ней и просто увидеть её улыбающийся взгляд огромных глаз, и вся решимость улетучивалась вмиг. Стоял и мычал что-то неясное как телёнок, а она хитрюще улыбалась глазами и молчала.
Она вообще не говорила без надобности. Спрашивали что-то – отвечала скупо и лишь по сути вопроса, ничего лишнего. За три года она вообще так и не сблизилась с кем-либо в нашем классе, всегда оставалась особняком. Даже сидела одна за партой все годы учёбы, отпугивала своей молчаливой отстраненностью. Училась хорошо, но без какой-либо инициативы или рвения. Просто выполняла, что требовалось, не больше, не меньше.
На выпускном вечере её могло и не быть тогда. За месяц до этого у Гали скончалась мама, болела сильно. Мы практически перестали видеть и без того нелюдимую одноклассницу, она даже выпускные экзамены сдала отдельно от всех. Но Галя пришла.
Она появилась, когда я был уже изрядно пьян. Отстрелявшись на официальной части как можно быстрее, мы спешили на берег реки отметить выход во взрослую жизнь подальше от взглядов родителей и учителей. Спешили напиться по-взрослому. Туда Галя и пришла, когда спиртное было уже на исходе. Помню, как я опьяненный алкоголем и её появлением вскочил и бросился к ней. Решимость признаться, наконец, в своих чувствах просто распирала меня. Пан или пропал! Терять было нечего. Но она не дала мне сказать ни слова. Просто взяла за руку, молча улыбнулась взглядом и всё. Той ночью мы так и не вернулись к ставшим вдруг бывшими одноклассникам.
Это была самая длинная врезавшаяся в мою память ночь. Длинная и неумолимо короткая одновременно. Мне было бы мало той ночи, сколько бы она не длилась. Не из-за секса, быть первым мужчиной у любимой девушки это и так безумное счастье. Просто быть рядом с ней, вот для чего мне не хватило времени. Быть рядом, чувствовать её дыхание, стук маленького сердечка, на место в котором я так рассчитывал, её совсем ещё детские слезинки. И ста лет не хватило бы, чтобы насладиться таким счастьем. И мне не хватило.
Как бы сложились наши жизни, не приди она тогда? Да хрен его знает! Миллион раз думал об этом, но так и не смог представить себя без той ночи, без её любви. Это была бы другая жизнь, пусть более правильная и ровная, возможно, даже счастливая, но я её не хочу. Это была бы жизнь без Гали, и этим всё сказано. Не хочу!
На следующий день после выпускного Галя с отцом уехали из посёлка навсегда.
На последней луже моя бедная машинка сдалась. Просто превратилась в неуправляемую, увязшую в грязи намертво корову, хваленый полный привод не справился с северным болотом. Три месяца назад я пролетел эту лужу, не глядя, был слишком зол, чтобы просто обратить на неё внимание. Да что там, застрянь я тогда здесь, на руках бы вынес "Ниву" из болота, такая мощная злоба гнала вперёд. Хотя воды и грязи, нужно признать, в тот раз было поменьше, дождей за три летних месяца было предостаточно.
Ворона послушно сидела на переднем пассажирском сиденьи, привыкла быть моим пернатым штурманом за лето. Я открыл дверь и шагнул в болотную жижу. Одеть или хотя бы бросить в машину сапоги, отправляясь в путь, я, конечно же, не додумался. Пришлось жертвовать кроссовками и джинсами.
Вот дебил! Забыл, что в деревне живешь? Надо выбираться. Грязи, блин, и вправду полно, колёса зарылись почти полностью. Буксуй не буксуй, толку не будет. Хорошо хоть бензопила с собой.
Пернатая ворчунья вылетела вслед за мной через открытое окошко и закружила рядом. Я открыл багажник и достал батькин подарок, потрепанную, но надежную "Хускварну".
Давай, старушка, хоть ты не подведи!
За пятнадцать лет после выпускного я Галинку не видел ни разу, если не считать сновидений. Мечтал, искал, вспоминая выпускную ночь, но всё бестолку. Видимо, плохо искал, не шибко стремился к мечте. Галя была не так уж далеко, как оказалось. Нас разделяло всего триста километров жизни.
Встретились мы вновь на встрече выпускников в родном посёлке в две тысячи двенадцатом. Как тогда оказалось, нашего класса практически не осталось, на встрече было всего пять человек. Впрочем, и самого посёлка тоже не существовало, он превратился в стремительно пустеющую деревню, отсутствие работы и избыток водки прошлись безжалостной чумой в конце девяностых.
Я и сам давно не жил в посёлке. У меня была квартира и небольшой бизнес в городке рядом, а оставшийся в деревне от родителей дом я использовал лишь два-три раза в год, приезжая на рыбалку да поохотиться. Вот и в тот раз приехал отдохнуть от города и работы, порыбачить вдоволь и, так вышло, попасть на встречу одноклассников.
Галю я увидел сразу, как вошёл в родной когда-то класс. Она стояла у окна и о чем-то тихонько разговаривала с нашей классной руководительницей Мариной Игоревной. Галюха была прекрасна! Чёрные как смоль волосы – падавший из окна солнечный свет придавал даже лёгкий иссиня-черный блеск, огромные смеющиеся глаза и чарующая улыбка. Не хватало двух нелепых, сплетённых наспех косичек, в остальном это была всё та же Галя. Моя маленькая, чуть сутулая, худенькая одноклассница. Моя Галя! Моя несбыточная мечта!
И я вдруг оказался всё тем же. Пятнадцать лет менялся и взрослел, так мне чудилось, рос как мужик любвеобильным ходоком и бабником. Даже был женат, хоть недолго и неясно зачем, но был. Женщин у меня было много, охмурять, завоевывать и ухаживать было не впервой, опыт имелся. И вдруг все результаты этих стараний полетели к чёрту. Какой там опыт, я увидел её глаза и вновь превратился в глупого молодого телёнка, только что не мычал, ей-богу. Молча застыл, глядя на свою мечту и улыбался как идиот.
Вот она, вот же! Всего в двух шагах! Не будь тупым остолопом, подойди и скажи, как скучал! Пятнадцать лет, сука, скучал. Как щенок, брошенный под дверью, тосковал, разве нет? Не ври! Прекрасно знаешь, что да! Ну, так вот она! Быть может, ещё не поздно, может, есть шанс, может, ты не опоздал на этот поезд, и билет ещё действует. Пан или пропал!
Галя вновь не дала мне сделать первого шага. Подошла, нежно глядя прямо в глаза, и взяла за руку. А дальше были два дня и две ночи наедине с мечтой. Хотя нет, два дня и две ночи мы были единым целым, мы сами были этой мечтой. Нашей мечтой! И вновь мне не хватило этого времени.
Тогда я ещё не знал, на поезд за своей мечтой я все-таки опоздал. Не важно, на сколько, я просто опоздал. Да, в последний момент зацепился, прыгнув на подножку уходящего вагона. Но риск был слишком велик, слишком. Поезд, увозивший мою мечту, набирал ход, ускоряясь с каждой секундой, и я мог сорваться в любой момент. Любить вообще занятие рисковое. Мне бы одуматься тогда, отказаться от мечты, не рисковать. Просто отказаться от Галинки. Это так просто. Попрощаться навсегда с человеком и вычеркнуть из своей жизни – это вообще ужасно просто, но если он тебе по-настоящему нужен и дорог, ты будешь держаться за него, несмотря ни на что. Ведь только ощущая его рядом, чувствуя его дыхание и биение сердца, ты будешь счастлив. А я хотел быть счастливым, очень хотел. Вот и рисковал, цеплялся из последних сил и держался.
Тогда я ещё не подозревал – этот поезд летит под откос, моя мечта безнадёжно больна. Галя была больна.
Я мог бы догадаться о её болезни ещё в те два дня вместе, мог бы. Но по-детски щенячья влюбленность не дала мне разглядеть этого.
Говорят, влюбленное сердце становится слепым и глухим. Бредятина полнейшая! Ложь! Влюбленное сердце становится тупым до безобразия, просто глупым. Любовь это болезнь, от которой сердце словно впадает в кому, становится бесполезным овощем. Больной всё слышит и видит прекрасно, всё. Понять, осознать увиденное, сложить кусочки пазла в картинку не может. Не способна тупая мышца на такое.
Казалось бы, всё ведь было на виду, все сигналы свидетельствовали о диагнозе. Бледность кожи, постоянная сонливость и вялость, меняющееся настроение – то смех, то слёзы. На второй день она вообще слегла с температурой, её то бросало в жар, то резко начинало не просто знобить, а колотить от несуществующего лютого мороза. Я предложил вызвать деревенского фельдшера, Галя отказалась, списала всё на обычную простуду, мол, продуло в автобусе, ничего страшного. Я и успокоился, достал аптечку и вручил любимой. Позаботился, блин. На, лечись дорогая!
Только вот из аптечки, как потом оказалось, пропали все обезболивающие и успокоительные препараты и абсолютно ничего от простуды. Но даже тогда я ни хрена не понял. Машинист поезда семафорил мне, как мог, кричал: "Слезай, придурок! Следующая остановка смерть!". А я не заметил его сигналов, не расслышал. Я видел только Галю.
Наше счастье с ней продлилось два дня и две ночи. На третий день Галя исчезла. Растворилась, будто и не было.
Утром она проснулась раньше меня. Я категорически отказывался вставать, тащил её обратно под одеяло, не отпускал, пытался продлить наслаждение любимой женщиной. Она была бодра, весела, бегала по дому, играя с котом, суетилась на кухне, её задорный смех раздавался то тут, то там, полностью заполняя мой старый деревенский дом. От вчерашнего недомогания и простуды не было и следа. На секунду мне почудились нотки истерики и скрытого страха в её смехе, но я тут же послал эту дурацкую мысль на три известных буквы. Мало ли что померещится спросонья.
– Мороженого хочу! Прям вот хочу, хочу! – зашептала она мне на ухо, прыгнув вдруг обратно в постель, и крепко прижалась всем телом.
– Сопливой команде мороженое не положено! – я засмеялся, обнимая её. – Вчера помнится кто-то болел. Всё, отпустило?
– А я клин клином буду. Слышал о таком средстве? – прошептала она и, обхватив губами мочку моего уха, стала нежно дразнить языком.
– Вот ты вредина! – я сглотнул, её рука завладела моим членом, – за мороженым идти далеко, магазин в другом конце деревни.
Такой ответ её явно не устроил, Галя продолжила сладкую муку, её ладошка сжала мой орган и стала медленно гулять вверх и вниз по стволу.
– А у меня, между прочим, старая школьная форма с собой, – заговорщицки интимно прошептала она, – не хочешь соблазнить школьницу мороженым?
– Откуда у тебя форма?
– На вечер встречи хотела в ней придти, представляешь? Была бы как дурочка! – Она залилась смехом. – В общем так, мужчина, хотите школьницу – с вас мороженое!
– Уже иду!
Я вернулся примерно через час. Гали в доме уже не было. Она отправила меня в магазин, чтобы самой успеть на автобус. Я нашёл лишь записку на кухонном столе. Маленький чуть мятый листок, наспех вырванный из блокнота.
"Прости, Максим! Пожалуйста, прости. Помни только хорошее, прошу. Как мы были счастливы, помни только это. Я приехала лишь попрощаться с тобой, да так и не смогла сказать ПРОЩАЙ. Я люблю тебя! Помни только это. Люблю!"
Я вспомнил, возвращаясь из магазина, видел, как от станции отходил автобус до Костомукши. Значит, она была там и видела меня, видела счастливого идиота с мороженым в руках, бегущего к любимой.
По комнате мгновенно разлетелись белоснежные ошметки. Два сахарных рожка с мерзким хлюпаньем и хрустом врезались в стену, оставляя сладкие кляксы.