Урна⁠⁠

Любой писатель, даже коммерческий сетератор, мечтает оставить след в большой литературе, которую сленгово мы называем "боллитра". Игралась словами, образами и эмоциями и я. Сейчас понемногу буду выкладывать то, что получалось.

Я весь день провёл как на иголках, в крайнем беспокойстве, ожидая одного очень важного для меня звонка. Курьер обещал привезти мне нечто существенное. Иногда от возбуждения я срывался и начинал бешено расхаживать по комнате, подавляя рвущиеся наружу рыдания. Много курил. Чёрт...

Прошло полдня. Половина короткого февральского дня. Ещё немного, и будет темно. А гаражный кооператив далеко, на окраине города. В мрачном тёмном промышленном секторе, где много бродячих собак, да и вообще опасно... Но поделать, увы, ничего не мог. Курьер сказал, что сломалась машина между районами, и нужно подождать. Я и ждал.

Потом плюнул, пошёл в близлежащий магазин и купил бутылку виски. Есть я не мог. Но и алкоголь не принёс облегчения. На автомате я выпил полбутылки спиртного, так и не ощутив долгожданного спокойствия.

Сиреневый, тонущий в дымке зимний вечер... Я стоял на балконе, курил, смотрел на дома, машины, людей и чувствовал, как тьма внутри меня становится всё больше. Всё объёмнее, сильнее... Она захватывает всё моё естество и мешает дышать, встаёт комом в горле. Наконец, не в силах сдерживаться, я разрыдался. Горько и безутешно.

Я никогда не любил животных. Никогда. Всю жизнь был одиночкой и индивидуалистом, живущим лишь для себя. Да и как иначе прожить в нашем несовершенном мире, полном дерьма и насилия? Я не хотел отношений, не хотел женщин, с трудом переносил коллег по работе. Родители... Они знали о моём одиночестве, с лёгкостью поняли и приняли его. И меня всё устраивало. До поры до времени. До тридцати лет. Я отчётливо помню этот день. Ведь я впервые до чёртиков напился. Жёстко, до белой блевоты. Потому что вспомнил её. Зашёл на страничку соцсети, и как обухом по голове. Она осталась такой же смешливой и беззаботной, несмотря на мужа и двоих детей. И на бездну лет, прошедших с первой детской любви.

Выпитая бутылка водки не принесла облегчения, и я сходил ещё за одной. Потом сидел в тёмном осеннем парке, покачиваясь на скамейке, и слушал завывания ветра, сыпавшего за ворот снежную крупу с дождём. Слёзы текли по щекам, смешиваясь с каплями ливня. Это был худший день в моей жизни. Я резко ощутил свою никчёмность и ненужность. Умри я сейчас — ничего не поменялось бы вокруг. Никто не ощутил бы и толику печали, лишь родственники покрутили бы пальцем у виска, выражая своё отношение к моему миру.

...

Утро разбудило громким требовательным писком. Превозмогая чудовищную головную боль, я посмотрел с кровати вниз. Там сидел крошечный котёнок и смотрел мне в лицо крошечными голубыми глазами, широко разевая розовый рот и издавая тонкое, на грани писка, мяуканье. Что это? Я с трудом вспомнил, как, пошатываясь, искал у входа в подъезд ключи и увидел котёнка, мокнущего под холодным дождём. Похоже, я взял его себе.

Кое-как я встал с кровати и поплёлся в ванную, но котёнок путался под ногами и громко пищал, требуя еды. Пришлось тащиться на кухню, рыться в холодильнике. Нашёл сосиску и пиво. Пиво влил в себя, сосиску порезал в тарелку и поставил перед котёнком. Похоже, обоим стало значительно легче.

Котёнок, наевшись, задремал под батареей, а я принял душ, выпил чаю и почувствовал себя значительно бодрее. Сев в кресло, я посмотрел на котёнка и не понимал, что с ним делать. Однако то, что рядом со мной находится ещё одно живое существо, немного грело мне душу. Взяв котёнка в руку, невзирая на сонный возмущённый писк, я внимательно рассмотрел его. Похоже, девочка. Трёхшёрстная. Месяца полтора, не больше. И при этом вся кишащая блохами. Решив оставить котёнка, я пошёл в зоомагазин, купил кошачьего корма и ошейник от блох.

Вечером, сидя перед телевизором, я краем глаза наблюдал, чем занимается котёнок. Был он пока ещё слаб и худ, но невзирая на это, всё-таки играл, бегал, что-то грыз. Неожиданно рассмеявшись, я взял этот крохотный пушистый комочек, и поцеловал прямо в розовый нос.

Имя пришло на ум само собой. Люся, Люсенька, Люсинда. Теперь после работы я буквально летел домой, чтобы проверить, что там опять натворила Люська, накормить её и напоить. Первое время досаждали кучи и лужицы, но я купил два лотка, пару раз показал, что в них надо ходить, и проблема с туалетом оказалась решена.

Не передать словами эти долгие зимние вечера, когда я в полудрёме смотрел телевизор, а рядом сытая и такая же сонная мурчала Люська, лизала щёки и нос.

Была она кошкой, хоть и не слишком активной, но всё-таки довольно пакостной. Все обои оказались изодраны в момент, мягкая мебель ободрана, углы квартиры помечены. Я злился и иногда орал на своего питомца, но он забивался под диван и оттуда смотрел ясными глазёнками. Злость, конечно же, тут же пропадала.

Я стал намного более мягким и открытым. О боже... У меня даже появилась девушка, ставшая впоследствии моей женой. Дочка... Люська сидела на краю детской кроватки и с любопытством смотрела на крошечный орущий свёрток в пелёнках. Первое, что ощутила моя дочь в более-менее сознательном возрасте, была короткая приятная на ощупь шерсть кошки.

Шли года. Менялись люди и время. Я разбивался в пух и прах ради семьи. И не заметил, как угасла Люся... Рак печени... Бесконечные ветеринары, клиники на задворках большого города. Пробки, фары, выхлопные газы. И на заднем сиденье — переноска с ослабевшей, исхудалой кошкой.

Она умерла у меня на глазах. Последнее время я кормил и поил её со шприца. И однажды тёмным февральским вечером я почувствовал, как жизнь уходит из тщедушного тела. Послышался громкий хрип, и тело кошки вытянулось и застыло в неестественной позе. Отмучилась...

Я достал коробку из-под кондитерских изделий, жена нашла чистую пелёнку. Я завернул труп Люси в пелёнку, положил в найденную коробку и вынес на балкон. Февральский холод не дал испортиться телу нашей любимицы.

Заказана индивидуальная кремация. Мне скинули видео, в котором я видел, как тонкий трупик положили в печь. А потом жаркое пламя пожрало тело нашей Люси. С менеджером фирмы по кремации животных мы договорились, что мне привезут урну с прахом Люси утром. Но опять незадача, то машина у них, то ещё что-то...

Однако в одиннадцатом часу вечера курьер привёз мне всё-таки урну с прахом Люси. Я положил её в пакет, выпил ещё виски и поехал в гараж на вечернем автобусе. Жена ни в какую не хотела оставлять прах животного в квартире. Что-то, знаете ли, мистическое. Да и я не хотел, честно говоря... Уже созрел план оставить прах Люси в гараже, а позже, когда растает земля, похоронить её на даче, под сенью больших сосен.

...

Вечерний бесшабашный автобус. Молодёжь. Весёлая и беззаботная. И я, сгорбленный унылый старик со своей скорбной ношей в пакете. Над таким только смеяться и можно... Никто так и не понял, почему я остановил автобус в тёмном промышленном секторе. И, конечно же, никто не видел, как я в темноте, подсвечивая фонарём со смартфона, шёл к своему гаражу по узкой тропинке средь высоких снегов. Даже бродячие собаки не потревожили меня. Они наверное, чувствовали мою скорбную ношу...

А позже я ехал домой на трамвае, смотрел в тёмное окно и моё сердце разрывалось от боли. Ведь я стал на пятнадцать лет старше...