Тишина, в которой слышно Бога
Храм в современном городе - это, пожалуй, единственное пространство, где время снова обретает человеческий масштаб. Стоит лишь шагнуть из шумной, нервной улицы под его своды, как привычный разгон дней и вообще мгновений внезапно теряет власть, а спешка оказывается чем то чужеродным, нанесённым на душу как случайная царапина, а не как её естественное состояние в этом бурлящем водовороте, называемом жизнью.
Переход из городской сутолоки в храм похож на резкую смену атмосферы: будто закрывается одна дверь мира и тихо открывается другая. Там, где только что все торопились, обгоняли друг друга, разговаривали вполголоса по телефону, суетливо искали что то в сумке, вдруг возникает неподвижность людских фигур, собранность лиц, общая тишина. Люди стоят. Не бегут, не «успевают», не «решают вопросы», а просто стоят перед Богом. Это стояние, эта неподвижность и неспешность и есть новый, а точнее - очень древний ритм, в который постепенно втягивается сердце.
Священнослужители движутся по храму иначе, чем люди на улице: их шаги не измеряются эффективностью и скоростью. Каждое их движение - вход, каждение, ектения, каждый маленький выход - словно удар невидимого маятника, задающий иной ход времени. И вдруг становится ясно, что именно эта неторопливость, эта размеренность и есть подлинно человеческая скорость жизни, а привычная суетная гонка - не норма, а следствие какой то внутренней поломки, отступления от Бога и от собственного «я».
Вне храма спешка кажется объективной: так устроен мир, таковы ритмы мегаполиса, иначе не выживешь... Кучу причин можно придумать, чтобы оправдать свой бег по жизни. Но в тишине богослужения начинает проступать другая правда: спешка начинается не на улице, а в сердце. Сначала человек внутри себя перестаёт помнить о Боге, теряет чувство меры, доверия, опоры, а уже потом наружу вырывается суетная, рваная жизнь, где всё надо успеть, сделать вовремя, где каждую минуту сопровождает тревога. Состояние духа постепенно выстраивает наш внешний уклад существования: если душа беспокойна и рассеяна, жизнь неизбежно становится путаной, нервной, фрагментарной, клиповой, как сейчас любят говорить.
И наоборот, как только в глубине человека рождается хотя бы робкое движение к миру, к доверию, к памяти о Боге, меняется само ощущение времени. Оно перестаёт быть врагом, отнимающим силы, и становится пространством встречи - с другими, с собой, с Вечностью. Храм лишь делает видимым то, что всегда возможно: иной образ жизни, в котором не нужно непрерывно доказывать миру своё право на существование. В нем человек - не как участник гонки, а как сын или дочь, вернувшиеся домой.
Медленно или нетороплииво текущий чин Всенощной, смена гласов и чтений, повторяемость молитв - всё это похоже на глубокое, размеренное дыхание, которое постепенно передаётся молящимся. В этом дыхании снимается главный невроз современной жизни - необходимость всё время быть на переднем крае, в теме, на связи. В храме связь иная: она не измеряется количеством уведомлений и новостей, а ощущается как тихое и устойчивое присутствие Другого, в Чьём свете упорядочивается даже самая расхлябанная и уставшая душа.
Эта тишина - не пустота и не пауза между делами. Это насыщенное, плотное безмолвие, внутри которого вновь становится возможным различить шепот совести, еле уловимый ответ на молитву, собственную глубинную боль, которую в повседневной беготне человек не успевает ни заметить, ни признать. В неторопливости службы, в медленном переливе песнопений, в долгих чтениях что то внутри человеческого существа выпрямляется, приходит к своему первозданному такту - тому, в котором когда то, ещё до всякой суеты, и был, собственно, создан человек.
Свет свечей, запах ладана, мерный ход молитв, отсутствие спешащих шагов - всё это создаёт особое пространство, где уходит главная беда современного человека: хроническая невозможность побыть с собой. В храме эта встреча с собой происходит не в одиночестве, а в присутствии Бога и других людей, которые стоят рядом - каждый со своей жизнью, своей болью, своей надеждой. Это редкое место, где человек может ничего не производить, не демонстрировать результат, не выстраивать образ - просто быть. И именно в этом «просто быть» раскрывается его истинная ценность.
Храм не отменяет город, не уничтожает проблемы, не делает будни волшебными. Но он возвращает человеку утраченное измерение - время. Из этого измерения мир уже не кажется только цепочкой срочных дел. После службы человек выходит на ту же самую улицу, слышит тот же шум машин, тот же гул голосов, но внутри его пульсация иная. И если удаётся хотя бы крупицу храмовой тишины и неторопливости пронести в повседневность, то и сама жизнь, при всей своей сложности, перестаёт быть безнадёжно суетной и начинает напоминать то, чем и задумана быть: это путь, а не гонка; это ожидание встречи, а не бегство; это диалог, а не бесконечный монолог.
Получается, что храм – это то самое место, где человеку вновь возвращают его естественный ритм бытия. Там, где слышно Бога, и вдруг становится слышно и собственное сердце, уже, кстати, не разорванное и загнанное, а медленно, благодарно и живо бьющееся в такт Вечности.
"Вся премудростию сотворил еси!" Аминь.
