"Шпана". Часть шестая
- До конца августа. Родаки послали бабке помочь. Хворая она стала. Тяжело одной в огороде спину гнуть.
- Ну, эт правильно. Тогда порядки ты знаешь, - хитро улыбнулся он.
- Знаю, - вздохнул я. – Проставляюсь. Есть где мутного достать?
- К бабе Сане сгоняем, «слезинки» возьмем.
- Слезинки?
- Ага. Сэм у нее не чета остальным. Чистейший, вкусный, - ответил третий пацан, носивший погоняло Щука. Я кивнул и вытащил из кармана налик, который передал ему. – О, эт по-нашему. Гульнем. Чих еще к Кайгусю метнется, травы возьмет.
- Проверь только. А то с Кайгуся станется дички намешать, - поморщился Пеца.
- Чо, на огородах гудим? – спросил я, вызвав у деревенских смешки.
- Не, Макс, ты чо? Мы ж не малолетки, чтобы по кущерям шарахаться.
- В конце улицы синий дом есть. Двадцать девятый, - улыбнулась Галка. Она села рядом со мной на лавочку и, не стесняясь, прижалась ко мне загорелым бедром. – Соседка там моя жила, баба Лида, да преставилась уже полгода как.
- И вы, типа, в ее хате тусите? – удивился я.
- Ну а хули нет, Макс? Родни у бабки не было, дом пустой стоит и нахуй никому не нужон, - кивнул Чих. – Вот мы под себя и забрали. Да так многие делают. Тут хули, старики живут. Безродных много. Вот хаты после них и пустуют. Те, кто умные, на себя участки оформляют, дом сносят, а землю под огороды. Но мы тут подсуетились быстрее. Андрюха с Кайгусем хотели лапу наложить, да мы первыми были. Участковому на лапу дали, чтобы он не зверел. Вот и отдыхаем там, помаленьку.
- Удобно устроились, - рассмеялся я. – Ну, лады. Чо, во сколько подваливать?
- Давай к восьми, - чуть подумав, ответил Пеца. На этом и порешили. Я попрощался с пацанами, чмокнул Галку в щечку, отметив, как она порозовела, и отправился гулять дальше. После автобуса хотелось размяться и подышать свежим воздухом. Прогулка по деревне для этого подходила лучше всего.
Вечером я помог бабушке управиться по хозяйству, переоделся в чистое, сунул в карман две пачки сигарет, после чего сказал, что буду поздно. Бабушка сама понимала, что внук давно вырос, поэтому особо не ворчала. А потом, махнув рукой, дала мне ключ от дома и отправилась смотреть бразильский сериал по ящику.
До нужного дома пришлось идти почти полчаса, так как он находился почти в самом конце улицы. Но лишней прогулке я только порадовался, медленно идя по разбитой глиняной дороге и наслаждаясь прохладным ветерком. Порой меня обгоняли машины, которые обязательно притормаживали, увидев новое лицо. Впрочем, до доеба дело не дошло. То ли деревенские торопились по своим делам, то ли до одинокого пацана им не было дела. Ну а подойдя к двадцать девятому дому я мысленно присвистнул, увидев рядом с ним побитые жизнью «шестерки», мотоциклы и целую кучу пацанов и девчонок. Дом стоял в самом конце деревни, будто забытый — дальше уже только поле, а потом лес. Крыша покосилась, словно надорвалась от грома. В окнах — красные занавески, как кровь на бинтах, но в них горел свет, и во дворе кипела жизнь. Из окон дома грохотала музыка, слышались смешки и в воздухе витал особый дух летней свободы. Я кивнул знакомым и, обойдя, курящую компашку, потянул на себя калитку.
- От он, явился, - обрадованно воскликнул Пеца, сидящий на ступеньках крыльца и смолящий самокрутку. Я пожал протянутую руку и пристроился рядом. – На, дерни. Кайгусь отменную подогнал.
- Не, попозже, - помотал я головой. Пеца пожал плечами, мол, мне больше достанется и, затянувшись, тут же закашлялся. – Держи тягу.
- Не покашляешь, не покайфуешь, - хрипло ответил он, поднимаясь со ступенек. – Ладно, погнали в дом. Познакомлю тебя с нашими.
- Чо, много новых? – уточнил я, гадая, как скоро знакомство перейдет в доеб.
- Не особо. Большинство ты и так знаешь, а на счет остальных не бзди. Своих в обиду не даем.
- Ну, пусть рискнут, - паскудно усмехнулся я. Пеца одобрительно заворчал и, хлопнув меня по плечу, махнул рукой, приглашая следовать за собой.
В доме было шумно, накурено и пахло не только травой, но и перегаром. На загаженном столе стояли бутылки с самогоном и водкой, тарелки с нехитрой закусью в виде колбасы, дешевого сыра и обязательных овощей. Из старого магнитофона орала попса, а в центре гостиной ритмично двигались деревенские девчонки, одетые по случаю, довольно откровенно. Вписка, удивительно похожая на те вписки, которые я уже посещал. Даже на продавленном диване в единственной комнатке, под молчаливым и укоряющим взором портрета Ленина, изгаженного мухами, кто-то ебался. На стенах — выцветшие фотографии, где лица у всех одинаково строгие, как будто улыбка была вымученной. Тикают старые часы с медными шишками, стрелка отстаёт или бежит вперёд, хуй проссышь. Сколько времени они уже отсчитали? А сколько еще осталось? Запахи бьются между собой — перегар, сырость, капуста, мыло "Детское", и ещё что-то металлическое, будто ржавая кровь. Здесь давно никто не живет. Здесь медленно тонут. Каждый день, каждую ночь. Все глубже и глубже. Но никто не кричит. Все уже привыкли.
Я задумчиво обвел взглядом веселящихся людей и улыбнулся, увидев Галку. Она была одета в черное, облегающее платье, демонстрирующее все достоинства точеной фигурки. Порой деревня давала миру настоящих красавиц. А порой давала самых отъявленных блядей с ликами ангелов. Это я тоже знал.
- Макс! – Галка заметила меня и помахала рукой, подзывая к себе.
- Привет, - буркнул я, подходя ближе и беря из ее рук граненный стакан с самогоном. – Нормальное хоть пойло?
- Чистое, как слеза, - хохотнула она. Я невольно ей залюбовался. Было что-то в Галке особенное. Как и в Ленке Трофименко. Какая-то неприступность и особая, бурлящая нежность, когда твой взгляд пересекался с ее взглядом.
- Ну, будем, Галчонок.
- Только ты меня так называешь. Будем, - тепло улыбнулась Галка, чокаясь со мной. Мы выпили и мое горло тут же опалил жидкий огонь. Пеца не соврал. Самогон был хорошим. Лучшим, что я когда-либо пил. Не было в нем сивушности, горечи и желчи. Только огонь.
- А ты чо за парнишка? – спросила подошедшая к нам девчонка в светлом сарафане, прозрачном настолько, что я видел ареолы ее сосков. – Твой, Гал?
- Может и мой, - усмехнулась Галка, хитро на меня посмотрев. – Знакомьтесь.
- Макс, - представился я.
- А, бабы Раи унук? – просияла девчонка. Я так и не привык к тому, как деревенские проглатывали некоторые буквы и коверкали слова. Но была в этом своя, особенная прелесть. – Ксюша.
- Ну, будем знакомы, - кивнул я, пожимая протянутую ладошку. От девчонки приятно пахло свежестью, сеном и молоком. Она кокетливо мне подмигнула и многозначительно переглянулась с Галкой, которую весь этот короткий диалог явно веселил. Правда от разговора нас отвлек незнакомый мне пацан, который, пьяно шатаясь, подошел к нам и уставился на меня мутным, злым взглядом.
- А не много те двух баб-то? – с вызовом спросил он. Улыбка пропала с лица Галки. Вместо нее щеки залила бледность.
- А тебе какое дело до этого? – огрызнулся я. Подобные доебы начинали нервировать. Ну, ожидаемо. Многих я пока не знал, а вот для деревенских городской всегда был и будет красной тряпкой. Тут даже пить не надо, чтобы злоба полезла, как гнойные чирьи. – Не учили, что в чужой разговор лезть с предъявами не стоит, а?
- Отъебись, Комар, - рявкнул Пеца, подлетая к нам. Он пихнул пацана в плечо и тот неожиданно сник. Вот только злоба в мутных глазах никуда не делась.
- Чо, знакомец твой?
- Свой это. Бабки Райки унук, - пояснил пацану Пеца, но того объяснения явно не устроили. К тому же короткая потасовка привлекла внимание и других гостей. К нам подошли еще два стриженных пацана. Крепких, загорелых, пьяных и злых. Их городской в компании двух симпатичных девчонок тоже нихуя не радовал.
- А он чо сам ответить не может? – мрачно пробасил один из них. Лупоглазый, с перебитым носом.
- Могу, родной. Ты не втыкаешь, что Пеца вас от греха уберечь пытается, - паскудно улыбнулся я и мотнул головой. – Короче, чо доебались-то? Суть предъявите или свалите нахуй отсюда.
- Хочешь, бою дам? – осклабился тот, кого звали Комаром. Этот вопрос заставил меня улыбнуться. Все ж умели деревенские образно выражаться. Куда им до пацанов с Окурка. – Баб наших ебать удумал? А ну как бою дам, так рассыплешься.
- Все нормально, братка, - хлопнул я по плечу напрягшегося Пецу. – Разберусь.
- Да я и не сомневаюсь, - хмыкнул тот. – Дураков жалко.
- Дураков учить надо. Иначе кто их еще научит, - ответил я и повернулся к пацанам. – Ну, чо. Пошли на улицу, родные? Обоснуете за слова свои, да за то, что девчат оскорбили, ответите.
- Пошли, пошли, - согласился третий, куда шире в плечах остальных, с длинными, жилистыми руками, привыкшими к лопате и тяжелому труду.
- Максим, - попыталась вмешаться Галка, но я мотнул головой и улыбнулся ей.
- Все нормально, Галчонок. Вернусь сейчас и продолжим беседу.
Далеко идти не пришлось. Стоило выйти во двор, как пацаны, словно по команде, кинулись на меня, заходя сразу с трех сторон. Но меня это не смутило. Они были пьяны, я только-только выпил первый стакан, поэтому был кристально трезв и готов к любой хуйне.
Лупоглазый, подлетевший ко мне первым, глухо ойкнул, схватившись за бок, куда пришелся короткий, но хлесткий удар. Его жилистый дружок словил двоечку в бороду, но против моего ожидания, устоял. Только пошатнулся слегка. Комар попытался достать меня ногой, ударив в спину, но тут же рухнул на землю, когда я врезал ему под дых и добавил коленом по носу. На траву брызнула кровь, вызвав у наблюдавших за махачем ехидные смешки. Мелькнуло бледное лицо Галки, которая стояла на крыльце. Мелькнуло и пропало, когда я вновь вернулся к драке.
Пару раз меня все-таки достали. Но не сильно. Сначала жилистый, махнув наотмашь рукой, попал в бровь. Потом очухавшийся Комар добавил кулаком по скуле. Впрочем, переломить ход драки им это не помогло. Я перестал миндальничать с пацанами и начал бить в полную силу.
Они и сами поняли, что попали, когда первый же удар отправил в нокаут лупоглазого. Тот раскорячился на траве, смешно вытянув руки и ноги, словно судороги словил. Жилистому я сначала сбил дыхалку, а потом коротким кроссом отправил на землю к другу. Остался Комар, кому предстояло стать живым доказательством того, что к некоторым городским лучше не лезть. Когда я закончил, оба глаза Комара заплыли и больше походили на опухшие залупы. Перебитый коленом нос смотрел налево, а белая майка стала красной и липкой.
- Все! Хорош! – вклинился Пеца. – По делу ответил. Все видали?
- Видали, видали, - загалдели пацаны, посматривая на меня с уважением.
- Пошли, братка. Выпьем лучше, - схватил меня за руку Пеца и потащил в сторону дома. На скулящих избитых очень быстро все забили хуй. Деревенские слабину не любят. Но я знал, что так просто мне это не оставят. Рано или поздно найдутся еще желающие проверить удачу и наказать городского за унижение своих. Но сейчас можно было выдохнуть и вернуться к девчатам, которых махач определенно удивил.
- Ты где так руками махать научился? – спросила она, когда я вернулся в дом и, осушив стакан самогона, уселся на свободное кресло. Адреналин постепенно отпускал и в голове царила приятная легкость вкупе с усталостью.
- Да, в секции, - отмахнулся я. – На бокс ходил в детстве.
- Видать хорошие учителя были.
- Были, - согласился я. – Да и практики поле непаханое.
- Комар тебе этого так просто не оставит, - усмехнулась Ксюша. – Дурной он, а как выпьет, так вообще. Еще и на Галку слюни пускает.
- Оно и видно, - усмехнулся я, увидев, как Галка покраснела от смущения. – Ну, недельку точно отдохнуть сможешь.
- Радость-то какая, - съязвила она и, не сдержавшись, рассмеялась. Спиной я чувствовал колючие взгляды деревенских, исподтишка наблюдавших за нашей беседой, но желающих доебаться больше не было. Слишком уж красочным получилось представление во дворе.
Через пару часов, когда запасы алкоголя серьезно уменьшились, повысился градус веселья. Люди пили не ради того, чтобы напиться. А просто хотели залить глаза, убрать стыд и страх подальше. За последние полчаса кто-то поставил кассету на новый круг — опять заебавшие меня «Руки Вверх», плёнка шипела, голос был как будто из трубы. Деревенские танцевали, но это не были танцы. Просто телодвижения — тупые, медленные, как у людей, которые разучились чувствовать музыку, но помнят, что под неё надо как-то шевелиться.
У печки сидел красномордый пацан — кажется, Пеца назвал его Буркой. Смеялся громко, через кашель, с хрипом, как будто внутри у него сидит собака. Мне стало холодно. Не физически, скорее внутри. Было ощущение, что дом начинает тонуть. Не в воде, а в себе. В вонючем самогоне, в дыме, в этой тишине между песнями, где становится слышно, как гниёт пол под ногами. Пацаны разбирали визжащих девчонок и тащили, кто куда. Галка с Ксюшей отправились по девчачьим делам, оставив меня одного ненадолго. Но насладиться одиночеством мне не дал пьяный Пеца, бухнувшийся рядом на диван. Он заговорщицки мне подмигнул и вытащил из кармана мятую стопку дешевых гондонов.
- Чо это? – криво улыбнулся я. – Пец, ты пацан так-то ровный, но ты не попутал нахуй?
- Глохни, а, - рассмеялся тот. – Чо, нашел себе бабу уже?
- Не.
- Не дело, братка. Возьми пару гондонов, пригодятся.
- А чо, бабы ваши с собой не таскают?
- Таскают, да с сюрпризом, - усмехнулся Пеца. – Таким, который ты в натуре не забудешь.
- А, понял. Дырявые, типа?
- Сечешь. Им-то хули? Ща найдут невнимательного, пизду ему попробовать дадут, а утром предъявой обрадуют. В том году Лариска… Ну, из Андреевой свиты, ты ее не знаешь. Так вот, Лариска пацана залетного выебала, в себя гондон вылила, а потом калым с него стрясла хороший. А ты пацан видный. Городской. Такого наебать само просится.
- Ладно, уболтал, - зевнул я. – Давай пару резинок. «Гусарские»?
- Нормальные, не бзди. Который год использую, - заверил меня Пеца. Правда он отвлекся от разговора, приметив вошедшую в дом румяную девчонку в короткой юбочке. Настолько короткой, что становилась видна не только жопа, но и пизда, когда девчонка шла к столу с бухлом и закусью. – О, а вот моя королева на вечер.
- Давай, братка. Не опозорься только, - усмехнулся я, провожая Пецу взглядом.
Галка вернулась одна через десять минут и молча уселась рядом, прижавшись ко мне загорелым бедром. От нее тоже сладко пахло духами и потом, но был еще один запах, слаще которого нет на свете для любого пацана. Желание. Галка буквально сочилась им и скрыть это было невозможно.
Вздохнув, она положила мне голову на плечо, а потом принялась рассеяно поглаживать колено. Прикосновения сработали и в паху сладко заныло. Галка это, конечно же, заметила и тонко улыбнулась.
- Последний раз мы так сидели, когда нам двенадцать было, - тихо сказала она. Я положил ей ладонь на бедро и улыбнулся, почувствовав, как по ноге Галки побежали мурашки.
- Ага, - кивнул я. – На огороде твоей бабки. Картошку пекли в золе, на звезды смотрели. Тогда Пеца перепил и с голой жопой в крапиву полез.
- Точно, - рассмеялась Галка и неожиданно грустно хмыкнула. – А потом ты уехал. Надолго.
- Не без причины, Галчонок, - вздохнул я. – С баблом у родаков напряг тогда вышел. Хлеба купить не на что было, хули тут о поездках говорить.
- Понимаю, - задумчиво ответила она. – Деревенским в этом плане попроще было. Но тогда я даже обиделась на тебя.
- За что? – удивился я.
- За то, что пропал с концами. Ни писем не писал, ни звонил.
- Были причины, Галчонок.
- Да, знаю. Просто говорю, как есть, - кивнула Галка. Она мотнула головой и взяла меня за руку. – Пойдем, прогуляемся? Душно тут. Воздуха нет.
- Погнали, - согласился я, помогая ей встать с дивана. Как раз вовремя, потому что в гостиную ввалилась пьяная парочка, которая на этот самый диван тут же грохнулась, казалось, нас совсем не заметив.
Гуляли мы недолго. Галке просто нужен был предлог, чтобы выйти. Она взяла меня под руку и вышла на дорогу. Темень стояла такая, что хоть глаз коли, но Галка знала куда идти. К тому же, как оказалось, темнота позволила ей поднять одну непростую тему. Темнота скрывала и неловкость, и стыд. Оставляя только голос и эмоции.
- Знаешь, я хотела, чтобы моим первым был ты, - глухо сказала она, выплюнув слова так, словно они мозолили ей язык уже очень давно.
- Ну, жизнь порой решает иначе, - криво улыбнулся я, поблагодарив темноту, скрывшую мое смущение. Но Галка моих слов словно не заметила. В ее голосе прорезалась давняя боль.
- Кто знал, что первым будет мой дядя.
- Чего, блядь? – переспросил я, надеясь, что ослышался.
- Родители тогда в поле были. Работали допоздна, картошку убирали. А к нам дядька зашел. Мамкин брат. Пьяный. Бабушка тоже в огороде возилась, а я книжку читала. На улице жарко, а в хате прохладно. Мухи только жужжат, да вареньем пахнет, которое на плите томится. Не знаю, как так получилось… Вот вроде сидит он рядом, с улыбкой про приключения Гулливера слушает, а потом темнота. И боль. Ну, внизу, понимаешь. Навалился он, лапать начал. А потом случилось то, что случилось. Баба, когда с огорода вернулась, меня зареванную увидела. Увидела и простыню в крови.
- Гал, не надо может? – вздохнул я, сжимая легонько ее ладонь. В голосе снова послышалась улыбка. Грустная улыбка.
- Надо. Смирилась я уже как-то. Мне тогда четырнадцать было. Самый сок, как Пеца говорил. Тоже подкатывать пытался, а я тебя ждала. Не дождалась… Дядьку потом всей улицей лупили. И в лес увезли. Может выбрался он, а может так там и остался. С лешим и кикиморами жить. Он даже внятно сказать, зачем это сделал, не смог. Мычал только и плакал. Да слезам никто не верил, пока его кольями дуплили. Крепко так. Только вот мне легче не стало.
- Пидор, - коротко бросил я, заставив Галку улыбнуться.
- Говорят, что первый раз запоминается. Неловкостью, болью… А я вот забыть его хочу. Да проще смириться, чем забыть, - ответила она, потянув на себя калитку, ведущую в ее дворик. – Пошли. Мне родители летнюю кухонку отдали. Я там живу.
- Я не знал, - попытался объясниться я. Галка в ответ притянула меня к себе и нежно поцеловала.
- Если уж первым быть не довелось, будешь вторым. И единственным, - вздохнула она. – Пошли.
Домой я возвращался под утро. Уставшим от бессонной жаркой ночи и злым на пидораса, сломавшего Галке жизнь. Она любила меня жарко и как-то яростно. Словно и правда пыталась таким образом стереть дурные воспоминания, заменив их более счастливыми. Я оставил ее спящей и улыбающейся. Понимал, что родаки вряд ли будут рады какому-то мутному типу, переночевавшему у их дочки. Объясняться мне ни с кем не хотелось. В голове все еще прокручивался короткий монолог близкой мне девчонки, которую предал и изнасиловал родной человек. Вот только ничего с этим поделать я не мог. Не было врага, которому так легко дать пизды, восстановив справедливость. Нет наказания, которое было бы ему под стать. Была только Галка и ее боль, которая никуда не денется, как бы она ни пыталась об этом забыть.
Глава пятая. Есть маза.
Лето пролетело быстро. Да и как иначе, когда тебе всегда есть чем заняться. Днем я помогал бабушке по хозяйству, вечера проводил в компании деревенских пацанов и девчонок, а ночь почти всегда проходила у Галки. Та, словно понимая, что времени не так много, буквально выпивала из меня все оставшиеся силы, раз за разом набрасываясь на меня, как голодная. Уходил я от нее с пустыми яйцами и хмелем в голове. И чем ближе была дата отъезда, тем жарче становились наши ночи.
- Хотелось бы, конечно, чтобы ты остался, - задумчиво обронила она, когда мы, утомившись, лежали в кровати.
- Какой из меня колхозник, Галчонок? – улыбнулся я, поглаживая пальцами ее крепкую грудь и начавший твердеть сосок. – Правильные пацаны в говне не возятся.
- Знаю, поэтому и говорю, что хотелось бы, - грустно улыбнулась она в ответ. – Так бы домик купили. Или подождали, пока бы кто-то из соседей на погост не отъедет. Один черт их халупы никому кроме молодежи не нужны. Стоят копейки, да и то, поди продай их еще… Девчата наши мне всякое советовали.
- Резинку проткнуть? – усмехнулся я. Галка рассмеялась и кивнула.
- Не только. Приворожить можно… но я и так вижу, что тебя ко мне тянет. Иначе бы слился после первой же ночи. Катька Ермакова вон себе городского таким образом захапала, живет и радуется. Веревки из него вьет.
- Приворожила? – удивился я и, хмыкнув, закурил сигарету.
- Не, - мотнула головой Галка. – Кончить в себя дала и залетела быстренько. Там калым хороший предлагали, да она на свадьбе настояла. Сейчас в Ставрополе живет. Троих уже родила. Толстая, что бабушкина кошка. Ладно. Нехай живет. Кто я такая, чтоб судить ее. Ты-то другой, Максим. Сильный. Тебя такими шутками к себе не привяжешь, да и не хочется. Если свободного зверя в клетку посадить, он зачахнет быстро. Если не умрет, так в тень бесплотную превратится.
- А ты чо в город не переберешься? – спросил я в лоб. – Ты ж умная девчонка. Хваткая. Такая в жизни не пропадет.
- Город ломает, - чуть подумав, ответила она. – Всех ломает. Шумно там, грязно, подло.
- А тут?
- Иначе. Тише, спокойнее. Многие наши в город перебирались, да там же и ломались. Калеками возвращались. Кто с душой поломанной, кто с телом.
- И меня сломает? – криво усмехнулся я.
- Уже сломал, - кивнула Галка. – Просто ты пока не замечаешь. Потом поймешь. Потому знаю, что не останешься. Но может быть когда-нибудь вернешься. Я буду ждать. Как до этого ждала.
- Глупости не говори, - хмыкнул я. – Ты вот сказала, что люди ломаются. А еще люди меняются. Ты меня через пару лет вовсе забудешь. Влюбленность кончится, придет новая. Так всегда и бывает.
- Время покажет, - снова улыбнулась она и нежно меня поцеловала. – Ладно, не будем о плохом. Не так много ночей нам осталось.
Я не ответил. Только притянул ее к себе и ответил на поцелуй.
Тогда я не признался Галке, но зерна сомнений она во мне посеяла. Причем совершенно не те, которые хотела. Появилась другая маза, которая, побродив в моей голове, вызрела в неожиданную мысль. А виной всему слова Галки про бесхозные дома умерших стариков, не имевших наследников.
Понятно, что деревенские дома – это хуйня, никому не нужная. Стоили они и впрямь недорого, но для этого надо было изрядно поебаться с переоформлением, сунуть на лапу каждому власть имущему, а потом потратить хуеву тучу времени, чтобы этот дом продать. Идея была в другом, и я ее озвучил Афанасию сразу же, как только вернулся с каникул в деревне.
- Окрепли вы, Максим. На молочке-то и чистом питании, - усмехнулся Афанасий, когда увидел меня на пороге своей квартиры. – Судя по глазам, каникулы прошли хорошо?
- Маза есть, - коротко ответил я и теперь уже интерес загорелся в глазах моего соседа.
- Отрадно это слышать, - кивнул он и, посторонившись, пропустил меня в квартиру. – Чайку и пару партеек в шахматы?
- Само собой, - согласился я и, ойкнув, протянул Афанасию пакет. – Это вам. От души, так сказать. Там куры деревенские, закруток немного. Все свое, чистое.
- Пустое, - кивнул Афанасий, но пакет все-таки взял. – Но от грева только дураки отказываются. Ну, заходите, заходите. Нечего на пороге стоять. Я же вижу, что вам не терпится поговорить.
Первая партия прошла под праздные разговоры ни о чем и отметилась только тем, что из комнаты выбежала Машка в трусах и легкой маечке, после чего охнула и умчалась обратно, заставив Афанасия рассмеяться.
- Совсем стыд потеряла, - притворно пожаловался он. – Гуляет по квартире в чем мать родила. В голове ветер, в жопе дым. Но ничего, скоро институт начнется, глядишь посвободнее дома станет. Ну а вы, Максим, куда? Школа-то кончилась.
- В шарагу поступил. На электрика, - ответил я, расставляя фигуры на доске перед новой партией. – Чисто чтоб в армейку не забрили. Ну и родаки мозги не клинили доебами.
- Хорошее решение, - кивнул Афанасий, доливая в чашки кипяток. В лицо мне пахнуло ароматным паром. Что-что, но чай у соседа был отменным. – Ладно, теперь можно о делах. Мария, после своего дефиле, нам точно не помешает. Что за маза у вас?
- Прибыльная. Позволит поднять нормально.
- Незаконно, само собой?
- Ну, да. Технически, это наеб. Мошенничество. Ща обрисую быстро, в чем задумка. Смотрите, живет у нас в подъезде, к примеру, Одуванчик. Ну, та бабка, ебнутая, с пятого этажа.
- Угу. Душегубка, - кивнул Афанасий. – И что?
- У нее ж наследников нет? К ней только из дурки, да из соцпомощи ходят. А вот, опять же, к примеру, сдохнет она. Чо с квартирой будет?
- Государству отойдет.
- Вот! – просиял я. – И таких в нашем городе куча. Ханыги одинокие, ебанутые, как Одуванчик, просто старые. Наследников у них нет, а значит, хаты себе государство заберет. Потом либо с молотка пустит, либо своим раздаст, либо детдомовцев туда поселит. А это же деньги халявные, по сути. И деньги немалые. Всего-то надо попиздеть с хозяином, может подогреть малость, а потом хату на себя переписать. Люди сейчас, как мухи дохнут, сами знаете.
- Ага, - вздохнул Афанасий. Но я видел, что идея ему понравилась. Глаза блестели слишком уж ярко и жадно. – Экологическая обстановка такая.
- Вот нам и останется просто подождать, пока хозяева на тот свет не отправятся. Вступить в наследство и готово.
- Технически, можно и не ждать, - лукаво улыбнувшись, поправил меня Афанасий. – Лазеек много есть. В том числе и вполне законных.
- Поэтому-то нам нужен авторитетный человек. Со знакомцами там, - я поднял вверх палец. – Которые и глаза, если чо, закроют, и помогут, если придется. Само собой за определенную мзду.
- Этот авторитетный человек я? – рассмеялся Афанасий, склонив голову.
- Других не знаю, - честно ответил я.
- Соблазнительно, конечно. Да только я так под удар подставляюсь неплохо. А я свое, Максим, уже отсидел.
- Не, если все грамотно поставить, то опасности никакой не будет. Ваша помощь будет нужна только с чинушами, да если наедет кто серьезный. Все ж мы пацаны простые, уважением еще не обросли, как вы.
- Лесть хороша в небольших количествах, Максим.
- Так-то правда, а не лесть, - вздохнул я. – Без авторитетного человека нас быстро под колпак другие возьмут.
- Допустим, соглашусь я ваше предприятие крышевать. И человека нужного найду, чтобы это контролировал. Дальше что?
- Схема простая. Есть у меня пара друзей, хочу их в долю взять. Будем шукать по районам и по знакомым нужные хаты. Обрабатывать хозяев буду я и Зуб. Он так-то запиздит любого, дай ему волю только. С ханыгами проще всего. Подкормить их, напоить и на уши присесть грамотно. Сами побегут хату переписывать. С ебанашками сложнее. Они там на учете все поголовно. Тут нужны связи в дурке или больничке, чтобы на неожиданного наследника глаза закрыли.
- Авантюрную идею придумала ваша светлая голова, но идею хорошую, - похвалил меня Афанасий. – Правда тут мне придется своими деньгами вложиться, сами понимаете.
- Если все получится, затраты отобьются быстро, - ухмыльнулся я, делая глоток чая. – По первой, да, подмазать многих придется.
- И какую долю вы хотите с этого предприятия? – хитро подмигнул мне сосед.
- Сорок процентов. С учетом, что идея моя, да и пацанам, кто в теме, тоже я платить буду. На металле с промки сыт не будешь, а тут покрутиться придется.
- Деньги хорошие, - задумчиво кивнул Афанасий. – Тут многие головой рискуют. Обдумать все надо хорошенько. С нахрапа лезть не вариант. Кстати, о вариантах. Наверняка у вас уже есть кто-то на примете?
- Есть. Вариант хороший, беспроигрышный. В восьмом доме Ветеран живет. Слыхали о таком?
- Кто ж об этом блаженном не слыхал.
- Зуб у него летом откисал как-то. Ветеран, говорит, на синьку здорово подсел, как мамка его на тот свет отправилась год назад. Из дома все выносит помаленьку, чтобы на бухло хватило. Ну а пацаны и рады ему в этом помочь. Так вот Ветеран спизданул Зубу, что кроме друзей, у него нет больше никого. Ни отца, ни матери, ни сестер, ни братьев. Все мечтает хату продать и в Иностранный легион уйти. Ебанутый, конечно.
- И что за друзья у него? Не впрягутся в случае чего?
- Не. Там такие же халявщики, как Зуб. Шпань районная. Всем известно, какой Ветеран пиздабол, потому нормальные пацаны с ним не трутся. Западло. Нассать ему в уши можно легко, знай только водку подливай, да угукай, когда он сказки рассказывать начнет. А там и идею свою ему подкинуть можно. По синьке он совсем дурак. Запросто согласится. А хата у него козырная. Двушка. Ремонт приличный. Такую с руками оторвут, только объявление дай.
- Умеете вы заинтриговать, - благодушно рассмеялся Афанасий.
- А то, - хмыкнул я. – Мы с Зубом на выходных к нему собираемся. Выпьем, потрещим за жизнь. Прощупаю его получше, а там глядишь и обработать без проблем получится. Главное, чтобы потом оперативно хату на своего переписали.
Купить мои книги можно на Литрес.
И в сообществе ВК.