Тень Усть-Илги (Часть 1/5)⁠⁠

Глава 1. Изгнание

Поезд № 002 «Россия» нес капитана Олега Михайловича Куницына прочь от всего, что тот привык именовать жизнью — прочь от суетливой Москвы с ее вечными пробками и смогом, прочь от казенных кабинетов с их запахом табака и канцелярской пыли, прочь от того проклятого выстрела, что все никак не давал покоя ни днем, ни ночью.

За окном купе неспешно проплывала матушка-Россия во всем своем необъятном великолепии. Сперва мелькали подмосковные дачи с их аккуратными грядками и теплицами из поликарбоната, затем показались первые настоящие леса — березовые рощи, где каждое дерево стояло словно девица в белом сарафане, кокетливо помахивая зелеными косынками листвы. Дальше пошли сосновые боры, строгие и торжественные, как полки гвардейцев в парадном строю. А потом и вовсе началась тайга — бескрайняя, дикая, первозданная.

Четвертые сутки в пути. Время, более чем достаточное, чтобы переосмыслить все злоключения последних месяцев, однако мысли капитана все вязли в одной точке. Выстрел. Крик. Падающее навзничь тело Рустама — наследника известного в Москве вора в законе Фарруха Мамедова. И лица коллег, что глядели на капитана Куницына с тем особенным выражением, в котором странным образом смешивались сочувствие и осуждение.

«Не подчинился законным требованиям сотрудника полиции», — было записано в рапорте. «Применил табельное оружие в рамках должностных полномочий». Все правильно, все по закону, все по инструкции. Но семейство покойного было на сей счет иного мнения. Угрозы посыпались уже на следующий день, — сперва на мобильный, затем на домашний, а после даже на работу к бывшей супруге. Капитан Куницын стал персоной неудобной, а неудобных в московской полиции имели обыкновение отправлять подальше от греха — туда, где грех этот не мог достать своими длинными руками и где можно было переждать, пока страсти не улягутся.

— Иркутская область, село Усть-Илга, — проговорил подполковник Скворцов, не поднимая глаз от бумаг. — Обнаружено тело ребенка, предположительно убийство. Местным требуется помощь в расследовании. Так что едешь в командировку.

Село Усть-Илга. Олег даже не сразу нашел его на карте. Точка на берегу Лены, в двадцати трех километрах от райцентра Жигалово, который сам по себе был концом света. Населения меньше ста шестидесяти человек. Транспорт — раз в день, и то — если повезет с погодой. Мобильная связь — через раз. Интернет — по праздникам.

Словом, идеальное место для изгнания.

Поезд между тем все катил и катил по бескрайним просторам. За Уралом пейзаж сделался еще более диким и величественным. Широкие реки извивались меж холмов, отражая в своих водах облака, что плыли в небесной синеве, точно белоснежные корабли. Леса тянулись до самого горизонта сплошной зеленой стеной, и лишь изредка эту стену прорезала просека или железнодорожная ветка, убегающая в горизонт.

Станции попадались все реже, и названия их звучали все более экзотично: Тайшет, Тулун, Куйтун. После Куйтуна объявили станцию с удивительным названием Зима, и Олег заинтересовался, решив поискать информацию о ней в интернете.

В Иркутске — городе, который поразил его купеческими особняками и широкими улицами — Куницын пересел на маршрутку до Жигалово. Водитель — мужик лет пятидесяти с обветренным лицом и руками, пропахшими соляркой, окинул столичного гостя любопытным взглядом — чистая куртка, городская обувь, небольшой чемодан.

— В Усть-Илгу? По делам?

— По работе, — коротко ответил Олег.

— А, так ты из органов, — водитель выплюнул соломинку в окно. — Из-за пропавших журналистов что ли?

— А что, у вас журналисты пропали?

— Да. Совсем недавно. Поздно вечером возвращались в райцентр, да не туда свернули. Машина сломалась, так эти «умники» решили идти пешком. А чтобы побыстрее — через лес срезать. Ну и заблудились, конечно. До сих пор не нашли… да и не найдут уже, я думаю.

До Жигалово ехали почти шесть часов по дороге, что являла собою образчик всех мыслимых инженерных решений — тут асфальт чередовался с гравием, гравий с грунтовкой, а грунтовка с грязевой колеей, где колеса маршрутки то и дело проваливались в ямы. Олег поначалу пытался любоваться пейзажем, но вскоре все внимание его сосредоточилось на том, дабы удержаться на сиденье и не расшибить себе голову о крышу маршрутки.

И все же виды за окном были поистине впечатляющие. Бескрайняя тайга, разрезанная величественной рекой Леной, перемежалась открытыми степными пространствами, где еще виднелись покосившиеся избы. Деревеньки попадались редко, и все они выглядели так, словно время остановилось в них лет пятьдесят назад. Дома рубленые, крыши из листового железа, заборы из штакетника, палисадники с мальвами и подсолнухами. И над всем этим великолепием — небо, высокое и чистое.

— Край красивый, — заметил Олег, когда маршрутка ненадолго остановилась.

— Красивый, — согласился водитель, но в голосе его не слышалось особой радости. — Только пустеет помаленьку. Молодежь в города уезжает, старики помирают. Скоро останутся одни волки да медведи.

— А что, работы совсем никакой нет?

— Да какая работа? Колхозы развалили, заводишки позакрывали. Лес только рубят, да нефть качают. А что местным? Огород, живность своя, рыбалка да охота. Кому этого мало — тот и уезжает.

— Жаль.

— Жаль-то жаль, да что поделаешь? Жизнь такая. Прогресс.

И правда, следующие две деревни, мимо которых они проехали, выглядели почти вымершими. Полуразрушенные дома, заброшенные огороды, заколоченные окна. Сирень и черемуха пробивались сквозь развалины, березки росли посреди дворов, на крышах зеленели мох и трава.

— Вот деревня Куницына, — сказал обернувшись водитель.

— Что, простите? — встрепенулся Олег услышав свою фамилию.

— Говорю — деревня эта называется Куницына. Уже тридцать лет как заброшена.

Капитан невольно поежился — он не был суеверным, но сама символичность его несколько удивила. Потому что сам себя чувствовал одиноким, ненужным... заброшенным.

В Жигалово его должен был встретить местный полицейский. Но на автостанции — сарае советских времен с облупившейся краской и вывеской «Касса» — никого не было. Олег походил вокруг здания, покурил, уже собирался звонить в Москву, когда к нему подошел молодой мужчина в штатском.

Азиатские черты лица, но не китайские и не монгольские. Что-то свое, северное. Спокойные темные глаза и странная полуулыбка, которая не сходила с губ.

— Иван Алексеевич Нестеров, — представился он, протягивая руку. — Старший лейтенант. Перевелся сюда из Иркутска. Якут, если вдруг интересно.

Рукопожатие было крепким, но в голосе звучала какая-то ирония, которая сразу показалась Олегу неуместной.

— Куницын. Что с машиной?

— А машина есть. — Нестеров кивнул на стоящий рядом потрепанный УАЗ. — До Усть-Илги ехать еще полтора часа, но дорога очень так себе. Готовы?

— А выбора нет.

— Выбор всегда есть, — философски заметил Иван. — Можно развернуться и уехать обратно.

— Не смешно.

— А я и не шучу.

УАЗ заводился минут пять, чихал, кашлял, наконец согласился ехать. Иван вел спокойно и уверенно, не обращая внимания на ямы и колдобины, будто всю жизнь не делал ничего, кроме как ездил по подобным дорогам. С лица его не сходила полуулыбка, которая уже начинала раздражать Олега.

— Расскажите про мальчика, — сказал капитан, вытирая пот со лба. В машине было душно, а кондиционера, естественно, не наблюдалось.

— Обнаружили три дня назад, — отвечал Иван, не поворачивая головы. — Лет восьми-десяти, местные утверждают — не их. Тело в свинарнике лежит сейчас, в холодильнике. Морга в селе нет, а жара была... пришлось туда отвезти.

— Причина смерти?

— Пока неясна. Видимых повреждений нет, следов насилия — тоже. Просто лежал в лесу.

— Как выглядит? Во что был одет?

— Да обычный… тощий. Одежда старая, но не рваная. Но сам мальчик чистый и ухоженный.

— Кто обнаружил тело?

— Егор Николаевич Смолин. Живет в Молодежном — это заброшенный поселок километрах в пяти от Усть-Илги. Собирал ягоды в лесу и наткнулся на ребенка возле старых эвенкийских камней.

Капитан записывал в блокнот, но мысли его уходили в сторону. Что он, в сущности, делает в этой глуши? К чему ему разбираться с каким-то мертвым ребенком, когда следовало бы находиться в Москве и заниматься висящими делами? И зачем ему этот вечно улыбающийся якут, который рассказывает об убийстве так, словно обсуждает погоду?

— Эвенкийские камни? — переспросил он.

— Обереги, — пояснил Иван. — Старые. Еще до прихода русских ставили. От злых духов вроде как.

В его голосе не было ни насмешки, ни суеверного страха. Он говорил об оберегах буднично и спокойно.

— Кстати, — произнес Олег, как бы между прочим, — а что за история с пропавшими журналистами? Кажется, из Москвы приезжали?

Лицо Ивана слегка помрачнело, а полуулыбка на мгновение исчезла.

— А, это дело... — протянул он неохотно. — В прошлом месяце было. Двое из столицы приехали, с телеканала «Культура». Программу какую-то снимали про умирающие деревни.

— И что с ними случилось?

— Да кто ж его знает-то... — Иван пожал плечами и крепче сжал руль. — Поехали в заброшенный лагерь в Молодежном, хотели заснять руины для истории. Машину их нашли, камеру, а самих — как корова языком слизала.

— МЧС искало?

— Конечно, искало. Неделю прочесывали все вокруг, собак пригоняли, водолазов на реку. — Иван качнул головой с видом человека, повидавшего разное.

— А версии какие выдвигались?

— Да всякие. От несчастного случая до... ну, понимаете, народ у нас суеверный. Особенно про те места, где лагерь стоит. — Он помолчал, словно взвешивая, стоит ли продолжать. — Говорят, что в той зоне и раньше люди пропадали. Сначала зэки, потом пионеры... А теперь вот журналисты.

Олег почувствовал, как по спине пробежал холодок. Что-то в тоне Ивана, в его осторожности при выборе слов говорило о том, что местные жители знают больше, чем готовы рассказать официальным лицам.

— Дело закрыли?

— Как закрыли... — Иван усмехнулся, но без веселья. — Числятся без вести пропавшими. Родственники из Москвы приезжали, скандал устроили, но что толку? Нет людей — и нет. Поиски свернули, материалы в архив сдали.

— А вы лично что думаете?

Иван долго молчал, лавируя между особенно глубокими ямами. Наконец произнес тихо, словно опасаясь, что кто-то может подслушать:

— Знаете, товарищ капитан, у нас тут места... особые. Дед мой, царство ему небесное, говаривал: есть на земле точки, где время течет не так, как положено. Где прошлое и настоящее перемешиваются, как река с притоком. — Он бросил быстрый взгляд на Олега. — Может, чепуха это, а может, и нет. Но факт остается фактом — люди пропадают.

Некоторое время ехали молча.

— Так, а сейчас держитесь крепче, — сказал Иван, сбавляя ход. — Сейчас «ваучер» проезжать будем.

— Что? Какой еще ваучер?

— А вот этот спуск, — Нестеров лукаво прищурился, указывая на круто уходящую вниз дорогу, которая терялась где-то в зарослях ольшаника. — Местная достопримечательность. История у него занятная — когда здесь американские специалисты из «Петролиума» работали, везли их тут как-то на внедорожнике. Так водила, видать, скорость не рассчитал... Они в эту черную ямищу так шваркнулись, что у них дух из груди вышибло. И давай орать на весь лес, кто от страха, а кто от восторга: «Вау! Вау!». Ну, а местные мужики, что их сопровождали, услышали это дело, да только на свой лад переиначили. Понравилось им словечко, крепкое, звучное. С тех пор так все это место и зовется — «Ваучер».

Действительно, спуск оказался крутым и извилистым. УАЗ осторожно спускался по серпантину меж высоких сосен, а внизу, в глубокой лощине, поблескивала вода — то ли ручей, то ли небольшая речушка.

А дальше дорога пошла вдоль реки, и здесь пейзаж сделался особенно живописным. Лена, одна из величайших рек мира, текла меж невысоких берегов. Вода была удивительно прозрачной, и на дне виднелись разноцветные камешки. По берегам росли огромные кедры, возраст которых, вероятно, исчислялся столетиями, а меж ними жались к земле кусты калины, жимолости и боярышника.

Минут через сорок они въехали в Усть-Илгу.

Село встретило капитана Куницына тишиной и запахом застоявшегося воздуха, в котором странным образом смешивались ароматы скошенного сена, речной свежести и чего-то еще — едкого и не очень приятного. Дома тянулись вдоль одной из улиц — старые, рубленые из добротного леса, некоторые с заколоченными окнами и проваливающимися крышами. Но даже в запустении они сохраняли особое достоинство, свойственное сибирскому зодчеству.

На крыльце одного из домов сидела старуха в цветастом платке и смотрела на приезжих с нескрываемым любопытством. Лицо у нее было морщинистое, как печеное яблоко, но глаза живые, пытливые. Она проводила машину взглядом, в котором читалось нечто большее, нежели простое любопытство. Что-то настороженное, почти враждебное.

Словно незваный гость принес с собой беду.

За домами, в отдалении, виднелись покосившиеся сараи и амбары, а над всем этим великолепием возвышались купола заброшенной церкви.

— Приехали, — сказал Иван, заглушив двигатель. — Добро пожаловать в Усть-Илгу, капитан Куницын.

Полуулыбка никуда не делась.

Олег вышел из машины и огляделся. Тишина была абсолютной — не слышно было ни голосов, ни лая собак, ни шума какой-либо техники. Лишь где-то вдалеке стучал дятел да шумели кроны вековых кедров на легком ветерке.

— Где остановлюсь? — спросил капитан.

— В доме культуры есть комната для приезжих, — отвечал Иван, доставая из машины чемодан. — Правда, зимой там не топят, но сейчас июнь, так что переночевать можно. А завтра утром посмотрите тело и познакомитесь с местными.

Куницын кивнул и пошел следом за лейтенантом по пустынной улице.

Глава 2. Прибытие

Утро в Усть-Илге началось с тумана. Белесая пелена поднималась от реки Илги густыми клубами и окутывала село словно саван, скрывая привычные очертания домов и заборов. Олег проснулся от пронизывающего холода — июньские ночи в Сибири оказались куда суровее московских, а в неотапливаемой комнате дома культуры температура опустилась почти до нуля.

Капитан встал с жесткой кровати, размял затекшие мышцы и подошел к окну. Туман медленно рассеивался, открывая вид на извилистую реку и заброшенную церковь. Храм Одигитриевской иконы Божьей Матери — так гласила полустертая табличка у входа — возвышался над селом печальным напоминанием о былом величии. От прежнего великолепия не осталось и следа: почерневшие от времени бревна, провисшая крыша, заколоченные окна и покосившиеся кресты на куполах.

В дверь негромко постучали.

— Товарищ капитан, завтрак готов, — донесся знакомый голос Ивана.

Олег оделся и вышел в коридор. Нестеров стоял у входа с термосом и пакетом бутербродов. На лице его по-прежнему играла та загадочная полуулыбка, которая вчера показалась Куницыну неуместной, а сегодня почему-то раздражала еще больше.

— Как спалось в нашем пятизвездочном отеле? — поинтересовался Иван, протягивая термос. — Местные говорят, первую неделю всегда тяжело. Воздух другой.

— Нормально, — соврал Олег. Кофе оказался на удивление крепким и горячим. — Местные особенности климата, полагаю?

— В июне здесь бывает всякое. Вчера плюс двадцать, сегодня — чуть ли не заморозки. — Иван достал из пакета бутерброды с толстыми ломтями домашнего хлеба и розовой ветчиной.

— Когда поедем смотреть тело?

— Сейчас покушаем и поедем. Свинарник в километре от села, при ООО «Ланское». Там же поговорим с Мариной Семеновной Кузиковой, она руководитель.

Завтракали на крыльце дома культуры, наблюдая за неспешным пробуждением села. Из труб потянулись тонкие струйки дыма, где-то залаяла собака, из дома напротив вышла пожилая женщина с ведрами и направилась к реке. Обычная деревенская идиллия, если бы не гнетущее ощущение косых взглядов.

— Давно здесь работаете? — спросил Куницын, отпивая кофе.

— Шестой месяц. До этого в Иркутске сидел, в отделе по борьбе с кражами. Но захотелось на просторы, поближе к корням. — Иван допил кофе и поставил кружку на ступеньку. — А вас из Москвы как сюда занесло? Если не секрет, конечно.

Капитан промолчал. Рассказывать чужому человеку о собственных проблемах не хотелось, да и вряд ли молодой лейтенант из сибирской глубинки понял бы все сложности московских реалий.

Туман рассеивался неохотно, клочьями, открывая все новые подробности местного быта. Возле одного из домов старуха в выцветшем платке развешивала белье на веревке, привязанной между двумя березками. Белье было заштопанное, много раз стиранное, но чистое. Увидев чужих людей, женщина замерла с мокрой простыней в руках и долго смотрела в их сторону.

— Анна Васильевна Петрова, — пояснил Иван, заметив интерес Олега. — Вдова. Внучку растит, Настеньку. Муж у нее охотником был, в тайге и остался — медведь задрал лет пятнадцать назад.

— А родители девочки где?

— В городе. Мама снова замуж вышла, детей нарожала, про мать и дочь от первого брака забыла. Бывает. А отец… где-то.

Дорога к свинарнику пролегала через весь поселок. Ехали медленно — грунтовка после ночного тумана стала скользкой, и Нестеров вел УАЗ осторожно. По пути Олег изучал местные достопримечательности.

Магазин — типичный сельский, в бывшем жилом доме, с вывеской «Продукты», где краска облущилась так, что читалось «Прод кты». У входа на лавочке сидели трое мужиков неопределенного возраста — от сорока до шестидесяти, в рабочих куртках и резиновых сапогах. При виде УАЗа они замолчали и проводили машину внимательными взглядами.

— Местная интеллигенция? — поинтересовался Олег.

— Безработные в основном. Раньше в совхозе трудились, потом в фермерском хозяйстве. Теперь кто на огороде копается, кто в лес за грибами-ягодами ходит на продажу. Выпивают, конечно, но не сильно — денег нет. — Иван притормозил у неровной колдобины. — А вообще народ здесь неплохой. Добрый. Просто жизнь такая — не до веселья.

Дальше дома становились реже. Появились заброшенные постройки — то ли сараи, то ли мастерские, с проваленными крышами и заросшими бурьяном дворами. В одном из таких дворов паслась тощая коза на длинной веревке, безуспешно пытавшаяся дотянуться до растущей за забором травы.

По дороге к свинарнику Иван рассказывал об истории села. Основано было в 1804 году переселенцами из центральной России, долгое время считалось довольно зажиточным. Имелись церковь, школа, больница, почта. В советское время организовали колхоз, который просуществовал до девяностых. Теперь от былого процветания осталось лишь ООО «Ланское» да несколько десятков стариков, которые никуда уезжать не собирались.

— А молодежь где? — поинтересовался Олег.

— В основном в Иркутске. Или в райцентре. Здесь же перспектив никаких, работы нет, связь плохая. Зачем молодым здесь сидеть?

— Неужели в таком большом хозяйстве как «Ланское» нет работы?

— Есть, но… зарплата — пятнадцать тысяч.

Олег повернулся к Нестерову, чтобы убедиться не шутит ли он.

— Да, пятнадцать тысяч, — невесело усмехнулся Иван. — Это вам не Москва, и даже не Иркутск.

— Все отсюда уезжают, а вы — наоборот. Странно, — после недолгого молчания сказал Олег.

— Так я же не местный. Мне здесь в новинку пока что. Да и не факт, что надолго. Посмотрим, как пойдет.

Свинарник ООО «Ланское», который встретил их запахом, который сложно было с чем-то спутать, представлял собой типичное сооружение советской эпохи — длинный одноэтажный барак, к которому за годы эксплуатации прилепили еще несколько построек: склады, административное здание и небольшой морозильный цех. Территория вокруг была усеяна ржавыми бочками, старыми автопокрышками и прочим хламом, создавая атмосферу глубокого запустения.

Марину Семеновну Кузикову они нашли в кабинете административного здания. Женщина лет пятидесяти, крепкого сложения, с лицом, обветренным многолетней работой на открытом воздухе. Руки мозолистые, цепкие — руки человека, привыкшего к тяжелому физическому труду.

— Проходите, гости дорогие, — сказала она, но в голосе звучала не радость, а скорее облегчение. — Ждем вас уже третий день.

Кабинет Марины Семеновны был обставлен с казенной простотой — металлический стол, два стула, шкаф с папками, календарь на стене с фотографией поросят. На столе стоял чайник, банка с растворимым кофе и тарелка с печеньем.

— Рассказывайте все с самого начала, — попросил Олег, доставая блокнот.

— Что рассказывать? — Кузикова развела руками. — Егор Николаевич прибежал утром, весь бледный, говорит — в лесу ребенок лежит, мертвый. Мы вызвали врача из Жигалово, он приехал, посмотрел, говорит — причину смерти определить не может, нужна экспертиза в областном центре.

— Ясно. Мне нужно осмотреть тело, — сказал Олег.

Марина Семеновна провела их в морозильный цех, включила свет. Помещение было небольшим, но оборудованным по всем правилам — металлические столы, крюки под потолком, большая морозильная камера у дальней стены. На одном из столов лежал аккуратно укрытый простыней сверток, рядом стопочка одежды.

— Вот он, — сказала Кузикова, отступая к выходу.

Олег подошел к столу и осторожно откинул простыню.

Мальчик был худощав, лет восьми-десяти, с темными волосами и бледной кожей. Руки покоились на груди, веки были сомкнуты, черты лица выражали удивительное спокойствие. Создавалось впечатление, что ребенок просто заснул глубоким сном и вот-вот откроет глаза.

— Поразительно, — пробормотал Олег, внимательно осматривая тело. Никаких видимых повреждений, следов борьбы или насилия не было видно. Кожа была бледной, но не синюшной, как у утопленников, и не желтушной, как у отравившихся. — Сколько времени могло пройти с момента смерти?

— Егор говорит, нашел три дня назад, — ответила Кузикова. — Но состояние... неестественное какое-то. Должен был подразложиться уже, а он как свежий.

Капитан обратил внимание на одежду мальчика. Рубашка была сшита из грубого домотканого полотна, штаны также выглядели самодельными. Никаких фабричных меток, никаких современных элементов — ни молний, ни липучек, ни синтетических материалов. Даже нитки, которыми была прошита одежда, казались кустарными.

— Одежда старинная, — заметил Куницын.

— Да, — согласился Иван, который до этого молчал. — Напоминает те, что носили в начале прошлого века. Возможно, из музея какого-то.

— В селе есть музей?

— Усть-Илга сама по себе музей, — с горькой усмешкой произнесла Марина Семеновна. — Село-музей под открытым небом. Туристы летом изредка заглядывают, старинные дома фотографируют. Может, мальчик из какой театральной группы, реконструкторы там всякие бывают.

Олег сделал подробные записи в блокноте и снова внимательно посмотрел на тело. Что-то в нем определенно было не так, но капитан не мог понять, что именно. Слишком спокойное выражение лица для ребенка? Или неестественная поза? А может быть, дело в собственной усталости и раздражении от необходимости заниматься непонятным делом в этой богом забытой глуши?

— Нужно отправить тело на экспертизу в Иркутск, — констатировал Олег. — Когда можно организовать транспортировку?

— Завтра утром, — ответила Кузикова. — Машина из райцентра приедет, заберет.

— Отлично. А где сейчас этот Смолин? Необходимо с ним поговорить.

— В Молодежном. Там две улицы всего, найдете без труда. Только... — Марина Семеновна замялась, подбирая слова. — Он странноватый немного. После армии контуженный.

Олег кивнул и накрыл тело простыней. Они вышли из морозилки, и Кузикова тщательно заперла дверь на массивный замок.

— Еще вопрос, — сказал капитан. — Местные дети. Кто-нибудь пропадал в последнее время? Может, из соседних деревень?

— Нет, — быстро ответила Марина Семеновна, но в голосе прозвучала едва заметная неуверенность. — Детей у нас совсем мало. Никто не пропадал.

Куницыну показалось, что женщина что-то недоговаривает, но настаивать он не стал. Время покажет.

Они вернулись в село к обеду. Олег решил пройтись по улицам, познакомиться с местными жителями, расспросить о мальчике. Однако разговоры не клеились. Люди отвечали односложно, смотрели настороженно и старались поскорее закончить беседу, ссылаясь на неотложные дела.

— Не наш мальчик, — в один голос твердили они. — Здесь таких не было никогда.

— Возможно, из соседней деревни? — предполагал Олег.

— Не знаем. Нас это не касается, — следовал неизменный ответ.

К вечеру капитан понял, что день потрачен впустую. Классическая деревенская круговая порука в действии: никто ничего не знал, никто ничего не видел, никто ни в чем не был виноват. Все дружно открещивались от мертвого мальчика, как от чужого горя.

Иван между тем исчез куда-то после обеда и появился только к ужину, неся с собой пакет с хлебом, консервами и термос с горячим супом. На лице по-прежнему играла загадочная полуулыбка.

— Где пропадали? — поинтересовался Олег.

— Беседовал со старшим поколением. Они порой больше знают, чем говорят посторонним.

— И что удалось узнать?

— Пока ничего конкретного. Но есть один любопытный момент... — Иван помолчал, подбирая слова. — Говорят, в последнее время странности начались. Животные беспокоятся без причины, свиньи в свинарнике агрессивными стали. Мелкие вещи пропадают — инструмент, посуда, всякая мелочь. А позавчера одна старушка, Анна Васильевна, поклялась, что видела тень в лесу. Детскую тень.

Олег фыркнул с недоверием.

— Суеверия обычные. В селе ребенок умер, вот и придумывают всякую чертовщину.

— Возможно, — согласился Иван, но в темных глазах мелькнуло что-то еще. — Вполне возможно.

Ужинали молча, каждый погруженный в собственные размышления. За окном медленно сгущались сумерки, и село постепенно погружалось в тишину. Лишь изредка где-то лаяла собака да скрипела на ветру калитка.

Вечером, оставшись один в комнате дома культуры, Олег попытался связаться с бывшей женой. Мобильная связь была отвратительной — голос Лены прерывался и искажался помехами.

— Как дела? — с трудом спросил он.

— ...льно... плохо ...шно... когда ...нешься?

— Пока неясно. Дело сложнее, чем казалось изначально.

— ...угро... вроде стихли... Сере... говорит, что...

Связь оборвалась окончательно. Олег попытался перезвонить несколько раз, но телефон упорно показывал «нет сигнала».

Куницын лег на жесткую кровать и принялся рассматривать потолок. За окном шумел ветер в листве деревьев, где-то поскрипывала незакрепленная калитка, в отдалении залаяла собака и тут же замолчала. Обычные ночные звуки, но почему-то они не успокаивали, а наоборот — создавали ощущение смутной тревоги.

Олег невольно вспомнил лицо мертвого мальчика. Слишком спокойное для ребенка, слишком... взрослое, что ли. Словно он знал что-то важное, чего не ведают живые.

Глупости, конечно. Мертвые ничего не знают и знать не могут.

Однако сон приходил долго, а когда наконец пришел — оказался беспокойным и прерывистым. Снился лес, древние камни, покрытые мхом и непонятными знаками, и тень между стволами деревьев. Маленькая, детская тень, которая все время пыталась что-то сказать, но голоса у нее не было.

А когда Олег проснулся на рассвете, за окном стоял такой густой туман, что невозможно было разглядеть даже соседний дом.

Тень Усть-Илги (Часть 2/5)

Я на author.today: https://author.today/u/teo_dalen/