СДАЁТСЯ С ПОДПИСКОЙ⁠⁠

Глава 5

День X наступил. Только вместо спецагента с навыками рукопашного боя и стрельбы из всех видов оружия была я — сценаристка с задолженностью по коммунальным платежам и привычкой грызть ногти в моменты сильного волнения. Сейчас от моих ногтей, кстати, осталось немного.

Я потратила все утро, перечитывая и заучивая свой контрсценарий. Если их метод основан на том, что человек подсознательно следует заданной нарративной структуре, мне нужно было зафиксировать в голове собственную версию событий.

В моем сценарии я приходила в архив, встречалась с Лозинским, выясняла его истинные мотивы, собирала доказательства его преступных планов и благополучно покидала здание в сопровождении Миши и его коллег из полиции. Никаких закрытых хранилищ, никаких краж секретных документов, и уж точно никаких убийств охранников!

— Простой план, — убеждала я свое отражение в зеркале. — Зайти, поговорить, выйти. Что тут сложного?

Весь день я не находила себе места. Пыталась работать над другими проектами, но мысли постоянно возвращались к предстоящей встрече. Что ищет Лозинский в архиве? Почему ему нужна именно я? И главное, как далеко он готов зайти, чтобы получить желаемое?

В 18:00 я начала собираться. Оделась практично, джинсы, удобные ботинки (на случай, если придется бежать), темная куртка. В сумку положила диктофон, запасной телефон и перцовый баллончик. Последний, конечно, вряд ли поможет против профессиональных манипуляторов сознания, но хоть какое-то оружие.

В 18:30 позвонил Миша.

— Я на месте, — сказал он. — Двое моих ребят тоже здесь, в гражданском. Будем наблюдать за входом в архив. Если что-то пойдет не так или ты не выйдешь через час, мы вмешаемся.

— Спасибо, Миша. Не знаю, что бы я без тебя делала.

— Надеюсь, не узнаешь, — хмыкнул он. — Будь осторожна. И помни, что вся эта затея с «программированием поведения через сценарии» звучит как бред сумасшедшего.

— Да, но иногда реальность безумнее любой выдумки, — философски заметила я.

В 18:45 я вышла из дома и поймала такси до киностудии. Всю дорогу повторяла про себя ключевые моменты своего контрсценария и пыталась успокоить бешено колотящееся сердце.

Архив Киностудии Горького располагался в отдельном здании на территории комплекса, старом двухэтажном особняке с колоннами, который выглядел так, будто сошел со страниц романа о дореволюционной Москве.

У входа меня встретила Марина Соколова, продюсер, которая звонила мне с предложением о работе. В реальности она оказалась высокой стройной женщиной лет сорока, с короткой стрижкой. Совсем не похожа на злодейку из комиксов.

— Алиса! Рада, что вы согласились, — она протянула мне руку. — Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным.

Я пожала её руку, отметив сильную хватку.

— Я тоже на это надеюсь, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.

— Пойдемте, я представлю вас команде.

Мы вошли в здание архива. Внутри пахло старой бумагой, пылью и еще чем-то неуловимым, может быть, историей? Высокие потолки, деревянные шкафы, заставленные папками, коробки с кинопленками. Типичный архив старой школы.

В небольшом конференц-зале за столом сидели трое: мужчина средних лет в очках, молодая женщина с планшетом и он — Виктор Лозинский. Я узнала его сразу, хотя видела лишь мельком у подъезда. Те же острые черты лица, те же пронзительные глаза, которые, казалось, смотрели сквозь тебя.

— Познакомьтесь, это Алиса Рязанцева, наш новый сценарист, — представила меня Марина. — Алиса, это Сергей Павлович, наш историк-консультант, Анна, ассистент режиссера, и Виктор Лозинский, креативный директор проекта.

Все трое кивнули мне. Виктор улыбнулся.

— Очень рад наконец познакомиться с вами, Алиса, — сказал он, и его голос прозвучал как у гипнотизера — мягко и властно одновременно. — Я много слышал о вашем таланте.

— Правда? От кого же? — спросила я прямо.

Он улыбнулся шире.

— У нас общие знакомые в индустрии. Мир кино тесен, вы же знаете.

— Особенно когда речь идет о секретных проектах, — добавила я, не сводя с него глаз.

В комнате повисла тишина. Марина нервно покашляла.

— Что ж, приступим к работе? — предложила она. — Алиса, мы хотели бы, чтобы вы ознакомились с некоторыми материалами. Это поможет вам лучше понять концепцию нашего фильма.

Она протянула мне папку с документами. Я открыла её и увидела заголовок: «Проект "Нарратив": история исследований влияния киноискусства на человеческое поведение».

— Занимательное чтение, — заметила я, перелистывая страницы. — Особенно учитывая, что этот проект был засекречен в 1970-х.

Виктор и Марина обменялись взглядами.

— Вы хорошо подготовились к встрече, — сказал Лозинский, не переставая улыбаться. — Это похвально.

— Я всегда изучаю материал перед тем, как взяться за проект, — парировала я. — Особенно если этот проект включает в себя написание сценария убийства.

Вот теперь улыбка исчезла с его лица. Марина напряглась, Сергей Павлович нервно поправил очки, а Анна, кажется, перестала дышать.

— Не понимаю, о чем вы, — медленно произнес Лозинский.

— Правда? Тогда позвольте освежить вашу память, — я достала из сумки распечатку сценария «Автор и соавтор». — Этот сценарий оставил в моей квартире ваш человек, актер Кирилл Марков, которого вы наняли, чтобы он сыграл роль загадочного арендатора. Здесь подробно описано, как я должна прийти в этот архив, найти какие-то секретные документы и убить охранника, который меня обнаружит. А потом, видимо, сесть в тюрьму за убийство, которое вы спланировали. Очень изящно.

Лозинский медленно опустился на стул. Его лицо приобрело задумчивое выражение.

— Вы действительно незаурядная личность, Алиса, — сказал он после паузы. — Большинство объектов не способны осознать, что ими манипулируют, даже когда им прямо говорят об этом.

— Объектов? — я приподняла бровь. — Так вот кто я для вас?

— Вы особенный случай, — Лозинский наклонился вперед. — Дочь одной из самых восприимчивых участниц оригинального эксперимента. С генетической предрасположенностью к нарративным структурам. И профессиональный сценарист, понимающий механизмы построения историй. Идеальный объект для завершающей фазы исследования.

— И что же это за исследование? — спросила я, стараясь сохранять спокойствие.

— Мой отец создал методику программирования поведения через нарративы, — ответил Лозинский. — Но он не успел закончить работу. Его убили, когда он был близок к прорыву.

— Убили? Я думала, он умер от сердечного приступа.

— Официальная версия, — Виктор махнул рукой. — На самом деле его отравили. Те, кто боялся его открытий.

— И кто же это был?

— Спецслужбы, конкуренты, бывшие коллеги... Какая разница? — он подался вперед. — Важно то, что я нашел его записи. И продолжил работу. И теперь, спустя тридцать лет, я близок к завершению того, что начал мой отец.

— К созданию метода контроля над людьми через истории? — уточнила я.

— К созданию инструмента, который изменит мир, — в его глазах горел фанатичный огонь. — Представьте фильмы, которые не просто развлекают, а формируют поведение зрителей. Книги, которые не просто рассказывают истории, а программируют читателей на определенные действия. Это революция в коммуникации, в политике, в образовании!

— В манипуляции, — добавила я.

— Называйте как хотите, — он пожал плечами. — Но эффективность метода неоспорима. И вы живое доказательство. Вы прочитали наш сценарий и, несмотря на все подозрения и опасения, пришли сюда точно в назначенное время. Потому что не могли поступить иначе.

Я почувствовала холодок. Он был прав, я действительно пришла, хотя знала, что это ловушка. Но я пришла не по его сценарию, а по своему. По крайней мере, я на это надеялась.

— И что дальше? — спросила я. — Что в вашем сценарии должно произойти сейчас?

Лозинский улыбнулся.

— Теперь, когда вы задали прямой вопрос, вы должны проследовать за мной в хранилище, где находятся оригинальные записи моего отца. Вы прочтете их и поймете ценность его открытия. А затем...

— А затем появится охранник, и я его убью, — закончила я за него. — Очень предсказуемо, Виктор. Я ожидала большего от мастера нарративов.

Его глаза сузились.

— Вы думаете, что можете сопротивляться программированию, потому что осознаете его? — он покачал головой. — Это иллюзия. Сознательное сопротивление только усиливает подсознательную реакцию. Чем больше вы сопротивляетесь сценарию, тем вернее ему следуете.

— Проверим? — я встала. — Ведите меня в это хранилище. Посмотрим, кто кого переиграет.

Марина встревоженно посмотрела на Лозинского.

— Виктор, может, не стоит? Она слишком много знает.

— Именно поэтому она идеальный объект, — ответил он. — Её сопротивление сделает эксперимент еще чище. И когда она все равно выполнит программу, это будет окончательным доказательством эффективности метода.

Он повернулся ко мне.

— Идемте, Алиса. История ждет своего завершения.

Мы вышли из конференц-зала и направились вглубь архива. Коридоры были тускло освещены, и наши тени танцевали на стенах, как в немом фильме.

— Знаете, что самое удивительное в нарративном программировании? — спросил Лозинский, пока мы шли. — Даже когда человек знает, что им манипулируют, он все равно следует заданной структуре. Это как смотреть фильм второй раз — ты знаешь, чем все закончится, но все равно переживаешь те же эмоции.

— Или не переживаешь, — возразила я. — Знание меняет восприятие.

— Но не меняет структуру, — парировал он. — А структура определяет действия.

Мы остановились перед массивной металлической дверью с кодовым замком.

— Специальное хранилище, — пояснил Лозинский. — Здесь хранятся наиболее ценные материалы.

Он набрал код, и дверь с шипением открылась. Внутри было прохладно и сухо, оптимальные условия для хранения старых документов.

— Вы ведь понимаете, что я не собираюсь никого убивать? — сказала я, входя в хранилище.

— Посмотрим, — загадочно ответил Лозинский. — История еще не закончена.

Хранилище оказалось просторным помещением с рядами металлических шкафов. В центре стоял большой стол для работы с документами.

— Вот что нам нужно, — Лозинский подошел к одному из шкафов и открыл его ключом. — Личный архив моего отца. Его последние записи перед смертью.

Он достал тонкую папку и положил её на стол.

— Откройте, — предложил он. — Прочтите. И вы поймете, почему его убили. И почему я потратил тридцать лет, чтобы завершить его работу.

Я посмотрела на папку. Это была ловушка и я это знала. Но любопытство пересилило осторожность. Что такого мог открыть Георгий Лозинский, что стоило ему жизни?

Я открыла папку. Внутри лежал всего один лист бумаги, записка написанная от руки, датированная 15 ноября 1989 года, за день до смерти профессора.

«Я совершил ужасную ошибку. Нарративное программирование работает, но не так, как мы думали. Это не инструмент контроля — это вирус, который изменяет реальность. Каждый запрограммированный сценарий не просто влияет на поведение объекта, он меняет ткань самой реальности. Мы не создаем инструмент, мы открыли дверь. И теперь нужно её закрыть, пока не стало слишком поздно. Субъект Д.Р. была права, когда сказала...»

На этом записка обрывалась.

Д.Р. — Дарья Рязанцева. Моя мать.

Я подняла глаза на Лозинского.

— Это какая-то бессмыслица. «Изменяет реальность»? «Вирус»? Ваш отец что, считал, что создал какую-то магическую технологию?

— Не магическую, — возразил Виктор. — Квантовую. На стыке психологии и квантовой физики. Сознание наблюдателя влияет на наблюдаемое, базовый принцип квантовой механики. А что, если структурированный нарратив может направлять это влияние? Что, если истории, которые мы рассказываем, буквально формируют реальность?

Он подошел ближе.

— Мой отец испугался собственного открытия. Решил все остановить. Но я понял его истинное значение. Это не просто метод контроля — это метод творения.

— Вы сумасшедший, — я покачала головой. — Истории не меняют реальность. Они отражают её, интерпретируют, но не создают.

— Нет? — Лозинский усмехнулся. — А как же вы объясните все совпадения в вашей жизни? То, как точно события следовали нашему сценарию? Случайность? Или может быть, реальность подстраивалась под нарратив?

Я хотела возразить, но в этот момент дверь хранилища открылась. На пороге стоял охранник, крупный мужчина в форме, с дубинкой на поясе.

— Что здесь происходит? — спросил он. — Доступ в спецхранилище закрыт после 19:00.

Я замерла. Вот оно. Ключевой момент сценария Лозинского. По его версии, я должна была напасть на охранника, когда тот обнаружит нас, и в борьбе убить его.

Лозинский смотрел на меня с нескрываемым интересом, ожидая моей реакции.

Я медленно отступила от стола.

— Извините, — сказала я охраннику. — Мы как раз собирались уходить.

Охранник нахмурился.

— Я должен сообщить о нарушении.

— Не стоит, Игорь Петрович, — вмешался Лозинский. — Это моя вина. Я задержал госпожу Рязанцеву для обсуждения важных деталей проекта. Мы уже уходим.

Охранник колебался, но потом кивнул.

— Хорошо, господин Лозинский. Но в следующий раз предупреждайте заранее.

Он отступил, пропуская нас.

Когда мы вышли в коридор, Лозинский посмотрел на меня с удивлением и... восхищением?

— Вы не последовали сценарию, — сказал он. — Интересно. Очень интересно.

— Разочарованы? — я не могла скрыть торжества. — Ваша теория о неизбежности программирования только что провалилась.

— Или подтвердилась иным образом, — загадочно ответил он. — Возможно, вы следуете другому сценарию. Тому, который написали сами.

Я вздрогнула. Откуда он знал?

— В любом случае, это только начало, Алиса, — продолжил Лозинский. — Наш эксперимент не закончен. Он только начинается.

— Для меня он закончен, — отрезала я. — Я ухожу. И если вы или ваши люди приблизитесь ко мне еще раз, я обращусь в полицию.

— С какими обвинениями? — он улыбнулся. — Что мы дали вам прочитать сценарий? Что предложили работу? Где состав преступления?

Он был прав, черт возьми. У меня не было никаких доказательств их злого умысла. Только странный сценарий и еще более странные теории о нарративном программировании реальности.

— Просто оставьте меня в покое, — сказала я, направляясь к выходу.

— Как скажете, — Лозинский не пытался меня остановить. — Но помните, Алиса, история всегда находит способ завершиться. Даже если финал не такой, как ожидалось.

Я вышла из здания архива, чувствуя, как дрожат колени. На улице меня ждал Миша.

— Ну как? — спросил он, — Что-нибудь выяснила?

Я открыла рот, чтобы ответить, и вдруг поняла, что не знаю, что сказать. Как объяснить нормальному человеку всю эту безумную историю о программировании поведения через сценарии? О квантовом изменении реальности? О генетической предрасположенности к нарративным структурам?

— Все в порядке, — соврала я. — Оказалось, это действительно предложение о работе. Странные совпадения, не более того.

— Уверена? Ты какая-то бледная.

— Просто устала, — я попыталась улыбнуться. — Спасибо, что подстраховал меня. Теперь я просто хочу домой.

— Я отвезу тебя, — предложил он.

По дороге домой я молчала, пытаясь осмыслить все, что узнала. Теория Лозинского была безумной, но что-то в ней заставляло меня задуматься. Все эти совпадения, вся эта странная последовательность событий... Что, если в его словах была доля истины?

И что значили последние слова его отца? «Вирус, который изменяет реальность»?

Попрощавшись с Мишей у подъезда, я поднялась в свою квартиру. Внутри было тихо и темно, обычная квартира обычной женщины. Никаких тайных экспериментов, никаких нарративных структур, изменяющих реальность.

Я включила свет и вздрогнула. На журнальном столике лежала флешка, точно такая же, какую оставил мне Кирилл. Но я точно помнила, что забрала её с собой в тот день, когда поехала к маме!

Дрожащими руками я подключила флешку к ноутбуку. На ней был один файл, сценарий под названием «Соавтор».

Я открыла его и начала читать.

«Сценаристка Алиса Рязанцева думает, что победила, сорвав планы Виктора Лозинского. Но на самом деле она только глубже погружается в эксперимент. Следующая фаза начнется, когда она вернется домой и найдет новый сценарий...»

Я захлопнула ноутбук. Сердце колотилось как сумасшедшее.

Они были в моей квартире. Они продолжали свою игру.

Но что, если Лозинский прав? Что, если дело не в манипуляциях, а в самой природе реальности? Что, если истории действительно имеют силу изменять мир?

Я достала телефон и набрала номер мамы.

— Алиса? — сонный голос. — Что случилось?

— Мама, мне нужно знать. Что ты сказала Георгию Лозинскому перед тем, как ушла из проекта? Что-то важное, что заставило его изменить свое мнение о нарративном программировании.

Пауза.

— Я сказала ему, что его метод работает не потому, что люди предсказуемы, а потому что истории имеют силу. Не просто психологическую, настоящую силу. Силу менять реальность.

— И он поверил тебе?

— Не сразу. Но потом... Потом случилось кое-что странное. Что-то, что заставило его пересмотреть всю свою теорию.

— Что именно?

— Я написала сценарий, Алиса. Сценарий о том, как профессор Лозинский обнаруживает фундаментальную ошибку в своих исследованиях и решает остановить эксперименты. И через неделю именно это и произошло. Точь-в-точь как в моем сценарии.

— Мама, ты веришь, что истории могут менять реальность?

— Я не знаю, во что верить, Алиса. Я только знаю, что после того эксперимента я перестала писать. Навсегда. Потому что боялась силы, которая скрывается в историях.

Я посмотрела на закрытый ноутбук, где ждал новый сценарий от Лозинского.

— А что, если... — начала я, но мама перебила меня.

— Не читай его, Алиса. Что бы там ни было. Не читай. Напиши свой собственный сценарий. Тот, в котором ты хочешь жить.

Я положила трубку и долго сидела в тишине, глядя на ноутбук.

Потом я открыла новый документ и начала писать:

«Сценаристка Алиса Рязанцева обнаруживает, что истории имеют силу менять реальность. Но вместо того, чтобы испугаться этой силы, она решает использовать её во благо. Она пишет сценарий, в котором Виктор Лозинский отказывается от своих опасных экспериментов и направляет свой гений на помощь людям...»

Я писала всю ночь, создавая новую реальность. Свою реальность.

А утром раздался звонок в дверь.

Продолжение следует...