Цена неверия⁠⁠

Эта история случилась со мной, когда я учился в универе. Был у меня друг, Дима. Хороший парень, только всегда какой-то… поникший, что ли. И вот как-то по пьяни он мне раскололся. Рассказал, что у них в семье беда. Бабка его по отцовской линии, когда помирала, прокляла их всех. За то, что в дом престарелых ее сдали. Она, говорит, ведьмой была. И вот после ее смерти у них в доме всякая чертовщина началась. То вещи по комнате летают, то мать по ночам кто-то душит, то сам Дима мог на несколько часов «отключиться», а потом очнуться где-нибудь в парке под лавкой.

Я тогда был молодой, самоуверенный атеист. Посмеялся, сказал, что это все психосоматика. Но он клялся, что они ездили к какой-то знахарке в область, и та сказала, что на них «сделано на смерть» и что проклятие сильно прицепилось к большому дереву, которое растет у них во дворе. Якобы дух бабки к нему «привязался».

И вот как-то гуляем мы с Димкой, и он мне это самое дерево показал. Здоровенное, старое дерево. Я, будучи под пивком и желая показать свое бесстрашие, подошел к нему, хлопнул по нему ладонью и громко сказал:

– Ну и что ты мне сделаешь, старая карга? Ни в бога, ни в чертей не верю. Твои проклятия – херня для слабоумных!

Дима в этот момент побледнел, начал меня оттаскивать. А я только рассмеялся.

Зря. Ох, как зря я это сделал.

Сначала я ничего не заметил. А потом началось. Постепенно. Сначала просто апатия. Ничего не хотелось. Забросил учебу, уволился с подработки. Спал по 15-17 часов в сутки. Потом начались кошмары. Мне снились собственные похороны, кладбище, сырая земля. Часто снились женщины в черных платках, которые стояли вокруг моей кровати и молча на меня смотрели.

Я перестал общаться с друзьями. Сидел дома один, в наглухо зашторенной комнате. Мне стало казаться, что в квартире кто-то есть. Боковым зрением я видел какие-то тени, слышал шаги в коридоре, когда никого не было дома. Брат, с которым я снимал квартиру, начал замечать, что со мной что-то не так. Я похудел, осунулся, под глазами залегли черные круги.

Как-то ночью я проснулся от чувства, что на меня смотрят. Открываю глаза – в углу комнаты стоит маленький черный ребенок. Абсолютно черный, как уголь, только белки глаз светятся. Он не двигался, просто стоял и смотрел на меня. Я заорал, включил свет – никого.

Брат понял, что дело совсем плохо. Он, в отличие от меня, в мистику верил. В один из дней он пришел с работы и сказал: «Собирайся, едем». Я упирался, но он буквально силой запихнул меня в машину. Мы ехали часа три из города, пока не свернули в какую-то деревню. Приехали к избе.

Нас встретила старуха. С такими глазами, что, казалось, она видит тебя насквозь. Брат ей что-то шепнул, и она велела мне сесть на табуретку посреди комнаты.

Она ничего не спрашивала. Взяла миску с водой, начала плавить воск и лить его в воду, что-то при этом шепча себе под нос.

– Нахватал, дурачок, – проскрипела она, глядя на застывший в воде воск. – За язык свой поганый. Прицепилась к тебе покойница, злая она. Жрет тебя потихоньку. Еще бы месяц-другой, и сам в петлю полез бы. Она этого и ждет.

Мне стало холодно. Бабка дала мне выпить какой-то горький отвар, от которого меня тут же вырвало черной желчью. Потом она ходила вокруг меня с церковной свечой, и пламя трещало и коптило, когда она подносила его ко мне.

– Уходи, откуда пришла! – кричала она в пустоту. – Это его душа, не тебе ее брать! Изыди, проклятая!

Я не знаю, сколько это продолжалось. Я был как в тумане. Когда мы уезжали, бабка сказала моему брату: «Пусть сорок дней в церковь ходит, свечки за упокой той карги ставит. И пусть язык за зубами держит, иначе в следующий раз я его уже никто не вытащит».

Когда мы вернулись в город, я чувствовал себя так, будто с меня сняли стокилограммовый груз. Я впервые за много месяцев нормально поел и проспал всю ночь без кошмаров.

С Димой я после этого почти не общался. Не знаю, что с ним стало. А я… я теперь верю. Верю, что есть вещи, которые лучше не трогать. И уж тем более – не оскорблять.