Треснувшая луна⁠⁠

На вокзале её никто не встречал. Тамара по привычке вгляделась в толпу, пытаясь различить хоть одно знакомое лицо, но нет: город стал совсем чужим.

По гранитным ступеням она спустилась на площадь: прямо – неработающий фонтан, справа – храм, зефирные маковки в позолоте (а в прошлый раз он ещё стоял в лесах, бескупольный), слева – автобусная остановка, стеклянный павильон без боковой стенки. Сумка оттягивала плечо; Тамара поправила узкий ремешок и спустилась к павильону.

Водитель то и дело тормозил и прижимался к обочине. За окном мелькнул забор с синим динозавром, нарисованным краской из баллончика; ниже той же краской было написано Ultima Thule. Действительно: если где-то и существует край света, он определённо здесь, прямо за вывеской парикмахерской «Эмилия», или за узким проходом между гаражами, в тупике спального района.

Из подъезда повеяло сыростью со стороны спуска в подвал. Тамара поднялась по лестнице, сталкивая со ступеней размокшие бычки. Вот и дверь с круглой, отполированной касаниями ручкой и слепым зрачком глазка. Тамара нажала на кнопку звонка: один длинный, два коротких – старый код, придуманный ещё в детстве. В коридоре зашаркали шаги. Бабуля. Тамара поспешно натянула улыбку, выпрямила спину, подняла подбородок.

– Томочка! Деточка моя, приехала!

Тамара осторожно обняла бабулю. Каждая тонкая, хрупкая косточка чувствовалась под пухом платка, седой пучок сбился набок. Бабуля поправила его непослушной рукой и крикнула куда-то за плечо, в глубину квартиры:

– Ольга! Иди сюда!

Мама выглянула из кухни. Алый плюшевый халат облепил слегка расплывшуюся фигуру, но в остальном она не изменилась: такие же чёрные, без седины, волосы, светлые изжелта-карие глаза, чёткий абрис лица – лишь подбородок обзавёлся небольшой складкой. Тамаре всегда говорили, что она – копия матери.

– Ну что же ты, даже не позвонила, не предупредила! – проворчала мама.

Тамара пожала плечами.

– Сюрприз, – отмахнулась она.
– Ба, царица Тамара пожаловали!

Это вышла в коридор мамина старшая сестра, тётя Поля. Ещё одна черноволосая и улыбчивая копия, даже слишком улыбчивая.

– Прекрасна, как ангел небесный! – пропела она, стискивая Тамару в чересчур тесных объятиях.
– Ну тёть Поля! – слабо возмутилась Тамара.
– Олечка, ставь чайник! А может, лучше водочки?

Только водочки ей не хватало. Тамара поморщилась.

– Сейчас, только руки помою.

В ванной она долго рассматривала своё отражение, пытаясь понять, то ли это фокусы освещения, то ли она и впрямь пожелтела и осунулась с прошлого визита. Не найдя ответа, Тамара умылась, вытерла лицо и руки махровым полотенцем с лебедями и прошла на кухню.

Бабуля с тётей Полей уже собрали угощение. В центре стола, застеленного глянцевой будничной клеёнкой, возвышался графин с янтарной настойкой из алычи. Подступы к этой хрустальной башне защищали бастионы бутербродов с варёной колбасой, шпротами и крупнозернистой кабачковой икрой. Отдельно горкой были уложены солёные помидоры. На плите что-то клокотало, густой мясной запах плыл по кухне, собираясь под синим конусом абажура. Тамара внезапно поняла, что ужасно проголодалась.

Бабуля обернулась и подмигнула:

– Кушать хочешь, девочка моя? Скоро горячее будет готово. Возьми пока бутербродик.

Она послушно откусила сразу половину. Сейчас начнётся. Стоит её старшим выпить хотя бы по сто грамм, как они затягивают одну и ту же шарманку, а Тамара молчит и кивает, как китайский болванчик из сказки. Зачем, зачем она вообще приехала?

Из кухни перебрались в зал. Хромоногий стол, дремавший у стены, выполз в центр комнаты и стыдливо прикрылся праздничным кружевом. Тамара замерла перед галереей семейных фотографий: молодая, в крупных серьгах, бабуля (портрет, сепия в деревянной раме); мама с тётей Полей возле гипсовой статуи в парке (где-то на море, на маме длинное полосатое платье); они втроём с бабулей у наряженной ёлки, длинные нити дождика спускаются от вершины до пола (интересно, кто снимал? Тамара много раз спрашивала, но так и не узнала ответ); мама одна, в кресле, хохочет с телефонной трубкой в руке; наконец, Тамара, хмурая, с гигантским бантом на макушке.

Когда горячее было разложено по тарелкам, а гранёные стопки – наполнены, бабуля произнесла первый тост:

– За тебя, Томочка! За будущее!

Тамара, не ответив, опрокинула в себя алкоголь. Уши прожгло приятным теплом. Она жадно набросилась на еду.

– Вкусно? – спросила мама.
– Угу, – с набитым ртом ответила Тамара.
– А ты запиши рецептик, – вставила тётя Поля.

Тамара мысленно закатила глаза.

Разговор лился по давно проторенной колее. Отключение электричества, рассада, больное колено; танцевальный клуб, истории о незнакомых, но неприятных людях, свежий детективный сериал; наблюдения за птицами, выкройки, проросшая косточка авокадо. Тамара даже скучала по этому всему. Она слушала, не погружаясь глубоко, так, как когда-то летним утром, приходя к реке, опускала руки в бегущую воду и позволяла течению пройти сквозь пальцы.

Очень скоро, однако, течение завихрилось в водовороте.

– Тома, – обратилась к ней мама.

Вот оно, началось.

– Ты, конечно, уже большая девочка. Давно живёшь своим умом. Но так же нельзя! Тебе двадцать пять лет. Двадцать пять, Тома!

Звякнув, легла в тарелку вилка. Тамара налила себе ещё настойки.

– Да, Тамарочка, пора бы уже задуматься и о семье, – поддакнула тётя Поля. – Давай мы тебя с одним хорошим мальчиком познакомим.

Тамара почувствовала, как щёки загорелись от возмущения. Уж кто бы говорил! Сама тётя Поля что-то не спешила устраивать личную жизнь. Она залпом, демонстративно, выпила стопку, вгрызлась в огурец.

– А может быть, я сама буду решать, что мне пора, а что не пора?

Хмель сделал голос визгливым. Тамара села очень прямо, положив ладони на стол.

– Тома!
– Томочка!
– Тамара!
– Мы ведь хотим как лучше! – хором воскликнули они.
– Кому лучше? Мне? Или вам?

Конус абажура качнулся – вставая из-за стола, Тамара его случайно задела. На долю секунды стол и все, кто за ним сидел, оказались вне круга света. Тамаре показалось, что их глаза сверкнули в темноте.

Она хлопнула дверью и бегом спустилась по лестнице. Ночной ветер раскачивал ветки, растущая луна высунулась из-за облака. Воздух, чистый и прохладный, казался таким густым, что Тамара замедлила шаг и села на покосившуюся скамейку у подъезда. Хотелось курить. Зря она бросила.

Скрипнули качели. Она посмотрела в их сторону и увидела, как навстречу ей с перекладины поднимается мужской силуэт.

– Привет.

Мужчина вышел из тени. Его лицо показалось знакомым: тонкая переносица, скулы, белёсые брови и такой же ёжик волос. Тамара нахмурилась: где же она могла его видеть?

– Влад, – улыбнулся он.

Влад, значит.

Его бабушка жила в соседнем доме, Влад приезжал к ней каждое лето. Тамара вспомнила, как они ловили ящериц в овраге. Она хотела найти ярко-изумрудную, как трава, но в тот день им попадались сплошь серые, пыльные, с отросшими облезлыми хвостами. Наконец, Тамаре это всё надоело и она предложила сходить на пляж. Вода уже зацвела, но можно было просто посидеть на берегу, в холодке.

Тогда Влад и сказал ей, что на самом деле он оборотень. Тамара спорила и не верила, требовала доказательств. Влад пообещал, что в ближайшее полнолуние пробежит под её окнами. А на следующий день он уехал и больше не возвращался.

– О, привет. Какими судьбами?
– Я живу здесь вообще-то.
– Как бабушка?
– Умерла, – сухо ответил он. – Три года назад.

Тамара кивнула и спросила, пряча захваченное из дома раздражение:

– Курить есть?
– Угощайся, – он протянул ей пачку тонких сигарет и зажигалку.
– Спасибо.

Огонёк вспыхнул багровым и осветил граффити на стене: полная луна над голыми деревьями и слепыми, погасшими окнами пятиэтажек. Сквозь весь рисунок змеилась трещина, которая делила луну пополам и уходила в землю.

– Нравится?
– Это ты нарисовал? Красиво. Только трещину надо было для начала замазать.
– О, в этом-то всё и дело.

Его глаза блеснули холодной голубизной. От неожиданности Тамара слишком глубоко затянулась и закашлялась.

– Слишком крепкие? – усмехнулся Влад.
– Н-не, – выдавила она.

Под шлейфом табака и ментола она почувствовала волчьи, звериные ноты. Не соврал тогда, получается. Странно, но она совсем не испугалась. Ну оборотень и оборотень. Что ж в этом такого?

– Чем занимаешься? Я имею в виду, где работаешь?
– Судебным приставом, – ответил Влад. – Ну давай, пошути про оборотней в погонах, это ведь так смешно.

Тамара почувствовала, как губы против воли расползаются в улыбке. Не выдержав, она расхохоталась – истерически, до слёз, до сведённых скул. И с каждым приступом смеха напряжение, стянувшее её плечи, отступало, растворялось, исчезало.

– Извини, – сказала Тамара – впрочем, сильной вины она не чувствовала и попросила прощения лишь по привычке. – Это и правда смешно.
– Всё нормально, я привык.

Сигарета закончилась, но уходить не хотелось. Луна вновь спряталась за тучу, и в темноте ещё ярче засияла нарисованная – она казалась голубовато-белой, как молочная капля на столешнице.

– У тебя же вроде отец военный, да? – спросила Тамара. – Почему тогда ты?..
– А я позор семьи, – перебил её Влад. – А ты?
– Я, видимо, тоже.
– Жги.

Тамара повернулась к нему.

– Ну ты же явно хочешь об этом поговорить, валяй.

Она вздохнула. Ладно. Всё равно завтра она уедет, и больше они никогда не увидятся.

– Вот ты знаешь, как это бывает, когда растёшь, и понимаешь, что ты не такой, как все вокруг? Что их ценности для тебя не важны, что их забота ограничивает тебя, что самое страшное, что ты можешь себе представить – как ты вырастешь и станешь таким же?

Влад кивнул.

– Ну да. Так вот, ты живёшь-живёшь, стараешься стать другим, борешься за свободу – а потом понимаешь, что ни черта у тебя не вышло. Что ты привязан к ним чем-то прочнее, чем цепи, и в отрицании только сильнее похож. Сколько волка ни корми…
– Чего хотят?

Тамара фыркнула.

– Чтобы я стала «нормальным человеком». Чтобы вернулась сюда, нашла «хорошую работу», вышла замуж и так далее. Дети, внуки, дача, артрит, инсульт, инфаркт. Тьфу.
– Согласен, тьфу. И поэтому ты уехала?
– Ага. А ты?
– Что – я?
– Почему вернулся? Ты вроде хотел в Москву или в Питер, нет?

Влад отвернулся, достал сигареты. Тени от веток ложились на его лицо, как маска. После долгой паузы наконец ответил:

– А смысл?
– Никакого, – рассмеялась Тамара. – Я вот уехала, и как мне это помогло?

Он тоже рассмеялся.

Где-то хлопнула дверь. Взвизгнула и захлебнулась сигнализация. Месяц, окончательно выпутавшись из облаков, нырнул за соседний дом.

– Слушай, ну а сама-то ты чего хочешь?
– Не знаю, – Тамара поёжилась от неудобного вопроса, как от внезапного холода.

Влад потушил окурок, встал с лавочки.

– Хочешь – побежали? До площади и обратно?
– А ты это, ну, обернёшься? – спрашивать было ужасно неловко. – Ты обещал, помнишь?
– Сегодня не полнолуние. Но посмотрим, что можно сделать.

Луна повисла над голыми ветками и слепыми, погасшими окнами пятиэтажек. По пустым улицам бежали два волка – белый и чёрный.

Автор: Екатерина Иващенко
Оригинальная публикация ВК